А продолжения бывают на этих сайтах? Интересно чо в итоге, поехали или нет
Нина просидела так на кухне ещё минут десять, просто глядя в кружку с остывшим чаем. Казалось, сердце рвётся в разные стороны: одна половина тянула к бабушке, другая — к мужу и детям. Но ни одна из этих сторон не была «неправильной».Вечером она снова зашла к бабуле. Та лежала с закрытыми глазами, но, услышав шаги, тихо сказала:— Нинусь, ты… солнышко моё… Не плачь… У меня всё хорошо.Голос дрожал, но в нём была та же мягкая, тёплая интонация, которой бабушка когда-то утешала маленькую Нину, когда та разбивала коленку или боялась грозы.— Ты же поедешь, да? — вдруг спросила бабушка, будто вспомнила что-то важное. — Море… я его в последний раз видела… ой, давно. А ты езжай. И малышей свози. Мне от этого только радостно будет.Нина замерла. Бабушка опять начала путаться в словах, но эта фраза будто прожгла её изнутри. Она поняла: как бы ни сложилось, бабушка хотела бы видеть её живущей, а не застывшей возле постели, ожидающей конца.Через пару дней они всё-таки улетели. В сумке Нины лежал старенький бабушкин платок — тот самый, которым та когда-то прикрывала пирожки, чтобы не остыли. На море Нина часто доставала его, вдыхала знакомый запах и тихо разговаривала с бабушкой в мыслях.Через неделю пришло сообщение от мамы: «Бабушки больше нет». Нина плакала долго, но уже без того оцепенения, с которым жила последние месяцы. Она знала: успела попрощаться, просто не в привычной форме.А на следующий день, стоя по колено в тёплой воде, она держала детей за руки и смотрела на горизонт. И вдруг поняла — любовь не умирает, даже если человек уходит. Она просто становится частью тебя.И теперь бабушка — в каждом тёплом ветре, в каждом солнечном блике, в каждом пирожке, который Нина печёт для своих детей.
И теперь бабушка... в каждом пирожке.