Бррр... Пора бы уже наконец слезть с дохлой лошади и начать строить свою собственную жизнь. А не доколупываться до маман по поводу недодаденного. Да, обидно, что у других все было иначе. И что теперь? Маман не изменится. Есть хорошая фраза по этому поводу: человек не может отдать того, чего у него нет. В данном случае отсутствует любовь к собственному ребенку - ну что ж, бывает, нужно становиться самому себе взрослым, а не бесконечно ковырять старые болячки.
Это всколыхнуло во мне столько вспоминаний! И действительно: как только прочитала я про "плохо в больнице, зову маму, а она не приехала" - так тотчас стало ясно мне, что о любви там, мягко говоря, и петухи не поют. Ведь если любимая дочка плачет, что тяжело ей даже себя обслуживать и есть угроза выкидыша - скорее всего, горячо любящая мама бросит дела и примчится.
Хотя это лишь предположения. Зато есть то, что знаю наверняка: не так-то просто перестать искать воды в пустом колодце, если это колодец под названием "родительская любовь". Взять хоть для примера моего папаню: до сих пор, как дурно пахнущие помои, волочёт на себе, задыхаясь, историю нелюбви к нему своей мамани, моей бабки, и передаёт эту нелюбовь в следующие поколения.

Помню, как было мне 4 года, а он уж поставил меня пред собою и мне, рыдающей, обстоятельно втолковал нечто в таком духе: "Не плачь, что расстаёмся навек. Дарю тебе на прощание знание, полученное от твоей бабушки: родители ребёнку в принципе не нужны, всё это предрассудки. Учись быть самостоятельной". И сколько бы я ни звонила и ни искала его следующие 10 лет - был он непреклонен, проклиная меня и твердя одно: "Вот навязалась на мою голову, сказал же, что не люблю тебя и всегда буду ненавидеть. Жаль, что не померла ты в роддоме прямо в день появления на свет". И я все годы ломала голову: ну за что, за что так ненавидит? Хотя учителя в школе и друзья, а также родственники твердили: да просто псих он, не бери в голову, не думай об этом, живи жизнью.
Анализируя действия и слова папани, я отправилась бродить по родственникам, тёткам, дядькам, о которых только слышала воспоминания от моих бабки и мамы; зазнакомилась с бывшими коллегами отца и друзьями молодости (люди офигевали от того, что неизвестная девка к ним скребётся онлайн и оффлайн) - но в итоге сжалились и рассказали они всё одинаковое, и сложилась картинка, ибо узнала я о нём следующее.
Папанин отец со словами: "Ребёнку нужна только мать, ведь это она рожает и кормит; зачем это я вам понадобился?" - гордый логикой, бросил его, пятилетнего. Затем и мать его, женщина, чья красота сияла, как две луны и три солнца, посвятила себя поиску полюбовников ("сапоги за 15 тыщ" как нефиг делать), а отца в день 18-летия ждал сюрприз: туесок с клочками туалетной бумаги, пятьюдесятью копейками, коркой чёрствого хлеба - и запиской: "Я никогда тебя не любила, это не секрет; но больше и вовсе терпеть не могу, осточертел хуже горькой редьки. Изволь убраться до полудня прочь из моей квартиры, дабы могла я беспрепятственно тут обитать вдвоём с давним моим поклонником".
А отец мой горячо любил мать, все годы с детства старался её радовать и после того в общежитии рыдал месяц, отходя от шока (непреклонная мать сменила замки). И простил он ей даже то, что из-за неё он лишился левой руки: когда он упал с дерева и получил сложный перелом, мать сказала: "Вот ещё, буду я на тебя, отродье, тратить время, нервы и деньги" - и не повела к врачу; а когда его, еле живого, обнаружили той осенью 1940 года соседи, руку спасать уже было поздно. Сейчас бы, наверное, натравили ювенальную юстицию (или социальные службы, или как там это называется) - но тогда лишь молвили: "То несчастный случай, бедная мамочка, какое горе это увечье сына и для неё тоже".

Далее отец мой, едва оправившись от шока, поклялся, что завоюет любовь мамы; но та осталась непреклонна и умерла в возрасте ста лет с проклятиями на устах: "Будь проклят день, когда, поддавшись уговорам знакомых, решила родить ребёнка вместо того, чтобы просто заниматься безопасным сексом с поклонниками. Ненавижу тебя, жаль, что ты не сдох в роддоме".

Свидетелем того была моя тётка, которую тоже, кстати, прокляли под горячую руку. И с папанею вместе рыдали они, обнявшись.
И тогда отец мой не справился и впал в безумие: стал твердить, что "мама увидит с того света его успехи, оценит и полюбит, и ещё с того света явится во сне и покается", - для чего посвятил себя изобретению лекарства от рака и эликсира бессмертия (пока не изобрёл, но думает, что уже скоро, уже вот-вот).
Мне же он все три раза, что довелось с ним встретиться в жизни, повторял рефреном те слова, услышанные когда-то от своих отца и матери: "Умерла бы в роддоме, легче бы было; зачем согласился я на детей, ведь не люблю и никогда не любил; ну и отвратительная же ты уродина, да впридачу и колдовать не умеешь и мне ничем помочь не можешь, какой прок от тебя".
Хоть я отца и гневно осуждаю, иной раз роняя даже от обиды крупные слёзы (а ведь столько лет прошло) - а всё же не жалеть его не могу. Вот так взросли в нём семена, посеянные свирепой и неумолимой моей бабкою (и отчасти аутичным дедкою)

И так же, как он, где-то в глубине души всё ещё мечтаю, что одумается однажды этот здоровый, бодрый и моложавый 85-летний старик; что вдруг позвонит либо приедет и скажет: "Прости, как же я так мог? Прости, позволь наверстать, буду любить тебя хоть последние отведённые мне годы жизни". Но нет, тщетно. Не бывать этому никогда.
А вдруг? Ведь и не такое бывает на свете
