Еще моделька «с ногами» смотрит, как ей кажется, соблазнительно, прикрывая рот банкой с дешевым лагером. Все они так, думают, что, если есть ноги, или грудь, или, в случае с парнями, модная борода и то, что по скудоумию называют чувством юмора – и они уже подходят. Нет. Это так не работает. Вы не можете взять что угодно и получить хорошее сочетание. Грациозный олень может быть не менее прекрасен, чем спорткар с ним же на капоте, но будут ли они красиво смотреться вместе? Да и нужно ли хорошо смотреться, если хочется быть, наполняя всю окружающую реальность совершенством? Инь-Янь не о парных галстуках и дабл-луках, и каждый подошедший по размеру кусочек должен подходить и к общей картине. Эстетическая гармония не достигается смесью травы с кокаином, хотя оба они и расширяют понятия прекрасного. А к чему, скажите, как не к красоте, может стремиться человек, даже в таком задрипанном захолустье среди палаток, замшелых деревьев и противных москитов, еле отгоняемых кострами? Собственно, других ответов на эти пустые вопросы у Дэвида и не было, как и не было настроения их придумывать, да и вообще открывать рот лишний раз, ввязываясь в разговоры. В пол-уха он фильтровал этот полупустой треп вокруг себя, плавно перетекающий от упаднической цветовой палитры поздних импрессионистов на подбор аккордов очередной модной группы, где-то между делом затрагивая философию утренних тостов и споры о сортах водки вперемешку с концепцией моногамии и определения измен. Кто-то все это время рассказывал историю своей трагичной любви, а кто-то – полного отречения от всей этой чепухи в пользу свободы. Прекрасный вариант для вечера пятницы, как ни крути – это лучше, чем втыкать в голубой экран или же слушать гомон в каком-нибудь душном баре или же мило улыбаться на вечеринке в чьей-то квартире в стиле Тиффани. По крайней мере никто из присутствующих не вызывал у него отвращения ни своим видом, ни своими словами. Дэвид рассеянно провел рукой по вьющимся волосам Реми. Поехать вдвоем сюда было неплохой идеей, как минимум помогает отсеивать излишнее внимание – один он уже вполне мог бы с равной вероятностью и зацепиться с кем-нибудь, кто обычно не был бы интересен, и сцепиться с кем-то не интересным, но навязчивым. Демонстративное же поведение парочки работало надежнее, чем обручальные кольца у некоторых его знакомых. Впрочем, надолго рука не задержалась – чужая гитара была всяко интереснее. А для остального есть вечер и их палатка. Согласитесь, что забрать на ночные развлечения свою половинку куда логичнее, чем чужую авторскую гитару японской работы, пусть ты и уже успел влюбиться в это выдержанное грушевое дерево и глуховатое звучание с приятным, еле слышным для несведущих подзвуком. Как волшебно они звучали бы вместе в какой-нибудь уютной студии с мягкими пробковыми стенами и приглушенным теплым светом, можно было только мечтательно представлять. Все равно эта красотка не задержится у него и лишней минуты. Впрочем, оставалось успокаивать себя тем, что гитары никогда не были по-настоящему «его» типажом, даже такие изысканные и необычные. Кальян разносил приятный запах легкого дыма, но к нему примешивался резкий, раздражающий самим фактом своего существования химический привкус. Непонятно как, но, завязав с кокаином, просидев на нем почти два года, Дэв начисто перестал видеть очарование и в остальных стимуляторах творчества и удовольствия, позволяя себе максимум бокал чего-то покрепче в соответствующей обстановке, или сигарету там, где она казалась чертовски уместной и придавала бы нуарное очарование моменту. Между делом кто-то уже буквально на пальцах и венах пытался объяснить соседу, почему Ван Гог однозначно мог работать только на морфине и как из этого следует увлечение подсолнухами и просторами в его холстах. Занятная теория. В ход пошли клятвы на степени в области искусств Парижского Университета. Но лучше стоило бы ставить на алкоголь, чем на дипломы. Нельзя сказать, что после колледжа и кокаина он ударился в праведную жизнь – найти способ подпортить здоровье и ускорить собственный конец можно найти всегда. Но не наркотики. Слишком попсово, слишком банально, слишком жутко и неэстетично – уже сейчас на лицах
некоторых из сидевших вокруг костра были заметны следы многолетних увлечений, те, что не скроет ни пластика, ни молитва, ни слой штукатурки. Он не хотел так. Не для себя, по крайней мере. Конечно, определенное очарование героинового шика свежих выпускников никто не отменял, но они не могли бы стать партнерами надолго, не смотря на то, как эти тонкие бледные пальцы смотрелись на его собственных запястьях и инструментах, и как горячи бывали их ночи – страсть, практически животная страсть на грани истерики. Голый восторг и эстетика, оттененная винным и свечами. Хорошо, что Реми не по этому. Кажется, это начинает переходить в привязанность. Заботиться о чьем-то здоровье раньше в планы парня не входило. Но сейчас Его Очарование, как он называл Реми вместо скучных солнышек и заек, явно выбивалось из ряда всех прочих. Интересно, надолго ли? И нужно ли им это долго? Никто никогда не застрахован от решения мирно уйти под любимую пластинку, и иногда это можно сделать и вместе. Разве что не в духе Сида и Нэнси, а скорее в духе этих жутковатых, но от того не менее прекрасных азиатских историй, попавшихся ему когда-то в школьной библиотеке. Малознакомый мужской голос жаловался, что никак не может набраться смелости и признаться в своих чувствах, на что ему порекомендовали оставить записку объекту воздыхания, прикрепив её на крыше палатки, в духе старинных любовных писем, передаваемых полутайно, намеками. Забавно, казалось бы, после подобного разговора любой поймет и узнает все, увидев бумажку. Никакой тайны не получится. Это, конечно, не переписка Кэтрин Ховард, способная закончить чьи-то жизни, но он бы предпочел действовать мягче, более завуалированно, что ли. А с другой стороны – в мечущихся отсветах пламени и клубах самого разного дыма кто запомнит лицо? Захочет ли запоминать? Вечер плавно смазался в ночь, и момент, когда Дэвид оказался в палатке, уткнувшись носом в теплое плечо рядом, как-то незаметно наступил сам по себе. Лагерь не спал, судя по звукам вокруг – не все согласны были довольствоваться этой ночью простыми объятьями. Но не в палатке на спальном мешке, нет. Это будет грязно, суетливо и неуместно. Зачем? С этими мыслями он неожиданно для себя и проснулся. Солнца не было – как и не было рассвета. Скорее было ощущение, что уже утро, и далеко не раннее, хотя ни птиц, ни насекомых, ни шевеления людей слышно не было. Только накрапывающий, немного заунывный и убаюкивающий дождь. Будь они в квартире, стоило бы заварить кофе и устроиться поудобнее на диване, но сейчас выходить из палатки к накрытому вопреки всем правилам безопасности костру, где можно было разжиться горячей водой, казалось излишней работой. Между тем, он и не отдыхать сюда приехал. Вчера все было приятно и расслабленно, но сегодня вечером он должен показать всем не просто лучшее выступление, а то, о чем будут вспоминать и уехав отсюда. Не шоу, шоу у него не было. Только музыка. Даже без прелестных танцовщиц в экзотических нарядах, если только кто-то из зрителей не захочет добавить выступлению щепотку пряностей. Он всегда охотно пускал танцующих девушек на сцену, ведь они своей энергией могли иной раз завести весь зал, даже когда ему это почему-то не удавалось. Ситар казался многим пережитком времени, когда его привезли в Британию из своего турне Битлы, решившие приобщиться к индийской музыке и бурдонным струнам, создававшим поразительный резонирующий эффект, в крайнем случае его связывали с подражанием Роллинг Стоунз – и шуток по этому поводу Дэвид уже получил немало, но что поделать? У каждого своя эпоха в душе, и для него лично эталоном так и оставался ритм-энд-блюз, пусть и сдавший свои позиции уже пару десятилетий назад. Вчерашняя гитара тоже была с закосом под старину, если так посудить – кроме короткой реабилитации в начале семидесятых из этой древесины не работали с ревущих двадцатых, а то и раньше. Что ж, можете считать его старомодным, но по-настоящему качественные вещи, обладающие красотой души – вечны. Не придираться же к старинной архитектуре, например, это же не галстуки, которые теряют актуальность меньше чем за сезон. Это то, что будет и через века будоражить фантазию людей и вызывать наслаждение своими чарующими звуками.
Он специально не использовал никаких резких движений, чтобы не разбудить кого-нибудь. Это Реми не привыкать спать даже на самых жестких репетициях с бочками, усилителями и руганью, а вот обитатели соседних палаток не обязательно должны были обладать подобным опытом. Редкие капли из-под полога все-таки попадали на кожу, холодили лицо и стекали по изгибу ситара. Интересно, закончилась ли чем-то эта ночная идея с запиской? Если да, то парня чертовски жаль – судя по блеску травы и палаток, дождь шел уже не первый час, и любовное послание скорее всего превратилось бы в размокшую тряпицу. Но это не его дело. К полудню наконец вышло солнце, позволив заменить так и не выпитый кофе сразу на банку пива из личных запасов. К чему эти условности с традиционным завтраком в лесу? До выступления еще несколько часов, и он все равно еще три раза протрезвеет за это время. Оставалось лишь найти, чем его занять – но тут на выручку пришло Очарование, мягко поднырнув под локоть и предложив прогуляться среди деревьев и, может даже, сделать пару фото на их туристическую камеру. Эта безделушка стоила дороже, чем последняя гитара Дэва, но когда-то он просто не смог устоять перед просьбами Рэми, что для них это единственная возможность получить пристойные изображения самого Дэвида, которые можно будет использовать для промо, а может однажды и для обложки альбома, если тот решит выпустить его. Впрочем, использовался он сегодня явно не по назначению. Фото Рэми на фоне деревьев. В траве. С приспущенной рубашкой и дурацким венком на голове – и откуда только он взялся? Следующая серия снимков – уже по колено в ручье, только в бесстыже облегающих ноги мокрых джинсах, пластиковых бусах под кость и с ехидной, но такой соблазнительной и манящей ухмылкой. Фото поцелуя. Еще одно. И еще. Наконец камера отправилась на ворох скинутой одежды и больше уже не отвлекала их от главного занятия. Мягкость травы только заводила, а наличие воды рядом позволяло не беспокоиться о том, что что-то может пойти не так. Никакой грязи. Только наслаждение. Никто из них не был консерватором, но даже солнечные блики вокруг и те располагали к дополнительной игривости и фривольностям. Мягко поцеловав сосок, Дэв пробежался пальцами по гладкому животу, способому вызвать зависить у завсегдатаев йога-классов, и начал опускаться ниже. Казалось, все, что он видел и ощущал сейчас, вызвало лишь неподдельный восторг, начиная от контраста теплой кожи с прохладой травы и заканчивая вплетением ритма дыхания в щебет случайных птиц и плеск воды. Еще больше солнца в волосы и неслучайных касаний, и в какой-то момент уже он ощутил себя лежащим на спине, когда их роли стремительно поменялись. Но так было даже лучше.
Однако, как бы не хотелось, растянуть этот момент до бесконечности было невозможно - запас сил у обоих был все-таки ограничен, да и для простого лежания в обнимку погода, не смотря на обманчивое тепло, не баловала. Даже при постоянном движении пальцы, руки и спина начинали подмерзать, да и губы Реми своим оттенком все ближе стали приближаться к голубо-розовому. Не хватало им ещё перемерзнуть перед вечером. Случайный блеск в траве привлек их внимание. Да, возможно, конечно, это лишь залежавшаяся роса, но вдруг кто-то обронил что-то? Дэв бы даже не стал нагибаться, но Реми – сорока из сорок и было бы странно ожидать чего-то другого – находка тут же была поднята и гордо продемонстрирована парню. Старая карточка полароид явно провела здесь не один год, как можно было судить и по выцветшим цветам фото, и по одежде парочки на них – казалось, очки, надетые на девушке, всем своим видом намекали на прошлое десятилетие, если не раньше, да и в целом их вид отсылал куда-то к детям цветов. Впрочем, Дэв счёл это скорее добрым знаком, рассмеявшись и притянув к себе Реми для поцелуя. Эти ребята такие счастливые, прямо как мы сейчас. И такие же случайные и неожиданные для этого места, не правда ли? Вечернее выступление, еще одна ночь – и вот они уже будут трястись в скучном междугороднем автобусе подальше отсюда. Но сегодня все еще будет.
День определенно не заладился с самого утра.
Сперва был выход тетушки Роуз, которая подловила его выходившим из квартиры, с ее дурацким "Бобби, куда ты так вырядился?". Неудобное ощущение от того, что она назвала его детским именем, не смог скомпенсировать даже приготовленный тетушкой сэндвич с индюшатиной. Прямо язык чесался рассказать, что её обожаемый Бобби вытворял с мужем её же любимой подруги, но Роберт сдержался. Всё-таки, пусть лучше тётя Роуз продолжит восхищаться Льюисом, его заботой о гортензиях в палисаднике, мужественностью и благородством, а не представлять его пыхтящим со спущенными штанами... К тому же, еще не хватало, чтоб после этого она пошла исповедоваться. Тогда преподобный Генри покраснеет, а ему тоже есть, за что краснеть.
Потом, как нарочно, еще и потрепанный Форд Капри, похожий на гигантскую обиженную жабу, не хотел заводиться, только скрежетал и содрогался.
Когда Роберт израсходовал весь запас проклятий, и умудрился оживить машину, оказалось, что пара улиц в самом центре перекрыта, и ему пришлось два раза проехать по Centenary Square, перед новым зданием театра, и это окончательно вывело его из себя, и убило весь боевой настрой. Чертов район. Была б его воля, больше бы там не появлялся, даже старый Rep на Броад Стрит не вызывал у него такого чувства неприятия. Он покосился на гитару, лежавшую на рядом на пассажирском сиденье. Да-да, подруга, ты же знаешь песенку про закулисный мир...
А ведь когда-то он практически рос в этом театре. Его родители все время были в разъездах, и тетушка Роуз брала его с собой на работу. Пока она подметала пол, полировала деревянный пол сцены, маленький Бобби шнырял между декораций, представлял себя актером, иногда дядя Фред брал его с собой на крышу, за что получал от жены по полной. Но каминные трубы Роберта не интересовали. Он быстро стал любимцем труппы, поверенным для любовников и алкоголиков, принося страждущим записки и фляжки, и получая в обмен сначала сладости, потом и монетки.
Потом, когда из пухлощекого Бобби-овечки-в-кудряшках вырос угловатый Роберт-античный-бог, театр переехал. Уже не стало фасада с колоннами, поручения стали серьезнее. Иногда вместо денег ему перепадала марихуана, и штуки посильнее. Вместе с жаждой приключений это и привело его в объятия почтенных отцов семейств. Сам по себе опыт был забавным, но повторять особо не тянуло, хотя на машину он тогда заработал.
Чертов Rep. Роберт сплюнул в окно и вырулил на шоссе. Моросил дождь. Идея выступить на концерте целиком и полностью принадлежала Энджи. Она вообще была неугомонной, как юла. "Тебе нужно расти" - говорила она, "вот только фамилия у тебя дурацкая, Джонс.. Надо придумать что-то оригинальное" и водила Роберта по непонятным вечеринкам, где он старательно смотрел в рот очередному богатею, параллельно пытаясь казаться надменным и циничным. Это было не так уж и сложно - ну что эти люди знают о жизни?! Да ничего. Они рождаются с чеком в руке, их опекают, оплачивают все капризы, отправляют учиться в Кембридж или Оксфорд. Они не видят протестов шахтеров, обожают Каллагана. Потом, когда они уже просидели штаны на высокооплачиваемой должности, сверху падает наследство от троюродной тетушки. Кретины. Пустоголовые идиоты. Маменькины сынки.
Энджи тоже не особо от них отличалась, но хотя бы была живой. И уж она-то точно знала, каково это, когда тебя бросают родители. Хотя, ее бросили в очень неплохой компании. И это мешало Роберту по-настоящему ее полюбить. Он всегда чувствовал себя чем-то вроде ее домашней собачки.
Роберт часто задавался вопросом, почему они с Энджи оказались вместе.. Наверное, как обломки корабля, прибитые к берегу. Она - сирота и сплошной кричащий протест, хотя ее протест был из комфортной золотой клетки. Он - как летучая мышь, ни к птицам, ни к зверям: его раздражали и дети рабочих, безмозглые брамми, и кичливые детки удачливых родителей.
Последние выводили его из себя особенно. Родители Роберта цеплялись за жизнь, как могли. Переезжали туда, где была работа, пока их дети скитались по родственникам... Никогда не жили достаточно долго в одном городе, чтобы получить социальное жилье. Рвали себя на кусочки, где-то на далеких островах, чтобы Роберт и его брат могли избежать их печальной участи. А другие уже рождались с серебряной ложечкой во рту, окруженные заботой, и, тем не менее, были бездарями, которым все удавалось без усилий. Им не надо было бежать домой после смены, смывать фабричную грязь, а после притворяться надменными прожигателями жизни...
За зарослями бузины мелькнул указатель, поворот был уже близко. Роберт съехал на проселочную дорогу, вдалеке виднелись палатки, группы людей. В самом конце поля маячила сцена, а за ней - шатры. Надо бы припарковаться к ним поближе. Нет, он не горел желанием толкаться посреди чокнутых дружелюбных хиппи и прочего народца - он приехал с конкретной целью: удивить, шокировать, да даже спустить штаны при всем честном народе, и помочиться на публику. Хотя, нет. Энджи рассказала, что на концерте будет пара-тройка засланных со студий звукозаписи, чтоб найти талант за грошик, новую кровь. Ха, тяжело быть из Бирмингема, где звезд, как в августовскую ночь, одни "Black Sabbath" чего стоят...
В этот момент размышления Роберта прервало что-то промелькнувшее на дороге прямо перед машиной, не то крыса, не то котенок. Он выкрутил руль, и утопил тормоз до предела. Автомобиль повело, и бросило на лужайку. Выехать оттуда не получалось. Похоже, чтоб выбраться, придется толкать...
Роберт с ненавистью захлопнул дверь машины, крепко засевшей в глине, и со всей силы пнул по колесу. Получай, зеленая рухлядь!
Будущий металлолом отозвался грустным звоном, и, будто нарочно, в этот самый момент блеснула молния, и ветер швырнул в лицо Роберту горсть холодных капель. Пришлось снова бороться с дверью, чтоб спрятаться обратно в автомобиль, укоризненно взвизгнувший ржавыми амортизаторами.
Вся затея с фестивалем уже не казалась такой гениальной, как ее рисовала Энджи...
Сидя в машине, Роберт еще раз повторял про себя слова песни, которую собирался петь:
( ублюдки, поклонитесь мне, богу)
Дети рабочих, подойдите ближе / теперь у вас новый бог /
Он любил придумывать себе персонажей, как его тезка, Дэвид... Ну, конечно, марсианином он бы не вырядился, но для начала его герой, в общем-то, неординарен. Он тоже из другого мира, но его мир еще не построен...нужен бунт, восстание.
Самое яркое воспоминание детства, которое он хранил - как старый Фил, ведущий актер труппы, умел преображаться. Вроде бы, в жизни он был старикашка, с трясущимися руками - а потом, откуда не возьмись, на сцене вдруг появлялся статный бравый вояка. Или сумасшедший король.
Дождь перестал барабанить по крыше, и небо посветлело. Роберт решился выйти. Трава была отвратительно влажной, мир вокруг был особенно, по-деревенски, мокрым, и волосы щекотали уши, сворачиваясь в завитки.
До сцены он добрался без приключений, перекинулся парой фраз с организаторами. Его небесно-голубой костюм и черно-белые сияющие острыми носами ботинки произвели должное впечатление (молодчина, Энджи, всю кухню знает), и Роберту выделили отдельный закуток, прямо за сценой, вполне достойный, с длинной скамьей и зеркалом, и даже устроили небольшую экскурсию. Техники по звуку, которые уже подогревались какой-то бурдой, почти с реверансами вручили ему ледяную банку пива., решив, что он - важная персона.
Нарезав пару кругов вокруг сцены, Роберт отпил несколько глотков и огляделся вокруг - ничего интересного, обычная рабочая молодежь, видимо, гуляет не первый день - вокруг груды мусора, повсюду сладковатый запах марихуаны, кто-то бренчит на гитаре.
Тьфу, что за дешевую дрянь они пьют? Бриллиант. Двойной. Черная банка полетела в стихийную кучу мусора.
Эль быстро прошел свой путь, пока Роберт шлялся между палатками, упиваясь своей неотразимостью, и переполненный мочевой пузырь заявил о себе. У единственного туалета уже стояла небольшая очередь, дружно пританцовывая. Желания ждать у Роберта не было, да и запашок, витающий в воздухе намекал на то, что лучше не наступать в это дерьмище дорогой обувью. Он огляделся, увидел тропинку, ведущую к опушке, и направился туда, гордо смахнув локоны со лба.
Осторожно, чтобы не измазать светло-голубые брюки, Роберт обошел колею, и встал поближе к кустам, помочился, и удовлетворенно выдохнул. В этот самый момент вышло солнце, и опушка преобразилась: мокрая листва заискрилась и заблестела, серость куда-то исчезла, и остался только летний день. На другой стороне колеи сверкал радужный шар. Роберт приблизился, и удивленно присвистнул: из травы возвышался куст осота, увенчанный здоровенным цветком. На каждом волоске и колючке сверкала микроскопическая росинка, и все вместе переливалось и сияло не хуже зеркального шара.
Пойло натощак делало свое дело. Не зря реклама гласила: "Дабл Даймонд творит чудеса". Заглядевшись на цветок, Роберт вдруг подумал, что это чудо -
был он сам - обиженный паренек с окраин, колючий ёж, как вот этот осот, который раскачивался перед ним, весь усеянный переливающимися каплями воды. Вырос посреди грязи и мусора, и всё ему нипочём.
Роберт потянулся было, чтоб щелкнуть по цветку, чтоб увидеть, как разлетаются капли, но ноги предательски заплелись, и щегольские ботинки заскользили по грязи. Падая, он умудрился приземлиться на четвереньки, и едва не ткнулся лицом прямо в колючки. Швы узкого пиджака предательски затрещали. Осот услужливо качнулся, и холодные брызги полетели Роберту в аккурат на шею, за ворот рубашки. Ладонь пронзило болью,
Чертыхаясь, он попытался подняться, и отдернул руку - не хватало еще порезаться на этой помойке. Но в глине, в отпечатке ладони, лежала серёжка с ярко-зеленым камешком.
Вся ситуация была настолько абсурдной, что Роберта пробрал смех: вот, он стоит на четвереньках, античный бог посреди свалки, туалета и места утех, на коленях перед мокрым сорняком, идиот.
Но смеяться быстро расхотелось. Мысль о том, что костюм, подаренный Энджи, испорчен, сменилась ужасом от предчувствия унижения. Ведь теперь придется пробираться к сцене через все поле.
Подниматься пришлось осторожно, чтобы еще раз не поцеловать грязь. Чтобы пройти незамеченным, Роберту пришлось делать крюк, избегая многочисленных компаний, развалившихся на траве. Их неопрятность уже не казалась такой неоправданной. По крайней мере, они-то наслаждались свободным временем, не боясь изгваздаться, жарили сосиски на огне и газовых горелках, и ждали зрелищ.
По пути Роберта кто-то окликнул, и он замер в ожидании.
- Эй, приятель, ты не видел мопса?
- Кого?
-Мопса, собачку. Бежевую, с черной мордой, небольшую.
-Нет, не видел - с досадой отмахнулся Роберт, и, стараясь не попадаться на глаза парням, потрусил дальше к шатрам. Уже в тот момент, когда он нырнул за спасительную шторку, в его голове промелькнуло воспоминание - маленький бежевый комочек на дороге, из-за которого пришлось тормозить носом в глину. "Чертова храпящая сосиска" - подумалось ему - "тебя ж крысы сожрут".
Оказавшись в безопасности, Роберт первым делом разделся и оценил масштабы катастрофы: брюки ниже колен были вымазаны в грязи. У пиджака пострадали рукава, и разошелся шов на спине. Рубашка была цела, но манжеты тоже запачкались.
Пришлось пожертвовать носовым платком, чтобы оттереть ботинки. Когда он складывал испорченный костюм в сумку, из кармана штанов что-то выпало, звякнув о пол. Это была та самая серьга с зеленым камнем, на которую он напоролся в лесу. Роберт убрал ее в кармашек футляра для гитары, как трофей.
К счастью, одежда для концерта была гораздо удобнее. Мэй, сведущая в моде подруга Энджи, настаивала на акцентах - не надо ярких тряпок, нужно одно яркое противоречие. Строгий верх, и, скажем, продранные джинсы. Или, наоборот - классическая брючная двойка и женский топ. Деловой костюм и макияж. Борода и женское платье.
Роберт втиснулся в трико, застегнул брюки. Поплевал на карандаш, и подвел глаза. Провел расческой по волосам, превращая локоны в львиную гриву. Улыбнулся своему отражению, затянулся самокруткой с травкой, и выпустил дым колечком. Его взгляд упал на сверток с бутербродами. День, кажется, налаживался.
Шшшрррк - захрустела бумага, освобождая заботливо приготовленный тетушкой сэндвич. Роберт приготовился было впиться в него зубами, но предусмотрительность взяла верх. Сценической одеждой нельзя было рисковать. Он расстелил на коленях пиджак от утреннего костюма, сделав из него подобие скатерти, и осторожно откусил самый край хлеба. Отпил глоток пива. Прислушался к себе. В три укуса покончил с сэндвичем, и с удовольствием закурил. До его выступления оставалось несколько часов, а со сцены уже доносилась музыка. Но Роберту она абсолютно не нравилась, ритм был скучным, голос певицы напоминал мяуканье. Следующий дуэт был ничуть не лучше. То же мяуканье вперемешку с завыванием.
В шатре становилось душно, после съеденного, выпитого и выкуренного клонило в сон. Он отодвинул занавеску, взял из сумки радиоприемник, надел наушники, и попытался найти нужную волну. Затем вернулся обратно на скамью, и сел, болтая ногами. В просвет была видна толпа, беснующаяся у сцены Духота становилась вязкой и ирреальной, но сил сопротивляться сну уже не было.
О, Лу Рид шепчет про спутник...
... Satellite's gone up to the skies
Things like that drive me out of my mind
I watched it for a little while
I like to watch things on TV
Satellite of love
Satellite of love
Satellite of love
Satellite of
Satellite's gone way up to Mars
Soon it'll be filled with parkin' cars
I watched it for a little while
I love to watch things on tv....
Роберт закрыл глаза, и снова открыл. Ничего не изменилось. Освещенная солнцем толпа, парни и девушки, пьяные и счастливые, танцуют вместе. Волосы в солнечном свете, как нимбы. Это они боги. Они полетят на Марс. А Роберт - всего лишь клоун. Усталый поломанный клоун, живущий чужой мечтой. Спутник на вечной орбите.
Закрываем глаза. Песня закончилась, спутник улетел далеко, начинается выпуск новостей.
Сквозь полудрему Роберт почти не различал слова диктора, пока не пришло осознание услышанного: "в связи с потерей Соломоновыми островами статуса колонии, премьер-министр Великобритании рекомендует начать операцию по репатриации..."
В этот момент в дверном проеме появилась девчушка:
- Джонс? Выход через десять минут!
Роберт приобнял микрофон, провел рукой по гитаре, набрал побольше воздуха в легкие и зажмурился. Он знал, что сейчас внимание толпы приковано к нему. Солнце светило прямо в лицо. Но привычная злоба улетучилась вместе со спутником. Слова появились сами собой:
Я клоун, я манекен.
Вы завидуете мне, а я - вам
Танцуйте до утра,
Я смою маску с лица
Ты думаешь, я лучше?
Хочешь - мы поменяемся жизнями
Ты будешь лицедеем,
А я буду любим.
Финальный аккорд, выдох, аплодисменты. Спутник покинул орбиту. Роберт распахнул глаза. Мама и папа едут домой.
Я сказал Милли, что нас с Толстым Бобом позвали на фестиваль под Бирмингемом.
— Ты почему опять бухой? — сказала она.
— Выпил чуток на радостях. Не гунди.
Я взял еще пива.
— Поехали со мной.
— Ты будешь там нажираться в толпе незнакомых рыл, а мне что делать?
— Петь песни, слушать музыку и пить. — Я подумал и добавил: — И встречать рассветы.
Милли сморщила нос.
— Энди, я хочу квартирку на Централ-стрит, машину и пару ребятишек через несколько лет. А ты не можешь найти нормальную работу, пьешь и орешь песни со своими дебилами-друзьями.
Я пил пиво и молчал.
— Я потратила на тебя лучшие годы, а ты ведешь себя как мудак!
— Не гони, мы встречаемся всего три месяца.
— Что ты в этом понимаешь, дебил!
Она швырнула в меня бутылкой.
Я увернулся. Бутылка покатилась по полу, расплескивая пиво. Милли готовилась заплакать. Я встал и ушел.
На фестиваль мы приехали на машине Толстого Боба, я, Марк и парень, про которого Боб сказал, что его надо подбросить. Парень был бухой и всю дорогу проспал на заднем сиденье. Марк ныл, что его укачивает. Я был трезв и мучился этим.
На поле у реки стояли шатры и везде копошились люди, раскладывали палатки, рылись в рюкзаках и сидели на траве.
Наконец, мы остановились. Трава была по пояс. Солнце жарило все сильнее. Марк побежал в кусты.
Боб выбросил из машины палатку, и какое-то время мы возились, переругиваясь, вбивали в землю колышки. Потом я достал из машины теплое пиво. Палатка стояла, скособоченная, но было плевать.
Недалеко от нас расположились девчонки. Я смотрела на девчонку с длинными волосами и в коротких шортах и ждал, когда она наклонится.
— Давайте поделим баб, — заявил Толстый Боб. — Мне вон ту светленькую.
— Отсоси, — сказал я и пошел по пружинящей под ногами траве.
Зашел в лагерь девчонок и обнял светленькую за титьки.
— Привет.
Она посмотрела прозрачными глазами, убрала мои руки с титек и сказала:
— А ты смешной.
— Ты смотри, к Мэг и в поле мужики липнут! — воскликнула девчонка в джинсах. Сунула мне в руки котелок. — Иди сходи за водой, доходяга!
— Я с ним, — сказала Мэг и взяла меня за руку.
Мы пошли по траве, позвякивая котелком. Я угостил ее пивом. Она предложила поискать чего покрепче.
Потом мы пили со знакомыми Толстого Боба.
— Почему вы зовете его Толстый Боб? — спросила Мэг. — Он же худой.
— Кошелек у него толстый, — ответил я.
Потом мне не понравилось, как какие-то мудозвоны болтают с Мэг, и я полез драться. Они сами нарвались.
Пока дрался, потерял Мэг. Почему-то стало темно. Я бродил среди чужих костров, пока не нашел нашу палатку.
Вычислил лагерь девчонок и забрался к ним, шепотом говоря: — Мэг! Мэг!
— Энди, ну чего ты орешь? — Мэг вытащила меня из палатки. — Там Джули спит.
Я облапил ее.
— Вот ты дурной, оказывается, когда пьяный. Зачем Тони побил? Он продюсер и обещал сделать меня певицей.
Я уложил ее на утоптанную траву и попытался трахнуть. Она беззлобно смеялась, потом сказала:
— Спи уже, хватит меня тискать.
И я заснул, уткнувшись в ее плечо.
Я сидел у потухшего костра и пил утреннее пиво. Мэг куда-то делась. В палатке храпел Боб.
В кустах шарился мопс.
— Кис-кис, иди сюда, пучеглазый.
Мопс подошел. Я налил ему пива в котелок.
Мопс понюхал и начал лакать.
— Мужик! — восхитился я и полез в палатку за тушенкой.
Когда вылез, мопса не было. Вместо него стоял парень с фингалом на роже. Увидев меня, он попятился, потом набычился и спросил:
— А Мэг нет?
Я его вспомнил: — Это я тебя так?
Он кивнул.
— Ты продюсер, что ли? Тони?
— Приятель продюсера. Могу договориться.
— Хочешь ее трахнуть?
— А кто ж не хочет, — развел он руками.
Я захохотал и открыл банку тушенки: — Жрать будешь?
Он не стал отказываться. Вытаскивая пальцами куски мяса из банки, спросил:
— Выступать будете или так, тусоваться?
— Выступать.
Между мной и Бобом не было согласия. Боб играл, потому что батя давал ему денег и Боб не знал, чем еще заняться. А я играл, потому что больше ничем не мог заниматься.
— Что играете?
— Всякое говно. Отрыжку из чужих песен.
Мне хотелось сыграть что-то первородное, настоящее, но я не знал, как к этому подойти.
Перед нами возник покачивающийся Марк с бутылкой шампанского.
— Энди, глянь, что у мажоров из Лондона взял.
Я глотнул шампанское. Протухшая кислятина.
— Чего покрепче у них нет?
— Есть! — просиял Марк. — Энди, у них все есть. Они говорят, их придут бить местные из деревни. Пойдем, а?
— Пойдем.
Я натянул ботинки. Бухать, драться и делать музыку, больше меня ничего не интересовало. Тони увязался за нами.
Мажоры сидели на траве и трындели о музыке. Каждый из них закончил консерваторию и поправлял у горла бабочку. Никто не собирался их бить, они просто зассали. Я выжрал их скотч и ушел. Иначе сам бы их побил.
Повсюду царило взаимопонимание, аж тошнило. Парочки сосались по кустам. Несколько раз казалось, что вижу Мэг.
Потом обнаружил себя у реки. Я горланил песню на слова и мотив, который не слышал раньше. Самую лучшую песню. У меня потекли слезы от счастья.
Я повторял и повторял, чтобы не забыть, когда протрезвею. Потом понял, что мне подпевает Боб. Я обрадовался ему, как родному.
Боб сказал:
— Хер ли тут глотку драть. Пойдем уже, выступать скоро. Вжарим.
И мы пошли и вжарили.
Hey ho, let's go!
В ту ночь мне снился концерт, как и сотню ночей до этого - разумеется, в те ночи, когда я спала, что случалось не так уж часто. В одном из ночных клубов, где стены обшарпаны и толпа безумствует, я играла сложносочиненное попурри из Ramones, Clash, Sex Pistols, Нила Янга и своих еще ненаписанных песен. Переплетения становились все диковинней, и в тот момент, когда я воспарила над сценой и к куплету колыбельной, что пела мне бабушка, добавила припев из заглавной песни с альбома Stranglers, который они обязательно выпустят году эдак в 86, я услышала громкое "Хей-хо". На втором "Хей-хо" я проснулась, и, осознав, кто я и где я, поняла, что это не голос Ди ди, а крик придурковатой птицы.
Нет, я всегда говорила, что люблю ночевать на природе, потому что тебя, как сраную диснеевскую Белоснежку, будят птицы, но мне нравится, когда они будят пением, а не криками.
Натянув футболку и джинсы на голое тело, я вылезла из палатки. Еще не рассвело. Стояла тишина, словно мир пытался прийти в себя после бешеной вчерашней попойки - или готовился к большому взрыву, который случится сегодня. Надеюсь, детонатором станем именно мы.
Я прошла по влажной от росы траве к большому дубу, и присела под ним, опершись спиной на ствол. На холмах лежал туман, такой же туман был у меня в голове: я спала по паре часов в сутки уже третью неделю. Честно говоря, мне нравилось такое состояние. Постоянное пребывание в полусне, реальность мира истончается, трещит под ногами, разлетается на части от громких гитарных риффов.
"Это что, твой вариант трипа для бедных?", - спросил у меня Энн в позапрошлый вторник (или это была среда?), когда я после трех пинт пива зачем-то пыталась объяснить ему эти ощущения. "Трип для бедных - это немного клея, детка" - ответила я тогда, щелкнув его по носу. Он уловил намек на свою любимую Now I Wanna Sniff Some Glue и показательно обиделся, отвернувшись от меня к сисястой блондинке. Пфф, ставлю свою гитару, эта песня ему так нравится только потому, что ее обсуждали аж в Британском парламенте. Энн - хороший парень и отличный музыкант, но такой позер. Если бы он мог приделать над головой неоновую вывеску "Бунтарь", он был так и сделал, ручаюсь.
Тогда Энн так и ушел из бара с блондинкой, а мы с Виком сидели на набережной до утра. Вик умудрился дико набраться, вероятно, поэтому его и потянуло рассказать мне историю, которую якобы не слышал еще никто. Это был его неудавшийся первый секс на вечеринке, куда он попал по ошибке. Я пыталась пошутить про зубы, но он отмахнулся. Его речь была бессвязна, но я поняла, что дело не в обломе с долгожданным сексом, а в той девушке, Стелле. Но что именно случилось, Вик никак не мог объяснить. А потом вдруг посмотрел мне в глаза и сказал, почти не сбиваясь: "Понимаешь… Есть места, куда не стоит соваться. Сделаешь лишний шаг — и изменишься навсегда… Изменишься так сильно, что уже не понять, ты это или кто другой. Как тогда…"После этих слов он отрубился на скамейке. Назавтра он делал вид, что не помнит, о чем рассказывал, а я познакомилась с Вэйн, и с тех пор все ночные беседы я вела только с ней.
У меня есть всего два недостатка (ладно, с хромотой три, но ни петь, ни трахаться она не мешает, так какое кому до нее дело?): я верю в миражи и меня вечно тянет на философию наутро после пьянки. Вот и опять, задумалась, а сколько раз я менялась? Я стала другой в шестнадцать, после побега из дома с Барри. И потом, всего через полгода, когда он сгорел вместе с машиной - спустя шесть месяцев поднялась, наконец, с кровати совсем иная Сьюзан. Я пересмотрела свои взгляды, встретив Вэйн. Моя жизнь резко вильнула, поменяв орбиту, в тот момент, когда я взяла в руки гитару. И уж совершенно точно я переродилась, сгорела и появилась вновь, будто феникс, на первых аккордах Marquee Moon. Однажды услышав панк-музыку, я изменилась полностью и навсегда, влюбилась безоговорочно, капитулировала. Не было в истории более быстрого блицкрига и более счастливого побежденного, я славлю победу панк-рока каждый день и час.
Порывшись в карманах джинсов, я все-таки отыскала карандаш и блокнот. Идея была слишком хороша, и я боялась ее забыть. Когда-нибудь я хочу спеть такую песню.
Я изменился так сильно, что перестал
быть собой и гадаю,
я это или не я
или может
кто-то другой изменился так сильно,
что он - теперь я?
Как обычно, перенесенная на бумагу мысль превратилась в какую-то хрень. Все-таки, хорошо мне удаются только безумные песни, под которые надо прыгать и орать, а не думать. С другой стороны, именно они и есть настоящий панк-рок - для меня. Многие группы превращают свои песни в декларации. Придурки! Еще диссертацию туда запихните. Мы же играем такую музыку, от которой срывает крышу. Панк - это протест, вашу мать. И в том числе, протест против слащавых песенок с выверенной формой и непременной моралью.
Небо постепенно розовело, птицы щебетали, ветер шумел в кронах. Незаметно для себя, я задремала и проснулась уже после того, как рассвело, от поцелуя.
Потом Вэйн отстранилась и, улыбаясь, прошептала: "Дам пенни за твои сны." Я схватила ее за красный галстук и притянула обратно.
Когда мы вернулись к ребятам, завтрак был готов. В четверг Вик подцепил очередную рыжую одноразовую подружку, и та упорно пыталась ему угодить. Детка, да он забудет тебя раньше, чем уедет с фестиваля. Несмотря на очевидно высокий тестостерон и дубину в штанах, на первом месте для Вика его бас-гитара. Зато он отлично подходит для быстрого траха после выступления, где-нибудь за сценой под песни следующей команды. И не выносит мозг после, требуя обязательств и прочей ерунды.
Текущая подружка Вика мило щебетала, стреляя в него глазами. Забавно надувая губки, она рассказывала, что два года назад здесь от передоза погибла парочка студентов, которые до сих пор бродят по окрестностям духами. "Повезло же им: вечный трип и вечная любовь", усмехнулся Энн. Вик принес из палатки бутылки с пивом, помянем, мол, ребят. Его как-там-ее-зовут дуреха предложила тост: "чтобы быть вместе всегда". Энн закатил глаза: его, как и нас, скорее раздражали, чем интересовали весьма неартистичные стоны из палатки Вика прошлой ночью.
За несколько часов до выступления мы, как обычно, разошлись, чтобы побыть в одиночестве. Энн разлегся на лугу, глядя на облака, Вик с четвертой бутылкой пива пошел к к реке (хорошо, что он может отлично играть, даже будучи в стельку), а я сидела в тени грузовика с большой буквой R на борту и пыталась сочинять стихи. Я хотела написать что-то действительно искреннее и романтичное для Вэйн - после завтрака мы с ней немного поцапались на тему границ и доверия в отношениях.
Моя свобода - пересчитать ногами тысячи ровных железнодорожных шпал от Бирмингема к Лондону, между нами лишь километры, топка, огонь и пар. Моя свобода - не покупать билеты, мне - задняя дверь или вагон с углем, если твоим дыханием руки согреты, мне наплевать на ноябрьскую хмарь и холодный прием. Моя свобода - струны ласкать несмело, словно стесняясь своей и чужой наготы, или гитару разбить, когда все надоело, и уходить, за собой сжигая мосты. Пепел сожженных мостов, попав на бумагу, музыкой станет, чтобы не зря пропасть, нотным листком, подобно белому флагу, я затыкаю горечи жадную пасть.
После всех тех, забытых, второстепенных, живших нелепо, неправильно и впопыхах, моя свобода - это из всех вселенных выбрать ту самую, где ты в моих руках.
Увы, у меня снова получилась дешевая банальщина, какую уместно подарить рыжей дурехе, но никак не Вэйн. Я перечеркнула написанное, встала и от досады пнула колесо грузовика. Оказалось, что шина довольно сильно спустила. Надо бы предупредить хозяина, как же этот бедолага поедет обратно? Но вокруг не было никого, все уже стекались к сцене. Я решила хотя бы записку ему оставить. Влезла на подножку и жвачкой приклеила записку на стекло кабины. Уже вернувшись к палатке, я поняла, что записку написала на обратной стороне моих неуклюжих стихов. Интересно, что подумает водитель, когда ее развернет?
Пора было идти к сцене, но Вик умудрился посеять свой любимый медиатор. Рыжая дуреха суетилась, перекладывая вещи, Вик был на взводе, Энн, которого достала трескотня, додумался спросить "а в трусах у подружки не смотрел?", и парни чуть не подрались. Спасла ситуацию Вэйн, разглядев медиатор в траве. Вик сразу успокоился, а Энн, услышав, что до выступления полчаса, погрузился в себя.
Пока мы ждали за сценой, Энн как всегда не замечал ничего вокруг, постукивая барабанными палочками и напевая себе под нос. На самом деле, меня всегда завораживали движения его рук и волшебство, которое он творил. Особенно на сцене, он становился как Бадди Рич, когда полностью слетал с катушек. Повезло, что ударник всегда находится сзади солиста. Частенько на репетициях я залипала на то, как он колдует над барабанами, заводилась и сбивалась. Думаю, в сексе он был невероятен - с такими-то умелыми руками и чувством ритма, но теперь у меня появилась Вэйн, и это было что-то значительно большее, чем самый здоровский трах.
Кстати, вопреки моим опасениям, Вэйн не злилась на меня. Она сияла и улыбалась мне. А вот Вик явно нервничал, слушая чужое выступление. Странно: на мой взгляд, группе явно не хватало драйва, да и зрителей почти не было слышно.
"Парни!", сказала я. "Мы классные, мы лучше всех здесь, на этом фестивале. Наши песни полны огня, наши сердца полны огня, мы зажжем, мы порвем их всех. У нас будет альбом, два, двадцать, мы станем мировыми звездами, а потом, через десять лет, мы полетим в космос и дадим свой концерт на Марсе!"
"Ееееееееееех", закричала Вэйн. Энн просиял. Вик поднял на меня глаза и ответил в своем духе: "мы непременно зажжем, но после выступления нам катастрофически потребуется охладиться. У нас еще есть выпивка? Или деньги?"
Покопавшись, Энн выудил из кармана тесных джинсов двадцатку и поцеловал ее. "Круто, что Бог уже четверть века хранит королеву", засмеялся Вик. "Круто, что Бог придумал рок-н-ролл", - ответила я, "так давай его повеселим".
"Let's Get Rocked!", закричал Энн, и мы ворвались на сцену.
Автобус трясло на размытой дождём дороге, за окном мелькали бесконечные холмы и поля – когда-то Крис проводил среди таких дни напролёт, уходя из дома ранним утром и возвращаясь с наступлением темноты, ребёнком он искал в холмах эльфов, потом просто предпочитал безлюдные пустоши дому, где почти всегда был кто-то из родственников, или переполненной шумными подростками школе.
В тряске на неровной дороге чувствовался ритм, и Крис легко отбивал его пальцами на колене – может быть потом из неровного дорожного ритма сложится песня, которая станет новой ступенькой на пути к музыкальным вершинам. Пока ступеньки шли неровные, то вверх, то вниз: вверх – переезд в Лондон, вверх – непроходящее вдохновение, музыка, слышащаяся в шуме дождя, в шелесте деревьев под окном, вниз – пустые полки, голодные вечера, деньги, которых в обрез хватает на аренду, потому что заняться чем-то кроме музыки немыслимо, вверх – встреча с Дженни, которая, кажется, единственная не требовала «заняться хоть каким-то делом», с которой, как и с музыкой, получалось ощущать себя единым целым, когда-то разорванным, но собранным заново, вверх – поездка на фестиваль, вниз – заглохший среди полей автобус и оборвавшийся ритм.
Пока водитель копался во внутренних шестерёнках автобуса, вся компания высыпала наружу и расселась на обочине.
– А успеем вообще?
– А куда денемся! Так рано выехали, что можем хоть пару часов тут просидеть!
– И дождя уже нет! Можно было бы хоть здесь выступать.
– Не скажи! Там интереснее, здесь-то просто поле, а там целый подземный бункер!
– Да ладно!
Кто-то закурил, и по кругу поплыл сладковатый запах травки.
– Там миллионер жил. Ну как жил – это его поле было. И построил бункер, чего-то перемкнуло у него в голове о конце света. Засел там с цыпочками – конца света ждать, ну и пришествия духов, которые ему про конец света сказали.
– Правда, духи сказали? – Дженни слушала рассказчика с интересом, и Крис снова подумал, что их недавняя встреча была неслучайной, он никогда не говорил с Дженни о мистике, казавшейся ему самому очень близкой, но в её вопросе не слышалось ни скепсиса, ни недоумения, только живой интерес.
– Да кто его разберёт? Духов кроме миллионера никто не видел, не слышал, а вот, что на ЛСД он плотно сидел – это полиция потом отлично выяснила. Когда он из бункера вылез и начал по полям бегать в поисках духов.
Кто-то рассмеялся, Дженни разочарованно вздохнула.
– С духами было бы интереснее.
– Это ладно, я вот, что слышал...
Крис сдвинулся от компании чуть в сторону – сейчас было не до травки и не до баек о миллионере под ЛСД, дорожный ритм засел в голове, вытесняя заготовленную для фестиваля песню, и Крис всеми силами старался вернуть её звучание. Почему-то казалось, что именно с этой песней, именно на этом фестивале всё и решится – или ещё несколько ступенек наверх, или лестница превратится в пандус, по которому разве что катиться вниз.
– Эй, вы там! Порядок! Поехали! – двигатель в автобусе снова привычно шумел.
На фестиваль не опоздали, но ставить палатку времени уже не было. До выступления оставалась пара часов, как раз проверить, всё ли на месте, и подготовиться. За сценой запах травки ощущался сильнее, чем до того, на трассе, было шумно. Мимо готовящихся музыкантов то и дело пробегал чей-то ребёнок в длинном красном плаще с капюшоном.
– Как будто из сказки вышел, – Крис показал Дженни на маленькую фигурку.
– Страшная сказка. Поля с духами и одинокий ребёнок.
– Да, нет. Почему бы? На полях с духами одиноким детям иногда лучше, чем где-то ещё. Вот, держи, на удачу, – достал из кармана небольшой красный камешек, напоминающий по форме не то каплю, не то половину сердца, – как раз с полей, от бывшего одинокого ребёнка.
– Духи подбросили?
– Ну, не миллионер же брильянт обронил, считай, что духи.
Время летело. И чем ближе было выступление, тем отчётливее Крис чувствовал, что именно от него всё зависит.
«Если сложится сегодня – то и дальше сложится», – Крис любил загадывать подобные вещи, что-то было в этом, обычно работало и помогало. Он больше не нервничал – всё должно было сложиться, фестиваль шёл, дорожный ритм в голове не затмевал главного, рядом была Дженни, и её тёплая рука сжимала необычный камень. После выступления палатку надо будет поставить, задержаться ещё на день, отправиться гулять по полям в поисках таинственного бункера.
Когда он вышел на сцену, вокруг было темно, и только в центр падал светлый и яркий луч прожектора. Всё должно было быть совсем просто – свет против темноты, единство против одиночества, любовь против безразличия. Не столь важно, что видят люди, важно, что они услышат.
И Крис запел. Он пел о любви, которая не имеет границ, которая старше мира, которая есть у каждого. О том, что нет ничего выше и больше любви. Что каждый, кто одинок и оторван от мира, всегда найдёт того, с кем станет единым целым. Что все раны затягиваются, что всегда есть сердце, бьющееся в одном ритме с твоим.
И он слышал, как бились сердца в толпе перед сценой – какие-то в одном ритме, какие-то в разных, сливаясь в одну мелодию, ту самую, которую ещё утром он услышал в дороге.
Дождь, мелко сеявший с ночи, к утру превратил землю в жидкую кашу. Реджи Пауэлл вышел из палатки и сразу же наступил в грязную лужу почти по щиколотку. Так мне и надо, с мазохистским удовольствием подумал он. "Чем больше неприятностей произойдет перед важным событием, тем больше у меня шансов на успех", — думают все невротики. Реджи тоже так думал.
Реджи Пауэл был музыкантом, невротиком и геем. На осознание первого пункта ему потребовалось первые шесть лет жизни. К семнадцати он смирился со вторым пунктом — надо сказать, не без помощи семьи. На то, чтобы принять свою несомненную гомосексуальность, Реджи понадобилось ещё десять лет. В выпускном классе у Реджи был короткий бурный роман с мальчиком из хорошей семьи. Они расстались вскоре после окончания школы, но Реджи ещё долго получал психопатические письма, полные издевательских намеков. После этого Реджи решил, что отношения — это не для него.
Проявления чужой чувственности всегда смущали его, вот и сейчас он почти сбежал из шатра, где пережидал ливень, лишь потому, что хозяину шатра, солисту музыкальной группы с громким, но пока ничего никому не говорящим названием, вздумалось крепко поцеловать своего басиста.
Реджи выбрался на место посуше и вытер ботинки о траву. На месте, где он только что стоял, лежал белый клочок бумаги, почти утопая в воде. Реджи зачем-то наклонился и поднял его — это оказался конверт, который, похоже, ветром принесло из какой-то палатки. Буквы на конверте раползлись лиловыми змеями — ни адреса, ни фамилии не разобрать. Реджи пожал плечами и хотел было снова выбросить его, но вместо этого зачем-то положил в карман. Чувствуя, как хлюпает вода в левом ботинке, он шел и думал о выступлении. И об Айзеке.
Выпускник Королевской Академии музыки Реджинальд Пауэлл не был понят своей семьей, когда отказался от места в Королевском филармоническом оркестре и переехал в Сохо, где зачем-то поступил в музыкальную школу Айзека Принстона. Слухи об этой школе были противоречивыми, но все они сходились в одном — это не классика, а черт знает что. Семья отказалась поддерживать отношения с не оправдавшим чаяний отпрыском. Никто из родных не знал, что Реджи не просто играет новую музыку — он живет новую жизнь. Потому что Реджи наконец-то нашел свою любовь.
Они поселились вместе в небольшой студии Айзека в Сохо. Реджи понимал, что делая такой выбор, он отсекает себя от семьи, от своего прошлого, возможно, даже от будущего. Но он был счастлив, счастлив как никогда. А музыка сочинялась сама собой.
— Эй, Редж, — хриплый с похмелья голос рыжеволосого гитариста, знакомого Реджи по концертам в Сохо, звучал прямо над ухом. Реджи вздрогнул. — Мы тут кое-что потеряли... Слышь, парни, что мы ищем? Мы ищем сережку. Сережку с зеленым камнем. Говорят, её носил сам Боуи, прикинь! Сережка была у Тони, а Тони идиот. Он посеял её вчера где-то здесь. Мать твою, какая грязища... Поможешь искать?
Не дожидаясь ответа, рыжий хлопнул Реджи по плечу и, пошатываясь, пошел за палатку, что-то напевая. Реджи остановился и посмотрел себе под ноги: прямо перед ним в черном месиве поблескивала змеиным глазом маленькая сережка. Дыхание у Реджи перехватило от ужаса. Неожиданная удача перед концертом — это худшее, что с ним могло случиться. Он огляделся и убедился, что его никто не видит. Затем нагнулся и выковырял сережку из грязи. Стараясь не разглядывать её, как следует размахнулся и зашвырнул
как можно дальше, а после вытер руки платком. Вот так. А теперь надо найти Айзека.
У самой сцены его схватил за локоть Тоби, маленький толстяк в узких клешах. Тоби тоже когда-то учился в Академии, по классу трубы. В отличие от Реджи, Тоби не закончил курс. Он ушёл с большим скандалом, который оброс настолько противоречивыми подробностями, что сути его никто уже и не помнил. Теперь Тоби играл на саксофоне и жил с двумя юными моделями.
— Реджи, я пропал. Не знаю, что надеть на сцену. А, черт, я ведь вторым номером выступаю!
Реджи вздохнул. Что бы Тоби не нацепил на себя, это будет смотреться клоунским нарядом — ровно до того момента, пока он не возьмет в руки саксофон. Дальше Тоби становился
богом, и ничего уже не имело значения. Реджи не раз говорил ему это, а Тоби в ответ морщился и мотал головой. Так вышло и на этот раз.
Айзек появился, как всегда, неожиданно. И Реджи, как всегда, не успел к этому подготовиться. Отчего, в который раз подумал он, любимые лица при каждой встрече кажутся обновленными, словно в этот миг мы заново отчеканили их в своем сердце?
— Я искал тебя.
— Я всё время был здесь, — это было их любимое, вместо "здравствуй". Первую фразу всегда говорил Реджи, вторую — Айзек.
— У меня есть кое-что. Возьми в левом кармане и мне тоже прикури. Нервничаешь?
— Есть немного.
— Брось. Ты же знаешь, что если сыграешь хотя бы часть из того, что я слышал в последний раз, то изменишь мир, — Айзек улыбнулся, повернув голову в сторону голоса Реджи. Реджи взял его за руку и подумал: как удивительно, что даже слепые с рождения люди, ни разу не видевшие, как улыбаются другие, тем не менее улыбаются сами. Наверное, именно так должны улыбаться ангелы.
Реджи вышел на сцену, едва различая перед собой предметы. Он едва ли не ощупью нашел рояль, сел на стул и положил руки на клавиши. Что он делал дальше, описывать бессмысленно, да и невозможно. Описать можно только толпу зрителей возле сцены, которые покачивались, приплясывали, прищелкивали пальцами в такт, заливались слезами и смехом. И рев аплодисментов, который последовал через секунду после того, как прозвучал последний аккорд. Реджи спустился со сцены на негнущихся ногах и прислонился к стене. Так вот, значит, как это бывает.
— Реджи, они вызывают тебя на бис! — длинноволосый распорядитель подлетел к нему и потряс за плечи, — это против правил, чувак, но они хотят ещё!
Реджи вытер со лба испарину и посмотрел на небо.
— Темнеет.
— Что? А, да ерунда, мы включим свет на сцене!
Реджи рассеянно улыбнулся.
— Тогда они увидят, что я не отбрасываю тени.
I'll be your albatross
Devil, dog, Jesus, God
I don't wanna be Iggy Pop but if that's what it takes, hey
(R.E.M. - I Took Your Name)
I like the sound of you strut strutting on strutting on those tight pants
I like the sound of you with no shirt at all
I like the sound of you want it?
I like the sound of you rolling on that broken glass glass glass
Iggy, baby
(The Murder City Devils - Broken Glass)
- Когда ты уже найдешь себе нормальную работу? - привычно прогремел вслед голос отца.
Брайан одним прыжком соскочил с крыльца и быстрым шагом пошел к дороге. Он бы побежал, чтоб не слышать причитаний матери и не видеть хихикающего брата, но будущей рок-звезде нужно всегда помнить об образе. И Брайан шел так, будто вокруг визжащая толпа фанатов, но он слишком крут, чтоб замедлиться. За каждом шагу можно попасть в кадр случайного фотографа, и спустя годы случайные снимки еще безвестного Истли Уайтхоука (или Эдисона Смертомашины, Брайан пока не определился) будут стоить огромные деньги, нельзя выглядеть на них посмешищем. Поэтому волосы Брайана старательно начесаны, кожаная куртка накинута на голый торс, ботинки раскрашены блестящими молниями, а вокруг угрожающе узких штанов - тяжелая цепь. И неважно, что фотоаппарат в их городке был только у бредящего птицами Джонса да нескольких семей, снимающих только своих детишек. Будущий кумир всегда готов к вниманию.
Брайан играл с "Ящерицами" - тексты, вокал, ритм-гитара. Это была третья по дешевизне гитара в местном магазине, и ради нее Брай несколько месяцев подрабатывал в гараже Моргана. Первую, Дженни Ли, отец в лучших традициях The Who разбил о стену гостиной. "Ты не поступишь в колледж, понимаешь ты это? - кричал он, трясясь, как тот парень из клуба Rafters, Иэн Кертис. - Мой сын не будет кривляться на сцене!". "Кривляешься здесь только ты", - ответил Брайан. В тот вечер отец избил его впервые - уронил на пол и, под срывающиеся рыдания матери, наносил удар за ударом. Наотмашь ремнем, кулаком, несколько раз пнул под ребра. Припоминал все - запах пива после репетиции, украденные блестящие майки, длинные волосы, высокий голос, подведенные глаза. И мечты о лучшем. Отец видел его механиком, пусть и не таким, как Морган, но рукастым, в промасленном комбинезоне и кепке Астон Виллы, с буйной щетиной и выводком курносых сыновей, а у его ног в роли сына лежала Сьюзи Сью.
Мать гладила Брайна по голове и приговаривала - "ты не зли его, не показывайся ему на глаза, ты талантлив, сынок, но не дай ему тебя сломать". Целовала в висок и пять долларов совала в ладонь: "возьми, с Билли куда-нибудь сходите".
У Билли было все, чего так не хватало самому Брайану: копна белоснежных волос, огромный гараж для репетиций и мать-алкоголичка, которой было все равно, что происходит за пределами ее комнаты. Именно к нему и спешил сейчас Брайан, срываясь на бег и забывая о невозмутимом облике фронтмена.
На дверях гаража щербато мигала гирлянда: "Студия Вельвета Кэмпбелла". Желтые, фиолетовые, белые, красные огоньки - как бабушкин сад. Все зеленые лампочки были разбиты: Билли aka Вельвет считал зеленый цвет пошлым и неаристократичным.
Брайан постучал особым секретным стуком. Билли менял его каждый раз, как влюблялся в новую песню, и сейчас кодовой была Stayin' Alive. "Я что ему, чертов барабанщик", - ворчал Брайан, расцарапывая костяшки пальцев в очередной неудачной попытке.
Билли открыл - худой, растрепанный, весь в пятнах краски. Втянул Брайана внутрь, плотно закрыл дверь, и губы их встретились. Сначала колко и жадно, а потом все мягче и дольше.
"Снова отец?".
Брайан кивнул и зарылся ладонями в волосы бойфренда.
Он сбегал сюда, едва отец повышал голос. Билли открывал ему в бураны и паводки, через один секретный стук или двадцать попыток, всегда измазанный акрилом и клеем, с почти равнодушным взглядом синих глаз. "Я скучал".
Билли рисовал. В гараже мягко пахло травкой, вдоль стен выстроились яркие и почти одинаковые картины, больше похожие на открытки. Пел Джим Моррисон.
"Однажды я стану известным, и ты будешь слушать не его песни, а мои", - говорил Брайан, пуская табачные кольца в потолок.
"Но я стану известным раньше и не пущу тебя на свою выставку".
С измазанной кистью в серебрящихся волосах Билли был похож на растрепанную птичку, и Брайан опрокинул его, широко улыбающегося, на потертый матрас.
Песня "Билли Текила" была как раз об одной из таких ночей, когда они лежали рядом на траве и курили косячок. Звезды кружили и сворачивались в спираль, как бусы, которые Брайан украл однажды у матери - тяжелые, длинные, их можно было обмотать вокруг шеи в несколько сияющих рядов.
"Мы тоже будем на небосклоне, слышишь. Вон там вон - ты, Вельвет. А здесь - я...".
"Ты так и не придумал себе имя?".
Как же попало Брайану за те бусы. Отец почти озверел, бил его ремнем по ногам и все приговаривал "испортила мне парня".
"Придумал", - сказал он и сжал руку Билли так, что тот пискнул.
"Мне ею еще рисовать, чокнутый".
####
Новость о фестивале на бывшем летном поле принес басист Реджи.
У "Ящериц" еще не было крупных выступлений. Несколько раз пели в торговых центрах, пока охрана не выгоняла "агрессивно настроенную молодежь", периодически появлялись в клубах, зато регулярно участвовали в опен-эйрах, куда добирались, взяв тайком машину родителей. На самом неудачном из них играли всего три группы, "Ящерицы" выступали последними, вслед за "Волшебниками чарующих земель и пугающих подземелий". После многоминутного соло на электрооргане и баллад об исчадиях заледеневшего ада публика заметно поредела, "Ящерицы" вышли к почти пустой площадке. Брайан, одетый в пурпурную балетную пачку, привычно резал голую грудь и даже спрыгнул со сцены в битое стекло.
"Они смотрели с равнодушием, - говорил он, пока Билли бинтовал его ноги и смывал макияж. - Ни малейшей искорки, понимаешь? Это так выбесило. Я готов был подраться с тем огромным байкером или... не знаю, поджечь на себе волосы, только бы они закричали, возмутились, бросились с кулаками. Как-то бы оживились. Поэтому я отобрал их бутыль с пойлом и облил девушку в белом".
"И они оживились", - улыбнулся Билли, прижимаясь губами к окровавленной груди.
И вот теперь - большой фестиваль. Не Вудсток, не Гластонбери, но можно выстрелить, можно потеснить признанных и влюбить в себя толпу.
Целыми днями "Ящерицы" репетировали, до хрипа, до онемения пальцев. А по ночам Билли помогал придумывать сценический грим и кроил костюмы.
"Мы выступаем в первый день! - кричал Реджи, размахивая письмом организаторов. - В первой десятке!".
"Ящерицы", обнявшись, прыгали по проезжей части, вопили что-то бессвязное в вечернее небо, проливали на асфальт дешевый виски; птицы вспорхнули с насиженных мест, и парочка напуганных прохожих поспешила развернуться. Когда танцующую банду осветили фары приближающегося автомобиля, Брайан распахнул объятия и пошел к нему навстречу.
"Мы станем великими! - прокричал он онемевшему водителю и постучал ладонями по капоту. - ВЕЛИКИМИ!".
####
"Ящерицы" приехали на летное поле дождливым субботним утром. Брайан выпрыгнул из машины первым, и модные ботинки по щиколотку увязли в чавкающей грязи.
"$*%@, сколько народу! Надеюсь, здесь и на мою палочку найдутся любительницы!", - восторженно присвистнул ударник Стиви. Палаток и правда было много - так много, что ладони Брайана похолодели. "Я буду петь для них, я буду их богом сегодня".
Билли обещал приехать двухчасовым автобусом. Он мягко отталкивал руки Брайана и повторял две вещи: "желтую линию рисуй от внутренней части глаза, розовым потом обведешь" и "я иду на Панораму британской живописи". Поцеловал на прощание, потерся носом о щеку, самодельного зайца в карман сунул, на удачу.
За сценой ждало много работы. Реджи, Стиви и Майк бегали от технических шатров к кулисам, таскали провода и периодически отпивали из спрятанных в рукавах фляжек. Брайан перенес и разгладил костюмы, несколько раз скороговоркой повторил текст, то и дело поглядывая на часы, переоделся в золотистое платье на лямках и белые тяжелые сапоги, раскрасил в розово-желтый лицо. Когда "Ящерицы" собрались на репетицию, было уже четыре. "Сейчас буду, парни, я до остановки". Брайан напрасно пытался высмотреть в толпе хрупкую фигурку с белой гривой волос. "Дорогу размыло, сладкая, - сказал долговязый хиппи, бредущий с гитарой к шатрам. - Авария на аварии, все автобусы отменили, мы пешком от Вест Брома шли".
Брайан шел обратно к палатке, и небо над ним чернело и клубилось, как перед бурей. Яростно впечатывались следы в растоптанную землю.
"Что случилось?" - спросил Стиви. Брайан отмахнулся и с силой толкнул ногой усилитель. Старенький Fender на мгновение задумался, стоит ли падать, но Брай налетел на него с бешенством Пола Симонона. Несколько сильных ударов, и золотой подол взмывает ядерным грибом: Брайан прыгает сверху, высоко поднимает колени и обрушивается на треснувший корпус, на обнажившиеся провода, на динамики, давит каблуками осколки.
"Какого черта, Брай! Прекрати, оставь шоу для зрителей", - общими усилиями Стиви и Майк оттащили Брайана. Тяжело дыша, он опустился на корточки прямо в лужу и закрыл руками лицо.
"Хорошо хоть, не на трубу сел", - неловко пошутил Реджи. Брайан оглянулся - позади него в кустах поблескивала невысохшая еще труба с открытым раструбом.
"Унитаз бы нашел своего Элвиса", - добавил Стиви.
"Да идите вы", - беззлобно огрызнулся Брай и рассмеялся.
Искать комбик Брайан отправился к техническим палаткам, но усатый главный техник покачал головой: лишнего нет, и в хламе нет, и даже в фургоне нет, и парни мои искать его не будут, но есть косячок успокоиться, если нужно.
Травка обняла Брайана, как Билли в конце дня: аккуратно и мягко. Он выдохнул и закрыл глаза. Мир совершал свои медленные чувствительные обороты, пахло зеленью, дождем и бензином.
"Видишь вон ту штуку? - спросил усач Дэйв и показал на скульптуру из консервных банок. - Как думаешь, что это? Дам пятьдесят фунтов за ответ".
Брайан наклонил голову: очертания были нарочито грубыми, сама же конструкция казалось хрупкой. Он поморщился, возрождая в памяти выпуски новостей, которые постоянно комментировал отец.
"Памятник погибшим в Северной Ирландии? Символ женского движения в искусстве? Отражение страны на пороге новой эпохи? Что-то об угольных стачках?".
"Ты искусствовед что ли, $#?".
Брайан усмехнулся, вспомнив обнаженное тело Билли: "Да, что-то вроде".
"В яблочко ты не попал, Пикассо. Это просто груда мусора".
Дэйв покачал головой и еще долго с застывшей усмешкой смотрел на скульптуру.
"Ишь сказанул - символ! памятник! Ха!.. Бывай, парень, удачи в поисках. И не мудри больше".
Брайан переходил от одних нетрезвых музыкантов к другим, просто очень веселым, но на его вопрос все лишь галдели "Нет, но попробуй вот это, шикарная штука". Он благодарил, иногда отказывался, если пахло уж очень сладко, шел искать дальше, пока не наткнулся на шатер, украшенный пришпиленными старыми картами. Он сорвал одну: "Меритарионское море... Гардиарские земли... Стазгранотор...".
"Это карта Пазн'Офа, мира из наших песен", - раздался голос сзади.
Брай обернулся: "Это же вы... 'Волшебники чего-то там'!".
Высокий блондин в фиолетовой мантии кивнул: "'Волшебники чарующих земель и пугающих подземелий'. Кажется, мы где-то встречались?".
"На опен-эйре под Ковентри".
Волшебник щелкнул пальцами: "Так ты тот самый бесноватый танцор! Нужна наша помощь?".
Шатер "Волшебников" оказался забит клавишными, гармониками, бонго, Брайан мог поклясться, что видел даже флейту и тамбурин. И конечно же, под синтезатором оказался лишний усилитель. "Бери, он нам не нужен", - в один голос сказали все восемь членов группы и обступили Брайана. Сколько ни верти головой - будто на одного человека смотришь. Все высокие, светловолосые, в причудливых костюмах - то ли звездочеты, то ли культисты. "Что ж, раз все разрешилось, ты должен выпить с нами!", - заявил Номер Первый.
Напрасно Брайан пытался придумать отказ, воспевающим эльфов ничто не казалось достойной причиной.
Грим "Ящериц" скрыл удивление, что фронтмен вернулся не только с усилителем, но и с компанией новых друзей. "Волшебники" восприняли их лица как дружелюбно настроенные и тут же потянулись хлопать соратников по плечам. Брайан, чертыхаясь, вытащил часть своих пивных запасов. "Стоила ли вспышка гнева потери алкоголя", - думал он, пока две группы обнимались и травили байки.
"Кстати, по запасному пути пустили еще автобус, - сказал Номер Два. - Наверняка сейчас самые безбашенные ребятки приедут, надо раскачать как следует".
"Соло на электрооргане вам в этом точно не поможет", - ответил Реджи, и все сдвинули бутылки в новом совместном возгласе.
Брайан поднялся и побежал в сторону остановки. Белые сапоги уже не были такими белыми, но стразы ярко блестели даже через грязь. "Я же гребаная звезда".
Из подъехавшего автобуса все выходили и выходили люди. Наверняка под ним открылся туннель, через который шла целая армия, иначе вместимость салона было не объяснить. Но даже на высокой платформе не было видно Билли. Брайан опирался на плечи случайных людей и выпрыгивал как можно выше, но вместо радости узнавания сталкивался с "милая, найди себе своего парня!". "Да я это и делаю!", - в отчаянии кричал он.
Проталкиваться через плотные ряды хмелеющих меломанов становилось все сложнее, даже с худобой Брайана. Ему уступали дорогу, когда принимали за девушку, но обещали дать в морду, когда узнавали в нем парня. Острые локти оборачивались зуботычинами, попытки протиснуться - толчками и окриками. Брай отшучивался, приседал в книксенах, не всегда удачно держал удар и пробирался вперед.
Но толпа заволновалась, сжалась вокруг, надавила на спину, будто сами Genesis проходили через нее, но оглядывающиеся были недовольны. Расталкивая всех, мимо неслись трое "Волшебников" с зажженными петардами в руках.
"О, чокнутый, это ты! - Номер Три (а может, и Номер Восемь или даже номер Пять) сунул Брайану в руки щелкающий огонек. - Спрячь их, ладно?".
"Мы очень, $@, торопимся, охрана, чел!", - успел выпалить (вероятно) Номер Четыре.
"Спасибо, чувак. Сияй!", - крикнул Номер Какой-То, и спины их слились со спинами других участников фестиваля.
Брайан выругался и отбежал в сторону. "Теперь-то вы конечно меня пропускаете", - фыркнул он, чувствуя себя Моисеем, перед которым расступается море. Брай пытался держать в поле зрения выходящих людей, но щелчки становились все громче. Он отошел к краю летного поля и, зачерпывая грязь руками, закопал петарды. Надеясь, что справился с этим как можно быстрее, побежал обратно к остановке, но автобус уже разворачивался. Последние вышедшие люди растворялись среди шатров. Взгляд вправо, взгляд влево - ровная череда голов, кто-то смеется, кто-то делится новостями, кто-то уже поет и безудержно несется в залихватскую пляску.
Вздохнув, Брайан поднял с земли чью-то укатившуюся бутыль без этикетки и одним глотком ее ополовинил. Глотку обожгло спиртом, в небо ударило взрывным дынным. Мир немного ускорился, но, дойдя до тошнотворной скорости, замедлился и покатил прежней привычной каруселью.
Самая пора приступить к репетиции.
####
"Ящерицы" вышли на сцену в платьях. Один только Реджи превратил его в юбку: нервная рвота перед концертом была неизбежна, поэтому лифом пришлось пожертвовать.
Песню они выбирали долго. "Лирическое - скучно, драйвовое - коротко, новое - страшно. Нужно такое, чтоб нас запомнили, и минут на пять". Спор зашел так далеко, что участники группы безголосо переругивались, недолгое время обменивались записками, а потом просто кидались друг в друга бумагой. Тремя голосами против одного "Билли Текилу" переименовали в "Леди Текилу", Брайан дописал богохульный куплет в середину, а Майк придумал полуминутное соло. На репетициях все шло как по маслу, оставалось лишь влюбить в себя публику.
"Наш первый выход, на счет три: раз...", - Реджи вытолкнул Брайана на сцену, и он вылетел, едва не врезавшись в ударную установку. Неуверенно развернувшись, Брай замер: пусть это и не было похоже на легендарный фестиваль в Монтерее, но перед ним были сотни, а то и тысяча людей! И следующие минуты они все будут смотреть на него, ловить его слова и танцевать под его музыку. А в понедельник они вернутся по домам, смоют пыль приключений и расскажут о "Ящерицах" друзьям, может, кто-то даже приедет послушать их в клубе, может, кто-то даже предложит контракт. "Все в наших силах!" - прорычал Брайан в микрофон.
"Играйте @#%$ уже!", - ответил ему пьяный голос.
И Стиви начал отбивать ритм.
Брайан сорвал голос на первом же припеве, но зазвучал даже яростнее. На строках о разбитом сердце расколотил графин свиной крови и станцевал на его осколках, а на соло разорвал свое искристое платье и выбросил лоскуты в сторону пьяного голоса:
"Приоденься, $%&".
"Эй, чокнутый!", - взметнулась ладонь из толпы.
Билли был здесь, Билли пробился к самой сцене. Он подпрыгивал, и в волосах его синели две кисточки.
Брайан подал ему руку.
На последнем куплете небо прошила молния, и пели все вместе - Брайан, Билли, Стиви, Реджи, Майк, целое летное поле. Все вразнобой, нестройно, многие - не зная слов, но очень громко, так, что задрожали облака. И никто не заметил, как Брайан пропел "Билли Текила".
"Твоя желтая линия была безобразна. Она как будто хотела захватить еще и переносицу!".
"Вряд ли кто-то вглядывался в лицо, мистер зануда".
"Да, таких фанатов у тебя точно нет".
Это была одна из тех ночей, когда они лежали рядом на траве и курили косячок.
"Мы тоже будем на небосклоне, слышишь. Вон там вон - ты, Вельвет Кэмпбелл. А здесь - я, Сайко Бидс. Совсем рядом. Навеки.".
When the earth was still flat and the clouds made of fire
And the mountains stretched up to the sky, sometimes higher...
Бэтси сердито пыхтит, взбираясь на пригорок. Я барабаню пальцами по оплетке руля, подбадривая свою старушку, и тихонечко напеваю, перескакиваю со строчки на строчки, легко меняя мотив.
Satellite's gone way up to Mars
Soon it'll be filled with parkin' cars
Джус и Луми вяло переругиваются.
- Ну мы уже все решили, прекрати! Красный и оранжевый – наши цвета. Долли три часа надо мной корпела корпела, зато теперь посмотреть – ну вылитый же Зигги, а, красавчик же просто.
- Да ты за*ал уже, Луми. Зигги крут, но ты – не Зигги, а я хочу свою чешую и сеть! На кой черт я месяц трахался с этими ракушками и крабовыми клешнями? Чуешь - эти руки до сих пор пахнут, как рыбный супчик бабули Полли! Но зато мой наряд просто отпад, и никому и в голову не придет, что Джусс Блю просто жалкий подражатель. Эй, Санни, детка, ну хоть ты скажи им!
- Джусси, я люблю тебя как брата, но знай, ты - ****!
Запах травки щекочет ноздри - Луми раскурил очередной косячок. Джус достал гитару. Они ненадолго примиряются, удовлетворившись пока обязательной утренней порцией взаимных насмешек. Я снова думаю, как мы будем смотреться на сцене. Искрящийся Луми и русал Джус - моя танцевальная поддержка. А в центре я, словно вылезший из чана тёмно-синей краски. Луми долго кричал, что я зануда, и мог бы выбрать что-то поинтересней, а не самые простые однотонные рубаху и брюки. Джус утешал Луми и клялся, что зато сделает всем просто отпадный грим. Ребята хотят цвета, яркости, движения, драйва. А я просто хочу петь, хочу снова почувствовать, как ко мне от других протягиваются эти невидимые нити, ощущать, как они слушают меня, и понимают, как они смотрят и что видят...Хочу снова это колючее ощущение внутри, как от залпом выпитой газировки, когда горло немного болит, но ты поешь, слова льются, и тебя словно приподнимает на сценой. Хочу снова смотреть, как Санни танцует, следует в такт моему голосу.
Don't you ever, don't you ever
Stop being dandy, showing me you're handsome
Мыльные пузыри развеселой искрящейся стайкой улетают в открытое окошко. Санни поворачивает ко мне смеющуюся мордашку и шумно дует в соломинку, фыркает мыльным раствором прямо возле моей щеки.
- Эй, солнышко, я же за рулем, водителя не отвлекать!
- Микки, ну не будь же таким занудой, мы тут одни. – Она смеется и отворачивается к своему окошку.
Don't you ever, don't you ever
Lower yourself, forgetting all your standards
Я притворно хмурюсь, но не могу сдержать улыбку. Мне хочется бросить руль и схватить блокнот. Одна линия – и видна щечка-яблочко, ещё штрих – поймана ямочка на подбородке, снова линия – и появятся очертания хрупкой шеи. Серия быстрых-быстрых штрихов, грифель затанцует в пальцах, вычерчивая спирали – и вот вокруг милого лица запляшут задорные кучеряшки-пружинки. Мне так хочется ухватить её улыбку, и эту почти незаметную щербинку на верхнем зубе, и лучики у прищуренных глаз, и родинку... Но Санни все никак не позволяет мне завершить её портрет. Я вздыхаю и перевожу взгляд на дорогу.
Бэтси кряхтит, но упрямо одолевает милю за милей. До Бирмингема еще два часа пути.
Интересно, как там Элси и Дин? Комфортно им в новых нарядах? Надеюсь, бабуля Полли хорошо за ними присматривает.
*****
- Эй, ребятки, с приездом. Располагайтесь, где найдете местечко. Потусите по лагерю, осмотритесь. Только тут такое дело – местный народец бузит немного, уже собираются нам морды бить. Уделите-ка несколько фунтов во имя общего блага – поставим каждому пинту-другую, авось и отцепятся.
Джус и Луми тут же вступают в спор. Я чувствую, как в груди появляется знакомый неприятный холодок, слышу нарастающее злобное шипение.
Что, думал, все будет гладко, Микки, да? Прям обрыдаются все от счастья при виде твоей корявой рожи? А вот, выкуси, сучонок. Думаешь, самый умный? Золотой мальчик, как же, мамкина радость. Посмотри вокруг – тут таких вы*бщиков десяток на дюжину.
Я вижу, как этот мужик пялится на лицо Санни. Она не отворачивается – и я чувствую гордость за неё и стыд за свою слабость, за то, что снова позволил прорваться Джейку.
Перебиваю возмущающегося Луми и сую мужику пятерку. Тот расплывается в улыбке и довольно салютует.
- Эй, Мик, ты чего?
Вру, что все в порядке. Ребята предлагают прогуляться, осмотреться. Отказываюсь.
Луми и Джус решают разведать обстановку и затусить, а Санни остается со мной.
- Микки, все будет хорошо, не переживай. Мы справимся. Ты – справишься.
Санни крепко-крепко прижимается ко мне, от неё приятно пахнет травой, такой чистый горьковато-терпкий аромат. Мы сидим на крыше старушки Бетси, запиваем приятно-толстенькие сэндвичи холодным чаем и смотрим, как другие ребята готовятся к выступлению и разогреваются.
They had two sets of arms
They had two sets of legs
They had two faces peering out of one giant head
*****
Старушка Бэтси полностью в нашем распоряжении – раз уж Джус и Луми решили потусить, то раньше утра к нам не вернутся точно.
Мы лежим на задних сиденьях, довольные и расслабленные.Санни хватает игрушечного тигра Луми, смешно рычит им на меня, потом кусает плечо, аккуратно царапает кожу ноготками – дразнится. Я легонько щелкаю её по носу, целую шею, играю пальцами на трогательных хрупких ключицах – мне кажется, я мысленно слышу мелодичный звон, когда пробегаюсь по этим выступающим косточкам.
Мы снова занимаемся любовью, медленно, неторопливо. После Санни всегда берет мою руку, долго сплетает-расплетает пальцы со своими, играется, изучает.
Мы разводим краски и покрываем друг друга узорами. Салли выписывает цветы и звезды на моей груди; я рисую солнце на её щеке.
Пока рисунки сохнут, Санни заводит свою любимую игру.
«Все, что вы хотели и не хотели бы знать о Микки Эвансе и его мире».
Откуда взялся этот тигр? Луми купил, на Дурацкой ярмарке. Почему цветочный венок? Луми думает, что так забавней. Садишься в наш славный атобусик – а тут тигр в венке и цветочной юбке. Алоха тебе, друг. Смешно.
Как сильно люблю? Как если бы расплавились и стали маслом все тигры джунглей в мире. И этот дурацкий тигр тоже, да.
And they never knew nothing of love
It was before the origin of love
Origin of love
Шрам? Это Джейк, отчим. Кинул тарелкой, когда я пытался спрятать от него бутылку виски. Не расстраивайся, все в порядке, его давно нет. Да, и голос почти уже его не помню. Так, пошипит изредка где-то изнутри.
Да, я верю, что ты меня защитишь, моя храбрая Санни, защитишь от всех Джейков, и от дурацких тигров, и от жадных директоров лейблов, и от злобных марсианских пауков. И все у нас будет хорошо.
Почему R? Понятия не имею, это на старушке Бэтси прежний владелец изобразил. Может, всегда поворачивал направо. Или так подчеркивал свои права на Бэтси. Или вечную готовность к чему-то.
Справится ли Полли? Да, конечно. Вообще Элси и Дин славные ребята, не чета всем этим напыщенным манекенам из Харрродс. Настоящие друзья, пусть и сделаны из пластика. Я перед отъездом как раз закончил новую коллекцию. Так что рыжая красотка Элси теперь щеголяет в тёмно-зёленом наряде с бисерной бахромой – все пальцы себе исколол, честное слово.
Дальше? Не знаю, солнышко, не загадывал. Магазинчик пока позволяет нам с Луми и Джусом быть на плаву, а там посмотрим...Не знаю, не готов ещё от всего отказаться.
Рисунок или музыка? Детка, ну что же ты такое спрашиваешь. Рисунки могут звучать, музыка рисует картины. А все вместе это еще один язык, прекрасный, гибкий, понятный всем. Мне так часто не хватает слов. И тогда я берусь за карандаш и выплескиваю все на бумагу, и в голове тут же звучит новый мотив....
Да, точно буду петь эту. Prince Charming, Prince Charming, Ridicule is nothing to be scared of...
Самое запомнившееся? Ну, даже не знаю. Пожалуй, когда мистер Экклстоун однажды тридцать пять минуты ровно ругался на меня, что я даже грифель держу неправильно и вообще, колледж Хорсни ждет падение в пучину, раз они таких бесталанных принимают. Легендарный Экклстоун. Преподавал у нас эротическое искусство. Потом говорил, что я любимый его ученик. Смешной он.
И раз мы уже об этом заговорили...Не отворачивайся, солнышко, пожалуйста. Нет, она тебя совсем не портит, прекрати, ну всего лишь родинка. Хорошо, давай так: ты разрешишь мне себя нарисовать, а потом, если совсем-совсем не понравится, мы её сотрем с портрета.
Ну что же ты, милая. Давай лучше петь, вместе:
Prince Charming
Prince Charming
Ridicule is nothing to be scared of
Prince Charming
Prince Charming
Respect yourself...
Что дальше? Мы выступим. Луми и Джус будут дуться друг на друга из-за костюмов и препираться всю дорогу домой. Потом сьездим в Сиклоуз Парк...
Нет, о таком я не думал. Зигги мертв, но Дэвид жив. Пол, Джин и Питер вообще будут жить вечно. Я хочу, чтобы Адам начал снимать фильмы по старым сказкам, только по-другому. А Элис проживет лет так до ста пятидесяти и откроет свой Куперлэнд, с потрясными аттракционами. А ещё...
Ну всё, всё, больше не буду, только не бей, грозный Санни-воитель.
Я верю, что люди позволят стать себе ещё ярче и добрее. Будут много путешествовать, будут узнавать тех, кто живет в других странах, стирая границы. Больше не будет войн – это слишком глупое занятие. Да и какой в этом смысл, если есть музыка и секс.
А мы с тобой всегда будем вместе и счастливы. Наверное, уедем в Австралию, поселимся в бунгало. Хорошо, и дурацкого тигра тоже себе заберем, согласен.
*****
Скоро мое выступление. Луми гордо потрясаетс своим шикарным огненным маллетом, Джус гордо рассекает в своих сетях – просто таки оживший кошмар рыбака. Я верчу в руках разноцветную маску. Может, лучше без неё?
Думаешь, что справишься, да? Выйдешь и будешь светить перед ними своей мерзкой рожей, а, Микки? А сам трясешься, как мышиный хвост, уж я-то тебя знаю...
Санни ласково гладит старушку Бэтси по запыленному боку и улыбается мне.
Prince Charming
Prince Charming
Ridicule is nothing to be scared of
Луми и Джус вьются рядом, хохочут, ловят Санни, не давая ей пробоиться ко мне, но она ловко их обходит и хватает меня за руки, увлекает в танец.
Маска валяется в пыли. Она мне не нужна. Мне не нужен ни грим, ни яркие наряды.
Микки Эвансу не нужно прятаться. Микки Эвансу есть что сказать этим крутым ребятам, подбадривающим его одобрительными возгласами.
Я снова чувствую, как меня наполняет энергией, и я выплескиваю ёе обратно, делюсь. Внутри появляется знакомое колючее ощущение, как от залпом выпитой газировки. Слова льются, и меня словно приподнимает на сценой. Я чувствую Луми и Джуса рядом, но смотрю только вперед, взываю к Санни. Она танцует, следует в такт моему голосу.
Don't you ever, don't you ever
Lower yourself, forgetting all your standards
Don't you ever, don't you ever
Lower yourself, forgetting all your standards
Prince Charming
Prince Charming...
1964
Сидя перед телевизором, скрестив ноги, убавив звук до еле слышного, зажимая рот обеими руками - тише-тише-тише, не разбудить маму, не разбудить, ни своими рыданиями, ни голосами Ильзы и Рика с экрана; это ведь самый ужасный момент фильма, и самый лучший тоже - он любит ее так сильно, что готов с ней расстаться, отпустить ее с мужем, лишь бы она была в безопасности, да и как ее не любить, она же так прекрасна, так невыносимо прекрасна, как я никогда не буду. Она плачет красиво, элегантно, лишь слезы стоят в сияющих светлых глазах, и самую чуточку подрагивают губы, как бы и мне научиться так плакать, а не кривиться, всхлипывая, не обнаруживать перед зеркалом красные пятна на щеках, и этот нос, он почему-то в три раза больше после того, как я поплачу, и мама качает головой: прямо как у этого урода, твоего папаши.
Тише-тише-тише, не разбудить маму, она будет добрая, если выспится, и может, даже расчешет мне волосы, у меня ведь красивые волосы, наверное, даже красивее, чем у Ильзы - у нее они темные, а у меня - золотые, все мамины друзья так и говорят, что я Златовласка, что у меня волосы, как у принцессы, и когда у мамы хорошее настроение, она заплетает мне косы, на следующий день я их распускаю, и они падают локонами мне на плечи. Но сейчас волосы в хвосте, лицо - в слезах и соплях, а «Касабланка» закончилась, и ведущая новостей возбужденно тараторит что-то о лейбористах и консерваторах, пока я осторожно, на цыпочках, пробираюсь в ванную.
Плещу холодной водой в лицо тринадцать раз - счастливое число, критически оцениваю свое отражение в зеркале, а потом стремительно, на одном дыхании - маминой помадой по губам, волосы распустить, вытащить из пачки несколько сигарет - мама не заметит, - прихватить коробок спичек и выскользнуть из квартиры. Бегу вниз по лестнице, задерживаюсь только возле одной двери, стучусь, и не дожидаясь, лечу на улицу - лучше подожду его на лавочке в сквере, это более женственно, более загадочно. Он появляется быстро, садится рядом со мной, и я объясняю ему правила игры - сегодня он может называть меня только Ильзой, и сегодня мы будем учиться курить.
Прикурить получается не с первого раза, но получается, и вот - терпкий дым по горлу, и я кашляю, и он кашляет тоже, мы, кажется, делаем что-то неправильно, и некоторое время сидим в растерянности, но потом его осеняет - не нужно глотать дым, и мы пробуем еще раз, и теперь все выходит как надо, я закидываю ногу на ногу, изящно держу сигарету двумя пальцами, на ней отпечатки моей помады, это так по-взрослому. Я смотрю в небо, пересеченное струйкой сигаретного дыма, и закрываю глаза. Мне восемь, и больше всего на свете я хочу вырасти.
1968
Холодной водой в лицо тринадцать раз, всегда тринадцать, надеюсь, сестра Анна не считает, ведь тринадцать - это плохое число здесь, хотя я не уверена, ничего не знаю про веру в бога, но теперь вот придется узнать, и уже понятно, что бог против макияжа, против длинных серег, против каблуков - я умываюсь, отдаю серьги и туфли сестре Анне, она целомудренно отворачивается, пока я переодеваюсь из своей одежды в форму, заплетаю косу, перестаю быть похожа на саму себя. Мама, наверное, уже дома, уже откупоривает бутылку вина, а впрочем, какое мне дело, где она, что она делает, ей плевать на меня - мне плевать на нее, все просто, вот только ей от меня избавиться легко - запереть в интернате с монашками, сбагрить, сбыть с рук, а вот как мне избавиться от нее, если она в моей коже, в крови, в костях, в полуулыбке уголоком губ и в повороте головы?
Завязать кончик косы, встать перед сестрой Анной, которая начинает инструктаж, наверное, она это всем новеньким девочкам рассказывает - правила, распорядок, молитвы, но мне сложно сосредоточиться, ее скрипучий голос отходит на второй план, потому что я слышу пение, нежные, волшебные голоса, сливающиеся в хор, это где-то здесь, совсем недалеко, и когда сестра Анна наконец-то заканчивает, я спрашиваю разрешения пойти туда. В зале тишина, когда я захожу, очарованная, околдованная, но какое же разочарование - эти девочки совсем обычные, разномастные, многие даже некрасивые, совсем не те сирены, которых я вообразила, слушая, как они поют; но вот монахиня взмахивает рукой, они снова начинают гимн, и все вдруг меняется, их лица будто светятся, их глаза сияют, их голоса взмывают вверх и окутывают меня с головы до ног, я прислоняюсь к стене и смотрю на поющих ангелов, а потом перевожу взгляд на кусочек неба, перечеркнутый оконной рамой, и улыбаюсь. Мне двенадцать, и я хочу научиться петь.
1970
Я сбежала из интерната три дня назад, и вот я в будке киномеханика, сидя на полу, свесив ноги вниз, разглядывая пустой зал кинотеатра, граффити поперек экрана, выломанные ручки у кресел, но если прищуриться, то можно представить совсем другое, например, толпу зрителей, темноту, светящийся экран, на котором красиво плачет Ингрид Бергман, но я не представляю, я уже давно не мечтаю стать Ильзой, последние пару лет всё, о чем я мечтаю - это стать собой. Прослушивание через два дня, и у меня есть все, что нужно - еда на это время, немного денег на одежду, найду в комиссионом магазине что-нибудь подходящее, помою голову под краном в торговом центре, распущу волосы, и они меня полюбят, у них нет шансов меня не полюбить.
Я пою пустому залу, пою, воображая, что стою на сцене перед продюсерами, мой голос взмывает под потолок, и падает вниз, и я знаю, что хороша, знаю, что с моим голосом и моей внешностью я могу взлететь высоко, лишь бы пробиться в этот мир, о котором я так мечтаю, и я пою, теряя себя в нотах, в гармонии, в мечтах, пока не слышу шаги за своей спиной, и кричу, и чуть не падаю вниз, но чья-то рука крепко хватает меня за плечо.
Несколько месяцев спустя я сижу на подоконнике, Джон - за столом, перед ним две бутылки, одна уже пустая, и я отвожу взгляд, опускаю ресницы, прячу свои мысли, запираю мысли о матери на задворках сознания, тяну улыбку, когда он говорит о своих ролях, о Гамлете, об Оресте, потом - о короле Лире, он был хорош, я знаю, он был очень хорош, я читала старые газеты, я видела восторженные отзывы критиков, я видела и его самого, декламирующего шекспировские монологи в запыленной гостиной в первый день, когда он привел меня к себе домой, перед тем, как он притянул меня к себе, поцеловал, раздел, я потом плакала в ванной, но не ушла - посмотрела внимательно в зеркало, умылась - тринадцать раз, мне очень нужна удача, - и вышла обратно к нему. Он говорит, что театр беспощадно списывает возрастных актеров на пенсию, что этот мир жесток и беспощаден, я думаю, что мир жесток, но даже в идеальном мире никому не нужен пьяный актер, срывающий спектакль - эту статью я тоже читала, - но молчу. Он добр ко мне, он дал мне дом, поддержал после десятка неудачных прослушиваний, оплатил мне колледж, он помогает посторонней девчонке, подобранной им в заброшенном кинотеатре, не мне учить его жизни.
Я смотрю в небо, перерезанное белой полосой, следом от самолета. Я вижу себя на сцене перед восторженно визжащей толпой, я чувствую тяжесть микрофона в своей руке, я жмурюсь от воображаемых софитов, бьющих в глаза, и предвкушение счастья переполняет меня. Мне четырнадцать, и я не верю ни во что, кроме себя.
1978
Салли болтает, жует жвачку, ведет машину и красит ресницы одновременно, я растекаюсь по нагретому солнцем сиденью, лениво улыбаюсь, отвечаю на расспросы о моем клипе - да, уже отсняли, да, будет шикарно, - качаю головой и смеюсь, когда она называет меня главной звездой фестиваля, хотя конечно же, так и есть, я единственная, кто «засветился» в телевизоре, кого уже два раза узнавали на улицах, у кого скоро выйдет собственный клип. Салли смеется над моей мнимой застенчивостью, протягивает мне бутылку, тормозит перед стоящим у дороги парнем, и пока я откупориваю пиво, они уже договорились, ему тоже на фестиваль, и вот он уже в машине, мы представляемся, он - тоже, и я изворачиваюсь на сиденье, рассматриваю его лицо в упор, он так изменился с тех пор, как мы учились курить украденный у моей мамы «Мальборо», но я все же узнаю его, а он - меня, и Салли визжит от восторга и говорит что-то о извилистых путях судьбы, мы смеемся и болтаем, он рассказывает легенду, странную, дурную, о девочке в красном пальто, которую можно увидеть на фестивале, которая - знак, что через год ты будешь выступать перед многотысячной толпой в Лондоне, и я язвлю, а Салли хихикает, километры летят мимо, и вот уже мы врываемся в фестивальную толпу.
Салли запирает машину и бежит к стоящей неподалеку стайке подружек, а мы переглядываемся и идем осматривать лагерь. Солнце жарит мои открытые плечи, его рука жжет мои пальцы, люди вокруг уже начали выпивать, за палатками валяется в полной отключке какой-то парень в оранжевых кедах, вот уж у кого все шансы увидеть летом на музыкальном фестивале ребенка в пальто, мы уходим чуть дальше от палаток, я рассказываю о себе, почему-то так откровенно, как на духу, мало что утаивая, после смерти Джона я ни с кем так ни говорила, но он слушает так внимательно, и подходит совсем близко, его губы еще горячее, чем его пальцы, но я отступаю, качаю головой, улыбаясь застенчиво и радостно одновременно, потому что я вижу, что он уже влюблен, что он согласится ждать столько, сколько я хочу, и мы медленно идем обратно к палаткам, и перекидываемся словами, делая вид, что не флиртуем, и он покупает мне мороженое, прямо как в книжках или старом кино.
Вечером я стою за сценой, ожидая своего выхода, по привычке считая до тринадцати, чтобы успокоиться, на мне блестящее золотое платье, мои волосы струятся по нему, золотом по золоту, я запрокидываю голову и смотрю в чистейшее голубое небо. Я молода, красива и талантлива. Я бесстрашна, безупречна и неуязвима. Нет никого сильнее меня. Мне двадцать два, передо мной вся жизнь, у моих ног - весь мир.
Четверг, вечер.
Длинная тощая тень упирается кудрявой головой в почтовый ящик на углу. Хозяин тени в потёртых джинсах и заляпанных ботинках стоит у коробки с пластинками и медленно перебирает их одну за другой. Замер с пальцем на чёрном конверте: White light/White heat – буквы раскрашены цветными карандашами, круг расцвечен в радугу, а сама пластинка запилена до равномерного шума. Кусок детства за двенадцать пенсов, да и тот не по карману. Welcome to Birmingham.
Пол не может больше откладывать неизбежное – до поля ему не добраться, значит придётся идти ночевать к предкам. Впервые с того утра, когда он бросил колледж придётся слушать поучения отца и терпеть сочувственные вздохи матери. Но им всё равно нечего сказать на главное – скоро ядерная война и нет смысла учить макроэкономику умирающей цивилизации.
Пятница, утро.
Парой кругов ада и один омлет с беконом спустя Пол отбрасывает тень на окраину фермы. За окраиной лежит поляна, несколько цветных палаток, небольшое ещё количество людей между ними. До недостроенной ещё сцены сотня шагов, все люди еле ползают по утреннему солнцу. Хорошо быть свободным человеком, но этого мало. Пол любит появляться эффектно.
- Уэй-най-нэй!
С диким криком Пол пересекает поляну и вспрыгивает на сцену, подключает гитару и начинает простой ритмичный драйв. Добавляет простой риф, и обратно на драйв. Потом опять. Народ просыпается, вот и движение началось – кто-то залез за установку и стучит по не прикрученной тарелке, но слишком медленно, не в драйв, мимо. Да это девчонка стучит, а ведь мощно получается, и хотя техника странная, но драйв только растёт от разбитного ритма.
Отборный вал мата и выдернутый шнур, а ещё больше мощный пинок отправляет Пола в полёт со сцены. Да, детка, всё как надо. Мягкая, ещё не вытоптанная танцами трава принимает Пола и его широкую улыбку. Жизнь, смотри: вот он я! А вот и пиво.
Пятница, вечер.
Джим и Нэт – отличные ребята. Кажется рыжего зовут Джим, он ещё хвалился, что может рок на волынке играть. Главное то, что Джим всегда может достать пиво, а Нэт всё остальное. И именно поэтому они оба – отличные ребята.
- А вот ещё отличное свойство пива, - спорит Джим сам с собой, - не то что вино, отравленное veritas. Пиво – это пиво, и ты точно знаешь, что оно есть и точно знаешь, когда его нет. Я всегда говорил, что пиво – лучшее изобретение человечества и единственная хорошая вещь в этом дерьмовом мире.
- Пиво – это пиво. Пиво, пиво, пиво, это пиво. - ритмично наполняет спор гитарой и голосом Нэт.
- И вот к музыке пиво отлично пиво подходит. Музыка – просто музыка, и пиво – просто пиво.
- Ты не прав! - вдруг резко вскидывается Пол – Музыка – это больше чем жизнь. В музыке есть всё, всё чего хочешь и чего даже не может быть. Мир – дерьмо, хорошо что он скоро сгорит в ядерном огне, но есть в нём одна стоящая вещь. И это, извини меня, не пиво, а музыка.
- Да ты чего? Ладно, ладно... Пива ещё хочешь?
- Хочу. И музыки хочу. Такой, чтобы говорила. Чтобы всё в неё было сразу и пиво твоё, и вино, и ещё что.
Пол берёт свою гитару и вплетает мелодию в ритм Нэта. Потом захватывает её, выводит вверх, Нэт бросает играть, и вот уже Пол один играет что-то своё странное, на рванный и чёткий ритм ложатся отдельные высокие ноты, как капли пива в жаждущее горло.
- Кстати, у меня есть то самое “ещё что” – приятный молодой голос принадлежит парню в оранжевых кедах. - вчера достал, пробирает до самых пяток. Зачётная вещь. Хочешь попробовать?
Пол не отвечает, хотя вопрос явно адресован ему. Его широко раскрытые глаза смотрят прямо в глубину глаз парня в кедах, но не видят. Его голова кивает энергично, в такт музыке, но не понятно слышал ли он хоть слово. Парень в кедах понял по своему, засунул руку во внутренний карман твидового пиджака и что-то там сжал. Но он всё ещё сомневается – Пол всё кивает и кивает, а музыка всё кружит и кружит. Рука Нэта ложится на колено парню в кедах.
- Дурак ты. Дурь твоя верный путь в могилу. Видишь как его от музыки прёт? Не лезь к нему, понял? - взгляд Нэта не злой, но решительный. Нэт родился и вырос в портовом городе, в другое время он “белоручку” вроде Пола и сам бы поддел, но Пол сказал правильные вещи про музыку, и играет здорово. А что наркота делает с музыкантами Нэт видел уже достаточно.
- Сам ты. Дурак. А ты? - парень спрашивает Джима.
- Не сегодня. Сегодня я защищаю честь пива! - и Джим задорно опрокидывает полную бутылку пива в себя. И сразу открывает следующую бутылку и поит Пола.
А Пол продолжает играть.
Суббота, утро
Пыльное утро встречает Пола жаждой и голодом. Вокруг полянки следы вчерашнего пива. Пол с трудом находит свои ботинки и с отвращением натягивает их на ноги. Ботинки сразу напомнили о взглядах отца и матери, когда он заявился к ним позавчера. Они всё могли ему простить, но в их буржуазном мире не было места грязным ботинкам.
Пол мотнул головой и огляделся – все спят. Славные ребята здорово напоили его вчера, и сегодня он сделает им отличный завтрак. Первое дело – сходить за водой. И Пол радостно бежит с холма к заводи и ничуть не останавливается на её краю. Ледяная вода обжигает ноги и обадёт брызгами умывающуюся девчонку. Она смеётся и брызгает в ответ. Так и не сказав друг другу ни слова, даже “привет”, они заканчивают свои дела и Пол бредёт вверх на холм с котелком воды.
Все спят.
За горелкой надо идти к техническим, за сцену. У них там тень, но Полу после холодного купания в тень очень не хочется, и он обходит сцену с дальней стороны. Поляна начинает просыпаться, но все люди ещё лежат или сидят. Кроме одной фигуры, которая странно сгорбилась за углом сцены. Подойдя ближе, Пол понимает, что это не человек, а куча мусора – просто гора консервных банок. Впрочем, может и скульптура. Пол рассматривает сооружение со всех сторон и, так и не решив мусор это или скульптура, продолжает путь к техническим.
Здесь уже кипит жизнь. Пол проверяет у доски своё время саунд-чека и идёт дальше, к людям. Спрашивает про горелку у высокой блондинки в гигантских роговых очках, получает гневный отлуп и идёт искать какого-то Дэвида, который оказывается заведует “всеми этими мелочами”. Как назло, Дэвида нет и надо ждать. Пол стоит у палатки, прислонившись спиной к опоре и взгляд его гуляет по поляне, пока не застывает на спине парня, с длинными светлыми волосами. Парень заплетает себе косы, вплетая в них цветные нити. Его длинные пальцы медленно и ритмично перебирают пряди, не совершая ошибок и не нарушая последовательности. Поднял, повернул, передал, повернул, поднял, повернул, нитка вниз, передал – как струны гитары. Закончив с косами, парень поднялся, потянулся, и, повернувшись, встретился взглядом с Полом. Этот добрый и открытый взгляд, усиленный простой улыбкой, ошеломляет Пола. Парень с цветными нитками в волосах уже ушёл куда-то, а Пол всё стоит – смотрит в то место, где он был.
- Обязательно найду его после. - говорит он вслух.
- Кого найдёшь? Меня? Джэн сказала ты меня ищешь. - наконец вернулся Дэвид.
Завтрак получился на славу. Джим хвалит его ещё больше, чем хвалил вчера пиво. Нэт ест вторую порцию, а эта похвала лучше любых слов. К котелку набралась большая компания – Пол почти никого не знает, зато его, кажется, знают уже все. Что он вчера делал? А впрочем, к чёрту. Есть только сегодня, и сегодня вечером он будет играть.
На сцене завелась гитара. По всей поляне разносится смех – лучшего сигнала, что начался саундчек не придумать. Весь народ идёт к сцене. Утренний саундчек, это не концерт, это в сто раз лучше. Это живая энергия и самое лучшее время танцевать. И Пол танцует. Он быстро находит девчонку, что умывалась у ручья, и они танцуют вдвоём. Она двигается как огонь, плавно и резко, и Пол учится у неё движениям. Так и не сказав ни слова, они расходятся и танцуют уже с другими. Музыка меняется, а танец продолжается пока есть силы. Или не приходит время самому идти настраиваться.
Пол позвал Нэта играть ему ритм. И вот они вдвоём на сцене, две гитары, и больше ничего. Они познакомились меньше суток назад. Нэт играет уверенно, он точно знает какой драйв нужен людям и он умеет им его дать. Пол играет странно. Его музыка танцует вокруг ритма Нэта, не мешает ему, но и не соглашается. Она никогда не замирает, но её скорость меняется и границы тактов не совпадают с тактами Нэта. Его запилы неожиданны, но не создают диссонанса. Пол кивает Нэту и они заканчивают одновременно, как будто всю жизнь вместе играли.
- Добро. - кивает звукорежиссёр. - Я настроил. Теперь давай что-то с текстом, микрофон проверим и всё.
В глазах Пола непонимание.
- У меня нет с текстом. У меня музыка.
- Дурак что ли? Мы ж не в консерватории. Ну скажи тогда в микрофон что-нибудь хоть.
Пол кивает. Оборачивается на Нэта – тот показывает ему большой палец вверх. Ещё кивок. Нэт начинает играть ритм. Чуть другой, но не сильно отличающийся от прошлой композиции. А Пол заводит совсем другую мелодию. Более резкую, в ней сквозит протест, но она всё же вбирает в себя ритм Нэта.
- Check. Проверка. Микрофон. Есть.
Пол резко оборачивается к Нэту, тот всё понимает, и они опять заканчивают одновременно. Ни на кого не глядя, Пол уходит со сцены и идёт прочь. Его догоняет Нэт.
- Нормуль. Не парься, отличная у тебя музыка.
- Отличная, да. Но ты же слышал – им нужен текст. Слова. Им не нужна музыка, им нужен текст, а музыка просто как приправа. И потанцевать.
- Ну и что. Это же не важно. Ты отлично выдал, кстати, вот так с ходу. В словах ритм был. Смысла не было, а ритм был. Толпа ничего и не поняла – им понравилось. Ты что угодно можешь петь. Вот что есть в голове – то и давай.
- У меня нет мыслей, вообще. Я не хочу о любви, понимаешь? Я не хочу как все, не хочу прожить просто так, без искры. У меня есть только музыка. И разные чужие мысли, которыми меня столько лет долбили предки и учителя. И больше ничего.
- Да забей! - Нэт явно не тот человек, который переживает о проблемах долго. Тем более когда на него с интересом смотрит рыжая девчонка – Вечером зажжём! - и убежал.
До самого вечера Пол танцует в толпе.
Суббота, вечер
Пол на сцене с Нэтом. Нэт ведёт ритм, Пол играет своё соло. Народ танцует, все рады, музыка разносится далеко над поляной. И вот музыка Пола доходит до самой высокой ноты, спускается вниз и делает круг. Пол наклоняет голову к микрофону:
“Кейнс говорит, печатайте деньги.
Если вам плохо, печатайте больше.
Маркс говорит, бросайте деньги.
Чем больше бросите, тем будет лучше.
Но умножая доход на несчастье,
Нельзя получить аннуитет в одночасье...”
Пока Пол напевает, его музыка продолжает жить. Теперь в композиции их трое – ритм, соло и слова – и они не в гармонии друг с другом. Если слова не укладываются в поэтическую строку, Пол просто доигрывает недостаток на гитаре. Похоже он просто выгружает из головы всё то, что мешает музыке, всё то, что вдалбливали в него годами, и теперь музыка захватывает слова и кружит их в ритмичном танце.
Пол и Нэт играют пять композиций. У них нет названий, их тексты не имеют смысла. Но Нэт выводит чёткий ритм, а Пол играет как сумасшедший. Их только двое на сцене – две гитары и бессмысленный текст. Но сегодня вечером они заводят эту толпу и от неё заводятся сами. Их уже не двое. Толпа включилась в ритм и даже подпевает, добавляя столь же бессмысленные слова. Нэт прочно держит ритм, а Пол ясно чувствует куда он ведёт композицию и музыка раскрывается для них. Сегодня вечером они играют так ярко, как хотят прожить жизнь.
Спать не хотелось. Стоило бы, на самом деле, но вместо этого мысли упорно метались из одного угла черепушки в другую, отдавая в висках уже затухающей головной болью и стуком дождя за окном. Такая мелочь, как пара пунктов шоу-райдера – и споры между десятком людей на два часа, как будто они заказали корзины белых роз и личных стриптизерш, а не дополнительные кабели и проверку разводки зала до согласования мероприятия. Не так уж и много они хотели, на его взгляд. Так, подбить некоторые детали. Все это не стоило поднятой шумихи. Он и его ребята – уже состоявшийся проект и могли бы просить и намного больше. Не как какие-нибудь топовые исполнители, конечно, чьи клипы крутят в прайм тайм и собирают миллионы просмотров на ютубе в первый же день, но как достаточно уверенные середнячки.
Одна, нет, пожалуй, после такого две капсулы. Этого должно хватить на сегодня, а больше пробовать за раз уже не хотелось после пары неприятных инцидентов. Просыпать с утра, быть разбитым весь день и пугать снова кого-то невозможностью растолкать его никакими силами было сомнительным опытом, но урок вроде бы усвоился. Впрочем, воду он все еще на дух не переносил, поэтому привычно запил их колой прямо из банки, успокаивая внутренний голос тем, что это хотя бы не виски-кола. А то и такой опыт уже тоже имелся.
Эти голосовые встречи в видео-конференциях выматывали похлеще, чем допросы или судебные заседания, на которых он бывал по юности из-за своего разгульного образа жизни. Или это он был моложе, а сейчас уже пора забраться под клетчатый плед и листать каталоги тростей и обзоры на дома престарелых? Нет, конечно. Это просто временная усталость, и она пройдет. Куда проще было, когда агенты выясняли все между собой. Или же личные встречи, на худой конец. Там хоть можно было реально посмотреть человеку в глаза и уточнить, не охренел ли он окончательно или еще есть куда больше?
Скажи кто-нибудь публично, что он, агитирующий в своих песнях за чистый разум и восприятие мира, сам плотно и давно уже сидит на антидепрессантах с транквилизаторами – и этого человека, пожалуй, пришлось бы по-тихому прикопать возле сцены. Дэв сам не хотел признавать это зависимостью. Да, он пьет алкоголь, но какой представитель хоть сколько-нибудь творческой профессии, да и просто взрослый серьезный человек без него сейчас сходу может обойтись? Даже афтерпати или переговоры частенько проходят в окружении бутылок, стаканов и чего позабористей, тут хочешь – не хочешь, но трезвенником быть сумеет далеко не каждый. Рабочий процесс. А вот таблетки в его глазах были чем-то совершенно другим. Так, обычные медицинские назначения. Конечно, и от них иной раз умирают, но это другие. Сколько он смотрел на их истории, всегда одно – наркотики, алкоголь, стресс, проблемы с сердцем и почками, суицидальные наклонности и нелепые случайности, но виновными в глазах публики и средств массовой информации всегда делали таблетки. Бред.
Он все делает правильно. У него ненормированный график, нервная работа, активные гастроли, постоянное общение с кучей самых разных людей – и как только он захочет взять от этого перерыв, то сможет начать жить и без всех этих полезных дополнений. Никто же не ругает спортсменов за использование витаминов и всяких поддерживающих бандажей. Это то же самое. Просто поддержка.
Впрочем, с утра его никто будить не будет - они серьезно поцапались еще пару дней назад, и с тех пор все общение свелось к сухому обмену сообщениями в ватсапп и ночевках Дэва в гостевой спальне. Когда-то он в тесной палатке мечтал о ночи в аппартаментах, подобных его квартире, но сейчас возможность для двоих не видеть друг друга по несколько дней, не выходя на улицу, раздражала. Недостаточно уделяет внимания себе и отношениям. Он не двадцатилетний пацан, чтобы вестись на такие обвинения – многие в его возрасте уже четвертый брак устраивают и правнуков начинают нянчить, а Дэв, раз уж не дошел до подобного образа жизни раньше, так уже и не дойдет никогда. Оставалась уверенность, что все это несерьезно – ведь приглашение на завтрашний вечер было принято, а там и до мирного совместного возвращения недалеко.
Иногда он затруднялся сказать, мечтал ли он вообще о чем-то таком когда-либо. Ясное дело, все молодые дарования мечтают о большой сцене, пластинках, признании, деньгах, роскоши – но кто делает это конкретно? Кто представляет себя в частном самолете, а не простраивает планы, как убедить менеджеров клуба дать им сцену на этот вечер, когда и так можно было бы кого-то найти, да только за этих фестивальных чудиков еще и рекламу давать придется из своего кармана, и прогнозов по билетам никаких. Нет, планы, конечно были, и многие из них сбылись весьма успешно – но каждый раз это был еще один шаг, еще одна ступенька в глухом тумане, где невозможно все просчитать.
Дождливое настроение никак не проходило, равно как и погода не собиралась хоть сколько-нибудь отступать. Хотелось нагло пройти по коридору, войти в закрытую дверь и облапать холодными руками чью-то вредную, но наверняка уже сладко сопящую тушку. И завалиться рядом. Нет, все завтра. Играть в примирение так будет фактически безоговорочной капитуляцией и сдаваться первым не хотелось.
Пройдясь по комнате, он, на всякий случай обернувшись и проверив, что один, выдвинул небольшой ящик в столе, сразу же наткнувшись на записку печатными буквами «ДЭВ НЕ ТРОГАТЬ =)». Поразительная наивность. Как будто это могло его остановить. Вытянув сигарету из «тревожной пачки», как он сам её называл, подтрунивая над непонятным ему стремлением везде и всюду устроить запасы, уложил все как было. А что было? Да и не было ничего. Не пересчитаны же они, в самом деле. На самом деле даже эта записка была лишь последствием его прошлогоднего взрыва, когда он в очередной раз углубился в ночной инстаграм и словив передоз ЗОЖ-пропаганды с утра устроил глобальную зачистку дома от курева, спиртного и пачек шоколада, под которую некстати попали не только его запасы. Он извинился. Дважды. И все компенсировал. Но записка была. А идти до своей заначки совершенно не хотелось.
Открыть окно, закурить и стоять, залипая в сочетание дыма и дождя – это занятие так ему и не надоело.
Маленький Тимми пищал от восторга. Он успел перетрогать все деревья, вываляться в глине, и даже поймать лягушку. Вивьен была бы в ярости, если б видела его сейчас - комбинезон заляпан грязью, чумазое личико, кудри полны сосновых иголок. Роберт спустился с крыльца и потрепал внука по голове.
- Пойдём, дикарь - позвал он, - надо переодеться. А то скоро мама за тобой приедет. Отпускай пленника.
- А можно, он поедет с нами? - Тимми не желал расставаться с трофеем - у дяди Джейми дома живет рогатая жаба. Но у нее еще рога не выросли.
- Нет, золотце. Ему будет скучно одному в городе. Здесь его дом, и семья, представляешь, детишки...
Роберт выждал паузу, и добавил последний, убийственный аргумент:
- Да и комары у вас невкусные. Поторапливайся, посади его на травку, скажи пока.
К приезду дочери следы преступления были скрыты, Тимми был умыт, причёсан, и держал в руках большой букет полевых цветов. Вивьен чмокнула отца в щеку, и деловито огляделась по сторонам. Дом сложно было узнать. Всего-то пару перегородок снесли, а как светло теперь. Гостиная была заставлена разобранной мебелью, а в центре красовался натюрморт из разноцветных чемоданов. Ее взгляд упал на пирамиду из картонных коробок: значит, отец всерьёз решил тут обосноваться, раз привез свои пластинки. Над ними, на стене висел мамин портрет - совсем молодая, она щурится на солнце, на голове - венок. Вивьен улыбнулась, глядя на цветы в руках сына. Надо сплести из них венок, если не завянут до дома.
-Вы с Тимми останетесь ужинать? Плиту опробуем. - Роберт обвел рукой кухню - пока вот, повесили пару шкафчиков, завтра привезут остальное.
Вивьен отрицательно покачала головой.
- Мне завтра с самого утра опять в студию, сам знаешь, летом всегда полно работы. Джейми сидит там весь день. Мы уже поедем. А, и ты мне там нужен в понедельник: после обеда поменяют вывеску, уже с новым логотипом, и будешь сам перед журналистами позировать. Я сдаюсь. Твой осот у меня уже в ночных кошмарах, пап. Десять дизайнеров, каждый рисует своё: одуванчики, васильки, репей... Но только не осот... Вот, смотри, любуйся! - она порылась в сумочке, выудила оттуда визитку, сунула ее отцу под нос.
Роберт рассмеялся. На визитке красовался черный силуэт цветка осота с парой листьев, а в серединке - белый контур микрофона. Недурно.
- Знал бы, упал перед розой. Хотя нет, Тюдоры и Йорки б меня засудили. И я бы не встретил твою маму. Поэтому, преклоняйся осоту, дорогая. И Джейми не гоняй, я тебя знаю.
Вивьен фыркнула, и показала Роберту средний палец.
Оставшись один, Роберт шумно выдохнул. Следить за Тимми - та еще задачка, особенно, когда весь дом вверх тормашками. Он решил взять паузу, а потом разобрать еще парочку ящиков. В результате, гостиная стала походить на Гластонбери после концерта...
Фестиваль...
Да, тот июльский день 78-го, несмотря на плохое начало, стал судьбоносным в его жизни. Даже удивительно, как все мелочи, случившиеся с ним тогда, трансформировали его будущее.
На фестивале он остался до воскресного вечера. Так получилось. После концерта Роберт смешался с толпой, затесался в какую-то компашку, знатно напился, рассказал им всю свою жизнь, начиная с тощей задницы преподобного и заканчивая снобизмом Энджи. Проснулся только к полудню воскресенья. Потом, вместе с теми же ребятами, он изрядно попотел, вытаскивая свою машину из засохшей грязи, еще раз напился, подрался, защищая веснушчатую девушку от подкатов другого пьяницы, и, почему-то, так застеснялся, что не спросил у нее ни адреса, ни имени.
Энджи сама бросила его через неделю после концерта. Сперва она изрядно разозлилась на то, что он не вернулся в субботу вечером, и устроила скандал. Потом нашла злосчастную сережку, и устроила еще один скандал. С битьем посуды, слезами, упреками, и прочими атрибутами обиды. Роберт хотел было с ней помириться, но как раз вернулись родители, и было не до этого - здоровье отца, привыкшего к мягкому островному климату, оставляло желать лучшего, жить в тесном домике тетушки Роуз дальше всем вместе было невозможно, ведьма Тэтчер приватизировала большую часть социального жилья, и пришлось переезжать на окраину, в коттедж попросторнее, и без лестниц. Пока мама старалась ухаживать за отцом, Роберт и его старший брат работали от зари и до темноты, по две смены в день. Чуть позже родителям дали пособие, и братья сбавили темп. В первый же день, когда Роберт выбрался в ближайший паб, он столкнулся с Эммой - так, оказывается, звали ту девушку с фестиваля, и с той же компанией. Еще выяснилось, что они все это время были соседями. И что помнили друг о друге.
Вместе они провели полжизни. В смысле, он и Эмма поженились. А с ее друзьями он играл в группе. Панк гремел по стране, The Clash и Sex Pistols были новыми богами, и когда встал вопрос о названии коллектива, Роберт настоял на "the thistlemen" - "потому что правда колется" - говорил он, ухмыляясь - "и цепляется за тебя колючками, даже если ее игнорировать"
Они играли в портах для докеров и матросов, на баррикадах, в пабах, а потом вдруг пришел успех....
Роберт так задумался, что по привычке помотал головой, ожидая почувствовать, как завитки волос защекочут шею. Но нет. Он уже расстался с пышной шевелюрой. Когда потерял Эмму.
Она уходила тяжело. Ни операции, ни терапия не помогали. Эмма угасала на глазах, но не хотела ложиться обратно в больницу. В одну из последних недель она попросила Роберта отвезти ее на природу. Сняла кислородную маску, и жадно ловила летний горячий воздух, пахнущий цветами...
После ее смерти Роберт уже не выступал. Он погрузился в работу, студия потихонечку росла. Сын к тому времени вернулся из Штатов, дочь закончила учебу, и вместе они вдохнули жизнь и задор в общий бизнес.
А вот теперь он, поддавшись ностальгии, купил коттедж недалеко от того самого поля, где он встретил Эмму, и где фактически начал свою новую жизнь.
Солнце промелькнули в окне и исчезло за верхушками деревьев. За секунды до этого, последний отчаянный луч скользнул по гостиной, осветив портрет Эммы. Роберт вышел на веранду, уселся в кресло-качалку, и прислушался к писку комаров. Почему-то захотелось взять в руки гитару...
Энди Остер живет в Америке. Владеет бизнесом по продаже запчастей для автомобилей.
Музыкой не занимается. Женат на Милли.
От алкогольной зависимости регулярно проходит лечение.
Не помогает.
Дочь проходит терапию. Счета ее оплачивает Энди.
Внучка Хэвен выкрасилась в розовый и записала на видео песню.
Прислала любимому деду.
Своей музыки Хэвен стесняется, поэтому песня "Мой дедушка идиот" называется.
Чтобы Энди не мог ее никому показать.
Если кому интересно - Энди счастлив. Проживет еще долго, если бросит бухать.
Дороги за четыре десятка лет стали в разы лучше, мокрый асфальт был идеально ровен – ни трещин, ни выбоин. Пожалуй, только дороги и улучшились. Тянущиеся до горизонта пустые поля оставались неизменными, как неделю, год или сорок лет назад. Всё остальное стало куда паршивее.
Крис вылез из машины, хлопнул дверью и зашагал по мокрой траве от дороги. С чего его вдруг понесло туда, где в далёком семьдесят восьмом проходил один из многочисленных музыкальных фестивалей, он сам не особенно понимал. Хотелось выбраться из монотонной рутины, в которую превратилась жизнь, вспомнить молодость, витавшую в воздухе свободу, вдохновение, накатывавшее волной хоть на неровной дороге, хоть среди разномастных палаток.
Поле было совершенно ровным и абсолютно пустым, но Крис отлично помнил, где была небольшая и наспех возведённая сцена, где разбивали палаточный лагерь и где в отдалении облазили всё в поисках таинственного бункера. Он прошёл мимо воображаемых палаток, остановился «за сценой», сел на сырую траву и закурил.
Почему-то здесь даже давно привычный вкус травки ощущался острее и ярче, почти как в молодости. Крис прикрыл глаза, вспоминая, как готовился к выступлению, загадывал, что именно оно должно стать новой ступенькой наверх. И ведь само выступление оказалось удачным – он чувствовал, что нашёл отклик, что именно его песня заставила сердца слушателей биться чаще, что сам он стал почти един с музыкой, но на следующее утро проснулся с тяжёлым похмельем, начисто вытеснившим из головы новые ритмы. Он неоднократно пытался вспомнить, что именно придумал и слышал в день выступления, но получалось только копировать свои старые песни, почти неотличимые друг от друга и от десятков чужих. Мир так и не услышал мелодию, призванную его изменить, Крис же её забыл, оказавшись одним из множества музыкантов, с трудом сводящих концы с концами, ничем не примечательных и неинтересных.
Докурив он поднялся и двинулся «на сцену» – идея спеть в пустом поле что-то почти забытое казалась необходимой. Только поле больше не было совершенно пустым – в десятке метров от Криса прыгал по лужам чей-то ребёнок, то чаще, то реже, так что хлюпающая вода звучала рваным ритмом. На ребёнке был длинный красный плащ с капюшоном – Крис покачал головой, никогда прежде травка не давала галлюцинаций, тем более таких реальных и ярких – ребёнок никуда не исчез, так и продолжал топтаться в луже.
– Эй! Где твои родители?
Ребёнок не ответил. Прыгнул ещё несколько раз, а потом побежал прочь, от лужи, от Криса, по высокой траве, красный плащ мелькал в поле, а потом пропал, как сквозь землю провалился.
Крис смотрел на пустое ровное поле, точно помня, в какой именно его точке последний раз мелькало яркое пятно. Он задумался только на секунду, а потом побежал вперёд, через мокрую траву, лужи и размытую землю. В лицо бил ветер, а в голове звучал забытый сорок два года назад рваный ритм.
Янтарное озерцо в бутылке кажется неподвижным. Реджинальд Пауэлл подзывает медсестру и протягивает ей руку.
— Освободите меня.
Рыхлая блодинка в бирюзовом халатике взглядывает мельком на уровень жидкости в капельнице и ловко вынимает катетер из вены.
— Повязку снимете через два часа, — она туго бинтует ему руку. — Мистер Пауэлл, вам всё-таки надо подумать о том, чтобы поставить себе порт. Вен надолго не хватит.
— А я и не собираюсь долго их мучить, — хмыкает Реджинальд.
Телефон пискнул, получив смс-ку. Какой-то телеканал приглашает его на встречу "Легенды музыки 70х". Реджинальд кривится, как от зубной боли. Очередная барахолка "Забытые звезды — три бакса дюжина". Вы помните своё последнее выступление? Почему вы перестали сочинять музыку? Как вам удалось дотянуть до семидесяти и не подохнуть от наркоты?
Он вносит номер в черный список. Список внушительный. И откуда только у этих чертовых стервятников берутся его данные, хотелось бы знать.
— До встречи через три недели, мисс Бьёрнсен.
Та кивает и отворачивается к аптечному шкафчику. Заметно, что форменный халат ей мал. Почему бы не взять размер побольше? Надеется похудеть, догадывается Реджинальд. Медсестре Бьёрнсен на вид около сорока. "Тебя, небось, заделали под мои песни", — думает он рассеянно, раскатывая рукав рубашки.
Три платиновых диска — один за другим. Он уехал в концертный тур по Европе. А вернувшись, узнал, что Айзека нет в живых. Его сбила машина поздним осенним вечером прямо у дома. Реджинальд опоздал на похороны, из аэропорта поехал прямо на кладбище. Просидел у могилы почти сутки, а когда снова вошел в пустую квартиру, в их с Айзеком дом, то отчетливо понял, что музыки в нём больше нет и не будет уже никогда. И оказался прав. С того самого дня, за сорок с лишним лет, он не сочинит больше ни одной песни.
Он мог играть только то, что сочинил раньше. Какое-то время его ещё приглашали на концерты. Но через несколько лет продюсеры поняли, что ничего нового Реджи уже не выдаст, и потеряли к нему интерес.
Как раз тогда Реджинальд и познакомился с Розмари. Собственно, заочно они были давно знакомы — их родители вместе ездили отдыхать в Италию. Одно время они даже были одержимы идеей познакомить своих отпрысков — с далеко идущими целями, но встретили яростное сопротивление с обеих сторон. И только когда родители отступились окончательно, судьба, словно ждавшая подходящего момента, наконец-то свела их — и не просто свела, но причудливо спаяла их судьбы.
Они стали лучшими друзьями. Так уж получилось, что обоих противоположный пол никогда особенно не привлекал, и поэтому дружба их была лишена каких-либо посторонних примесей, она была бриллиантом чистой воды. "Любая степень близости, кроме последней", — шутили они. И нарушили это правило лишь единожды, спустя много лет — видимо, утратив в какой-то момент способность справляться самостоятельно с разочарованиями в личной жизни.
В то время Розмари ещё ничего не знала о своей болезни, и Реджинальд никогда не винил её. Последние пару лет до её ухода они оба истово искали ту философию, которая позволила бы им поладить с окружающей действительностью. Розмари в конце концов она нашла какого-то восточного мудреца, слова которого помогли ей смириться с собственной смертью. У Реджинальда этого не получилось. Он жил, но болезнь затаилась в теле, словно норный зверь.
Розмари оставила ему всё, что у неё было. Похоронив её, Реджи уехал из Англии, где его больше ничего не держало. Он поселился в Нью-Йорке, купил книжный магазинчик в Гринвич Виллидж с уютной квартиркой наверху, оброс кое-какими знакомствами, но старался глубоко не пускать корни — во многом из-за природной склонности характера. Никто из его новых приятелей, похоже, не догадывался о музыкальном прошлом мрачноватого букиниста в смешных старомодных очках.
Бывало так, что он приглашал кого-то из постоянных покупателей в квартирку над магазином. Обычно это были завсегдатаи Гринвич Виллидж, которые приходили не только за томиком Берроуза или Герарда Реве, но и за порцией густой тягучей рефлексии. Часто всё ограничивалось разговором за чашкой
кофе. Но иногда — очень редко — разговоры заканчивались заполночь, и гость уходил уже под утро. Случалось, что такие встречи продолжались несколько месяцев. Но Реджинальд отказывался даже мысленно назвать эти отношения тем, чему хитроумные греки дали аж шесть имен.
Реджинальд Пауэлл доходит пешком от клиники до своего магазина. Открывает его ключом, щёлкает ногтем по табличке на двери, чтоб она повернулась надписью "Закрыто". Обводит глазами книжные полки — жалкие полевые укрепления для битвы с жизнью. На сколько ещё ему хватит сил бегать от судьбы?
Реджинальд поднимается к себе, подходит к окну и невидящими от слез глазами смотрит в ясное закатное небо. Если бы мимо пролетал ангел, он бы увидел, как губы Реджинальда беззвучно шепчут чьё-то имя. Но кто сказал, что Нью-Йорк — город ангелов?
Брайан мерял шагами Тейт Модерн, считал то ли удары сердца, то ли мнимые секунды. Сбивался уже на пятнадцатом счете, резко разворачивался и почти бежал к дверям, но там будто врезался в стеклянную стену и снова возвращался к углу здания. Комкал в руках пачку сигарет, разглаживал пригласительный билет - на имя Брайана Ховарда. Никаких тебе "сэр", никаких тебе "уважаемому". Потому что не сэр и не уважаемый.
Перед глазами маячил знак "Не курить". Восходящей звезде Сайко Бидсу было плевать на запреты, он бы затушил сигарету о полотно (или что там делают новомодные художники), а у него бы еще автограф попросили. А Брайану Ховарду только и остается, что искать глазами курилку и в тысячный раз рассматривать билет. Курить хотелось все сильнее, но полисмен не посмотрит, кто ты. Пару строчек "Круши!" или "Четок небес" напоет, но штраф выпишет, потому в год выхода сингла "Искры гнева" и права у него отобрали.
А билет был красивый. Вроде простой совсем, минималистично белый, печатные буквы будто от руки начерканы. Зато внутренняя рамка сумасшедшая, буйная. Желтая, фиолетовая, красная, как бабушкин сад. И в правом верхнем углу, как Гончие Псы, - бадьян, россыпь звездочек. Брайан изучал этот билет пальцами - сначала нежно, вдруг можно провалиться в эти буквы, вдруг можно зацепить ногтем эти зерна, но нет, и он сжимал в мокрой ладони бумагу, до боли сдавливал кулак, помогал второй рукой сжать его посильнее. Билет все равно выглядел представительно. "Чертовы буржуи, на коже японской девственницы напечатали небось".
"Ты может, зайдешь уже? Весь интернет в твоих озадаченных фотках".
Брайан подскочил и прищурился: худая фигура с двумя голубыми кисточками в белых волосах. Синева глаз пряталась за стеклами узких очков, раненая активисткой левая кисть неестественно приподнята.
- Привет, Вельвет, - голос неожиданно сел.
- Привет, Сайко. Ты войдешь или попросить водителя тебя отвезти?
В Тейт Модерн пел Джим Моррисон.
Брайана почти сшибло роскошью приглашенных: вычурные платья, место которых как раз в музее, костюмы, из которых вытащили еще не все булавки. Со всех сторон - невнятное эхо из ночных кошмаров: акционизм, институция, лоуброу арт, и то ли фамилии, то ли заклинания. Брайан взял четыре бокала шампанского у мальчонки-официанта и, осушая их залпом один за другим, осматривался.
Вельвету не хватало лишь фартучка, такого же благовоспитанного, как и он сам. Он успевал улыбаться всем сразу, касаться лацканов собеседника, подавать бокал в изящно изогнутой руке, поворачиваться в пол-оборота, чтоб посмеяться над шуткой и продемонстрировать классический профиль.
"Черную водолазку б еще напялил, художник, $%&".
Содержимое последнего бокала, как одна капля, стекло по горлу. Выхватить бы поднос да ударить прямо о начищенный пол, чтоб все вскрикнули, чтоб осколки и брызги летели новым произведением искусства, чтоб некрасивая дама в платье цвета вчерашнего виски закатила глаза и демонстративно прошептала "что за престарелый панк!". Но Брайан отдал пустые бокалы официанту и прихватил себе еще два наполненных. Если б хитрый мальчонка не увернулся, то и третий бы получилось взять. "Неужто на пойле сэкономили?", - фыркнул Брай.
От скуки он начал рассматривать стены. Вельвет далеко ушел от похожих на открытки картин, которыми обвешивал старый гараж. Ослепительная яркость красок погасла под четкими контурами, пластырем, швами, гирляндами без зеленых ламп и бадьяном.
"Завтра приглашаем вас всех на лекцию, посвященную влиянию мистера Кэмпбелла на современный поп-сюрреализм и масс-медиа в целом", - восторженно вещала в микрофон девушка в ярком красном костюме. В руках она держала картонную фигурку Вельвета в недавней серии Симпсонов.
"Сегодня с вами в прямом эфире с открытия долгожданной выставки '42 лепестка' Вельвета Кэмпбелла я, Джош Стекхерст", - вторил ей прилизанный мужчинка из другого угла. Галстук на нем был такой фиолетово-красно-белый, что у Брайана свело скулы.
Он пошел сквозь залы.
Казалось, что Вельвет был везде - все те же мотивы, даже потолок в лентах знакомых цветов, и в каждом углу - диффузоры с запахом бадьяна. Картины же Брайан махом отнес к "видел одну - видел все". Одинаково равнодушные синие глаза, одинаково заостренные скулы, разве что искажены фигурки по-разному.
"Мам, смотри, дядя с картины!" - маленькая девочка в по-взрослому строгом платье указывала на Брайана рукой и смешно морщила брови. Вторую руку она опустила, и пирожное воздушными хлопьями соскользнуло с белоснежного блюдечка на пол. "Вот и весь панк, что ты заслужил, Вельвет", - подумал Брай. Девочке было лет шесть, наверняка она видела его в роли инопланетянина на афише перезапуска "Звездных врат" или даже в клипе к последнему альбому "Ответ Вселенной". Откуда бы еще ей знать его лицо?
Он обошел все: равнодушно прошел по узким боковым комнатам, несколько минут смотрел документалку о жизни Вельвета, почти пробежал мимо фотографий с модных показов и эскизов одежды, перебрал тематический мерч в нескольких лавках.
В центре последнего зала треснувшим зеркалом была огорожена небольшая, похожая на алтарь, комната. "И что же там хранит художник с обложки журналов?", - фыркнул Брайан. Вариантов было немного: сушеные цветы и специи, чтоб погрузить в ароматы, безупречно четкие зеркала для контраста, калейдоскоп "бабушкин сад". Что-то, что воздействует точечно, что-то бьющее прямо под дых.
Стены внутри были безжизненно серыми, с прожилками цвета засохшей листвы. И прямо напротив входа - единственная картина. Портрет.
"Господи "#@$ ^%$# ^&!".
На Брайана смотрел Сайко Бидс - молодой и старый одновременно, с грубыми полосками скотча поверх морщин и улыбки, на фоне разбитых золотых платинок и top-10, где не было его имени. Через плечо - лента выпускника с надписью "Зал славы рок-н-ролла", по рукам вместо вен бежали фиолетовые нити, а на груди - круг гладкой фольги. Брайан подошел ближе и увидел свои глаза в сердце Сайко, настолько растерянные, что взгляд картины казался мудрым и знающим.
"...влияние такого музыканта, как Сайко Бидс, на современную музыку, неизмеримо. Но мало кто знает, как он повлиял на меня", - говорил тихий голос Вельвета из динамиков. Не Вельвета - Билли.
Курилка была пуста. В такие моменты мода на ЗОЖ нравилась Брайану. Он вышел из нее умиротворенным, полностью выдохнул благородный музейный дух, и запах табака вытеснил шлейф шампанского, духов и бадьяна.
Кто-то выскочил перед ним одуревшим воздушным змеем.
"Вы мистер Бидс? - спросил его паренек с едва наметившимися усиками. Робко улыбаясь, он указал на свою футболку. - Вы лучший музыкант, что я когда-либо слышал!".
"Я бы пошутил, что немного ты слышал, но - фьюю, альбом 83го!".
"Мой любимый! Вы, наверное, чувствовали себя таким счастливым, создавая шедевр".
"Сынок, я те времена помню только с рассказов других".
Когда Брайан расписывался на футболке, паренек казался ему отколовшимся солнечным лучиком.
Брай с широкой улыбкой провожал его взглядом. "Сегодня очень даже неплохой день, - подумал он. - Просто отличный день. И вот то облако похоже на бусы".
Даже когда спина юного фаната исчезла из поля зрения, Брайан стоял и наблюдал за уличной суетой. На торговом центре напротив рябила реклама концертов. Надписи на футболках прохожих выстраивали между собой диалоги в стиле Монти Пайтон. Автомобили проносились цветастой лентой, и среди них не было видно ни одной зеленой.
Брайан нащупал в кармане несминаемый билет и быстрым шагом пошел в сторону Тейт Модерн.
Элис Купер иногда говорил об Элисе Купере в третьем лице. Например, он мог заявить: «Элис не может этого сделать». Постепенно до меня дошло, что Элиса Купера на самом деле два: один – человек, а другой – кумир публики. Я признал, что это очень удобно: человек Элис Купер - личное дело Элиса Купера как человека, но персонаж по имени Элис Купер – это совсем другая история. Это – фантастическая небылица. Это – сам театр.Нил Гейман. «Последнее искушение»
Рукопись «Все, что вы хотели и не хотели бы знать о Микки Эвансе и его мире»
Посвящение
Моей жене Саншайн. Спасибо, что всегда верила в меня, моя любовь, моя путеводная звезда.
Чармин, в детстве ты гордилась тем, что твой папа – Тот Самый Микки Эванс. С твоего первого вздоха я не прекращаю благодарить все сущее за то, что ты – моя дочь.
Светлой памяти Луми и Джуса. Я верю, что там, на Небесах, вы только и говорите, что о музыке да о рисунке. Парни, я так по вам соскучился. Мне нужно будет многое вам рассказать при встрече.
Предисловие
20 сентября 1995 года мы планировали собраться старой дружной компанией, отметить день рождения Джуса. Заранее арендовали один уютный ресторанчик в центре Сохо, придумали поздравления. У нас с Джусом и Луми была одна традиция еще со времен учебы в Хорсни – на все праздники мы дарили друг другу открытки, сделанные собственноручно. Графика, стилизация под разных мастеров, пародии - все, что только приходило в в голову. Часто рисовали комиксы о нас самих, о нашей жизни; каждая открытка – один мини-выпуск на четыре страницы, за долгие годы насобиралась отличная подборка.
Джус как раз выпустил новую коллекцию для детей - "В стране Оз". Взрыв изумрудного цвета, безумная игра с формами и принтами - все, что он любил. Так что я придумал просто восхитительно дурацкую историю-комикс о Джусе Великом Волшебнике и Луми Трусливом Тигре. Уже представлял, как мы с Джусом будем потешаться над Луми, и какую именно гадость он задумает в ответ. Но открытка так и осталась у меня.
За несколько дней до праздника Джусу стало плохо. Острая сердечная недостаточность. Он не хотел сдаваться – наш Джусси всегда был бойцом. Смог дотянуть до своего сорокового дня рождения и в итоге собрал компанию своих близких и друзей, как и хотел. На похоронах мы устроили настоящий цирк - наряды, шутки, идиотские истории из жизни. Пели, танцевали, смеялись сквозь слезы. Надеюсь, Джус смотрел на это сверху, хохотал вместе с нами и обзывал нас поехавшими придурками.
А после похорон Джуса я сорвался в самый настоящий загул.
Теперь-то я понимаю, что мне просто было страшно. Старуха с косой пришла, когда её не ждали, и просто так взяла свое. Поэтому я решил наслаждаться жизнью по полной, оторваться на всю катушку.
Санни постоянно была рядом, пыталась помочь, поддержать, но однажды и её терпению пришел конец.
Полгода после её ухода стали сплошной черной полосой. Я своими руками оттолкнул от себя самых близких – жену, дочь, друзей. Думал окунуться в музыку - но в итоге ушел из группы. Я не слушал уговоров Луми, Сильвера и Эша; мне казалось, что все наши тексты, всё то, что мы пытаемся донести публике – фальшиво, глупо, плоско, примитивно, лишено малейшего смысла.
Я не понимал, как так: Джус умер – а жизнь вокруг продолжается, будто ничего и не случилось! Все говорили, что время лечит, утешали, как могли... Разумеется, кроме папарации, которые в тот период слетались на меня, как стервятники на тушу умирающей антилопы, смакуя каждую выходку, раздувая любой мало-мальский скандальчик.
Все вокруг стало ничего не стоящей шелухой.
Дни и ночи слились в ужасающем калейдоскопе. Знаете, я ассоциирую те или иные периоды моей жизни с музыкой или картинами. Те полгода – определенно видения Босха под «Welcome to my Nightmare» старины Элиса.
Welcome to my nightmare
Welcome to my breakdown
I hope I didn't scare you
That's just the way we are when we come down...
Но однажды все закончилось. Просто однажды я проснулся - а моя голова была пустой.
Боль не ушла, но притупилась.
И я внезапно осознал – я потерял Джуса, но все это время горевал не о нем, а о себе.
Моя потеря, моя боль, мой страх. Я признал и принял это. И начал бороться.
Смог потихоньку наладить отношения с Саншайн и Чармин; воистину, женское терпение и способность к прощению безграничны.
Наш менеджер, Питер, был не особо благосклонен ко мне, и я его прекрасно понимаю. Из-за моей выходки пострадали все, но мне дали второй шанс. Ребята проголосовали за мое возвращение и наше воссоединение - и я никогда этого не забуду.
Я вернулся домой на ватных ногах, сел и написал «We were made for loving» за сорок минут. Просто излил все то, что чувствовал.
Когда сингл в итоге попал в первую десятку чартов Британии и США – я понял, что снова вернул утерянное ощущение, что я могу говорить, могу донести что-то людям, а они меня слушают и слышат.
А потом случился ещё один переломный момент. Я помню тот вечер даже спустя двадцать четыре года. Мы просто сидели дома, ужинали. И тут в эфире зазвучал наш сингл. Не знаю, что на меня нашло - я просто отставил бокал с вином и церемонно поклонился Санни, приглашая.
Моя жена снова, как в далекой юности, танцевала со мной, ведомая моим же голосом, ведомая музыкой, которой я хотел донести одну только мысль.
Жизнь прекрасна. Люди прекрасны. Несмотря на все плохое, завистливое, мерзкое, несмотря на пошлость, жестокость и потребительство
Мы умеем любить. Мы способны на самые необьяснимые, сумасбродные, сумасшедшие поступки. Мы можем делать мир вокруг ярче и чище, добрее.
Прошло больше двадцати лет. За это время случалось всякое. Я снова совершал ошибки, терял близких, тщетно топил горе и обиды в алкоголе. Взахлеб писал и рисовал. Проводил мировые турне и срывал концерты. Снова едва не потерял семью.
Иногда мне кажется, что я просто тщетно пытаюсь вкричать в безликую колышущуюся толпу что-то очень значимое – а меня не слышат. Но зачастую слова льются словно сами собой – и я вижу и ощущаю отклик, каждой клеточкой резонирую, отвечая на направленную на меня, закручивающуюся вихрями энергию, и тогда меня будто приподнимает над сценой, а в горле колюче щекочет, словно от залпом выпитой газировки.
Знаете, я всегда очень трепетно относился к всему, что мне присылают. Письма, подарки, мерч. В нашем доме есть комната, специально отведенная для хранения этого. Не могу сказать, что перечитал-пересмотрел все, но я очень стараюсь.
И вот год назад я нашел в почте это письмо. Софи, одна бизнес-леди из Сохо, написала мне, что они с мужем годами работают просто на износ, чтобы обеспечить своих детей всем наилучшим. Однажды, после очередного тяжелого дня, она пришла домой, когда дети уже спасли, а ей нужно было и и дальше сидеть над бумагами, работать. Она тихонько включила радио – и в этом момент играла наша версия «Cat’s in the cradle».
Очень грустная песня. После нее на языке остается ощутимый привкус горечи - так чувствуется сожаление об упущенном. Я думал о Чармин, когда мы с ребятами записывали сингл.
And the cat's in the cradle and the silver spoon
Little boy blue and the man in the moon
"When you coming home, dad?" "I don't know when"
But we'll get together then
You know we'll have a good time then
Софи сказала, что послушала - и на очередном припеве внезапно расплакалась прямо за кухонным столом. Вот сидела себе, ела картофельный салат, запивала cодовой и плакала. Смешно, глупо, нелепо.
На следующий день она взяла отпуск и провела его с семьей, наслаждаясь каждым часом общения с мужем и детьми.
Знаете, я радовался, когда мне говорили, что моя музыка повлияла на эту группу, и на вон ту тоже, когда такие ребята, как Джо Перри и Брайан Джонсон отзывались обо мне с похвалой, отмечая мой вклад в развитие рока, когда галерея в Сохо предлагала организовать мою персональную выставку к юбилею...
Но по-настоящеу значимым я ощущаю себя именно в такие моменты, когда читаю эти бесхитростные послания, адресованные мне, Микки Эвансу.
Микки Эванс - звезда и Микки Эванс-человек сливаются воедино, я чувствую свое настоящее лицо, уходит ощущение прилпшей сценической маски.
В такие моменты я верю, что могу чего-то достичь, могу сделать что-то стоящее.
Я знаю, что Софи и её дети ценят каждый момент, проведенный вместе. Красотка Дженна из Гилфорда благодаря мне и старине Ди Снайдеру (по её же словам) находит в себе силы бороться с алкогольной зависимостью. Лоуренс, крайне серьезный молодой человек десяти лет, мечтает стать дизайнером, прислал мне эскизы и написал, что ему очень нравятся мои старые коллекции, я его вдохновляю. Майк, весьма стеснительный юноша, написал, что лишился девственности после одного из моих концертов, и это было просто суперкруто (рад за него, конечно, хотя честно говоря, все еще не знаю, как вообще реагировать на такие признания... Ладно, шучу. Майка я выдумал только что. Мой редактор подсказал мне, что вы, читатели, любите шуточки на грани фола, для разбавления серьезного тона...)
Честно, я долго колебался, стоит ли писать это всё. Но меня убедили, что есть люди, которому интересна жизнь Микки Эванса и для которых он может послужить наглядным примером (признаюсь, зачастую это пример того, как поступать не нужно).
Что же, вот он я, перед вами.
В этой книге много всего и смешного, и страшного, и несуразного, и нелепого...
Надеюсь, что-то вдохновлящее тоже найдется.Микки Эванс. Лондон. Январь, 2020-й год
Пепел летит в небо, сигарета в дрожащих пальцах, отпечатки помады на ней, уже давно не новые, не пикантные, привычные, такая родная привычка - курить, поглядывая на него искоса, улыбаясь, закидывая ногу на ногу, прямо как в детстве, но сейчас он не смотрит на меня, не усмехается ласково, его веки сомкнуты, трубки нелепо торчат из рук и носа, а я даже не могу курить рядом с ним, приходится уходить на балкон, смотреть на него через стекло, а впрочем, теперь я всегда смотрю на него через стекло, ведь что есть кома, если не стекло, отгораживающее его от меня? Я знаю, что нужно сделать, и врачи знают, и говорят со мной так заботливо, так бережно, мы понимаем, какое это сложное решение, мисс Годдард, вам стоит поговорить с психологом, мы так сожалеем; я верю, что они сожалеют, но они и возбуждены тоже, такое вот радостно-нервное возбуждение - сама Кейт Годдард стоит перед ними, ее муж лежит в их больничной палате, они так близки к легенде, как никогда раньше не были и никогда больше не будут, и они скрывают это тщательно, профессионально, от чего только хуже.
Дома я распечатываю третью пачку сигарет за сегодня и включаю «Касабланку», я знаю ее наизусть, он всегда смеется надо мной, когда я одними губами проговариваю диалоги вместе с героями, но сейчас смеяться некому, и я плачу, глядя на прекрасное лицо Ильзы, но впервые за всю жизнь я не чувствую себя ей, я Рик, я тот, кому досталось самое сложное - отпустить, и господи, господи, я не могу, я не хочу, за что, пожалуйста не надо, господи, это слишком больно, я не смогу, я никогда не смогу это сделать, что мне делать, господи, я не верю в тебя, а если когда и верила, то всегда ненавидела, но сейчас ты мне нужен, так что будь, пожалуйста, будь, и спаси его, я раздам все деньги на маски врачам, я буду выступать только на благотворительных концертах, мои бессмысленные опопсевшие песенки наконец-то сгодятся на что-то хорошее, я буду молиться каждый день, чем тебе заплатить, чем купить тебя, я все сделаю, только пожалуйста, господи, спаси его, или хоть не заставляй меня это делать, я не могу, я не могу, господи, пусть они и говорят, что он уже мертв, я все равно не могу. Господи, почему тебя нет?
Я плещу холодной водой в лицо, не знаю, сколько раз, не могу сосредоточиться на счете, я смотрю на себя в зеркало - старая, зареванная, некрасивая, но я смотрю и смотрю, не могу отвести взгляд, потом присаживаюсь на краешек ванны, тяну телефон из кармана, стучу пальцами по экрану, набивая одну строчку за другой, поглядываю в зеркало, вижу лицо Рика вместо своего, и пишу, и стираю, и переписываю заново, пока не перестаю плакать, пока дыхание не выравнивается, пока слова не складываются в идеальную мозаику, кусочек к кусочку, пока мир не становится отчетливо-резким, и единственно верное решение - неизбежным. Я встаю и разглядываю свое отражение пристальней, чем когда-либо, и впервые в жизни красота не имеет значения.
Мне шестьдесят четыре, и завтра я поручу чутким заботливым врачам убить своего мужа.
Мне шестьдесят четыре, и я только что написала лучшую в своей карьере песню.
Мне шестьдесят четыре, и я не позволю жизни меня сломать.
Вы обо мне еще услышите.
В то утро Пол проснулся от звука электровелосипеда. Он живёт в очень тихом районе, он долго такой искал и здесь ничто не нарушает покоя, даже птицы. Все особняки вокруг его участка куплены заморскими богачами, которые никогда ими не пользуются, но они платят своим садовникам за максимально аккуратный «викторианский» садик. Ровные лужайки, вечнозелёные кусты, фигурно подстриженные деревья, но никаких цветов или ягод. Музейная «старая Англия» именно то место, где комфортно жить стареющему продюсеру.
Велосипедист привёз Полу коробку свежей органической еды. Наверное всё это стоит очень дорого, но Пол уже так много лет не видел цен на еду, что даже посмотрев на неё сейчас, он бы не знал дорого это или нет. Именно поэтому сегодняшняя поездка в Лондон так раздражала его. Ладно шум, но ему надо было ехать в суд, где будут говорить о деньгах весь день. О как это ему надоело!
В халате и мягких тапочках, с утренним коктейлем в руке (земляника, манго, голубика и сухая питательная смесь) он уселся на веранде с ноутбуком. Тишина. Хорошо жить одному, от жены или детей было бы столько лишнего шума. Открыл крышку ноутбука и поморщился от назойливого звука включения и в сотый раз уже подумал его отключить. На экране был email от дорогого юриста, со всем, что ему нужно знать для заседания в Лондоне. Какие-то музыканты из Казахстана сплагиатили его «Money sucks» трек из альбома 79-го года. Боже мой, это же было так давно, что там можно было найти и сплагиатить в 2020-м? И вообще, разве Казахстан, это не выдуманная страна из какой-то комедии? Вот ещё не хватало попасть в какой-нибудь дурацкий розыгрыш.
Раздражение захлестнуло Пола и он пошёл в комнату для йоги. Но в этот раз он не смог справиться с раздражением даже там и решил собираться. Перед выходом надо было сделать кое-что, чего ждал от него юрист. Всё остальное тот сделает сам, Пол не зря ему сколько-то там платит, но вот одно дело должен был сделать именно Пол. И это было то, чего он не хотел делать больше всего на свете. Он должен был прослушать казахский трек и сравнить его со своим.
Пол решил сделать это в машине. В конце концов, какая разница. Что может быть хуже вождения? Для сегодняшней поездки он выбрал скромную теслу, такая машина не привлечёт внимания в Лондоне и как раз подходит для современной музыки. Пол терпеть не мог теслу — иногда ругал себя что поддался на модный тренд. Всё в ней казалось ему ненастоящим, каким-то нарочито гладким и бесхарактерным. Как раз под стать современной музыке.
Выехав за ворота ограждённого района Пол остановился. У него ушло добрых 10 минут чтобы разобраться с управлением на экране и включить нужный трек. За это время он двенадцать раз хотел вернуть всё как раньше — вставил бы не глядя диск или кассету в отверстие, и музыка играет. Так было во времена, когда он ездил по всей стране. Он был продюсером Веры Лин и он был очень занятым человеком. А ведь в то время он ещё занимался молодыми группами и слушал их демо в любой подходящий момент.
Казахская музыка оправдала его ожидания. Ритм композиции подчинялся компьютерной точности драм-машины, Пол даже не мог точно сказать какие инструменты вели мелодию. Впрочем, скорее всего вся композиция сделана на компьютере и ни одна живая струна не пострадала при её записи. Но всё же в ней что-то было. И это что-то была старая музыка Пола. Пол выругался. Больше всего его раздражало не то, что кто-то украл его старую музыку, хотя это было обидно. Хуже всего было то, что из-за них нельзя было теперь развернуться и поехать домой. Написать бы юристу что всё в порядке, плагиата нет; вернуться домой и читать на веранде до заката. Но теперь Пол этого сделать не мог. Потому что украдена была не только его музыка, но и музыка Нэта.
Как они играли тогда, в конце 70-х! Полёт был недолгим, уже году в 82-м они разругались в хлам, пошли в разные стороны. Нэт всё хотел творить сам, а Пол уже тогда понял, что его путь лежит в продюсеры. И он был прав, его чутьё на новую музыку, на эксперименты которые пугают, но становятся хитами, позволило ему быстро взлететь на вершины успеха. А потом ему повезло стать продюсером Веры Лин. Иронично, что бывший панк занимался музыкой времён своих родителей. Но это было интересно и очень доходно. До сегодняшнего дня Пол не жалел о своих решениях.
Пол остановил машину у большого кедра и долго сражался с тачскрином. Потом откинулся назад и закрыл глаза. Нажал не глядя на кнопку проигрывания на руле — хоть что-то ещё можно сделать не глядя — и из динамиков без предупреждения понеслись гитарные запилы. В 79-м они терпеть не могли вступления. Музыка начиналась сразу, как будто игла попала не на начало пластинки, и так же неожиданно обрывалась. Пол улыбнулся.
Двадцать четыре минуты спустя Пол открыл глаза и понял, что только что изменился. Он добился всего, чего только возможно было добиться в этой жизни. Но добился ли он того, чего хотел кудрявый панк на фестивале в 78-м?
И всё из-за этой бездарной современной музыки. Впрочем, не она ли пробудила в нём жажду творчества, жажду разрушения, жажду жизни?
Пол послал адвокату сообщение с телефона: «Всё ок, это просто кавер. Пусть напишут там где-нибудь, что музыка вдохновлена моей и всё. Денег не надо».
Пола ждал дома звукоизолированный подвал с пультом и гитарой. Интересно, сможет ли он разобраться с этой современной техникой? И ещё надо обязательно найти Нэта.
Лу Рид был второй моей желаемой персоной в этой игре, поэтому я присмотрелась к нему особо. Текст читала почти подпрыгивая от нетерпения, с трепетом и любопытством, и он полностью оправдал мои ожидания.
С первых же абзацев Роберт мне понравился - незамороченный малый, бисексуал, что еще нужно.
Понравилось в тексте и упоминание топонимов, и много отсылок к музыке, очень люблю такое.
Поначалу я похихикала над интимом с падре [фетиши такие фетиши], и текст чисто-гладенько покатился дальше, пока я не зацепилась за следующее описание. Вроде и коротко, вроде и без подробностей, но сразу перед глазами типичный рок-идол: поджарый, по пояс голый, с высеченным лицом, вздернутым подбородком, намотанным на предплечье проводом микрофона. Я почему-то представляла совсем молодого Моррисона. Или юного Билли Айдола [хоть и рановато].Цитировать
Потом, когда из пухлощекого Бобби-овечки-в-кудряшках вырос угловатый Роберт-античный-бог, театр переехал.
Улыбнул вот этот момент, хорошая перекличка в текстах с Игги-Брайаном получилась относительно политической ситуации [я нашла уйму параллелей между нашими текстами, и это заставляет меня повизгивать]. Сразу какое-то такое чувство цельной фоновой картины мира.Цитировать
Они не видят протестов шахтеров
Еще один момент, который показался мне перекличкой, но только играющий на контрасте пафосное/нелепое или возвышенное/смешное, очень классная визуально картинка, от которой я и сама тихонько похрюкала в рукав:Цитировать
Вся ситуация была настолько абсурдной, что Роберта пробрал смех: вот, он стоит на четвереньках, античный бог посреди свалки, туалета и места утех, на коленях перед мокрым сорняком, идиот.
Осот описан очень классно, я знать не знала, что это, и не помню, чтоб даже слышала такое название, но сразу становится понятно, как растение выглядит.
Плюс, у меня сработала ассоциация с ним как с диско-шаром, и это прям попало в мое личное восприятие текстовушки, где пайетки, лосины, голубые тени до бровей, немыслимые на данный момент сценические и закулисные события, мамкины сапожки и люрекс. И вот эти вот искорки, разбрызгиваемые от шара.
Еще один классный момент, вспоминается Эдди Иззард с моим любимым образом "костюм+яркий маникюр" или "классическое пальто+накрашенные глаза". /а про бороду - и одна из любимых драг-див, чоуж/Цитировать
Строгий верх, и, скажем, продранные джинсы. Или, наоборот - классическая брючная двойка и женский топ. Деловой костюм и макияж. Борода и женское платье.
Переход от бога к клоуну после такого комичного приключения, конечно, логичен, но мне просто очень понравились эти строки [я напеваю их на мотив And I would be your Cain If you would be here now]:Цитировать
Ты будешь лицедеем,
А я буду любим.
Второй текст больше воспринимала как "интересно, что за связки будут между частями текста. Помимо очевидного осота поймала вот это, не знаю, умышленно ли:Цитировать
Потом, как нарочно, еще и потрепанный Форд Капри, похожий на гигантскую обиженную жабу,Цитировать
у дяди Джейми дома живет рогатая жаба.
Образ жабы не сказать, чтоб частый образ из встречаемых, поэтому я заметила сразу.)
Описания оформления тоже порадовало [и опять подумалось, что это небольшая перекличка с моей попыткой описать визитку Вельвета в привязке к первой части]:Цитировать
Твой осот у меня уже в ночных кошмарах, пап. Десять дизайнеров, каждый рисует своё: одуванчики, васильки, репей... Но только не осот...
Все закончилось логично, но грустно.
Я не хотела, чтоб беззаботный парнишка из постели мужа подруги тетушкисестры жены бывшего друга одноклассника материв итоге пришел к тому, к чему пришел.
Понятно, что не худший исход, понятно, что была даже не минута славы.
Но что ж так грустно-то.
Энди Остер.
Если резюмировать текст, получается следующее:
С Энди мы знакомимся без реверансов, в бытовой ситуации. Его бросает невеста. Или он уходит сам. Затем он едет на фестиваль с друзьями, знакомится с девушкой, напивается, дерется, наутро опять напивается, еще и еще - и к ночи на пьяную голову ему является Песня, прямо перед выступлением.
Я вызвалась рецензировать Энди, потому что перечитывала текст, наверное, раз десять, и каждый раз улыбалась - ай да автор, ай да засранец!!!!
Во-первых, текст от первого лица получился абсолютно "мужским" и осязаемым, правдивым. Нет описания героя, рассуждений о эмоциях, есть его линия. Вот он заявляется навеселе к подружке. Подружка не разделяет его восторга, и пытается устроить истерику. Энди уходит.
То есть, нет описания, как и где он познакомился с Милли, что за отношения у них, что чувствует сам Энди. Этого и не надо, м - минимализм. В этой части фразы еще не такие короткие, но логичные, больше информации и не надо - обрисовать широкими мазками ситуацию, но все понятно и так, все логично и так и хочется сказать: "верю!"
Ок, дальше Энди едет на фестиваль. Опять прекрасно :
"На фестиваль мы приехали на машине Толстого Боба, я, Марк и парень, про которого Боб сказал, что его надо подбросить. Парень был бухой и всю дорогу проспал на заднем сиденье. Марк ныл, что его укачивает"
Просто, коротко, незамысловато. Друзья ставят палатку. Выпивают. Энди знакомится с девицами по соседству, дальше еще больше выпивки и драка. Особенно доставляет момент про ночной визит к Мэг:
" Я уложил ее на утоптанную траву и попытался трахнуть. Она беззлобно смеялась, потом сказала:
— Спи уже, хватит меня тискать.
И я заснул, уткнувшись в ее плечо."
Поутру Энди пьёт "утреннее" пиво, кормит мопса, встречает своего вчерашнего недруга, и тоже кормит его, как и мопса. Это рабочий класс, детка. Никаких сантиментов: вчера было вчера, садись жрать, я злобы не держу.
И вот тут внезапно высовывается что-то более персональное, личное: Энди признает, что не видит особой ценности в своем репертуаре, но боится сделать что-то свое, не знает как к этому подойти. И приводит в противовес пример Боба:
"Выступать будете или так, тусоваться?
— Выступать.
Между мной и Бобом не было согласия. Боб играл, потому что батя давал ему денег и Боб не знал, чем еще заняться. А я играл, потому что больше ничем не мог заниматься.
— Что играете?
— Всякое говно. Отрыжку из чужих песен.
Мне хотелось сыграть что-то первородное, настоящее, но я не знал, как к этому подойти."
С этого момента начинается кречендо: Энди идет к мажорам за выпивкой, те ему противны (пролетарий!!!), парочки в кустах тоже противны (наконец-то эмоции), и вот, на пике опьянения, или уже трезвея, Энди понимает, что он на берегу реки горланит Ту Самую Песню. Это кульминация, катарсис.
И самое прекрасное из этого - после слез, очищения, откровения и черт знает чего еще - финальная фраза:
"— Хер ли тут глотку драть. Пойдем уже, выступать скоро. Вжарим.
И мы пошли и вжарили."
Эту часть я писала сразу, и с нетерпением ждала продолжения. И оно не подвело.
Из второй части мы понимаем, что гениальной песня казалась только по пьяни, музыка доиграла, и затихла. И что Энди, в принципе, неплохо устроился - переехал в Новый Свет, есть свой бизнес, семья. Ну, со своими нюансами, с тупенькой Милли, дочка лечится, сам Энди выпивает, но всё - таки: внучка считает его достойным критиком, и доверяет ему свою песню. С нюансами, опять-таки.
И, казалось бы, все грустно и обыденно, но деталь с Хевен сглаживает уныние, и обнадеживает.
Возможно, автор был не в восторге от выборов, отсюда и предельная краткость второй части.
До профессионального анализа текста мне как раком до Китая, но, знай, автор: в тебе сидит художник. Мне кажется, это особый шик - не только рассказать историю, а еще и стилизовать ее, подобрать правильные планы, ритм, колорит. Сделать все так, что кажется правдой, жизненно, без фальши.
Пусть нет ни одного описания Энди, в процессе чтения мы чувствуем героя. Каждый волен представить свой стереотип, но внешность второстепенна. Главное - в процессе чтения я превратилась в парня с рабочих окраин, увидела реальность его глазами, и ни разу не испытала диссонанса.
Есть что-то правильное в том, что мастеру магического реализма достался на рецензию самый "магический" текст этой игры. Он не только и не столько о музыке, он о Даре как таковом и о том, как его можно получить и потерять с точки зрения Тонкого мира.
Крис Янг с детства верил в волшебство, в эльфов. И эльфы верили в него. Они подарили (подкинули) ему свой талисман - тот самый красный камешек. Когда автобус остановился посреди поля и Крис оказался в месте, где по легенде жили духи, он оказался в точке бифуркации - и сделал неправильный выбор. Целых два раза. Рассказал о духах полей и отдал Дженни подарок эльфов. А ведь именно в дороге он услышал ту самую музыку, которая должна была привести его к успеху. Ребенок в красном плаще с капюшоном, которого герой увидел на фестивале, был эльфом, предупредившим его: мы есть, мы в тебя верили. Но для героя этот знак остался незамеченным. Мир так и не услышал мелодию, призванную его изменить, а сам Крис забыл ее, как сказочный герой, который поделился тайной эльфов с людьми - и потерял Дар.
А когда через сорок лет он вернулся на то место, которое должно было стать отправной точкой его триумфа, эльфы простили его. Они вернули ему его музыку и снова позвали за собой. И пожилой человек бросился вдогонку за красным капюшоном, потому что терять больше ему было нечего.
Рецензия на Реджи.
Тексты очень богаты на детали и я перечитывал их несколько раз, а потом ещё долго сравнивал стиль двух текстов. Мне кажется автору лучше всех удалось передать изменение персонажа через стиль. В 78-м году он просто "Реджи", и один раз даже "Редж", а в 20-м уже всегда "Реджинальд". В 78-м он главная движущая сила рассказа, а в 20-м это предметы вокруг него (жидкость в бутылке, телефон). Очень неожиданным для меня стало то, что текст 78-го написан в прошедшем времени, а текст 20-го в настоящем. Если честно, я не совсем понимаю именно такой, а не наоборот, выбор времён. Благодаря ему тексты получились очень разными и один уже не просто продолжение другого. Да и проблемы в них разные. В общем, я перечитывал оба текста по несколько раз, разбираясь во всех мелких деталях.
И тем не менее, у меня осталось много вопросов. Например, описание Реджи не сходится по пунктам и возрастам:ЦитироватьРеджи Пауэл был музыкантом, невротиком и геем. На осознание первого пункта ему потребовалось первые шесть лет жизни. К семнадцати он смирился со вторым пунктом — надо сказать, не без помощи семьи. На то, чтобы принять свою несомненную гомосексуальность, Реджи понадобилось ещё десять лет. В выпускном классе у Реджи был короткий бурный роман с мальчиком из хорошей семьи.
Получается, что он осознал себя геем аж в 27 лет, что поздновато для выпускного. Да и возраст получается сильно за 70 в 2020 году. Мне кажется семья помогла Реджи осознать себя музыкантом (а потом отвергла), с ориентацией он смирился к семнадцати, а ещё десять лет ушло на невротика. Но написано не это.
В диалоге Реджи и Айзека я каждый раз спотыкаюсь после приветствия. Очень сбивает то, что две реплики подряд говорит Айзек ("Я всё время был здесь" и про "кое-что"). Мне не часто встречались таким образом построенные диалоги и это обескураживает. Впрочем, зато отлично передаёт ту неловкость, которая возникает у зрячих при общении со слепыми. Возможно это даже специально.
Отлично написано про ВИЧ, которым Реджинальд заразился не в буйные 80-е в туре по Европе, а уже после смерти Айзека, от стабильного партнёра. Он пронизывает всё существование Реджинальда, но никогда не выходит на передний план.
В целом, среди буйства случайных людей и событий на фестивале, Реджи мне кажется самым глубоким персонажем. Спасибо автору за то, что так много было вписанно в два небольшмх текста. Не раз и не два я улыбался или грустил читая тот или иной пассаж.
P.S.Цитироватькнижные полки — жалкие полевые укрепления для битвы с жизнью
ЦитироватьБрайан Ховард
По авторству: в этот раз с маскарадом игры в целом я затрудняюсь. Но вот после прочтения первого текста Брайана сразу заподозрила в авторстве Френ, по целому ряду факторов:
- в списке Брайану соответствовала песня Игги (Френ питает к нему нежность, насколько я знаю. Ну и подпись намекает)
- эпиграфы!
- подспудно вижу параллели с историей Марка Уайза из "Длинных теней" - это я уже отмечала в теме (после первой части выкладки)
- образность - создается впечатление, что автор реально умеет рисовать
- показана "изнанка" - подбор ника, элементы шок-рока, описание выступления. И отсылки-отсылки-отсылки.
Звездочки бадьяна, описание приглашения во втором тексте сразу же укрепили впечатление.
Френодекторы при чтении текстов пищали, не затыкаясь ;D
Сам текст очень яркий, выпуклый, образный. Очень люблю приемы, которые применяет Френ.
Здесь просто россыпь метафор, сравнений, фантасмагорических описаний. И такой горьковатый постюморок.ЦитироватьСтаренький Fender на мгновение задумался, стоит ли падать, но Брай налетел на него с бешенством Пола Симонона. Несколько сильных ударов, и золотой подол взмывает ядерным грибом: Брайан прыгает сверху, высоко поднимает колени и обрушивается на треснувший корпус, на обнажившиеся провода, на динамики, давит каблуками осколки.Легко представляемая и живая, но явно сюрреалистичная сцена.
Или вот, например, другая весьма характерная сцена с избиением Брайана родным отцом:ЦитироватьОтец видел его механиком, пусть и не таким, как Морган, но рукастым, в промасленном комбинезоне и кепке Астон Виллы, с буйной щетиной и выводком курносых сыновей, а у его ног в роли сына лежала Сьюзи Сью.И вот здесь тоже:ЦитироватьУ Билли было все, чего так не хватало самому Брайану: копна белоснежных волос, огромный гараж для репетиций и мать-алкоголичка, которой было все равно, что происходит за пределами ее комнаты.Вот эти ситуации страшные, но описания так пропитаны ядовитой иронией, что сразу понимаешь - этим конкретно героям какая-то слюнявая жалость от посторонних (в т.ч. от читателей, если представить вдруг разрушение четвертой стены) даром не сдалась.
Среда,в которой живут Брай и Вельвет, формирует их. Не ломает, но гнет, лепит что-то новое - прекрсное и уродливое одновременно, и в то же время обостряет желание самореализоваться и вырваться из неё, достичь чего-то. Вот здесь очень хорошо подчеркнут этот момент, вынесением из общего перечня:
Припоминал все - запах пива после репетиции, украденные блестящие майки, длинные волосы, высокий голос, подведенные глаза. И мечты о лучшем.
Вообще мне нравится, как Френ играет со структурой текста и отдельных предложений, в том чистое при сплетании линий насилия/давления в семье и поиска своего образа, выражения своего Я (например, в эпизоде с бусами).
Разумеется, Френ не могла не пересыпать текст отсылками. И конкретные детали, и параллели, и намеки на целые истории.
К примеру, вот здесь явно идет речь об одной из версий обстоятельств смерти Элвиса Пресли:Цитировать"Унитаз бы нашел своего Элвиса", - добавил Стиви.Кроме открыто указанных деталей, могу предположить, что имя Вельвет - это отсылка к группе Лу Рида, "The Velvet Underground".
А для образа Вельвета Кэмпбелла автор выбрала прототипом Энди Уорхола, если я правильно все поняла.
(он был менеджером той самой "The Velvet Underground", на него нападала активистка радикального фемдвижения, да сама фамилия Кэмпбелл похожа на отсылку к знаменитому циклу Уорхола с супом "Кэмпбелл"; ну и сам образ в целом).
Смертомашина - подозреваю, отсылка к "In the Deathcar" Игги Поппа.
Да и в целом в образе Брайана прослеживаются явные параллели с самим Игги. Эпатаж, селфхарм, шок-рок во всей красе. Брайан играл для "Ящериц", Игги - для "The Iguanas".
Сам Брайан получился весьма противоречивым персонажем. Он так рвался к сцене, ему так остро хотелось показать и выразить себя, выплеснуть то, что зрело в нем, и одновременно встряхнуть публику, донести до них свои эмоции, войти в унисон, что, казалось, ему хватит азарта, злости и желания действительно изменить мир, прогрызть себе путь.Цитировать"Они смотрели с равнодушием, - говорил он, пока Билли бинтовал его ноги и смывал макияж. - Ни малейшей искорки, понимаешь? Это так выбесило. Я готов был подраться с тем огромным байкером или... не знаю, поджечь на себе волосы, только бы они закричали, возмутились, бросились с кулаками. Как-то бы оживились.Но вместо этого получилось по-другому. Он не смог найти точки соприкосновения, не нашел нужных струн. Или не хватило толики удача, или заряда.
Вспыхнул, сверкнул на сценическом небосклоне, почти-почти ухватил птицу удачи - но, увы, рука соскользнула, и ему на память осталась лишь пара потускневших перышек; даже не осколки, так, просто блестки живой славы.Цитировать"Мы тоже будем на небосклоне, слышишь. Вон там вон - ты, Вельвет Кэмпбелл. А здесь - я, Сайко Бидс. Совсем рядом. Навеки.".Жаль, но все сложилось иначе. Вельвет занял свое место, пусть, похоже, не мечтал об этом столь сильно, как Брайан, но сам Брайан стал лишь метеором, не звездой.
Кстати, мне кажется как раз логичным, что именно Билли-Вельвет добился признания и успеха. У меня сложилось впечатление, что Брайану очень нужна была публика, драйв от обмена эмоциями, подпитка, ему нужно было стать "ВЕЛИКИМ!", а Вельвет изначально был самодостаточным, черпал энергию изнутри и не нуждался во внешней подпитке-отклике.
В итоге второй текст приобретает особую горечь в сравнении с заключиетльными аккордами первой части истории.
Но заключение истории нельзя назвать совсем грустным. да, Брайан не стал звездой Сайко, так, примерил на время образ. Он не богат, не знаменит, не почитаем так, как великие звезды сцены. Но при этом он сам оказал влияние на Вельвета. Он успел мелькнуть на сцене, упсел повлиять на часть своей публики. Он успел поймать драйв.
И в конце истории он не выглядит сломленным.
Спасибо, Френ, интересная история и яркий текст.
P.S. Сюжетные квесты и условия первой наводки гадать трудно... Возможно, сломать в приступе ярости усилитель/сдержаться? Угадать в скульптуре что-то задуманное или распознать кучу мусора сходу? Закопать петарды или послать Волшебников?
ЦитироватьИтак, Микки, который Симка. Что ж, это один из наиболее детальных и атмосферных текстов. Прям читаешь и чувствуешь себя с Микки внутри ползущей в гору старушки Бэтси, видишь тигра в венке и чувствуешь запах травки.
В общем, я помню, как Симка писала, что дописала текст и на фестиваль захотела, я прочла и тоже захотела.
Микки очень живой, и его окружают не менее живые Санни, Джус и Луми. Наверное, поэтому после прочтения первого текста очень хотелось, чтобы у Микки всё сложилось. И как же круто, что реально почти всё сложилось - Микки меняет мир, его песни поддерживают самых разных людей из самых разных уголков мира (ну и что, что Майка он выдумал? Вообще я почти уверена, что такой Майк вполне есть, только зовут его не Майк, и Микки он ничего не рассказывал); он женился на своей Санни, и дочку зовут Чармин (ну конечно же!); он рисует и пишет музыку, по-прежнему не разделяя эти процессы; Луми, наверняка, где-то рядом, только вот Джуса нет. Момент с Джусом и осознанием близости смерти очень горький и очень правдивый - смерть воспринимается как что-то неизбежное, но довольно далёкое, пока не начинают умирать собственные ровесники, и тогда от ощущения, насколько это близко и реально про каждого, становится страшно. Вполне понимаю Микки и с разгулом на похоронах, и с дальнейшими срывами. Впрочем, Микки молодец, со срывами он тоже справился.
Интересно, что в обоих текстах виден мотив автобиографии. Во втором прямо - мы видим начало рукописи Микки, в первым через игру в вопросы с Санни. Вообще получилось не то что два дня из жизни с разрывом в сорок два года, а почти полноценная жизненная история.
Мы знаем о детстве Микки (как минимум, о конфликтах с отчимом), знаем и видим его юность (тут и сложившаяся на всю жизнь дружба, и найденная любовь, и определение дальнейшего пути), мы знаем о пути к славе, о кризисе среднего возраста и его преодолении, мы видим уже совсем не молодого Микки, которому за шестьдесят, но который по-прежнему бодр, творит, общается с поклонниками и, наверняка, готовит что-то необычное к дню рождения Луми.
В общем, Микки ещё не раз зажжёт. Я в него верю и рада, что он такой интересный и многогранный есть.
Отдельно отмечу, что страшно понравились всякие творческие (и не только) детали - манекены, костюмы для выступления, тигр (про которого впоследствии будет написана сказка Джусу), предполагаемый портрет Санни (нарисовал же? Я почти уверена, что да), праздничные традиции.
Спасибо, Симка! Удивительно жизненная получилась история, когда грустная, когда страшная, когда тёплая, когда смешная. Так собственно обычно и бывает.
рецензия на текст Кейт Годдард
очень заинтересовала и заинтриговала меня текстовушка, ждала тексты и особенно тексты второго этапа. на рецензию выбирала из немногочисленных девушек, потому что женщина, наравне с мужчиной творящая, явление уникальное. женщина в мужской среде, среди музыкантов и творцов, среди ищущих себя, признания и славы — какая она? какой она была тогда, в годы поиска свободы во всем?
выбрала я Кейт, потому что Сьюзан показалась более устроенной в жизни и более в ладу сама с собой, у нее была уже Вейн и ее стихи, Сьюзан расставляла границы и говорила вдохновляющую речь своей команде. жаль, что нет текста Сьюзан второго этапа, любопытно, что с ней стало.
Кейт казалась ранимой и уязвимой. золотая девочка со слезами на глазах. переживший предательство матери ребенок в поисках себя. жалко ее было, и страшно, что с нею будет.
очень понравился структурированный текст первого этапа, разбитый на части по годам. каждая часть завершается единообразным рефреном, что, с одной стороны, придает тексту цельность, с другой - показывает изменения в героине. золото, слезы и кино нитью проходят через текст, героиня создает себя и шаг за шагом идет к своей цели. Кейт не случайный гость на фестивале, для нее фестиваль - очередная ступенька вперед.
волнительно было ждать текст второго этапа. вдруг бы золотая девочка спилась или скурилась, вдруг бы на ней сделали деньги в шоу-бизнесе и выбросили. хорошо, что ничего этого не произошло. автор показывает, что с Кейт произошла жизнь, не шаблонная и узнаваемая по желтой прессе, а полная сложных решений. в тексте второго этапа автор резко повышает напряжение - муж Кейт в коме, и ей решать, что с ним будет дальше. в тексте первого этапа показано становление характера Кейт, во втором - то, что получилось. тут тоже слезы и "Касабланка", и холодная вода в лицо, те же ритуалы и другая Кейт, которая теперь решает не только за себя, но и за другого.
отдельно отмечу, что в моменте сложного принятия решения Кейт обращается к творчеству и пишет песню, выплескивая себя.
работа с языком и текстом хороша. автор использует долгие предложения с описаниями и перечислениями там, где нужно передать внутренний монолог героини и ее переживания, и короткие чеканные фразы там, где нужно подчеркнуть решимость и деятельность
за образом Кейт мне видится Мадонна
Я воспользовалась правом выбора и попросила на рецензию Пола. Вообще текст меня зацепил с первых же строк.ЦитироватьДлинная тощая тень упирается кудрявой головой в почтовый ящик на углу.ЦитироватьКусок детства за двенадцать пенсов, да и тот не по карману.
Ага, подумала я, мне нравится.
И мне действительно понравилось, очень. Безбашенный, какой-то будто отрезанный от мира Пол - вроде бы он здесь, но внутри него столько всего, что это словно мешает ему быть обычным человеком, зато делает его Музыкантом.ЦитироватьПол не отвечает, хотя вопрос явно адресован ему. Его широко раскрытые глаза смотрят прямо в глубину глаз парня в кедах, но не видят. Его голова кивает энергично, в такт музыке, но не понятно слышал ли он хоть слово.
Но иногда он все же "выпадает" из своего внутреннего мира в реальность (когда не играет, ясное дело), и эта реальность прописана отрезвляюще-физично. Утро Пола напомнило мне все подобные утра на природе, случившиеся со мной.ЦитироватьЛедяная вода обжигает ногиЦитироватьУ них там тень, но Полу после холодного купания в тень очень не хочется, и он обходит сцену с дальней стороны.
Впрочем, скоро он снова уходит на какую-то границу, впадает в транс, глядя на заплетающего волосы парня, молча танцует с понравившейся девчонкой, играет странно (автор в основном описывает игру Пола именно этим словом - странно), искренне не понимает, зачем слова. Выступление с рандомными словами в микрофон описано прекрасно, и прежде чем перейти ко второй части, я хочу процитировать два момента:ЦитироватьЯ не хочу как все, не хочу прожить просто так, без искры.ЦитироватьСегодня вечером они играют так ярко, как хотят прожить жизнь.Цитировать2020
Что ж, а теперь посмотрим, что из этого вышло.
Сразу видно, что изменилось все. Неестественно-аккуратный Плезантвилль вокруг, свежая органическая еда, комната для йоги. Пол, ты уже не тот.Цитироватьпоморщился от назойливого звука включения и в сотый раз уже подумал его отключить
Отличная жизненная деталь.ЦитироватьИ вообще, разве Казахстан, это не выдуманная страна из какой-то комедии?
;DЦитироватьПол терпеть не мог теслу — иногда ругал себя что поддался на модный тренд. Всё в ней казалось ему ненастоящим, каким-то нарочито гладким и бесхарактерным.
А вот это интересно. Чувак, тебе серьезно только тесла кажется ненастоящей, гладкой и бесхарактерной? Вся остальная твоя жизнь норм? Ну-ну.
В общем, я очень рада, что казахский плагиат дает Полу толчок вперед, и заставляет вновь вернуться к себе, настоящему себе, не продюсеру, а Музыканту. Жаль только, что описано это возвращение к истокам, на мой вкус, несколько скомканно. У меня вообще возникло ощущение, что первая часть писалась более вдохновенно, чем вторая, если честно.
Но это не значит, что мне не понравилось. Красивая, очень красивая история человека, сошедшего с пути, прошедшего не по своей дороге четыре десятка лет, и наконец-то ощутившего связь с самим собой.
Жги, Пол, я в тебя верю!
Извиняюсь, что перехожу внезапно с мужского рода на женский и обратно, давайте считать, что у меня проблемы с самоидентификацией (на самом деле мне важно передать верный образ себя читателям в каждой ситуации, потому я постоянно перескакиваю так в разговоре).
У меня был очень забитый график. Целый год, но особенно всю весну полностью (особо насладиться чумой я даже не сумела). И в какой-то момент в последние числа мая или в первые числа июня, я отвлеклась на Ютуб, чтобы посмотреть клип. Пересмотрела старенький Phantom of the Opera (кто знает мой ник в сети, может предположить, что именно для меня значит мюзикл, но при этом даже на десятую часть не подойдёт к осознанию той степени фанатения этой историей, которая у меня лет с десяти). И тут мне пришло в голову: а я ведь до сих пор не знаю, как выглядит Стив Харли, который исполняет роль Призрака и которого изначально хотели брать на роль в мюзикле, пока американцы не настояли на блеющем и трясущемся Майкле Кроуфорде. Оу, сказала я, при первых результатах гугления, так этот Харли пел песню «Себастиан» - песню, которая мне сильнее всего понравилась в фильме Velvet Goldmine. Я врубила песню и на два дня работа меня потеряла (вспоминать не хочу, как я потом нагоняла несданное).
Я адский фанат 80-х годов. Я люблю их эстетику, люблю кино 80-х, люблю постоянное напряжение в этих фильмах, будто мир магии тут, за стенкой (это попытались повторить в «Очень странных делах»), потому, когда я обнаружила, что более суток впервые с 97-го года слушаю все песни 70-х подряд, поняла, что надо с этим что-то делать. Я обычно смотрю Velvet Goldmine на английском (с сабами), а тут случайно врубила на русском, на моменте, где Курт Уайльд говорит «Мы хотели изменить мир, а на самом деле изменили только самих себя» и поняла, что «сделанным» будет текстовка. Я ещё не знала, о чём она будет, но ощущала, что надо дать, поделиться с другими этим ощущением грядущего светлого будущего.
Источником стали указанный фильм и «Линия красоты» Холлингхёрста (чисто по ощущениям, ещё и «Какое надувательство» Коу). Все эти книги про то, как 80-е с их поворотом к «традиционным ценностям» убивали ощущение будущего, убивали молодость. «Правильностью» задавливали креативность. Гейство в этом отношении явилось одной из самых показательных вех, в конце 80-х был принять закон, соответствующий нашему «о пропаганде», плюс заболевание тоже вносило свою лепту в гомофобию. Воронаам сказал, что, наверное, был выбран период из-за значимости слов песен. Почти, но не совсем точно. Тут сложилось всё. Хотя я и не знала, о чём будет текстовка, я уже понимала, что основной мыслью вне сюжета будет «от изменения мира мы перешли к развлечениям».
Мне кажется, игроки немного не прочувствовали концепта. Тем, кому выпадало «изменить мир», разрешалось переписать историю. Полностью. Сделать свои 80-е. Свои 90-е. Захватить Землю инопланетянами. То есть пойти против горького предсказания эпиграфа – изменить не себя, а мир, прогнуть не себя, а мир под себя. Это всё было в предварительном описании игры, которое должно было не задавать атмосферу, а объяснить, что это было время тех, кто реально считал, что меняет мир. Искореняет войны. Кормит голодных. Спасает нуждающихся в спасении. Эти многозначные слова песен, эти фильмы о борьбе с корпорациями – это всё заставляло ощутить, что судьба мира в руках каждого.
И фактически это в конечном счёте стало определять концепт. Мне хотелось создать ситуации, которые переменят жизнь персонажей. То самое хлопанье крыльев бабочки. Нечто, что даже не заметишь в течение жизни. Но судьба мира действительно в руках каждого.
Не знаю, выложила ли Тодо выборы и наводки до или после публикации этой обратной связи, но вы увидите или уже увидели, насколько эти выборы несбалансированы. Меня искупает то, что я писала подобное впервые и поначалу действительно старалась, чтобы зависело от выбора персонажа, а не игрока. Хотя, в конечном счёте, сдалась, так как «заканчивается на гласную или согласную» или «сколько слов в первом предложении» в миллион раз легче выдумывать (а потом подсчитывать), чем «упомянет ли он манжеты»)))
Я считаюсь неплохим мастером только потому, что меня промотирует Тодо Уно))) Я вообще считаю, что мастер текстовки – сценарист, проводящий игру – продюсер, каждый автор – режиссёр своей новеллы))
А в качестве рекламаций я обычно получаю то, что можно выразить этими картинками:
(https://sun1-28.userapi.com/c857024/v857024584/1709b8/N5vBstO5Hks.jpg)
(https://sun9-69.userapi.com/c857024/v857024584/1709b1/rumUUp3mVXI.jpg)
Да, я тип номер 1))))
Потому персонажи уходят игрокам уже обременённые большим количеством бэкграунда и в ОС я посвящаю много внимания не только результату, но и тому, как персонаж задумывался))
Знаете, когда автор совершенно случайно угадывал какие-то особенности жизни оригинала, с которого писали персонажа, я орал во всё горло!
Я начну с Роберта Джонса, чуть позже напишу почему.
Само собой, когда я писала текстовушку, я постоянно думала о Френ – она отлично разбирается в музыке. Ну, это не первый и, надеюсь, не последний раз, когда Френ служит моей музой. И прообразом этого персонажа служил Дэвид Боуи (настоящее имя Дэвид Роберт Джонс). И, в принципе, я как-то скрещивал пальцы и надеялся, что Френ выберет этого персонажа)) Но при этом я понимала, что наводка совершенно для неё неподходящая. Это такая наводка, которую стандартизировано любой мастер отдал бы мне))) Мне раза три говорили, что по характеру я похожу на Боуи и, видимо, меня именно так и воспринимают))
Для Роберта пошла не реальная биография Дэвида, а биография персонажа из фильма Velvet Goldmine, в котором с довольно прозрачным намёком показали отношения Дэвида Боуи и Игги Попа (отношения, которые они всегда отрицали XD). В принципе, Боуи заодно отрицал, что песня Velvet Goldmine о гомосексуальном половом акте, но ёпрст же!)))
Песню Роберт получил из-за слов:
I've been told that you've been bold
With Harry, Mark, and John
Monday, Tuesday, Wednesday to Thursday
With Harry, Mark, and John
И в фильме, и я сама как-то полагала, что это можно отнести не только к девушке)))
Текст у игрока получился богатый подробностями. Довольно интересен аспект введения этих деталей. Например: «пара улиц в самом центре перекрыта, и ему пришлось два раза проехать по Centenary Square, перед новым зданием театра». Видно, как человек выстраивает мир. Хотя я бы посоветовала (на этом месте в меня обычно летят помидоры, так что я счастлив, что не предупредил вас запасаться помидорами заранее), чтобы были введены в таких случаях не только обозначения, но и цвета или иной визуал: «перед новым серым зданием театра» или «перед новым зданием театра, которое перегораживало вид на холмы за городом». Я вот обратила внимание, что ваш рецензент обратил внимание на сравнение автомобиля с жабой (и повторение образа) – как правило, люди лучше всего запоминают визуал и аудиал. Даже в текстах.
«Идея выступить на концерте целиком и полностью принадлежала Энджи». Лол, тут снова история обо мне)) У меня есть знакомый по сети, довольно известная личность, но ещё и любитель старого рока. Так меня он называет Angie – в честь песни Роллингов и той самой жены Боуи))) Да. Я люблю говорить о себе, я нарцисс.
Я так понимаю, что смысловой центр первого текста – где Роберт сравнивает себя с цветком. Имхо, конечно, но тут бы подошла также детализация цветка. Потому что так мы могли бы видеть, с кем именно ассоциирует себя Роберт, как он видит себя сам.
Меня немного удивила вторая часть. То есть гетеросексуальность, наверное, была ожидаемой, сам Боуи был гетеро, что лишний раз доказывает, что тонны гомосекса ничего не значат, важно лишь каким ты родился. Но Боуи до конца жизни экспериментировал со всем (секс и наркотики уже на тот момент были отэксперементированы в хлам, так что не так привлекали, как художественные эксперименты), а Роберт кажется очень довольным семейным положением, не стремится к каким-то новым вершинам.
«и, почему-то, так застеснялся, что не спросил у нее ни адреса, ни имени» - оу, а почему? Ведь Роберт циничен или хорошо притворяется циничным.
«Роберт так задумался, что по привычке помотал головой, ожидая почувствовать, как завитки волос защекочут шею. Но нет. Он уже расстался с пышной шевелюрой». – вот это очень понравилось, очень хорошо переданы тактильные ощущения.
Что ещё мне понравилось в тексте – это описание выступления и описание текстов песен. И сами стихи в конце – просто великолепны. Нечто готичное, с красивыми, яркими образами. Они прямо перетягивают внимание в тексте на себя. Имхо, стоило бы их зарифмовать с образами по тексту: с масками, жаждой любви, тогда бы они звучали бы как последний аккорд в песне, подводили бы черту.
И, если честно, очень бы хотелось узнать у игрока: почему именно такое изменение мира, ведь Роберту выпало именно изменить мир?)) Кстати, зелёная серёжка – это тоже из VG, хотя там серёжка принадлежала якобы Оскару Уайльду.
А ещё я была на концерте Боуи в 96-м в Москве :Р *да, мир обязан об этом узнать*
Дэвид Стюарт
Его я писала последним, полагая при этом, что сил у меня на сочинение ещё одного характера не хватит. Про грамматическую школу было взято из биографии моего любимого писателя Алана Гарнера. И в какой-то момент я поняла, что пишу характер не с кого-то, а с себя. Если во мне видят Боуи, то Дэвид Стюарт – это то, как себя вижу я. Или вернее, он тот, каким бы я была, если бы родилась мужчиной. Он живёт таким образом, на который мне никогда не хватало смелости. Человек, которому всё кажется обыденным. Человек, который живёт только ради моментов, когда может выйти за пределы мира. Я ложилась спать и в голове была мысль «Надо обязательно дописать в наводку, что он сознаёт, что у него не жизнь, а суицид, растянутый во времени». Кинулась писать его действия, как только проснулась. Персонаж уже жил вне меня и делал, что хотел. Когда он сел играть на ситаре у палатки, я зафейспалмила. Персонаж абсолютно конкретно нарывался. На таких фестивалях публика разная - кто на выпендрёж отреагирует «Ты крутой, мужик», но обычно среагируют в стиле «Ты себя лучше всех считаешь?». Но Дэвиду пох. Если его изобьют, убьют, so what? Оно того стоило. Он так бросает вызов миру. И секс в лесу – это красивый спектакль с ним самим в роли и исполнителя, и зрителя. Полагаю, все считают, что я выпендриваюсь обычно точно рассчитывая восхищение публики в процентах и точных граммах, аки это делал Боуи, да ничего подобного, я выпендриваюсь просто из любви к искусству))) Если рядом нет публики, я как этот Дэвид Стюарт, выпендрюсь и в одиночку))
Этот текст я ждала не только дольше всех, но и сильнее всех)) Кружила на одном месте, как филин из «Бэмби». Просто радостно заорала, когда получила текст, потому что автор идеально прочувствовал персонажа)) Кстати, саму песню «Себастиан» я тоже воспринимаю как гомосексуальную, в частности, из-за святого Себастиана, которого уже давно (более века – точно) угадайте-кто считают покровителем. А ещё это единственная в списке готическая баллада. Так что всё вместе создало какой-то целый воз ожидания и когда автор его оправдал, это было просто – ааааа!
*И, видимо, мне теперь вечно сожалеть, что Стива Харли так и не взяли на роль Призрака!*
Текст начинается очень резко. Когда Тодо прислала его, я перепроверил: всё точно на месте? Мы сходу оказываемся в мыслях персонажа, причём в середине его тирады. Поначалу создаётся впечатление, что персонаж озлоблен. Но потом понимаешь, что он плетёт кружево. Он сталкивает вместе понятия, идеи, образы, а потом вытягивает из них нить, чтобы запустить её в новый фьюжн. Ты сперва заворожён этой филигранной работой, а потом понимаешь, что всё это интеллектуальное порно должно привести к некоей эмоции. И эмоция, в данном случае смешок, отлично действует в момент этой фразы «Согласитесь, что забрать на ночные развлечения свою половинку куда логичнее, чем чужую авторскую гитару японской работы»))))
«Как волшебно они звучали бы вместе в какой-нибудь уютной студии с мягкими пробковыми стенами и приглушенным теплым светом» - а вот тут не хватило цвета. Он тут просится. Причём именно в стиле 70-х, например, красные стены (я хз, как называется материал, которым в звукозаписывающих студиях обивают стены, но перед глазами такие красные или чёрно-серые стены аж стоят).
«Между делом кто-то уже буквально на пальцах и венах» - ааааа!
Почти оффтоп. Кстати, записка запараллелена именно с текстами Дэвида и Реджинальда. Записка Сьюзен дошла до адресата.
Надо бы в конце рецензии написать, но я забуду. Весь текст оставил впечатление танца под прекрасную музыку. Музыка кажется тем более великолепной, что танец происходит в дыму и под сильными наркотиками. Но каждый поворот головы, каждое движение рук – значимы.
Мне было дико интересно, как будет описан секс. И не только потому, что я извращенец. В уже упомянутой книге Коу персонаж-писатель, помнится, никак не мог описать эротическую сцену, когда один глаз любовника делал нечто одно, а второй другое, я начала хохотать. Но в Дэвиде меня больше интересовало, как именно будет исполнено это представление, эта хореография, красота ради экстаза и страсть ради красоты. И это было дано шикарно – через окружающие предметы, через тактильные ощущения, через упоминание, к примеру, солнечных зайчиков. Довольно откровенно описан акт и подробности акта тоже вполне читаются. Но акцент настолько шикарно сделан на ощущениях внутренних и внешних, что разделяешь с парой не столько визуал их соития, сколько ощущения. Не в теле, а в голове: «вызвало лишь неподдельный восторг, начиная от контраста теплой кожи с прохладой травы и заканчивая вплетением ритма дыхания в щебет случайных птиц и плеск воды».
Второй текст более грустный. Но не произошедшими или непроизошедшими с Дэвидом событиями, а тем, что… он не томится тем, что не достиг своего идеала красоты, он кажется человеком, который обрёл, что хотел, но всё равно отбросил, потому что понял, что даже идеал не дотягивал до его требований. Человек, который жаждал и боялся испытания, прошёл его. И теперь чувствует и облегчение, и лёгкое разочарование. Он больше ничего не ищет. Нет, он не ушёл в быт, но и не ищет глазами, как бы сочетать элементы, чтобы достигнуть красоты. Если первый текст напоминал танец, то второй – это прослушивание старой виниловой пластинки эстетом, который способен оценить разницу в звучаниях традиционного винила и mp3. Мне напомнило серию Смешариков «Кузинатра». Иногда не стоит искать смысла, иногда достаточно получать радости от того, что есть здесь и сейчас.
Энди Остер
При написании я видела перед глазами Пола Беттани и Августа Диля. Текст, конечно, звезда этой текстовки. Прости меня, мастер-фантаст, но я не буду разбирать этот текст на элементы. Это такое точное попадание в образ и… как бы объяснить… Таких парней полно на фестивалях, в музыкальной или иной тусовке, но они не являются частью литературного текста. То есть, когда я представляла образ, он был очень туманный. Я представляла, что я хочу, но осмыслить персонажа, увидеть, что он будет делать, я бы не смогла.
И мастер-фантаст сделал то, во что сложно поверить – он взял вполне узнаваемый тип и сделал частью художественной литературы. Это действительно грандиозно. Этот персонаж произвёл такое впечатление, потому что он выпуклый и очень настоящий. При рецензировании «Витража» я писала, что мастер-фантаст пишет подобно акварели. Обозначает сам образ, а не контуры. Этот же текст – подобен фотографии. Думается, многие попросту увидели сцены, о которых читали, а также смогли увидеть почти осязаемо, что за человек Энди. Не потребовались флэшбеки, он достаточно выпукл, чтобы можно было отмотать его жизнь вперёд и назад.
Я знаю, что второй текст короткий просто потому, что у автора не хватило времени. Энди – он как одуванчик) Он асфальт пробьёт, чтобы вырасти)) Это человек, который переживает каждый миг, не надеясь на будущее, именно в этом секрет его жизнелюбия. Оба текста цепляют своим реализмом)
Музыка – ну, очевидно, что такой персонаж сам ищет проблему, чтобы её отреволюционировать. Ещё в наводке было, что в детстве Энди лечили электрошоком. Взято опять же из VG. По фильму персонажа лечили от гомосексуальности, но в 50-60-е (а, может, путаю и это были 30-е) электрошок был довольно универсальным средством и его могли использовать для лечения, к примеру, склонности к мастурбации. Инфа не сыграла в тексте, но при этом сам персонаж весь наэлектризован и это очень ощущается.
Сьюзан Роджерс
Прототипа нет, персонаж писался с нуля. В принципе, психотип не совсем чтобы изобретённый мной. Это человек на эмоциях, человек, который сперва принимает решение, потом думает, что получилось. Там и песня подобрана с такими словами, когда жизнь обламывает мечты.
У Кейли получился намного более многогранный образ. Прежде всего, как-то очевидно, что Сьюзан всё держит под контролем. Да, напились, да, палатка, но никаких «оу, не знаю, как здесь оказалась». Персонаж – явный лидер. Я сразу зачиталась именно этой «линией», ну, гм, это точно не арка, не знаю, как ещё назвать, когда автор развивает персонажа через черту его характера. Я Кейли помню по «Ивам» (и понимаю, что мне сейчас прилетит – «Да лан, вон ещё в двадцати текстовках, которые все твои, просто ты склеротик»))) ). И там это был образ потрясающе нежный, уютный и как бы одним своим присутствием создающий целый мир. Вот именно поэтому мне было интересно читать, как Кейли развивает почти полярный образ. Сьюзен создаёт впечатление человека, который не теряет головы. Она держит в руках все нити отношений в группе и могЁт решать проблемы.
История со Стеллой – это издёвка над читателем! Так заинтриговать и не дать развязки)) Если это аллюзия на что-то известное, то я не понял.
Мне понравились стихи, которые накидала Сьюзан (вообще сама идея написать песни без рифмы, просто русский «подстрочник» - она пришла в головы нескольким авторам и всё это ужасно круто!). И да, меня прикололо, что Сьюзан не стала петь нечто «слащавое», а стала иконой панк-рока))
Кстати, автор знает, так что скажу всем: записка на автобусе дошла до адресата. Это был не только сюжетный квест, но и сюжетообразующий квест (их всего было два). Хозяин грузовика в благодарность подбросил девушку (или девушку и сопровождающих) до города и в дороге Сьюзан либо нашла новую любовь, либо объяснилось со своей нынешний любовью и поняла, что это та самая.
Жаль, что нет второй части. И даже не потому, что хотелось бы узнать, что будет дальше, так как иногда домысливать концовку – это тоже потрясающий литературный приём. Мне больше жаль, что текст не получил своей рецензии от других игроков))) Может, я не уверена в себе, но мне дико интересно смотреть: совпадаёт ли моё видение текста с чужим. Хотя ладно, насчёт неуверенности я вру, я всегда считаю, что только моё восприятие верное))))
Сьюзан оставляет впечатление полностью самодостаточной личности. Она напоминает мне Энди, только женский вариант и вариант не «всё разнести», а «выжить любой ценой». Мне понравилось употребление нетрадиционной лексики, которая не является нарочитой, лишней, а отлично работает на образ. Одним словом, сложилось полное ощущение, что автор полностью проникся персонажем и не столько писал текст, сколько примерил маску, заглянул в чужую душу. Сделав её тем самым более реальной.
Крис Янг
Я перепроверил. В наводке написано, что ребёнок – «в красном пальто» ;) Это было сюжетным и как раз тоже сюжетообразующим квестом: либо заговорить с ребёнком, либо обратить внимание, что ребёнок не по сезону одет. В таком случае персонаж получал мощный пинок к карьере. А «девочка в красном плаще» - это «А теперь не смотри»)))
В какой-то момент мне стало катастрофически не хватать песен. Из VG подходили не все (одного Стива Харли в фильме, как выяснилось, они юзали трижды, хотя каверы на его песни сделали блестящие, не отрицаю). Одну песню (Prince Charming) я слушала раз за разом целый месяц, так что когда при загугливании выяснилось, что она навеяна именно глэм-роком, она радостно пошла в список. Ещё одну песню пришлось гуглить. Вернее, я загуглила слова «глэм-рок» и выяснила, что есть целый глэмовый мюзикл. Фильм Hedwig And The Angry Inch я так до сих пор не просмотрела, хотя довольно быстро нашла альбом с саундом и прослушала песни. Мне понравилась по музыке Midnight radio, но она не подходила по словам. Потому я остановилась на второй понравившейся композиции – Origin of Love. Кто играл в «Витражи», в курсе, как я люблю Платона (мне разве что его «Государство» не импонирует XD), так что песня ответила разом всем запросам.
Отсюда и вырисовался образ Криса – человек, который увлечён незримым, мистик. Насколько я поняла, оба текста специально зарифмованы. Оба начинаются с дороги, причём ребёнок в красном плаще, который изначально в первом тексте был упомянут в качестве детали, во втором стал центром, связал оба мира, прошлое и настоящее. Мне это напомнило сцену из «Жизни мальчишки», когда герой приезжает с семьёй через тридцать лет в места детства и его дочери в руку падает бейсбольный мяч, тридцать лет назад закинутый в небеса.
Я не могу удержаться от советов, так что заранее сорян. Ну, в принципе, на меня можно обижаться, я не против
Мне кажется, стоит связывать эмоции персонажа с визуальными или эмоционально-тактильными переживаниями. «Почему-то казалось, что именно с этой песней, именно на этом фестивале всё и решится – или ещё несколько ступенек наверх, или лестница превратится в пандус, по которому разве что катиться вниз» - это фраза, которая называет явление, здесь красивый образ и отличное противопоставление, которое вызывает визуал. Но тут стоило бы как-то связать не с мыслями персонажа, а с ощущениями, вроде «От того, что он проснулся пораньше, гудела голова, но от мыслей, что сегодня именно на этом фестивале может всё решится, ему становилось легче, потому что было ощущение…и т.д.». Ну, я вовсе не утверждаю, что предложенная мной фраза хороша (напротив, она ужасна), но я пытаюсь сказать, что поместив читателя в голову, в душу персонажа, вы покажете его изнутри. «И он слышал, как бились сердца в толпе перед сценой – какие-то в одном ритме, какие-то в разных, сливаясь в одну мелодию, ту самую, которую ещё утром он услышал в дороге» - вот тут фраза, которая уже отвечает именно внутреннему ощущению, много сердец в такт.
Получился очень связный рассказ и первый текст полностью запараллелен со вторым. День, который изменил его. Но при этом, скорее, в отрицательную сторону, так как он перестал слышать музыку, сочинять нечто новое. И возвращение на место потери вернуло ему его творческую способность, он отыскал потерю. Так что рассказ получился абсолютно цельным.
Реджинальд Пауэлл
Я сейчас плотно общаюсь с мастером магического реализма. Но в разговоре мы упомянули эту текстовку один раз: когда я позвал её играть. Я представления не имею, зачем я это делаю. По текстовке мы держали связь только через Тодо. Возможно, когда я отдаю текстовку, я считаю, что она уже не моя (хотя не «возможно», так оно и есть). Возможно, мне хотелось поддержать иллюзию чего-то вневременного, возникновения чего-то без участия чьей-то воли.
У меня радар настроен на стиль нескольких человек и вот мастер магического реализма – один из них. Наверное, я здесь тоже не буду особо разбирать текст, просто покажу, на что обращаю внимание, когда сразу вижу именно её тексты среди выложенных (вот теперь и вы сможете её ловить XD). У персонажей всегда есть бэкграунд. Он не обязательно выражен через флэшбеки или описания, но он всегда есть. Мне кажется, это проистекает из её видение мира, как взаимосвязи всего со всем. Так человек делает что-то не неожиданно, а это вытекает из причин, которые были в прошлом. Текст начинается с рождения или до рождения персонажа, а не заканчивается никогда, потому что каждый живущий оставляет свой след в мире.
Потому, мне кажется, такой формат текстовки как-то очень хорошо подошёл к стилю автора. Я не великий знаток биографий музыкантов, знаю только «Квинов» и (путём интриг и устранения конкурентов – зачёркнуто) стала недавно админом в самом крупном пабле по «Квинам» (это у нас в стране вместо фан-сообщества). Но, надеюсь, прообраз вы узнали. Я даже надеюсь, что узнала и сама автор. Это Элтон Джон. У меня валяется в читалке его биография в электронном виде, но так как я существо ленивое и до прочтения не дошла, то больше пользовалась сведениями, почёрпнутыми из «Рокетмена» (ну, он сам контролировал постановку, так что всё ок, я щетаю).
Нет, видимо, всё-таки буду разбирать тексты (ну, я могла бы свалить всё на то, что пишу ОС не один день и потому меняю решения, но на самом деле я и без того часто не могу определиться с решением). «думают все невротики. Реджи тоже так думал» - опосредованное ведение в персонажа, через «все такие-то обладают данным признаком, такой-то обладает таким-то». Такая опосредованность создаёт первое интеллектуальное усилие читателя. Довольно простое, но важное, чтобы создавать ощущение «дальше придётся поворочать мозгами и получить от этого удовольствие». *блин, вот сложно мне разбирать чужой текст и не указывать что-то в качестве советов))) В общем, давать читателю совершить интеллектуальное усилие – очень клёвый приём. Я обычно вспоминаю классическое «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавистный прокуратору город». Потому что там дальше не объясняется, что вот, мол, тьма всё залила и пр., а идёт перечисление и читатель должен сам держать в голове первую фразу: «Исчезли висячие мосты … опустилась с неба бездна и залила крылатых богов … Пропал Ершалаим -- великий город, как будто не существовал на свете». *
«Тогда они увидят, что я не отбрасываю тени» - концовка неожиданна и при этом опять же раскрывает персонажа, показывает, как он сам себя видит. Я так поняла, что призраком, невидимкой. Это создаёт из текстов дилогию и делает общим сюжетом – развитие персонажа.
Вторая часть получилась очень грустной и очень проникновенной. Это не единственный текст в этой текстовке, где люди теряют тягу к творчеству после потери любимого. Интересно, что «Рокетмен» построен на этом же: без второй половины очень тяжело, хотя Элтон уничтожает себя наркотиками при этом. (Оффтопом: было довольно странно и забавно видеть Джо Рида в «Богемской рапсодии» в виде положительного персонажа, а через полгода в «Рокетмэне» в виде злодея. И ни один играющий его актёр на оригинал не похож). Несмотря на грустную концовку, текст не оставляет тяжелого впечатления. Забавно, не знаю, задумывал ли это автор, но концовка первого текста перекликается с концовкой второго. Не отбрасывать тени может и ангел, потому Реджи предстаёт сам ангелом в Нью-Йорке. Тяжело жить только воспоминаниями, но кто сказал, что было бы легче, если бы не было и их?
Брайан Ховард
Френ на меня разозлится, но… Но я считаю этот текст – её лучшим. Ну, очарование «моя текстовка» (хотя бы в плане наводок, потому что, конечно, текстовка принадлежит Тодо – кто проводит, того и текстовка), конечно, действует… Мне сложно сказать насколько именно))) Обычно я читаю тексты Френ и Симки даже в тех текстовках, которые не читаю более никак (а сейчас меня уже возненавидели все, кто не мои любимцы XD). Ну, если захожу в текстовку)) И из того, что я читала у Френ, мне этот текст кажется самым шикарным. Делайте с этим, что хотите))
Если честно, я ничего не знаю об Игги Поппе. Моё знакомство ограничивается просмотром в детстве фильма «Плакса» с молоденьким Джонни Деппом в главной роли (эх, страшно, когда видишь пролетающее время). Потому персонажу полностью отошёл Курт Уайльд из VG (я хз, почему для образа человека, который должен был изображать Игги Поппа, создатели фильма превратили Юэна Макгрегора в точный клон Курта Кобейна).
В тексте Френ и сохранила свой стиль, и обрела новые тона, которые не сломали её стиль, но добавили новых нюансов к её письму. Я, кстати, очень боялась, что у Френ исчезнет её фирменный стиль, дикий, необузданный. Но на самом деле она просто как бы осёдлывает своего дикого мустанга, не делает из этого соперника ветра стандартного тяжеловоза, а просто сама сливается со своим талантом в кентавра.
Я написала, что Брайан танцует для себя, и чтобы бросить вызов отцу. В голове, разумеется, стоял образ Билли Эллиота (и да, упомянутые у Роджера забастовки шахтёров тоже хорошо тут легли). Но не знаю, будут ли вам показаны выборы (в принципе, договаривались, но, возможно, никому не будет интересно), там у меня ещё приписано «Специальная сюжетная плюшка, если персонаж НЕ БУДЕТ ссылаться на мем «Мне потанцевать нельзя?»))) У Брайана очень простой сюжетный квест: не бросать зажжённые петарды в открытую трубу. Потому что это воздухоотвод и тогда миллионер с бабами под землёй погибнут (мотив про миллионера, спойлер, из фильма «Под Сильвер-лейк». Что-то у меня многовато фильмов в референсах, уже стыдно, ощущение, что я вообще не читаю, только что-то смотрю). Так как квест простой, то дополнительные условия (два шанса изменить мир: либо сюжетный квест+простое условие, либо сложное условие) были усложнены. Я сидела, скрестив пальцы, а там ещё проблема в том, что я забыла в выборах написать формулу СК+Допусловие. И вот вижу, есть попадание во второе условие – упомянуто, что зарабатывает на машинах (у меня было именно такое впечатление от персонажа). И я такая «Дададад!». И вот то, что второй текст получился грустным – у меня так: ну, ёпрст же! Уже не помню на какой текст сказала «Им только разреши пострадать» и не исключаю, что на этот)))
Несмотря на то, что я тоже много раз пересматривала «Баскию», почему-то пропустила ссылки на Уорхолла(( Хотя обратила внимание, но не поняла, почему у Билли белые волосы. Первый текст меня очень сильно зацепил. Я пока не знаю, буду ли разбирать по фразам или нет (пойду пока перечитаю), но вот ощущения свои помню чётко. Я надеялась, что это будет эмоциональным моментом – когда человек ждёт приезда возлюбленного/возлюбленной. И текст мне дал этих эмоций по полной. Так как в наводке не прописано, я была сама как на иголках: так приедет или нет? И эти ощущения персонажа у меня самой отдавались сердцебиением. В общем, по сопереживанию - я погрузилась в текст по полной.
В общем, буду по предложениям, наверное… Первый текст – трагикомичный. Это очень клёвое ощущение. Ты одновременно постоянно улыбаешься, и при этом сопереживаешь парню. «но вместо радости узнавания сталкивался с "милая, найди себе своего парня!". "Да я это и делаю!", - в отчаянии кричал он» - это блеск! И жалко его, но и построено всё так, что улыбаешься на это как-то странно, чуть ли не сквозь слёзы. В Брайна влюбляешься сам – он и сильный, и ранимый. Он сочетает в себе несочетаемое. Сила и хрупкость.
Второй текст уже с другим настроением. «В Тейт Модерн пел Джим Моррисон» - в общем, всё плохо, помню по первому тексту почему. «Со всех сторон - невнятное эхо из ночных кошмаров» - понравилось, образно.
Несмотря на то, что Брайан удовлетворён, что он повлиял на самого главного человека (даже не потому, что Вельвет влияет тем самым на других, а потому, что эти разделённые на двоих мечты создали их обоих), в его жизни мечтаний не осталось. Нет «ещё и это бы успеть, пока не сдох». Я схожее писала про Дэвида Стюарта, но у того осталось нечто вроде довольства жизнью. А текст Брайана вызывает грусть, у него не осталось желания пройти босиком по осколкам, бросить вызов и будь что будет. Нет, вариант «сами дали такую наводку» не приму, так как в наводке указывалось, что тот, кому выпало изменять мир, может не обращать внимания на выборы. В отличие от первого текста, несмотря на то, что он нашёл свой портрет, всё равно остаётся впечатление грусти. Но от своих слов не отказываюсь: тексты замечательные! Они эмоционально вовлекают, в них есть интрига и… в принципе, я уже сказал слово «интрига», но это не передаёт и вполовину того ощущения, что грядущий финал всегда обязан удивить. И этот финал всегда удивляет и дарит щемящее светлое чувство! :)
Микки Эванс
Давно хотел подарить Симке эту боянистую картинку. Пользуюсь случаем. *А что вы мне сделаете? Я в другом городе! :Р*
(https://sun1-20.userapi.com/c857024/v857024584/1709aa/zx4wrnm5Y64.jpg)
Помню, что захохотал, когда Тодо сказала мне, что текст Микки взяла Симка. Самому гармоничному автору достался самый гармоничный персонаж)) Микки словно создан даже не из самого солнечного света, а из солнечных зайчиков.
Я его писала с Роджера Тэйлора (барабанщик Queen). Чутка от Меркьюри, вроде обучения художествам, но в основе – Тэйлор. Они с Фредди держали магазин одежды. У Квинов реально был автобус (куда делся автобус, я не помню, потому что воспоминания из прочитанных книг мне заслоняют кадры из « Богемской рапсодии»). Они вообще с Фредди дружили дольше всех остальных в группе.
Мы с паблом помогали устраивать приезд ассистента Меркьюри в Москву в этом январе (если что, это не признание, меня там не было и вы НИКОГДА. НИЧЕГО. НЕ ДОКАЖЕТЕ). Успели в последний вагон перед мировым карантином. Мероприятия в Монтрё в сентябре вроде бы уже официально отменили, так что такая встреча с воспоминаниями, с рассказом о съёмках фильма («Богемская рапсодия»), возможно, одно из самых эксклюзивных мероприятий ever. Я шла на встречу в состоянии близком к коллапсу, сознавая, что если хоть что-то пойдёт не так, именно мне придётся всё взять на себя и вытащить на себе все проблемы. Я шла и напевала себе эту песню в голове: Ridicule is nothing to be scared of. Она придавала мне храбрости)) Хотя боялась я всё-таки не ridicule)))
Это песня начала 80-х, навеянная глэм-роком, а не классика глэма. Но другие песни этой группы мне не нравятся, а именно эта впитала в себя всё лучшее и от 70-х, и от 80-х. Чисто для меня это такой гимн – прорывайся и делай))
Почему-то я была уверена, что Микки будет гетеро. Не потому, что гетеро является Родж, как раз насчёт него у меня всю жизнь были подозрения и вообще Фредди+Роджер мой первый в жизни шиппинг лет в десять-двенадцать (я была развитым ребёнком, но малообразованным в биографиях музыкантов). Кстати, я пытаюсь пока приучить пабл, что название пейринга Фредди+Роджер=Фродж, а пейринг Фредди+реальный его любовник Джим Хаттон=Фредж. Моё дело правое, я побежу.
Но Микки радостен, у него не было периодов сомнения и принятия себя, не было вызова миру. Он не только улыбался миру, но и мир улыбался ему в ответ.
«Я верю, что люди позволят стать себе ещё ярче и добрее. Будут много путешествовать, будут узнавать тех, кто живет в других странах, стирая границы. Больше не будет войн – это слишком глупое занятие. Да и какой в этом смысл, если есть музыка и секс». Наводке очень повезло с автором. В наводке ничего не происходит, в тексте тоже нет событий. Но при этом в тексте полно событий внутренних, много мечтаний, много этого самого солнечного света. Как будто смотришь на старую фотографию. Или, вернее, погружаешься в фото, потому что жизнь течёт сейчас, не менее красочная и загадочная, чем на фото. И ещё впечатление пылинок в солнечном луче.
Второй текст более грустный и уже сюжетный. Человек по-настоящему сталкивается со смертью, теряет друзей.
Это ещё один раз, когда автор прочувствовал оригинал. Описание смерти Джуса напомнило мне, как Тэйлор узнал о смерти Фредди. Он ехал его навестить, ему позвонили прямо в машину и сказали, что приезжать уже не надо, Фредди больше нет. Роджер съехал на обочину, заглушил машину и заплакал.
У меня было большое ощущение Роджа от Микки во втором тексте и от сложившегося образа. Про Роджа мы шутим, что с возрастом он превратился в Санта Клауса. Вот и от предисловия к автобиографии Микки ощущение – уютно, тепло, комфортно. Но при этом никто не может предположить, какие эмоциональные бури в своей жизни пережил мистер Клаус. Чтобы стать вечно радостным, улыбающимся стариком, следует пройти через много руин. Возможно, руин собственной жизни.
Он удовлетворился тем, что творит «добро в малых дозах». Есть люди, которым он, его творчество помогало и будет помогать, а следовательно всё было не зря. И можно шутить. Пережито достаточно мрачного, чтобы можно было теперь радоваться и шутить.
Кейт Годдард
Я писала наводки неравномерно. Когда вспыхивал образ в голове, строчила, так что писала очень не по порядку. Этому персонажа досталась песня просто потому, что мне нравилась музыка, я не знала слов. И послушала уже после того, как наводка была готова. И удивилась, как точно подходят слова.
Прообраз – из любимого мной старого канадского фильма Hey, babe!. В сети есть только в ВК. И то только потому, что я туда залила (если что, все авторские уже за давностью лет не действуют). Фильм про девочку, которая живёт в детском доме и пытается учиться в музыкальной академии, а также проникнуть на телевидение. Ей помогает спившийся актёр, который живёт в закрытом кинотеатре.
Тут я не могу разделить тексты на первый и второй, так как рассказ получается только при соединении обоих текстов. По текстам мне Кейт представилась человеком, который не определился с тем, чего хочет. Она пересматривает «Касабланку» и завидует Илзе из-за красоты, не осознавая, зачем ей эта красота. Точно так же в других отрывках Кейт стремится к славе, не понимая, зачем ей эта слава. И только в последнем, втором тексте, она словно осознаёт. Что гналась не за тем. Что в «Касабланке» видела совсем не то, что стоило, на самом деле это фильм о любви и о страхе потери.
Фактически именно два текста вместе и образуют одну историю – историю о любви, растянутой во времени. Предложения обрывочны, автор старается дать очень много информации в как можно наименьшем количестве букв. Мне показалось (я слегка повторюсь), что текст о том, что человек не замечает чего-то важного. Но когда понимает, то понимает самую суть жизни и стремится выжить любой ценой. То есть если говорить о послевкусии, то это текст о том, что человек будет продолжать бороться. И тест заряжает именно на борьбу.
Пол Фрилли
Я специально перечитала ваши тексты, надеясь найти признаки «переведены с английского». Не знаю, в каком контексте сказала это ваша жена, но очень надеюсь, что это был комплимент. Я люблю переводные книги за особый строй языка и цепочку образов. Недавно читала книгу «Ключ» (Господи, хоть что-то я читала, а не только смотрела), так там чувствовался наш соотечественник, хотя и имя стоит англинизированное на обложке, не только из-за незнания многих американских реалий, но и именно из-за строя языка, употреблённых слов и пр. Так что «текст кажется переведённым» - с моей точки зрения, точно комплимент.
Источником вдохновения для создания персонажа послужил Марк Болан и то, как он погиб в автокатастофе, а сам никогда не водил именно потому, что боялся так погибнуть. Не знаю почему, но когда прочитала эту историю, мне представился парень, самый обычный, которого гнетёт обычность, гнетёт ужас перед тем, чтобы прожить жизнь, как его родители, ничего не попробовать, не увидеть, не узнать. Лучше во все тяжкие, но не в такую бытовуху. И когда я встретила во втором тексте эту фразу «Что может быть хуже вождения?» - вся такая: вау, вот это автор почувствовал источник вдохновения!))
Первый текст, что бросается в глаза, в реальном времени. Видимо, это и создавало ощущение переводного текста.
В целом, мне показалось, что автор подтрунивает сам над собой. Первый текст полностью посвящён тому, как клёво быть панком, как клёво жить ярко, на всю катушку. Второй текст аж начинается с издёвки: чистенький викторианский садик, отсутствие шумных жены и детей, органическая еда, мягкие тапки, витаминный коктейль. Возможно, автор просто издевался над тем, насколько Пол отошёл от всего панковского. А я ещё и вижу, что Пол таки стал клоном своих родителей. Да, его «бытовуха» классом раз в десять получше, в сексуальной жизни, думаю, тоже всё не так традиционно, как в английской семье среднего класса середины века, но всё равно всё это чистенько, благопристойно. В соответствии нашему времени, но по-бытовому.
Несколько авторов решили свои вторые тексты именно так: возвращение к музыке после перерыва. Но они сохраняли свои мечты. Вернее, многие как раз эти мечты потеряли, но тяжело за них сражались, возможно, даже желая пребывать в иллюзиях, лишь бы не отказываться от того, что им когда-то казалось блестящим и заманчивым. А Пол отказался легко. Насколько понимаю, само название трека Money sucks – тоже издёвка над тем, во что Пол превратился.
Наверное, именно потому в этом тексте нет надрыва. В других текстах персонажи пытаются вспоминать прошлое, чтобы получить новые силы на борьбу. Пол же вспоминает прошлое, отказываясь от удобной, но той жизни, которая когда-то казалась ему хуже смерти.
Если остальные продолжают жить, то Пол воскресает.
И ещё меня мучает вопрос: нашёл ли он парня, заплетающего косу, после концерта?))))
. . .
Довольно забавно, что хотя второй текст – это наш год, никто не написал про карантин. Сложилось ощущение, что для игроков персонажи живут в параллельной реальности. И тем самым в какой-то степени реально достигли рая.
Вы знаете, я люблю хэппи-энды, в моём понимании этого слова (кто играл в «Леса» - поймёт). И даже в грустных текстах есть линия того, что люди обрели, если не счастье, то понимание того, чего хотят. Так что я, назло всему, буду считать, что у всех текстов хэппи-энды)))
И я даже понимаю логику предположения! Но нет, не угадано.
Ой, а я нет :) Интересно почему такое предположение.
PS: зато я угадала Кейли :Pпо волочащемуся сзади парашюту, так сказать ;D
Я почему-то думала, что ты писала текст Сьюзен.Я выбирала между этими песнями. Пока не жалею. Хотя с моей точки зрения Sebastian... я даже щас найду как описала:
Первое депрессивно как пьяная болтовня ночью в придорожном баре перед суицидом на рассвете.
***
Четвертое - медитативное свежее утро с чашкой кофе, когда ещё не ложился и все за//ало, но они уже все пошли нафиг и ветерок и солнце взошло.
***
Второе приторно-сахарно, как романтичный ботан-старшеклассник, собирающийся на первое свидание.
***
Третье какое-то фрик-шоу с маниакальными скачками настроения и опасностью.
***
Пятое - раздолбайская флэш-вечеринка у кого-то на заднем дворе, где практически никто никого не знает и пришел со знакомым знакомого за компанию.
***
Шестое какое-то уютное торчание дома, под дождь и пиво, когда не хочется шевелиться и бездумно пялишь в телек.
***
Седьмое - противный мажорчик-тролль, издевающийся над всеми мимоходом.
Меня настолько сильно сдал отказ от рецензии, лютейшее опоздание или же все-таки кривой текст?
Еще один заход на Роберта Джонса - voronaam? :)
Нет, Роберт не мой.Хм, а ты не Реджинальд?
Хм, а ты не Реджинальд?
Так, ладно, еще попытка.
Ты писал текст Сьюзан?
:'(
Ладно, еще одна последняя попытка! ;D
Пол?
Да! :) Написал про Пола. Именно про первый текст Пола моя жена сказала, что он как переводной выглядит. Наверное от того, что я его под самый дедлайн дописывал...Ты же в Канаде сейчас, если я правильно помню; возможно, другая языковая среда немного сказывается на вашем восприятии и на построении текста.
Ок, остаются Реджи, Сьюзан, Кейт и Энди... Кого следующего пытаем?Я свое дело сделала ;D
Других вариантов нет. Игра новенькая, специально для вас написанная. На мастера напало вдохновение, и мастер не смог отбиться.
Кстати, я, может, пропустила:
Тодо, а это совсем новая игра, или ранее мастер уже её проводила где-то? Я бы почитала другой вариант, если есть такая возможность, очень интересно.
Благодаря текстовушке от души погуглила, и про Уорхола (Вельвета), и про Боуи, и др. упомянутых. Что-то знала раньше, о многом вообще не слышал.Боуи был большим фанатом Уорхола, и они даже встречались на Фабрике. И Уорхолу дико не нравилась песня Боуи "Энди Уорхол".) Соответственно, потому и играл в фильме своего героя.
Кстати, оказываеся, Боуи исполнял роль Уорхола в фильме "Баския". Добавила себе фильм в список "посмотреть на выходных" :)
Ну и да, Вельвет - как раз из-за выше упомянутых Velvet Underground, все-таки Уорхол и менеджер, и оформитель обложек им.
Замер с пальцем на чёрном конверте: White light/White heat – буквы раскрашены цветными карандашами, круг расцвечен в радугу
Нет, и не Сьюзан. Сейчас его перетал, было бы интересно такой текст написать суметь, столько отсылок к разным произведениям в нём.
И ещё меня мучает вопрос: нашёл ли он парня, заплетающего косу, после концерта?))))
Вот и сделал из него продюссера Веры Линн - певицы времён его родителей, которая потом "застыла" и никуда не двигалась в плане творчества.Я весь текст напевала обожаемых Пинк Флойд, и не зря!