отлынивающим буду долго и нудно читать мораль.Ну так себе напугала!
Ну так себе напугала!
Это моя вина, Мисси. Прости. Я не уследила. Не подумала. Если сможешь, прости, пожалуйста. А если не сможешь… я пойму. Я очень люблю тебя.***
– Кто это?
Страх холодной, но гибкой сталью скользнул в грудь и сдавил что-то, больно-больно. Марина усилием воли сдержала дрожь, потому что если ты вздрогнул – значит отреагировал, а значит виноват.
– Кто? – она повернулась и увидела в руках Кира свой телефон и новый контакт в списке «Сергей З.». – А, это зубной. На работе поделились, говорят хорошо делает. Давай кстати тебя запишем, у тебя же что-то там справа ныло.
– Ага, конечно, из-за твоего «здорового» питания рыбной костью оцарапался и теперь какой-то мужик у меня во рту будет копаться? Удружила. И это, – он вновь прищурился, испытующе глядя на девушку. – А какого хера его номер, а не клиники? Совместить решила, а?
– У него частная, – нарочито небрежно пожала плечами Марина. – Но, если волнуешься, удали номер, поищу кого-то другого.
«Ошиблась», – сразу поняла она. Кирилл медленно распрямился, телефон полетел на диван. Его лицо покраснело, а губы сжались в тонкую нить.
– Волнуюсь? – от вкрадчивого голоса захотелось немедленно бежать. – И из-за чего же мне волноваться? Из-за того, что твои подружки, шлюхи, тебе мужиков подкладывают? Или что ты меня опять перед ними ревнивым придурком выставишь? Да иди, давай, раздвигай перед ним ноги, вперёд! Мешать не стану!
Голос, и так звенящий от злости, переходит в крик. Марина чувствует в груди волну раздражения, которая поднимается в ответ, и с тоскливой обреченностью, как-то краем сознания, понимает – она не сдержится. И они опять будут кричать друг на друга несколько часов, она сорвет голос и … а вдруг как в прошлый раз, придётся замазывать синяк на скуле тональником?
Эта мысль режет чем-то неправильным, и Марина понимает, что что-то идёт не так, что-то не то происходит с ней, с ними… но в следующее мгновение сама уже кричит, и это перестаёт иметь значение. Ведь он просто не видит, как больно ей от его предположений. А теперь поймёт, в этот раз услышит в её отчаянном крике. Потому что она никогда бы не посмотрела на сторону, никогда!
С Кириллом они познакомились у общих друзей, и Марина впервые почувствовала то самое, о чем пишут в книгах и показывают в кино. От одного его прикосновения её бросало в жар и хотелось всего. Слушать его, смотреть, вдыхать резкий запах его одеколона, а ещё лучше его собственный. И чтобы смотрел только на неё, на неё одну в целом мире, так же как она смотрит на него.
И впервые в жизни сказка протянула руку и втянула в себя, не оставив за спиной и всплеска.
Это походило на сон. Тягучий, сладкий и крепкий как настоянный кагор, который они пили летним вечером на турбазе, глядя на звездопад и рассуждая, какой будет их совместная жизнь.
– Ты будешь только моей, – шептал Кирилл, целуя её ладонь и чуть царапая её отросшей щетиной. – Только моей, поняла? Ни один другой мужик на тебя и посмотреть не посмеет.
И Марина краснела, чувствуя, как и без того тёплый вечер превращается в жаркий, потому что хотела. Хотела быть его.
Тогда хотела.
Всё менялось постепенно. Вначале её подруги стали плохо на неё влиять, и в этом был смысл, ведь довольно часто на встречах они кокетничали с парнями, а Марина-то была занята. Если бы они перестали, то, конечно, Кирилл ничего не имел бы против, но им хотелось наладить личную жизнь. Пришлось появляться на посиделках всё реже, и всё чаще оставаться дома. В конце концов, вместе было даже лучше – намного приятнее посмотреть фильм вдвоем с пачкой чипсов, чем трястись в автобусе ради чьей-то глупой болтовни.
О приятелях ещё с университетских времён и говорить не приходилось, потому что занятой девушке уж точно не пристало общаться с другими мужчинами.
Родители тоже явно были против их отношений, иначе откуда эти встревоженные взгляды? Поэтому звонки маме стали редкостью, да и то, когда Кирилла не было дома.
Но этого всё равно было мало. Оставались коллеги, попутчики в транспорте, кассиры, официанты, да и просто прохожие на улице. И всё это отчаянно злило Кирилла, превращая ласкового и нежного мужчину в яростного и безумного зверя, что готов растерзать тебя, и лишь по счастливой случайности довольствующегося мебелью и твоими вещами.
– Он просто боится меня потерять, – отчаянно краснея, убеждала она начальника, после очередной яркой сцены в офисе, едва не стоившей ей работы, но начальник лишь поджимал губы и качал головой. И смотрел как-то странно. Грустно и немного брезгливо.
«Ну и мерзкий же тип», – подумала тогда Марина и обрадовалась. Об этом она могла рассказать Кириллу, ему всегда нравилось, когда её кто-то раздражал.
Она любила его. Всем сердцем, всем существом.
Но иногда, лёжа в слезах после очередной ссоры ненавидела. Так же глубоко. И убеждала себя, что плохое делает хорошее только сильнее. А стул можно и новый купить, тем более раз Кирилл сбросил пар, то теперь неделю, а то и месяц будет улыбаться ей по утрам и целовать, тепло и нежно. И пусть ей в последнее время это почему-то неприятно, это глупости и гормоны. Важен сам факт, важно, что он все ещё с ней, не смотря на все её недостатки.
А потом он пнул кошку.
С пушистой красавицей, воплощенным Её Величеством и самой доброй и ласковой булочкой на свете, Марина почти что росла. Кошка была уже в возрасте и успела увидеть аж четыре поколения их семьи, и Марина в тайне мечтала, что увидит и пятое. Этот маленький комок незадолго до своей смерти принесла в квартиру прабабушка, и Марина влюбилась в желтые внимательные глаза без оглядки.
И Кирилл это прекрасно знал.
Да даже если бы и нет, какая разница. Это было единственным, что Марина простить не могла.
Конечно, Кирилл извинялся потом, отвез кошку к ветеринару, сказав тому, что она упала с высокого шкафа и они волнуются, заплатил за приём, но в этот момент в Марине зародилась мутная и робкая пока пелена перемен.
Она наползала на неё медленно, незаметно, просто чуть глубже проникая в душу с каждой ссорой, с каждым окриком, с каждой кружкой разбитой о стену. Ласково гладила по волосам, когда Марина тихо плакала в ванной, укрывала острой и колючей волной воли. Страшной волной, жуткой, но необходимой, и с каждым месяцем, с каждым днём это становилось всё яснее.
Пелена поглощала, медленно лишая страхов, лишая боли, лишая ненависти, лишая даже любви. Пока наконец, не сомкнула края, оставив только холодную решимость.
– Тебе нужно съехать.
Наконец прозвучало в затишье после очередной ссоры, будто между делом. Просто, потому что Марина внезапно вспомнила, что они живут в её квартире.
Он не понял. Он не поверил. А когда осознал, что она всерьез, ушел в ночь с одной кредиткой, обиженно хлопнув дверью, чтобы на следующий день вернуться с букетом, посчитав, что это была обычная истерика.
Но спичка уже упала на промасленный мост, и Марина вдруг отчетливо поняла, что единственное, о чем она думает, это сколько он стряс бы с неё за гостиницу, в которой ночевал, если бы она вновь дала слабину.
Два с половиной года. Любви. Нежности. Счастья. Боли. Страха. Отчаянья.
Всё это теперь было позади.
И только при виде мелочей, их мелочей, всё равно перехватывало дыхание и слёзы сами собой катились из глаз, обжигая болезненно-сладкими воспоминаниями о том, как ей когда-то было хорошо, и что больше тех моментов, с тем человеком уже никогда не будет. Потому что она разрушила? Он разрушил? Они?
Это было так неважно. Больно, но неважно.
И она потихоньку училась жить заново.
Складывала его вещи в коробку, чтобы отдать как-нибудь, когда всё отгорит и звонки с проклятьями ей и всем её родственникам прекратятся. Прятала папку с их фото под паролем, убирая код в самый дальний угол шкафа, чтобы не было соблазна пересматривать. И начинала потихоньку дышать.
Пока не настал день, который всё изменил.
Пятничный вечер был дождливым и приятно свежим, а сумку приятно оттягивала бутылка вина, которую Марина намеревалась превратить в ароматный глинтвейн. И пирожные из любимой кондитерской, непременный атрибут пятницы – фигура-фигурой, но Марина взяла себе за правило обязательно радовать себя раз в неделю чем-то максимально калорийным и вкусным.
Что что-то случилось, она поняла уже на лестничной клетке. В двери торчали ключи. С до боли, до острой рези в груди знакомым брелком – черно-красным игральным кубиком.
«Кирилл? Что ему нужно?»
В голове мелькали десятки вариантов. Пришел мириться? Напился, пришел на автомате и теперь спит посреди коридора? Или решил нагрянуть и проверить, не завела ли она кого-то?
Гадать было бесполезно, поэтому Марина потянула ручку двери, поморщившись от запаха, обдавшего её вместе с теплым воздухом.
В квартире был погром. Цветочные горшки разбиты, изрезанные и изорванные вещи покрывали, казалось, весь пол.
И запах, отвратительный, удушливый запах, доносившийся с кухни.
«Морозилка», – отрешенно и мрачно подумала Марина, зажимая нос рукавом куртки и не разуваясь, боясь осколков, прошла в кухню.
Картина мира поплыла. Гулкий удар гонга, симфонией откатившей крови, пронзил всё тело, выбивая дыхание.
Пальцы, обхватившие косяк не дрогнули, но дёрнулись так сильно, пытаясь вонзить ногти в жесткое дерево, что один из ногтей не выдержал и треснул, сорвав кусочек кожи.
СУКА.
Слово на белой плитке, что они выбирали вместе.
Красными жирными мазками.
Уже подсохшая, длинная лужа уползающая куда-то под мойку. Тянущаяся от стола. С которого в потолок смотрели уже давно остекленевшие когда-то такие умные и добрые, любимые кошачьи глаза.
– Мисси, – прошептала Марина и медленно сползла на пол, собирая штанами липкую темную кровь.***Спустя примерно год.
Марина кликнула мышкой на вкладку и глянула просмотры последнего поста, размещенного на информационном сайте около месяца назад. Больше десяти тысяч просмотров, десятки комментариев.
Пост памяти и скорби.
И «невзначай» оброненное в посте имя Кирилла. А ещё район, где он жил. Сфера его работы, довольно узкая для их городка.
И фото Мисси. У него на руках.
Тяжелая поступь стыда за то, что она марает память любимицы этим, ложилась на совесть, но Марина твердо знала ¬– такое нельзя забывать. Такое нельзя прощать. И раз она ничего не могла сделать ему по закону, или вне оного, не имея связей и доказательств, то должна хотя бы предупредить. Чтобы осталось как можно меньше наивных дурочек, какой была когда-то и она. Чтобы его лицо выжглось в памяти людей, и он не смог никому больше причинить вреда.
И она очень сомневалась, что за последний год Кирилл раскаялся и изменился, иначе кто тогда разбил окно в машине её родителей, когда она переехала.
Телефон на столе мигнул зелёным – пришло сообщение.
«Завтра как всегда?»
Марина выдохнула. На душе сразу полегчало и будто кто-то не снял, но чуть приподнял валун на её плечах.
Со Стасом они были знакомы с университетских времён. Крутили когда-то роман на втором курсе, но быстро разошлись, неудовлетворенные отсутствием безумной страсти.
Пересекались и после, но по понятным причинам разошлись и долго не общались. Встретились вновь не так давно, у общего приятеля. Взаимный легкий флирт за парой бокалов вина окончился отелем.
Он не хотел серьезных отношений, обязательств и прочей шелухи, которая сейчас и Марине была совершенно не нужна. И она не была уверена, что вообще когда-либо понадобится.
Их встречи в гостинице давали ей ровно то, что было нужно – хороший секс, человеческое тепло и уют. Без близости. Без пламенной любви. С холодным рассудком.
Это было намного лучше разовых встреч с какими-то мутными парнями с сайтов знакомств, и уж точно лучше вибратора под унылый поиск хоть сколько-то интересного порно.
Со Стасом было… спокойно. Комфортно, понятно и уютно. Иногда она думала, а что бы было, если бы они встретились… раньше? Когда она не просыпалась в холодном поту от чьи-то голосов в подъезде. Когда не вздрагивала от звонка курьера в домофон. Когда заходила в подъезд сразу, а не оглядываясь по сторонам.
И когда могла подпустить к себе кого-то.
Впрочем, теперь это было уже неважно. Теперь у неё были регулярные приятные встречи и сейф в номере, в котором она всегда закрывала ключи от квартиры.
Чтобы тот день совершенно точно никогда больше не повторился.
Чушь какая. Тыщу лет знакомы, прошли Крым и Рим, а она считает, что я вор?
Не, так не бывает, да и поводов я не давал. Может Марина параноик? Интересно, паранойю можно приобрести, или это врожденное свойство? Скорее всего врожденное и прогрессирует. Или нет?
А, черт, надо было в мед идти, знал бы наверняка.
Эх Маринка Маринка, ну что ж ты так. Боевая подруга, отрада юности моей. Как бурно сошлись в универе, как на одном дыхании пролюбливали учебу. Вряд ли тогда это могло закончится семейной жизнью, но теперь-то могло бы, наверное. Если б меня не считали вором, ха.
Я повзрослел, Маринка, но ей-богу, никогда чужого не брал! До женитьбы же постоянно общались. Вот после... вот после да, сплоховал я. Нельзя боевых подруг на истеричных жен менять.
Четыре года потеряно впустую, четыре года нервотрепок, потеря большей части друзей, возврат к съему комнаты в чужой квартире - вот она, цена брака.
И с Маринкой что-то произошло, что-то нехорошее. Не зря же она во мне, мне! - вора видеть стала.
С другой стороны, а зачем ей мне доверять? Я что-то хорошее ей сделал? Был с ней рядом? Словом или делом обещал поддержку? Нет, я как распоследний дурак, после многолетней разлуки и бурной случайной встречи, оповестил Марину, что былое было, да быльем поросло, а я теперь человек свободный и к отношениям не готовый. Вот потрахаться - это да, это всегда пожалуйста. А за отношениями - не ко мне. Логично, что раз Марина с моими условиями согласилась, то и ей от меня ничего не нужно и ничего, кроме секса, она не ждет.
Да и секс - максимально отстраненный от остальной жизни. Подумать только - Марина снимает нам комнаты в отелях, лишь бы не приглашать меня домой.
А что я теперь знаю о ней самой?
Что она прячет от меня сумочку в сейф.
Дожил ты, Стас. Ни кола, ни двора, ни родного человека рядом.
И запертая в сейф гостиничного номера сумочка. От тебя, Стас, запертая.
Кошмар.
Автобус резко тормозит, и пыль летит через открытое окно в пропахший бензином, потом, солнцем и солеными огурцами салон. Ольга хватается за поручень, как когда-то за балетный станок, и с трудом удерживает тошноту.
- Поосторожнее, - ворчит старушка в темно-синем платке и крепче прижимает прозрачной рукой к ноге ситцевую сумку. Ольга извиняется и почти шипит от ярко вспыхнувшей боли в коленях.
- Чумбллссс-во, конечная, - устало объявляет водитель, и все двери с мучительным выдохом открываются.
Знакомая с детства остановка. В школьные годы - каменная, промерзшая, в многослойных обрывках объявлений и неграмотных надписях наискось, в окурках и потеках. В студенчество - продуваемый ветрами кусок асфальта, поросший конским щавелем, мимо которого зачастую проезжали вечерние рейсы. Сейчас - модный стеклянный павильон, столь же промозглый, что и 30 лет назад, с жизнерадостной рекламой аптеки, регулярно разбиваемый гуляющей молодежью. Одно неизменно: дети как и прежде не знают, как же правильно пишется ее название.
Ольга остановилась подышать и с трудом подавила привычку помахать матери: отсюда было видно окно кухни, у которого Алла Леонидовна бессменно дежурила, ожидая ее с учебы, прогулок, походов за хлебом. Когда юная Олечка торопилась припозднившись домой, желтый кухонный абажур с укором смотрел на нее с девятого этажа, и строгий материн силуэт стоял справа, как молчаливый палач. Вот и сейчас потемневшая от времени люстра и женщина с королевской осанкой занимали свои места. Алла Леонидовна стоит, скрестив на груди руки, и - Ольга готова поклясться - ее подведенные брови сдвинуты, а карминовые губы поджаты.
- Сейчас, мам, сейчас, - торопливо шепчет Ольга, и голуби недовольно оборачиваются в ее сторону. Она дышит, поочередно закрывая ноздри, как учил ее тренер по дыхательной гимнастике. Говорят, это снижает голод, да и вообще полезно при лишнем весе, но желудок сводит голодным спазмом и тошнотой одновременно. Правой рукой Ольга нащупывает в кармане юбки растаявшую конфету и досадливо морщится.
В сумке жужжит телефон, а потом через вибрацию и бумажные салфетки пробивается мелодия - припев песни Mutter.
- Иду, мам, - Ольга поднимает глаза и встречается с взглядом матери в окне. - Да, сейчас буду. Да, тяжеловато. Да, я понимаю. Мам… Мам! Сейчас я поднимусь.***
В кошельке Аллы Леонидовны до сих пор лежит фотография четырехлетней девочки с огромными глазами. “Ее первая балетная пачка”, - с гордостью повторяет она, показывая фото новым соседям.
Сейчас весы Ольги показывают 126 килограммов. Она даже не удивилась, когда услышала, что мать называет ее при чужих людях племянницей. Как будто горсть щебенки после забиения камнями.
Ее старая комната в маминой квартире до сих пор такая, какой была в средней школе. На почетном месте стоит фото двенадцатилетней Оленьки, раскрасневшейся, с горящими глазами. Кажется, какое-то важное выступление - Алла Леонидовна могла без запинки назвать каждое, как и перечислить допущенные дочерью ошибки, но сама она едва может вспомнить тот день. Аккуратно висит на стуле ее школьное платье, стопкой лежат на столе хрестоматии, целый угол отведен под балетные принадлежности и грамоты - как будто шестиклассница Оленька вышла на минуточку. Между страниц в одной из книг - Ольга знает точно - лежит аккуратно склеенный портрет Сергея Дягилева и разглаженный карандашом фантик “Золотого ключика”.
Когда Ольга приезжает, ей не позволено жить в этой комнате. Мама стелет ей в зале.
- Долго не спи, Инга Валентиновна придет с утра.
Ведь дверь в зал никогда не закрывается.
Они много беседуют. Ольга рассказывает о работе, мама вежливо кивает, но не интересуется ее делами сама. Иногда спрашивает, видела ли она эту известную певичку с вечно немытой головой или ведущего вечернего шоу, который так хорошо одевается. Такими историями Ольга запасается от коллег и с удовольствием делится ими. Однажды она подарила фотографию известной оперной дивы с премьеры, и мама повесила ее так, чтоб каждому гостю была видна надпись “Алле Леонидовне на долгую память”. Из каждой зарубежной поездки Ольга привозит цветочный горшок с национальным орнаментом или необычную вазу - свою комнату и все подоконники мама превратила в белоснежный цветущий сад.
Мама ложится рано. Накручивает на бигуди короткие рыжие волосы, мажет лицо, шею и руки кремом, выключает на кухне радио. Она желает спокойной ночи, стараясь не смотреть на широкую пижамную кофту Ольги из зеленого плюша, и исчезает в своей комнате, будто уходящая за кулисы прима.
В первую ночь Ольга всегда долго ворочается и не может уснуть, прислушивается к телевизору у соседей и неровным шагам в подъезде. Ближе к полуночи она думает о бутербродах с колбасой и об остатках жареной картошки, ритмично вдыхает и выдыхает, напрягая мышцы живота. К утру забывается прерывистым сном, но стоит заснуть по-настоящему, как мама распахивает шторы.
- Всю жизнь проспишь, - говорит она.
Гостит Ольга обычно несколько дней. Носит маме продукты - “что тебе та сумка, и не заметишь”. Встречает одноклассников, которые долго близоруко щурятся прежде чем протянуть “Уланова, ты что ли?”. Уклончиво отвечает на вопросы о муже и детях. Перед сном смотрит с мамой телевизор и пьет чай. Наконец, выходит на остановку с непроизносимым названием и едет до аэропорта - благо, ехать всего полчаса.
Добравшись к вечеру до дома, Ольга заходит за фастфудом и жадно съедает все, не доходя до подъезда.
Ночью ей снится рассыпавшаяся колода карт. Дама треф в молочного цвета корсете брезгливо кривит губы: “жирная корова, что с тобой дальше-то будет”, - и наотмашь бьет Ольгу по лицу. Червовый валет выдыхает из вейпа вишневый дым и произносит в сторону пикового короля: “она интересная, конечно, и работать с ней одно удовольствие, но сколько она весит? центнера два? мне противно бы было ее даже за руку взять”. Помолодевшая дама треф не сдается и пропускает через пальцы широкий ремень: “это тебя в школе такому учат? вот так ты ценишь мою заботу?”. Бубновая дама в лиловом спортивном топе пьет протеиновый коктейль, не отводя изумленных глаз. На перекладинке каждого из тузов покачиваются окровавленные пуанты. Мимо пальцев падают к ногам семерки и девятки, шестерки и тройки, черно-красным дождем рассекают ноги; они судачат за спиной, плюются оскорблениями, смеются, отводят глаза, превращаются в многоликую даму треф. Лишь истертая до белизны десятка пик робко шепчет “попробуй! скажи ей!”. Округлые цифры на картах превращаются сначала в брокколи, яблоки и грейпфруты, но цвета смешиваются, вздрагивают, словно глитч, и проявляются четкие изображения пончиков, бургеров, пицц.
Ольга просыпается в два пятнадцать и плетется на кухню.***
Каждое занятие в зале Ольга отмечает в календаре зеленым. По утрам вносит показания весов: оранжевым - набор веса, синим - снижение. Статистика за год выглядит как дневник погоды, от морозов к потеплениям и снова вниз. Оранжевые пятна каждые два-три месяца - как очаги болезни, Ольга смотрит на них с сожалением и досадой. Может, она зря решилась занимать время тренера? К моменту, когда она зашла купить абонемент, Ольга уже не один десяток раз подходила к заветной двери и разворачивалась у самого порога. Она помнила, как скучны и болезненны были тренировки, как срывались на хрип такие похожие женские голоса, как несправедлив казался голод и как обидны взгляды более успешных и более худых, как сыпались на тонкие плечи удар за ударом.
В столицу Олечка уехала, едва закончила школу, будь у нее возможность - вскочила бы в поезд прямо с вручения аттестатов. Мама, конечно, ворчала - “как я тут буду одна, кому ты нужна там”, но соседкам гордо сообщила, что дочь-то не лыком шита, в Москву уезжает, вернется большим специалистом. Но Олечка не вернулась. Во время учебы ей было не до визитов домой - дурманила прежде незнакомая жизнь. Мамин голос, диктующий, какую одежду носить, как питаться, как разговаривать и смеяться, как незаметно подкрашивать глаза и как завивать волосы, становился все менее громким и значимым. Олечка рисовала яркими тенями глаза и черными тенями - губы, заплетала выбеленные волосы с индийскими бусинами, носила сетчатые колготки и коротенькие джинсовки, много и глупо шутила, громко и часто хохотала. А самое главное - нашла удивительную булочную около университета. “Я свожу тебя в одно местечко, там просто потрясающая выпечка”, - выдыхал ей в губы захмелевший Витя перед их первой близостью. Они расстались через полгода и пятнадцать набранных килограммов. “Дело не в тебе”, - сказал Витя, не сводя глаз с темноволосой бегуньи. Кто теперь помнит, сколько любимых кондитерских и фастфудень сменилось с тех пор?…
К маме Ольга приехала после диплома. “Вы кто?”, - Алла Леонидовна неприязненно смотрела и даже не хотела пускать ее на порог. Но, узнав дочь, не сказала ни слова о ее лишнем весе, только сахарницу убрала со стола.
Предательство Вити привело не только к затяжному фестивалю “Порадуй себя сладким”, но и к марафону усердной учебы. Благодаря ему Ольга быстро нашла практику и впоследствии работу, о чем и сообщила маме. Кажется, новость она восприняла даже с облегчением.
Карьерная лестница получилась почти лифтом, Ольга не без гордости оглядывалась на нее. Сейчас она главный редактор литературного журнала и всем известное лицо в богемной среде, в галерее на ее телефоне фотографии с самых различных мероприятий, от благотворительных вечеров и камерных салонных посиделок до фестивалей с мировыми звездами. Она лично знакома с людьми, о которых в детстве слышала по телевизору, а с некоторыми даже имеет историю переписок. И все это до сих пор кажется ей удивительной сказкой. На одном из литературных проектов она и познакомилась с Юрой. Обаятельный, шумный, с уникальным творческим видением и выразительной жестикуляцией - она влюбилась почти сразу.
Рука сжимает телефон, а потом Ольга плачет.
Спустя полчаса из пиццерии на первом этаже ей приносят несколько горячих коробок. Ольга жадно поедает кусок за куском, думая о том, какую цифру она увидит на весах утром и что скажет тренерше из-за очередного набора веса. Она была чертовски милой, эта ясноглазая энергичная девушка, и подводить ее совсем не хотелось.
Ольга еще раз открывает календарь сине-оранжевых пятен.
Первый большой спад - в феврале, через два месяца после начала занятий, минус семь кило, даже новогодние каникулы не смогли сбить Ольгу с диеты. А в марте - большое оранжевое пятно. Ольга как раз вернулась от мамы, возила ей на восьмое марта ворох чудесных тюльпанов, и они вместе украшали зал. Потом обнадеживающий синий - красным восклицательным знаком отмечена покупка джинсов на размер меньше. В мае снова оранжевый, вскорости после выезда с мамой на дачу. Ольга хмурится. Следующий оранжевый - в конце июля, после недели у мамы. А потом в октябре, после трех выходных у мамы. И в январе, после…
Ольга выходит на утреннюю пробежку, едва светает. В еще сонном белом свете деревья выглядят расставленными трефовыми картами. Один за одним гаснут бубновые фонари. И каждый шаг дается ей легче предыдущего.
Понедельник – день «О» в фитнесс-центре. Это закрепилось с подачи администратора Светочки, которая как-то художественно развешивала лапшу недовольной VIP-клиентке Алесе, что её имя в абонементе написано как «Олеся» по неким внутренним корпоративным правилам – мол, в понедельник все индивидуальные тренировки расписаны между теми, чьи имена или фамилии начинаются на «О». Достаточно ли диетической оказалась та лапша, и как отреагировала та Алеся – история уже как-то умалчивает, а название осталось за понедельником, подкреплённое несколькими примерами.
Итак, понедельник. У мрачного после выходных Олега день ног. У тусовщицы Окси – усиленное кардио, которое тренера-то требует постольку-поскольку. И среди них особняком – моя Ольга, самый, как это модно выражаться, амбициозный и долгоиграющий проект.
В целом, мне нравится политика этого зала с жёстким расписанием индивидуальных тренировок. Думаю, и Ольге оно неплохо зашло именно потому, что ей нужна была чёткая дисциплина. По крайней мере, на том этапе, когда она пришла. В ней не сквозила одержимость чудом «как в рекламе до и после». Сразу было видно, что человек умеет работать и может идти вперёд долго. Наибольшей загадкой для меня всегда оставалось, как с такими задатками люди приходят к своим 132 кг, как не спохватываются на полдороге, когда начинают сыпаться суставы и подводит дыхалка. Но кабинет психотерапевта в нашем центре арендуется на два этажа выше. У специалиста там нет велотренажёра, а у нас – кушетки. Психотерапевт не загоняет своих клиентов на беговую дорожку, а мы к своим не лезем в душу. Всё честно, разделение труда. Поэтому предысторию Ольги я не выпытывала особо настойчиво. Куда больше меня интересовал её гормональный статус и отсутствие хронических заболеваний.
Мы согласовали программу тренировок и план питания. Без рывков и сверхусилий. Разумные нагрузки. Два раза в неделю со мной (думаю, выбор не случаен, те, кто хотят бегом взлететь на Эверест, идут под крыло к Гале Центрифуге – вот уж кто выжимать умеет, а моя визитная карточка – терпение и неспешность). Раз в неделю – самостоятельная тренировка, и я видела, что Ольга её не пропускала. Раз в неделю – бассейн. И за девять недель, надо сказать, нам удалось избавиться от семи кило. Понятно, что на большой массе изначально вес уходит куда интенсивнее, но факт остаётся фактом – это эффектный результат, он впечатляет и окрыляет при грамотной обработке.
Но что-то пошло не так. Где-то я упустила и недоработала. Мотивация Ольги поползла вниз, а вес, наоборот, встал. Буквально за выходные мою целеустремлённую умницу подменили на рассеянную соню. Отдых между подходами стал затягиваться, движения стали короткими, а диски тренажёров стали с лязгом приземляться обратно, едва-едва оторвавшись с места. «Может, я пока не буду следующую гантелю брать, ещё позанимаюсь со старой?» - и выражение лица, как будто домашку съела собака. Отказ наращивать нагрузки? Привет, плато, я не успела по тебе соскучиться.
И следующие пару недель мы на этом плато топтались, подавляя зевки на разминочном велотренажере. Я называю этот период «доктор, мы его теряем». Если совпадёт с окончанием абонемента – 99%, что найдётся миллион причин абонемент не продлять. Мне не хотелось, чтобы Ольга попала в эту статистику. Не из-за премиальных процентов тренеру за продолжающих. Просто бывают такие люди, что смотришь на них и думаешь – «если уж даже он бросил и не справился, то кто тогда может?» И Ольга производила именно такое впечатление – она из тех, кто может.
И она смогла! В день отметки о новом оплаченном периоде Ольга похвасталась покупкой джинсов на размер меньше предыдущего. Занятия стали веселее и непринуждённее. Я втайне вздохнула с облегчением – да, программа работает, не только Галин подход имеет право на жизнь. Устраивать «Историю О» и «гонять» клиента не обязательно.
Я даже помню тот четверг и тёплое ощущение триумфа в груди. Ольга спрашивала, что мы добавим в план тренировок, когда дойдём до 115 кг. И эта цифра уже не казалась такой фантастической, как в самом начале. Наоборот, вполне обозримое будущее.
А потом – понедельник. Абсолютно потухший взгляд, подёрнутый какой-то дымкой. Вялость движений (а она очень отличается от плавности). Было понятно, что контрольное взвешивание в четверг не обрадует. Оно и не обрадовало. «Отекла?», - вяло предположила Ольга. Ещё одна беседа про замену вредных продуктов питания на более безобидные – фрукты вместо тортика, морковка вместо чипсов…
На какое-то время помогло, хотя было очевидно, что Ольге это даётся нелегко, тело просило халявного серотонина и тянулось в сторону сладкого и жирного. Может, стоит бороться с причиной? Что-то огорчает, оттягивает ресурсы? «Да нет, ничего такого», - пожимает плечами Ольга, и что-то в её голосе даёт мне понять, что пока ни один тренажёр из нашего зала не перекочевал на два этажа выше, ничего не изменилось, и по-прежнему кушетка остаётся прерогативой психотерапевта. Я лезу не в своё дело. О – Отстань. Моя территория – поставить музыку повеселее и максимально тактично мотивировать на продолжение занятий. Кортизол, уходи, здесь я хозяйничаю. И это работает.
Чёртовы праздники нужно запретить законодательно. Потому что после длинных выходных я снова вижу знакомую дымку в Ольгиных глазах. Все результаты прошлой недели закруглились в коробке из «Криспи Крим».
Я опять проснулась от ощущения, что меня тянут за волосы. Села в кровати, быстро провела рукой по лбу – всё в порядке, стриженый сантиметровый ёжик. Время всего час ночи, а сон уже испорчен. В попытке задремать снова проваливаюсь в тот день. Пытаюсь отыскать то самое место, где всё должно было пойти по-другому.
Утро раньше было моим любимым временем дня. Хотя, наверное, глупо делить жизнь на "до" и "после". Я не уверена, что "до" вообще была настоящая жизнь. Воспоминания кажутся немой киносъёмкой с чужой планеты, где совсем другие правила. Там меньше сила гравитации, поэтому можно подпрыгнуть и улететь высоко-высоко. Там можно смеяться, даже когда носишь короткие платья. Там можно ходить в клубы и уезжать домой на такси под утро, почти без сознания. И успешно доехать. Там нет вечно липкого ощущения взглядов на коже, нет страха и беззащитности, когда выходишь на улицу... Мне странно думать, что я могла когда-то жить в таком мире.
Так вот, утро Душ. Шампунь, бальзам, маска, промокнуть старой футболкой по методу curly girl, чтобы густые волосы до пояса сохраняли свою природную силу. Поставить кофе, включить музыку. Лосьон-тоник, коллагеновая сыворотка, крем. По вторникам – витамин C в жидкой форме. Игривые чулки, юбка до колена, полупрозрачная блузка под пиджаком. База на крем, чуть-чуть теней, консилер и бронзер. Осталось подобрать помаду и серёжки, но только после кофе, кофе почти убежал! Я помню, что эти утренние часы приносили мне массу удовольствия, но сейчас не могу понять, почему. Сейчас от этого ритуала остался только кофе.
Покрутиться перед зеркалом четыре раза, пшикнуть духами. Идеальная девушка с картинки, ядерная смесь женственности и офисного стиля. И не забыть сложить платье и вечернюю косметичку – в семь вечера праздновать день рождения Макса, друга из общей компании.
День идёт штатно, часы сменяются часами. Неодобрительный взгляд вахтёрши, обожающие взгляды мальчиков из проектного отдела, заинтересованные взгляды толстопузых клиентов, разочарованные взгляды коллег по цеху. Я никогда не жила ради этих взглядов, но они сопровождают меня неизменно с семнадцати лет, когда бьюти-блогеры начали занимать всё моё свободное время, а мамина косметика – сменяться своей, тщательно подобранной под цветотип. Когда я поняла, что красота – моё оружие, моя сила, хобби и страсть. Моё проклятие и боль.
Пропуск на выход, досвиданья Сан Ваныч, да, сегодня не домой, увидимся завтра. Новый образ наспех родится в офисном туалете: грива волнистых волос, красные губы, платье прикрывает, волнует и дразнит ум. Почти целомудренно, но "ммм, очень горячо!", как говорит засидевшийся в офисе сисадмин Миша. Напугал! Да, спасибо, до завтра, и тебе тоже.
Метро, турникет, "Пятёрочка" за бутылкой вина имениннику. Задержалась в очереди, поэтому все уже приняли по одной, закружили меня в свой шумный рой. Комплименты, взгляды. Рома, убери руки, ты же почти женатик! Смех, текила, музыка. Кто-то принёс стробоскоп, от которого у меня болит голова. В тихую комнату, на диван, перевести дух.
В ту самую комнату. На тот самый диван. Воспоминания становятся спутанными, как моё дыхание. Я лежу, скорчившись в своей постели, не в силах контролировать своё собственное сознание. Я больше не дома, вокруг меня снова квартира Макса, за стенкой почему-то "Руки Вверх", звук разбитого бокала, отсветы стробоскопа, смех. Как падающая вниз тележка американских горок, мой разум безжалостно прокладывает себе путь через мою боль и страх. Безумный оператор крутит плёнку воспоминаний, фокусируясь на глупых деталях.
Очень грубые швы на диване, дизайнерский стиль. Маска какого-то идола на стене. Щелчок двери, звук ключа. Макс? Что ты делаешь? Он ухмыляется и говорит "лучший мой подарочек – это ты". Нет, не надо, уйди, ты пьяный! Я всегда думала, что в такой ситуации буду кричать, но не кричу. Тело цепенеет от ужаса, я не могу поверить, что это происходит, этого не может быть. Натужный звук молнии на джинсах. Моя грудь под тонкой тканью платья упирается в жёсткую диванную подушку, шов больно натирает кожу. У Макса маленький член, от него не почти больно, но очень унизительно. Я чувствую, как моё тело послушно возбуждается в ответ на насилие, пока Макс торопливо целует мою шею, держит меня за волосы и шепчет что-то ласковое. Меня тошнит. Идол на стене смеётся. Я не знаю, сколько это продолжается, может быть, всего пару минут или полчаса. Следующая картинка – Макс кончил и вышел из комнаты, не запирая двери. Толпа в соседней комнате одобрительно ревёт, когда он выходит к ним с видом победителя. Я лежу, пока не нахожу в себе сил встать, вытереться салфетками, насколько хватает пачки, и выскользнуть из квартиры. Я больше не смогу видеть людей, которые были за этой проклятой стеной. Они должны были услышать, понять, догадаться. Неужели это друзья, если они не смогли меня спасти?
Позвонила маме, она как раз пришла с ночной смены. Обычно я так не делаю, поэтому мама задала тысячу обеспокоенных вопросов, словно эти вопросы могут кого-то от чего-то защитить. Но я молчу. Мне кажется, что каждый встреченный мной человек видит каждую секунду этой ночи на моём лице, как будто я стала прозрачной. Меня... изнасиловали? Это слово бьёт наотмашь, поселяет липкий и мерзкий страх в каждой клетке кожи. Я смываю его в душе жёсткой мочалкой и гелем для душа с ароматом папайи. С ароматом малины. Гигиеническим гелем с алоэ вера. Я пробую каждый пузырёк со своей полки в ванной, но ни один из них не смывает тот позор, который намертво приклеился ко мне вместе с запахом алкоголя и табака. Я даже сдираю зубами шеллак с ногтей, обнажая короткие повреждённые ногтевые пластины -- это немного уравнивает то, что у меня снаружи с тем, что внутри. Обессиленная, я засыпаю и пахну этой дурацкой, неуместной папайей.
На следующее утро я одеваюсь на автомате. Пронзительная песня о любви в моём утреннем плейлисте вызывает приступ раздражения. Нет сил вымыть голову, поэтому конский хвост, простая юбка и белая футболка, на работе дресс-код. По трудовой книжке я переводчик-синхронист, поэтому в договоре прописана даже высота каблуков: не ниже 6 сантиметров. Но сегодня я позволяю себе некоторые вольности, потому что очень хочется спрятаться, ни в коем случае не быть заметной, слиться с толпой. Вахтёрша здоровается теплее, чем обычно, коллеги о чём-то шушукаются в углу. Неужели обо мне? Неужели теперь всё вокруг – обо мне?
Болезненное ощущение нечистоты притупляется день за днём, но не уходит. Я несколько раз набирала номер школьной подруги, но так и не смогла ей сказать, зачем звоню. Терпеливо выслушав все свежие истории из жизни её собаки, я набираю в поисковой строке "Группа поддержки анонимно, город N" и пишу всё, как было. Про то, как не смогла дать отпор, про то, что друзья предали меня. Про то, что я не знаю, как жить дальше.
Я обновляю страницу до вечера. Незнакомые девушки пишут, что с ними тоже такое было. Незнакомые девушки называют меня своей сестрой. Они пышут гневом и настаивают, чтобы я обращалась в полицию, в шелтер, наказала ублюдка как следует и оставалась сильной. А потом приходит мужчина с ником Александр Иванович. На аватарке – добродушного вида средних лет мужчина, опирающийся локтем на новую KIA в автосалоне. Он пишет, что современные девушки разучились нести ответственность. Приличная женщина должна понимать, какое воздействие она оказывает на мужчину своим видом. Если не хочешь, чтобы с тобой происходили инцинденты (он именно так и написал ,"инцинденты"), нужно выглядеть соответствующе. А если оденешься как шлюха, то не обессудь, в полиции с такими разговор короткий.
Модератор удалил комментарий, "виктимблейминг запрещён, сутки бана". Но, наверное, поздно. Меня ударной волной обдал стыд. Ведь он прав! Что если все комментаторки заблуждаются? Не я ли тратила половину своей жизни на то, чтобы выглядеть так, чтобы все сворачивали головы? Вот и результат, один человек всё-таки не устоял. Он ведь на самом деле хороший, этот Макс. Он помогал собачьему приюту, а ещё давал всей компании в долг и не просил процентов. Неужели так может быть, что только он один виноват в этой ситуации? Что, если он просто не понял? Что, если это я виновата в том, что выгляжу слишком привлекательно?
Я больше не могла смотреть на себя в зеркало. Как будто рядом с моим изображением горящими буквами вставали слова Александра Ивановича: "а что ты хочешь сказать своим внешним видом?". Тем же вечером я зашла в парикмахерскую в соседнем подъезде и попросила сбрить мои волосы. Пожилой узбек осуждающе цокает языком и много раз спрашивает, уверена ли я. Длинные волосы – это красиво, это женственно. Мне неприятно его внимание, мне неприятно, что он оценивает меня как скот на базаре. "У меня рак", -- говорю первое, что приходит в голову, -- "Они всё равно выпадут". Узбек причитает, но делает то, что я прошу. В зеркале совсем другой человек. Эту, совсем другую девушку, никто никогда не насиловал и вряд ли захочет. Вдохновлённая переменами, я вынесла половину своего гардероба в H&M и купила на набранные баллы дешёвые штаны и футболки оверсайз.
Увольнять одним днём меня не хотели, ссылались на трудовой кодекс. Пришлось зайти к кадровичке лично и молча снять капюшон толстовки. Длина волос не прописана в контракте, но все понимают, что солидный клиент не будет работать с переводчицей, чей вид не вызывает желания немедленно разложить её на столе. А значит, эта работа мне больше не подходит.
Но это было два месяца назад. Сейчас у меня почти всё в порядке. Я нашла работу на бирже переводов, работаю в своём ритме, не вылезаю из домашних штанов и вообще редко выхожу из дома. Теперь я знаю, что в моих биологических сутках больше 24 часов, поэтому иногда я сплю днём и работаю ночью. Я люблю работать ночью, потому что днём реже снятся кошмары. Однажды у меня снова появятся друзья, однажды я выйду из дома и пойду на вечеринку. Возможно, я даже схожу на свидание и достану из косметички помаду. Но пока что-то ещё гложет меня, изнутри убеждая, что дома мне будет безопаснее. Наверное, нужно ещё немного времени. Ведь что-то обязательно должно измениться, если я подожду ещё немного?
- Да ладно? Пикси? Боб? Могу, конечно. Тебе пойдёт, Жень. - Галочка просияла и потащила меня к креслу. - Наконец-то ты созрела!
Галочкины руки запорхали над моей головой словно журавли, изредка пощёлкивая клювами-ножницами. Пряди волос летели на пол с ужасающей скоростью, но за этим я и пришла – мне необходимо было хоть что-то изменить. Понять. Почувствовать, как затылку становится холодно от малейшего дуновения ветерка, ощутить эту лёгкость, когда запускаешь руку в волосы, ожидая, что пряди натянутся, скользя сквозь пальцы, а они внезапно заканчиваются без малейшего сопротивления.
Ведь должна быть какая-то логика в том, что моя дочка в одночасье без сожаления рассталась со своими роскошными кудрями. Да ещё и так нелепо, и, откровенно говоря, неаккуратно – будто стрижку делал стажёр: на левом виске будто залысина, всё неровное. Зачем?...
Предпоследняя посетительница капризно поджала губы и достала из сумочки кошелёк. Девочка-администратор, не переставая улыбаться, пододвинула к ней терминал и излучая всю ту же беспредельную доброжелательность, провела оплату и вручила посетительнице стопку флайеров – наверняка на маникюр, маски и прочие процедуры. Та брезгливо взяла бумажки кончиками пальцев и отправила в сумку, затем демонстративно встала у вешалки с верхней одеждой, будто ожидая что кто-то подаст ей пальто. Однако мастер сосредоточенно подметала пол, а администратор продолжала неестественно улыбаться во весь рот. Тогда женщина с явным неудовольствием рванула на себя пальто, сдёрнув его с плечиков, и гордо задрав подбородок, зашагала на улицу.
Как только за привередливой клиенткой закрылась дверь, Галочка затрещала над моим ухом с удвоенной скоростью.
- Нет, ты глянь, а? Даже сумку не поставила, чтоб одеться, вышла с пальто в руках… Господи, и вот такой спектакль каждые три недели. Уже год, наверное, как к нам приходит, и вроде всем довольна, но как надо расплатиться, сразу вон спектакль – ты видела. Но хороша, нечего сказать, и одета всегда со вкусом…
… Да, отличный цвет – брусничный, и шарфик в узорах прямо в тон. Песочные брючки, лиловая сумка. Кристина тоже мне всегда говорила – если в ансамбле много разных цветов, пусть это будут нюансы. Акцент может быть лишь один…И куда это всё делось, доченька?
Я машинально зажмурилась, когда подруга начала орудовать над чёлкой. Нет, Галочка похоже была вовсе не журавль, а вполне сорока - слова и сплетни трескучей автоматной очередью вырывались из её рта, но я была вовсе не против. Болтовня подруги расслабляла и отвлекала.
- И ты представляешь, Женечка, это ужасно. О чем только они думают, это просто преступление - загорать день напролёт, купаться в пропитанном хлоркой бассейне и в морской воде, лицо-то ведь они защищают, а о волосах, о волосах вот не думают. Так, чуть-чуть голову вперед наклони. Отличненько.
Галина на минутку замолкла, сравнивая длину прядок, а затем принялась деловито поправлять одной ей видимые изъяны.
- Так, давай пока укладывать не будем, посмотри.
Я приоткрыла один глаз, затем другой и уставилась в зеркало. Определённо, Галина идея отрезать чёлку была хорошей: казалось, моё лицо слегка округлилось, и даже вертикальный залом над бровью, появившийся совсем недавно, и упорно не желавший уходить, несмотря на ботокс, смотрелся не так драматично.
- А может, Галочка, ты чёлку ещё немного уберёшь? - я покрутила головой в разные стороны.
- Нет-нет, после укладки она поднимется. Но вот я бы точно тебе посоветовала подкорректировать брови - сейчас они должны быть легче, тоньше, что ли. А вот, секунду, -Галя прищурилась, - и наверное, стоит попробовать немного по-другому наносить румяна. Ой, у нас по четвергам девочка приходит, визажист. Слушай, она чудо. Если хочешь, сейчас быстренько тебе брови подкорректирую, а уж Ксюша макияж подберёт, да?
Я вздохнула и кивнула головой. Выщипывать брови для меня было мукой – глаза заранее наполнялись слезами, а каждый выдернутый волосок причинял боль. Единственная, кто прекрасно это делала, была моя дочка: она заранее охлаждала в морозилке какие-то хитроумные подушечки и прикладывала их к моим бровям.
… А теперь Кристина просто забыла обо всем этом… перестала делать брови, наращивать ресницы…. Макияжем больше не пользовалась….
Галя снова вернулась в привычный для нее режим щебетания:
- Знаешь, вот ладно мы с тобой, а всё-таки молодежь, ухаживающая за собой - такая редкость сейчас. Непонятная мода у них. Всё балахонистое, идиотские кроссовки даже с платьями, никакой женственности. Вот наверняка твоя Кристина такого бы себе не позволила. Я всегда умилялась, она еще маленькая была, а уже серьёзная - помнишь, как летом, когда у нас как всегда площадку детскую выкрасили, Петька мой, как все детки измазались в краске, а Кристя вышла тогда в своем платье принцессы, принюхалась, глянула на всех, фыркнула и ушла обратно домой???
Слова подруги прозвучали как оплеуха. Я молча кивнула и снова закрыла глаза. Брови так брови. Какая разница.
Галочка была права: моя прежняя Кристина скорее бы опоздала на работу, чем пришла растрёпанной.
С раннего детства Кристя росла принцессой: любила яркие платья, непременно белые колготки, туфли с пряжками, как у любимой куклы. Она обожала заколки и бусы, сложные причёски, банты… Подруги и бабки у подъезда умилялись. Серьёзная и разумная не по годам, она не приносила проблем. Ну, кроме расходов на одежду, грубо говоря. Столько лет дочка отращивала длинные волосы. И ведь даже когда она была подростком, и казалось, было идеальное время для бунта, ничего такого не произошло. Наоборот, сколько денег из семейного бюджета ушло на маски, кремы, какой-то замороченный фен с насадками, якобы поддерживающий оптимальную температуру для того, чтобы не пересушить шевелюру… Одежду она подбирала сама, да ещё и мне советовала. Я даже думала, она вырастет и станет модельером, так здорово у нее всё получалось. Но Кристина пошла учиться на переводчика. Хотя свои увлечения она не забросила: курсы макияжа, какие-то видео, немножко скорректировала гардероб для работы, и стала выглядеть так, что на улице на неё оборачивались, а на работе, наверное, теряли дар речи.
Выйдя из салона, я первым делом забежала в супермаркет за покупками, и между руккулой и грудинкой с какой-то тупой обречённостью кинула в тележку очередную бутылку мартини. На выходные. Пора домой. На кассе, кажется, продавец даже умудрился сделать мне комплимент, но я никак не отреагировала. На стоянке я небрежно кинула шубку на заднее сиденье, и только сев в машину, оглядела себя в зеркале и выдохнула.
Да. Кристина....
Да что ж с тобой такое, моя маленькая?
На проспекте была пробка, как и всегда по вечерам. В этот раз ситуация усугублялась очередным предпоследним подвывертом зимы – снегопадом. Машины вокруг гудели, перестраивались из ряда в ряд, отчаянно мигая поворотниками. Какой смысл юлить, чтоб выиграть пару метров… идиоты.
И я идиотка. Я вообще не знаю, когда всё это началось. Наверное, с той дурацкой куцей короткой стрижки.
Потом пропала косметика. Все яркие пальто и платья исчезли, и появились нелепые серые безразмерные тряпки. Дочка только отшучивалась, когда я пыталась что-то выспросить. Ссылалась на аллергию, на то, что так удобнее…
Но каждый день я вспоминаю её прежнюю, и понимаю, что с ней что-то не так. Неправильно.
Очередной лихач нагло втиснулся передо мной, перекрыв оба ряда, и я едва успела затормозить. Может, так и надо поступать? Брать нахрапом. Позвать ужинать, закрыть дверь и не выпускать, пока она мне всё не расскажет как есть? Или всё-таки подождать?
Две вспышки. Так телефон оповещает меня о том, что пришло сообщение от контакта из «белого» списка. Я протянул руку, и, небрежно сняв свой самсунг с зарядки, открыл мессенджер.
«Добрый вечер. Прости, что поздно. Завтра нужно доставить кое что в хоспис, может быть ты сможешь?»
«Сколько коробок и где забрать?»
«У меня. Там не много, багажник примерно»
«Ок. В обед заеду»
Я отложил телефон и повернулся к невесте:
- Разбудил? – я постарался показать, что сожалею.
- Она разбудила, - Лиза взглядом указала на телефон. – Ты время видел? А я теперь не усну!
- Одиннадцать, - констатировал я. – Чаю хочешь? Повторим Новый год?***
Я поставил чайник и включил гирлянды. Новый год всегда был моим любимым праздником: в атмосфере всеобщей радости и семейного уюта я начинал верить в то, что все плохое на самом деле останется в старом году, а все мои желания сбудутся.
Желание этого года сбылось. Открыв огромную коробку, наполненную шариками, Лиза без труда нашла на дне заветную коробочку и ответила мне согласием.
Чуть позже она призналась, что давно нашла чек из ювелирного и очень ждала предложения, а я втайне порадовался, что не перенес это мероприятие.
- Сережа, а ты так и будешь…
- Да. Прости, не обсуждается, - я знал, о чем хочет попросить Лиза, слишком уж часто она заводила этот разговор.
- У нас скоро будет семья, - в очередной раз привела свой аргумент Лиза. – А если… если все же ребенок? Что, будешь срываться к ней по первому зову?
- Ну и когда это я ездил к ней?
Я мог понять Лизу. Руководителем и основателем организации «Благая старость» была Ольга, не по годам красивая женщина, годящаяся мне в матери, но все еще выглядевшая лет на сорок, в прошлом – владелица ряда фирм, а теперь – видный общественный деятель, мать четверых взрослых сыновей и опекун двух девочек-подростков, с которыми я старался не пересекаться. Порой я представлял, что это у Лизы есть друг в годах, к которому она срывается по первому зову… Нет, стрелка не поворачивалась.
Помог бы я лично Оле? Конечно. Просила ли она? Нет. Не для себя.***
В гостиной, которую бабуля когда-то звала залой, до сих пор висел портрет прежней хозяйки квартиры. Конечно, мы сменили раму, ведь прежняя была слишком советской. Нынешняя, строгая черная рама, приобретенная в известном шведском магазине, гармонично вписывалась в интерьер. Я был рад, что портрет бабушки был черно-белым: в противном случае Лиза начала бы капризничать. В своих мечтах она видела белую гостиную с редкими вкраплениями серого и черного. Идеально белый. Идеально чистый.
Я радовался, что Лиза не хотела детей. В отличии от двоюродного братца, недавно обзаведшегося вторым, я не планировал становиться отцом.
Лиза взяла новогоднее полотенце и накрыла им стол на манер скатерти, я поставил чайник и чашки. Мне нравился этот набор: форма блюдец позволяла одновременно поставить на них чашку и положить бутерброд или печенье.
"Ку!" - приветствовал меня телевизор. От неожиданности Лиза засмеялась.
- Поискать что-то другое?
- Ни в коем случае!
Следующие полтора часа прошли под историю об украденной гравицапе и о том, какое значение порой имеет цвет штанов.
- А помнишь новых русских?
- Малиновые пиджаки! - подхватила мою мысль невеста.
- И шубы на женах…
- У кого шубы, а у кого и зимнего пальта нет…
- Мама, мама, что я буду делать? - спел я притворно скрипучим голосом.
- Надеешься намордник и будешь радоваться!
Наконец-то Лизхен отвлеклась. Казалось, что теперь в мире все хорошо: чатлане не обижают пацаков, йацелопы не заставляют носить намордники, а бабушка улыбается, глядя на нас с портрета.***
Я заказал лишь крепкий кофе. Если Лиза узнает, что я заходил в кафе – скажу, что не выспался этой ночью. Мне нужно было время подумать о том, как быстротечна наша жизнь. Казалось, еще вчера я был ребенком, обожавшим Денди и мультфильмы, и уверенным, что уж его-то жизнь будет самой лучшей и счастливой. Теперь же я был тридцатилетним, не побоюсь этого слова, мужчиной, в костюме и даже с бородой, за рулем собственной иномарки и даже почти женатым. А завтра, кем я буду завтра?
После хосписа я заехал к пожилой семейной паре: Оля пыталась позвать меня на какую-то акцию, я же ограничился коротким: «Чего и сколько купить?», и понял, что угадал: мне тут же вручили адрес старичков и почти что приказали забить им холодильник.
Просьбу я, кажется, даже перевыполнил, уж больно искренне плакала Мария Ивановна, когда увидела пять коробок с продуктами. Помимо обычных сахара гречки я купил мяса, пару видов колбасы, три вида сыра, коробку молока длительного хранения – по моим расчетам им его хватит на месяц, и разных фруктов, которых старички, оказалось, даже не пробовали.
Увидев это изобилие, Мария Ивановна с небывалой в ее возрасте легкостью побежала ставить чайник, а Михаил Аркадьевич, все еще не разобравшийся с тем, как правильно чистят личи, попытался угостить меня домашней наливочкой. Пить я не стал, а вот с собой взять пришлось, иначе бы меня не выпустили.
А кругом веселились люди. Компания студентов, смеясь, обсуждали новый фильм. Молодые парочки прогуливались, держась за руки. Кто-то громко крикнул "пошли на каток?"... А почему, собственно, нет?***
- Лизхен, собирайся! - крикнул я, войдя в квартиру. - Пойдём на каток.
Невеста, ещё в пижаме и тапочках, но уже причесанная, выбежала ко мне и повисла на моей шее:
- Это свидание-сюрприз? - она поцеловала меня в щеку. - Я мигом!
- Нет, Лиза, не сюрприз. Ты же знаешь, я не люблю сюрпризы. Просто я вдруг решил, что нам стоит…
- Хорошо, мы пойдём на неожиданное свидание НЕ сюрприз!
Я шутя закатил глаза: неожиданности я тоже не любил и старался их избегать.
На льду Лиза была в своей стихии, я же чувствовал себя коровой и боялся отпустить поручень, чем смешил любимую.
Когда Лиза накаталась, а я, соответственно, нападался, мы переместились в ближайшую пиццерию, где заказали пиццу "четыре сезона": мы до сих пор не могли найти оптимальный для нас двоих вариант и просто поделили начинки: я не признавал ананас в пицце, а Лиза не любила салями и сыры с плесенью. Устраивавшую нас двоих Маргариту мы поделили пополам: Лиза утверждала, что ни за что не съест четвёртый кусок пиццы, а я не стал отказываться.
- Что будет дальше в нашей НЕ неожиданной программе? - игриво спросила Лиза, сделав глоток глинтвейна.
- Может в кино? Говорят, там идёт неплохая комедия, - если она хочет продолжения - я дам его ей. В конце концов, та компания выглядела вполне довольной.
- Да? Я не против как следует посмеяться! - Лиза подняла бокал на короткой ножке. - Ну, за отсутствие сюрпризов?
- Да. Надеюсь, мы обойдёмся без них, - искренне ответил я.***
На Рождество Лиза пригласила своих родителей и маленькую сестренку. Скрепя сердце, я согласился: пусть я и не любил детей, но будущая жена не может попросить родителей оставить ребенка одного. Ане было всего одиннадцать, последыш, поздний, случайный, но избалованный ребенок немолодых родителей. В первый же день она оккупировала третью, свободную комнату, где я планировал сделать нам что-то вроде кабинета. Сейчас в комнате был лишь письменный стол диван, и девочка с удовольствием смотрела там свои сериалы.
В то время, как Лиза, вернувшаяся с тренировки, ушла в душ, а будущая теща колдовала на кухне, будущий тесть приставал ко мне с разговорами о своих хобби: он был заядлым огородником, как говорила Лиза – на старости лет ее папу потянуло к земле. Я рассеянно кивал, стараясь произвести хорошее впечатление на будущего родственника.
- Сережа, принеси полотенце, - позвала меня невеста. Это было странно: я раньше не замечал за Лизой рассеянности, а «шалить» при ее родителях мне совсем не хотелось. Достав с полки запасное полотенце, я отнес его невесте, отметив, что в ванной действительно не было ни одного полотенца.
Эта ситуация меня не устраивала.
Забыв о почти что тесте, который ждал меня в гостиной, я пошел в свой будущий кабинет чтобы задать пару вопросов малой. Девочка не отпиралась:
- Это пранк, - хихикала она, сидя на стопке полотенец. – Мы всегда так шутим.
- Это глупая шутка. Надеюсь, в моем доме этого не повторится, - строго сказал я, выйдя из комнаты. Теперь из-за нее еще и перестирывать придется.
Когда я вернулся, тесть молча смотрел телевизор. Он был явно недоволен моим разговором с его младшей дочерью и всячески демонстрировал мне это. Я же, как ни в чем не бывало, спросил у него про малину.
- Серега, ты как будто сам пацаном не был, - с каких пор я стал для него Серегой? Так звал меня только двоюродный брат…***
Что может быть лучше лета на даче, при условии, что тебе меньше двенадцати? Быть может, лето на море? Но там за тобой будут следить эти странные взрослые, на даче же ребенку предоставляется полная свобода. Нет, формально, за нами приглядывала прабабушка Аня, которую мы с братом звали «бабуля», вот только справиться с нами она была уже не в силах.
Мы с Саньком любили это время. Вволю поваляться в мягкой кровати, позавтракать свежими оладьями, которые с самого утра пекла наша бабуля, и, сев на велосипеды, умчаться на речку. Можно просто плавать, а можно взять с собой бамбуковые удочки и наловить мелких, с детскую ладонь, рыбешек, и угостить ими дворового кота Томаса.
Иногда мы уезжали дальше, на окраину леса, там, где уже росла черника, и набирали полные шапки ягод, а бабушка, ворча, отстирывала наши ставшие черными от ягодного сока кепки. Однажды соседский мальчик Ваня, выпендриваясь перед Машкой, улегся на черничный куст и испортил новую ветровку...
Иногда мы шутили над девчонками. Однажды, например, Ваня повел Машку и Светку на старый, заброшенный храм, мы же спрятались в стенах храма и принялись выть, подражая призракам. В другой раз, узнав, что девчонки собираются гадать в бане, мы закрыли дверь на засов...
Попадало ли нам за это? Бывало. Но ничего плохого в своих проделках мы не видели.
В городе было скучнее.
Нет, конечно, там у нас тоже были велики, рогатки, а так же можно было залезть на старую голубятню или сбегать в ларек за мороженым, но прежней свободы уже не наблюдалось. Запустишь с балкона самолетик – и вот, к вам уже стучится соседка снизу. Затеешь с братом игру в «Черепашек» - и снова она на пороге.
Сейчас мне, конечно, стало бы жаль одинокую старушку, буквально над головой которой ежедневно бегали, прыгали и резвились два маленьких бегемотика, тогда же она напоминала эдакую ведьму из сказки. Мы с Саньком даже пакостили ей по мелочи: засовывали спички в дверной звонок, разливали под дверью настойку валерианы и подкидывали в почтовый ящик разнообразный мусор.
Вечером, когда за нами приходили родители, бабуля, охая, рассказывала о наших дневных проделках. Нас, конечно, ругали, но никогда по-настоящему не наказывали.
Бывало, что нам становилось совсем скучно, и тогда мы подшучивали над бабушкой: придумывали, что в новостях показали что-то ну совсем уж необычное, а чтобы она не смогла проверить это – прятали пульт от телевизора. Бабуля ворчала, грозила сухоньким кулачком, но все равно снова и снова прощала нам эти шалости.
- Ну не бывает так! Не бывает! – причитала она, когда мы, наевшись любимых оладьев, садились смотреть очередную серию «Человека-Паука», - не может человек по стенам ходить! Понарисуют всякого! – ворча, бабушка уходила вздремнуть после обеда, что означало, что в ближайшие пару часов нам нельзя бегать и прыгать, но можно сколько угодно смотреть мультфильмы и играть в Денди.***
Следующий день убедил меня в том, что мне пока ещё рано думать о детях. Анька раздражало настолько, что порой хотелось достать ремень. То она, крича, выпрыгивала на меня из-за угла, то мешала нам смотреть телевизор, перебивая и пытаясь рассказать мне о какой-то компьютерной игре, совершенно игнорируя тот факт, что я не люблю играть в игры, то съела второй кусок торта, Оставив сестру без сладкого.
Когда же дело дошло до старого и не очень доброго скриммера, установленного в автозапчасти на моём ноутбуке, мои нервы не выдержали:
- Анна, я, кажется, говорил тебе, что не терплю этого? - строго сказал я, поймав её за руку. - И ты разве не понимаешь, что устанавливать что-то на чужой компьютер можно только с согласия хозяина?
Девочка не смогла решить, как реагировать: она скривила губы, будто бы собиралась заплакать, но в то же время попыталась пощекотать меня, продолжая "игру", а её мать уже вбежала в комнату:
- Не смей трогать моего ребёнка! - закричала она, отталкивая меня. - Она тебе ничего не сделала! Она маленькая, и играет!
- Мне не нравятся такие игры, - я собрался и ушёл на улицу. Видеть кого-то не хотелось.***
В свои двенадцать я бы, наверное, поддержал Аньку. Или же довёл бы её до слез своими приколами. Мы шутили жестко. В двенадцать я бы заменил скриммер на реальную крысу… если бы, конечно, она у меня была.
Однажды, когда мне было десять, мы с братом решили разыграть бабушку, и, дождавшись, когда она отвлеклась на продавца, спрятались от неё под прилавком. Тогда мы впервые были по-настоящему наказаны: бабушка испугалась и долго плакала, и сердца наших отцов не выдержали. Нас познакомили с ремнем, и, для закрепления эффекта, лишили карманных денег.
С тех пор с бабушкой мы были осторожны: боялись отцов.***
Только в машине я понял, что плана действий у меня нет: я не мог поехать в бар, кафе или к друзьям, это было бы подло по отношению к Лизе. Но и возвращаться пока не хотелось.
Увидев, что ещё не поздно, я набрал Ольгу:
- Привет. Помощь нужна? Прямо сейчас.
- Можешь меня домой отвезти, - немного подумав, предложила Оля.
Сев в машину, она вопросительно посмотрела на меня. Слов не требовалось.
- Все нормально.
- Нет, - она будто уже знала, что случилось. - С Лизой поругался?
- Нет, с её родителями, - признался я.
- Ну что ж ты у меня такой… Вот, держи, - Ольга достала из сумки просто выглядящую визитку. - Позвонишь, как будешь готов. Скажешь что от меня. Тебе явно есть, что ей рассказать.
- Это кто?
- Психолог, - женщина виновато улыбнулась. - Я вижу, что тебе это нужно.
- Это та, что сейчас расскажет мне, что я неправильно думаю и поэтому мудаки ведут себя со мной как мудаки, а как только я изменю к ним отношение - они станут зайками?
- Не, другая, - Оля засмеялась. - Та годится разве что для женщин из семей, где в общем то все хорошо, вот только мужа недавно уволили и ему теперь придётся выбирать из двух предложений, а на новом месте непременно будет красивая секретарша…
Я засмеялся: красивая секретарша! Эта "проблема" волновала многих жён моих коллег, но, к счастью, не волновала Лизу.***
Родители Лизы уехали раньше, чем планировали, сославшись на какие-то неотложные дела.
Я заказал суши и принес бутылку вина: как бы то ни было, я чувствовал себя виноватым.
- За нас! - я поднял бокал, и Лиза улыбнулась в ответ.
- За нас! И знаешь что, ты теперь полноценный зять?
- Да? - я удивлённо вскинул бровь.
- Да. Ты не нравишься тёще, - Лиза хихикнула. - Она очень не советовала мне рожать от тебя! А папа сказал, что не так уж ты и не прав, только спросил, не немец ли ты…
- Ты нас сдала? - я подмигнул невесте.
- Нет. Фильм-то действительно на любителя...
***
Дни складывалось в недели, недели в месяцы, подготовка к свадьбе занимала все свободное время и мысли Лизы. Какое платье выбрать, какого цвета будут скатерти на столах, сколько звать гостей…
Мы каждый день пробовали по паре салатов и два-три торта, так, что я уже стал переживать за фигуру.
И наконец очередь дошла до выбора ведущего. Женщина, которая вела свадьба брата, уехала в Германию, и мне все чаще хотелось оплатить ей перелёт к нам: казалось, что нормальных ведущих не осталось. Шутки в стиле Камеди и конкурсы ниже пояса, вымогательства денег и странные номера…
Когда я не одобрил очередного ведущего, Лиза вспыхнула:
- А я хочу, чтобы весело было! У тебя все чинно-благородно. Но это же заснуть можно! Ты ничего не даешь мне сделать так, как я хочу!
Ссора разворачивалась стремительно, и в один момент...
- Да я даже ни разу не видела, чтобы ты смеялся! - выпалила Лиза.
- Я? - я невольно вздрогнул...***
Как приходит осознание?
Оно подобно удару тока.
Порой человек бьется над проблемой годами, а бывает - проблема преследует того, кто отказывается её замечать. Но есть у этих ситуаций кое что общее: не хватает одной детали, мелочи, после которой все встанет на свои места.
Вчера я включил телевизор, и первое, что я услышал: "надо делать аборт". Шёл медицинский сериал, и я даже уверен, что в финале ребенку сохранили жизнь, но я поймал себя на мысли, что для кого-то эти слова могли стать знаковыми...
Сегодня такой знак получил я.
Лиза была права. Я не смеялся уже восемнадцать лет.
И я не просто ненавижу пранки, когда-то я сам стал участником пранка.
В тот день Сашка притащил с улицы паука. Резинового талантливо размером с ладонь, так похожего на настоящего, что даже я не сразу смог взять его в руки.
- Круто! Откуда?
- Купил у китайцев! Целых пятьдесят рублей отдал, - похвастался, брат. - Давай бабулю напугаем?
Я радостно закивал. Это должно было стать весёлой шуткой. Мы представляли, как бабуля, выплеснуть руками, уронит кастрюлю и закричит. А мы, конечно, тут же забежим на кухню, и, смеясь, скажем, что это шутка. А после бабушка нальёт нам чаю и мы снова посмеёмся…
Поначалу все шло как и планировалось: бабуля достала кастрюлю, ойкнула, выпустила посуду из рук и одела на пол. Мы, хохоча, выскочила из-за угла и даже не сразу поняли, что бабушка потеряла сознание.
В те времена никто не думал о необходимости записи телефонных разговоров, а детей считали хулиганами просто за то, что они - дети. Эти обстоятельства и стали роковыми.
Сначала мы безуспешно звонили "03" и умоляли прислать врача, но нам лишь грозили полицией, потом мы пытались позвать соседей, но открыли лишь в пятой квартире…
Скорая приехала лишь через час. Для того, чтобы констатировать смерть.
Я не знаю, куда делся злополучный паук: Сашка думал, что его выбросил я. Быть может так и было, но я не помню этого.
Что я помню? Как плакал на похоронах, как просил прощения, и как все говорили нам, что мы не виноваты.
Но мы-то знали правду!
***
Я спустился в машину, и, порывшись в бардачке, нашел визитку. Оля права. Пришло время рассказать.
Лиза опаздывала совсем немного, но было все равно неловко. Хотя, с другой стороны, девушке же положено опаздывать на свидание минут на пятнадцать, разве нет? Просто в том ресторане, в который ее пригласил Сергей, она не была: не рассчитала дорогу от метро, да еще и, перепутав, сначала шла минут пять вообще в другую сторону. Когда она, наконец, залетела в ресторан, располагающийся на первом этаже жилой “сталинки”, часы показывали, что она задерживается уже на добрых полчаса. Вежливая девушка-хостес проводила ее до столика. Хоть тут она не потратила времени на поиски.
Мужчина в безупречно отглаженной белоснежной рубашке поднялся ей навстречу. И отодвинул стул. Сергей оказался ровно таким, как на фото к анкете - русые волосы, аккуратная бородка и робкая улыбка, притаившаяся в уголках ртах.
- Привет, - немного задыхаясь проговорила Лиза. - Я дико извиняюсь! Я такая дурная и у меня настоящий топографический кретинизм. Даже если меня будет вести навигатор, это не значит, что я приду, куда нужно!
- Ничего страшного, я как раз успел дочитать книгу, - он кивнул на томик, бережно обернутый в прозрачную обложку. Лиза такими только в школе пользовалась.
Будто уловив ее некоторое удивление, Сергей пояснил, что издание старое, поэтому и обращаться старается как можно аккуратнее.
- Милое место, - оглядывая светлый, очень минималистичный интерьер, заметила Лиза. - Часто здесь бываешь?
- Не слишком. Я люблю более тихие и камерные места, но здесь живой джаз, хорошая кухня и неплохие французские вина.
- Даже не знаю, что из перечисленного привлекает меня больше всего, - улыбнулась Лиза.
Кухня оказалась действительно выше всяких похвал. Они оба замолчали, когда принесли запеченную пасту с прошутто котто под сырным соусом, и не продолжали диалог, пока не доели. Лиза еле удержалась от того, чтобы облизать тарелку, но все-таки аккуратно подчистила остатки кусочком мягчайшего хлеба, больше похожего на пушистое облако. И, что подкупило девушку, Сергей сделал так же, снова еле-уловимо улыбнувшись ей.
После ужина они немного прогулялись по затихающим вечерним улицам. И даже когда их беседа замолкала, у Лизы не возникало ощущения неловкости от их молчания, какое обычно появляется в такие моменты. Сергей вызвал ей такси и сел вместе с ней в машину. - Я хочу быть спокоен, что ты добралась до дома, - сказал он.
Лиза ожидала, что он начнет напрашиваться на чашку чая, и уже готовилась дать отпор, но этого не произошло. На прощание она поцеловала его в щеку.
Дома она подумала, что его если бы она сама пригласила его на чай, то именно чай бы они и пили. Но от Сергея даже малейшего намека на продолжение вечера не было, что очень порадовало девушку. Череда предыдущих свиданий оканчивалась в основном тем, что ей приходилось заносить номера ухажеров в черный список, потому что далеко не все спокойно воспринимали отказ в дальнейших встречах. Лизе вспомнились сальные шуточки Вовы, который рассказывал ей про свои многочисленные похождения к работницам древнейшей профессии, вспомнился агрессивный Ренат, который довел ее до дома, и она еле вырвалась из его навязчивых объятий, и слишком веселый Петр, который просил называть его Петровичем и вспоминал своих бывших жен, с веселым хохотом пересказывая сцены из их жизни разной степени интимности. С Сергеем же они говорили о работе, о книгах, о музыке. И когда она признавалась в какой-либо теме совершенным профаном, от не отвечал ей снисходительно, и она не чувствовала себе круглой дурой. Поэтому, когда ей от него пришло сообщение о том, каким приятным был для него этот вечер, она быстро ответила, уверяя его в взаимности.
Через неделю он повел ее на выставку супрематистов. Откровенно говоря, Лиза совершенно не разбиралась в современном искусстве, но ей было интересно, ведь рядом был Сергей, который оказался лучше любого экскурсовода. А от того, что она находится рядом с высоким, красивым мужчиной в идеально сидящем костюме, сердце сладко замирало. После пятого свидания Лиза сама пригласила Сергея на чай. И то, что случилось после чая было чем-то невероятно нежным и очень естественным. Потом как-то очень быстро и незаметно Лиза переехала к нему. Просто в какой-то момент она поняла, что большая половина вещей уже у Сергея, а он специально для нее купил фен, о котором она только мимоходом обмолвилась без всяких намеков. Ее баночки с кремами прочно обосновались на полке в ванной, а он уже знал, какой именно шампунь она предпочитает. В октябре, всего лишь через три месяца после знакомства, он предложил ей съездить вместе в Таиланд. Благо у нее на работе раз была возможность передвинуть отпуск, что она с радостью и сделала. Но предупредила Сергея наперед, чтобы он все-таки заранее предупреждал о своих планах.
Отпуск вышел замечательным. Правда, Лиза ожидала, что они будут целыми днями лежать на пляже, жарясь на солнышке, но сама же потом думала, что удивилась бы, окажись Сергей любителем подобного отдыха. Каждый день Сергей дарил ей новые впечатления, увозя на экскурсии - то любоваться на Королевский дворец в Бангкоке, то ходить по древним улицам Сукотаи, то купаться в горячих источниках.
Лиза думала, что никогда ни с кем ей не было так интересно и спокойно. Правда, порой мелькала мысль, что Сергей слишком серьезен. Он не был из тех мужчин, которые могут насмешить девушку, устроить какое-то спонтанное сумасбродство, с ним невозможно было подурачиться. Но она научилась улавливать легкую иронию в его словах, хотя и не всегда понимала ее. А иногда ей казалось, что она не понимает, когда он шутит.
Новый год они решили отмечать дома вдвоем. Лиза обдумывала привычное меню с оливье, селедкой под шубой и тарталетками с икрой, но Сергей неожиданно извлек набор для фондю. И это было для нее очень необычно: фрукты, орехи, тянущийся ароматный горячий сыр, тихая музыка и свечи. И только они вдвоем. И как апофеоз - преклонивший колено после боя курантов Сергей, протягивающий бархатную коробочку, и предлагающий выйти за него. Лизе показалось, что она находится в каком-то голливудском фильме, ведь в реальности такого не бывает. Но именно на нее, такую обычную, совершенно некиношную Лизу, смотрел своими темными глазами этот потрясающий мужчина, именно для нее он купил это безумно-дорогое кольцо. И хоть она совершенно не разбиралась в драгоценных камнях, все же поняла, что огромный сверкающий камень в лаконичном кольце из белого металла - настоящий бриллиант. Конечно, у нее не мелькнуло и тени сомнения, когда она согласилась.
На Рождество Лиза захотела устроить семейный ужин и знакомство с родителями. И хотя родители Сережи предупредили, что не смогут, два дня подряд она провела на кухне, желая поразить и свою семью, и жениха. Обдумывая меню, Лиза хотела угодить и родителям, привыкшим к простым и понятным блюдам, к колбасной и сырной нарезке на праздники, и Сергею с его любовью к сложным соусам, травянистым салатам и рыбе. К чести Сережи, он покорно помогал ей мыть, чистить, резать, бегал за недостающими или забытыми продуктами в магазин. А еще именно он сервировал стол: покрыл белоснежной скатертью с ажурной вышивкой, достал из шкафа сервиз - белый в темно-синюю клетку и золотыми росчерками и набор изящного столового серебра. Лиза бы запуталась даже в том, с какой стороны от тарелки класть вилки-ложки, а с какой ножи. А у Сергея все выходило естественно, без всяких усилий.
Родители, конечно, опоздали. Лиза знала, что, скорее всего, папа засмотрелся на футбол или какую-нибудь дурацкую передачу вроде “Диалогов о рыбалке”, мама, судя по виду волос, пыталась завить кудри, но ей пришлось перемывать голову и укладывать свою обычную кичку. Только Анька, младшая сестра Лизы, наверняка сидела с самого утра около у двери, периодически спрашивая, когда же они наконец поедут в гости. Младшая сестренка обожала ходить в гости, будь то друзья родителей или родственники. Она терпела все слюнявые поцелуи тетушек, пощипывания щечек от дедушек, стойко выдерживала все идиотские вопросы и комментарии насчет потенциального замужества и за столом вела себя как маленькая леди. Видимо, насмотревшись романтических фильмов по английским классическим романам. Но Сергей очень вежливо встретил родителей, называя их по имени-отчеству, хотя Лиза была уверена, что произносила их только раз. Со всей серьезностью поцеловал анькину ручку, которую та кокетливо протянула.
За столом разговор явно шел трудно. Лиза, чтобы разрядить обстановку, расспрашивала о неинтересных ей знакомых и родственниках, рассказала, как съездили в Таиланд. Мама оживилась.
- А магнитиков привезла? Я бы на холодильник повесила! - обрадовалась она.
- Да, мам, что тебе эти магнитики? Все равно их все в Китаю делают, что египетские, что тайские. Я тебе платок привезла, настоящий шелк! Позже отдам.
- Платок так платок, - мама заметно огорчилась. - Но магнитики в следующий раз не забудь, пусть и китайские, но все равно глаз радуют. А вино у вас только это? Я люблю сладкое, красное. А это твое белое - кислятина какая-то.
- Это сухое, мам, - Лизе надеялась только, что Сережа, вышедший из гостиной, не услышал громкого голоса мамы.
- Невкусное. Ты ж знаешь, Лизонька, мы люди простые, к изыскам не привыкли.
Когда Сережа вернулся, Лиза попросила сходить его за красным полусладким для мамы.
- Я кольцо заметила. Трудно такую каменюку не заметить, - сказала мама. - Сережа подарил?
- Да. Он мне сделала предложение на Новый год. И я согласилась, - Лиза гордо еще раз помазала в воздухе рукой.
Мама почему-то не выглядела обрадованной.
- Ты уверена, дочка? Какой-то он бесчувственный, как истукан. Ты всегда была такой эмоциональной, а с ним спокойная, но будто сама не своя.
- Мам, что ты такое говоришь? - неприятный выдался разговор. Утешало только, что Сережа его не слышит. Хотя от родителей и такого было можно ожидать.
- Права мама, - неожиданно вступил папа. - Ты вся живая, в тебе энергия бурлит. А с ним ты будто забиваешь в себе это. Препятствовать мы, конечно, не можем, если ты уверена, что будешь с ним счастлива, но смотри, как бы не взорваться.
После неприятного для Лизы разговора, весь вечер будто угас. Даже когда Сергей вернулся, и мама выпила половину бутылки вина, веселее не стало. И девушка испытала огромное облегчение, когда вечер наконец закончился.
- Что-то не так? - спросил Сережа, помогая загрузить тарелки и бокалы в посудомоечную машину.
- Все хорошо, - Лиза не была уверена, но ей не хотелось его расстраивать. - Просто отвыкла от родителей. И привыкла к тому, как у нас с тобой.
После новогодних праздников они начали заниматься подготовкой к свадьбе. И Сережа активно участвовал в этом. Хотя Лиза предпочла бы, чтобы он дал ей полную свободу действий. Но он уже не дал заказать шариков для украшения банкетного зала, заверив, что живые цветы будут смотреться гораздо изысканнее. Сам отобрал квартет музыкантов, хотя Лиза хотела диджея. Как-то многие ее идеи очень ненавязчиво и аккуратно отвергались. Хорошо хоть платье она купила сама, пышное с длинным шлейфом и прозрачной фатой. Мама прослезилась, когда Лиза вышла из примерочной.
Они вместе с Сережей просматривали видеопрезентации ведущих. Ему понравился седой представительный мужчина с манерами стареющего театрального актера. А ей молодой веселый парень. В его записи были и веселые конкурсы. Но Сережа никак не хотел отступать.
- Лиза, милая, ну это же пó͘шло! Уже никто не устраивает свадьбы с такими конкурсами, - мягко говорил он.
- А я хочу, чтобы весело было, - вспылила Лиза. - У тебя все чинно-благородно. Но это же заснуть можно! Ты ничего не даешь мне сделать так, как я хочу!
- Я просто хочу, чтобы все было идеально...
- Это для тебя идеально! А для всех людей - скука смертная!
- Ты хочешь сказать, что я скучный? - Сергей вопросительно приподнял бровь.
- Да даже сейчас ты спокойный и скучный. Ноль эмоций! Да я даже ни разу не видела, чтобы ты смеялся! - выпалив это Лиза замерла. Потому что поняла, что она действительно ни разу не видела его смеющимся.
7:05
Антрацитово-серый ноябрь блестел за окном, в чашке покачивалась сепия цвета кофе. Недописанный вчера договор пересыпался в голове колким сахаром. Опять не выспалась, опять в предутреннем ожидании будильника снилось, как руками загребала с монитора цифры, и они рассыпаются по бумаге тонкой и ломкой, цвета выцветшего желтого.
— Доброе утро, дорогие подписчики, самые ранние утренние пташки! Вы на канале "Ангельские дни", и с вами я, ваш Ангелок Настена!
— Яся, мне тоже нужно в ванную!
— Мам, ну ты опять в кадр попала! Теперь переснимать!
Перед носом захлопнулась дверь, созданная из родительской несостоятельности.
6:30
Утро. Кофе. Умыться, одеться, собраться. Макияж. Наушник в ухо, радио на любимой волне. Метро.
Редкая одинокая женщина в России живет действительно одна. Обычно приходится делить квартиру с детьми, родителями, престарелыми родственниками. Елена была редкая.
8:20
Серо-зеленый чай неуверенно разливается по крышам домов и смешивается со сливочным, кремовым и льняным, перспектива раскрывается, далеко впереди появляется станция легкого метро и узкая дорожка, по которой быстро идут первые прохожие.
— А теперь берем спонжик и аккуратно размазываем...
— Яся, ты сегодня в школу собираешься?
— Мам, нам ко второму уроку.
— А первые уроки у вас когда-нибудь бывают?
— Да там литра дурацкая... Скачаю потом сочинение, и все. Не мешай, мне еще стрелки рисовать.
— Лучше бы ты так училась, как стрелки рисуешь.
— Ты сама отказалась снимать челлендж "Мама против дочки"! Пришлось переключиться на бьюти-контент. А тут конкуренция - сутки простоя, и вылетаешь из ротации.
Дежурный поцелуй в воздух и скрежет дверного замка.
Метро утром как всегда цвета привычной обреченности пополам с усталостью, в окне, как на кадрах кинохроники, пролетали дома, потом поезд с грохотом провалился в туннель, и все обнял черный с проблесками ярко-желтого.
8:15
Кофе с собой у метро. Улыбка охраннику на входе. Вымыть руки, включить компьютер. Елена абсолютно одна в утреннем офисе, чуть позже уборщицы, чуть раньше секретаря. Ее регион продаж — условная и обширная Сибирь, и где-то в Кемеро и в Новосибирске ее заказчики уже пообедали, написали письма и заявки и готовы к созвонам.
11:02
После душегубки метро офис — земля обетованная и кофемашина — средоточие ее. Выцедив очередную порцию жженной умбры, села за стол: пялиться в монитор, набирать двумя пальцами, звонить, болтать с коллегами. Начальство смотрит снисходительно, потому что в таком же состоянии. До обеда работа не клеится, после обеда — тем более.
Тревожный звонок дочке как способ разогнать офисную хмарь.
— Яся, ты в школе?
— Маам, нам второй урок отменили, а четвертый — физра дурацкая. И что, ради одного урока в школу тащиться?
— Яся! Я через полгорода до работы тащусь, а ты из дома выйти не можешь!
— Маам, ну не начинай. Скинь лучше денег на пудру, отдам, когда канал монетизирую.
— Пока ты его монетизируешь, мы без штанов останемся!
11:30
Рабочие звонки, рабочие совещания, переписка по работе в чате — поддерживать этот ритм легко, и приятно раствориться в ощущении нужности. Быстрый обед в столовой и полчаса на прогулку вокруг офиса. Солнечно. Морозно. Весна.
15:20
На любом обучении по продажам говорили — нарисуйте портрет своей целевой аудитории. Нашу и рисовать нечего, все и так понятно. Владельцы бизнес-центров всех мастей, магазинов, выставочных залов. Фитнессы и бассейны, жилые дома. Школы и садики, парикмахерские и салоны красоты. Везде можно поставить турникет на вход и повесить камеру видеонаблюдения. Везде нужно контролировать доступ, а суть тут та же, что и у бабки у подъезда. Только эта бабка теперь смотрит в мониторы и нажимает на кнопки. Продавать контроль доступа легко, как два пальца об асфальтово-серый. Обычно заказчики довольствовались стандартным — камеры по периметру, считка на вход, пожарная и охранная сигнализация. Прозвон, созвон, договор, перечисление на счет, отгрузка. Изредка встреча с заказчиком, в рутинно-деловых, бледно-розовых тонах.
15:15
Лично ее рабочий день уже близится к концу, и Елена, не глядя, отклоняет встречу на 17:30. Нет таких рабочих вопросов, которые нельзя решить в рабочее время. Коллега приходит уговаривать, убеждая, что это важно и в другое время не может никто. Позже — пожалуйста, все готовы задержаться в офисе. Елене не нужно забирать детей из сада, ее не ждет дома престарелая мать, не встречает ревнивый любовник. Все готовы задержаться, она — нет. Никогда.
17:30
Заказчик казался банальным и лишь потом — интересным, с приятным оттенком больших денег. Он не фонтанировал идеями, как некие экземпляры, которые хотели в медицинском центре поставить считку на стол каждого врача, чтобы знать, сколько реально больных тот принимает за день и на что тратит свое время. Не примеривался поставить дальнобойные метки, предназначенные для тяжелых грузовых машин, на коров, чтобы контролировать, сколько коров вышло, а сколько вернулось в хлев. Бизнес-идеи зачастую идут особыми, полуночно-синими путями.
Он не просил ничего необычного, но почему-то поглощал уйму времени. Отчетливо фонил благородной стодолларовой зеленью. Долго сравнивал израильскую сигнализацию с американской, и не дать ему соскочить в последний момент на дешманскую отечественную было уже делом принципа.
Офис кипел, хотя давно перевалило за шесть. Не утро и не обед, а вечер цвета электрик как нельзя лучше подходил для работы. Заказчик тоже никуда не торопился, раздумывая, раскошелиться ли ему на считку в лифт или все-таки не стоит, и его колебания возбуждали охотничий азарт. Он был дичью, которую следовало измотать и гнать к большому, крупному, очень денежному заказу. Это темно-оливковое ощущение дрожало на кончиках пальцев, и это было то истинное, ради чего стоило работать и задерживаться допоздна — знание, что ты делаешь то, что у тебя получается лучше всего.
17:55
Елена выходит, дежурно прощаясь, и каждый в офисе знает, что нет, на рабочий звонок она теперь не ответит, на встречу с телефона не подключится и чат читать не станет. Наушник в ухо. Метро.
В черноте между станциями наушник выскальзывает, и в голову ввинчивается:
— Доченька, Ясенька! О чем ты тогда думала, о чем? Плакала, грустила, злилась? Хотела сделать мне больно? Глупая маленькая дура, я ночей не спала, чтобы ты резала вены и пила аспирин? О чем ты думала, ждала ведь, надеялась? Успела понять, что происходит? Испугалась? О чем ты думала, думала, думала ли...
Спасительный наушник в ухо, радио на любимой волне.
21:27
Возвращалась вновь в черно-сером, пронизанном золотыми нитями огней, усталая, голодная, уверенная, что все сделала правильно. Квартира встретила оглушающей бесцветностью, все краски стеклись в ванную и расплескались карминно-красным. Яся лежала в кровавом и запекшемся-коралловом и не дышала.
— Демонстративный суицид, — сказал невесть откуда взявшийся врач скорой, бесполый и бесцветный. — Хотя бы на полчаса раньше...
18:45
Магазин около дома. Хлеб, молоко, овощи. Кофе. Бутылка любимого вина. Войдя с покупками домой, Елена включает свет. Дверь в ванную открыта, и видна душевая кабина, пустая и стерильная.
— Я успела, успела, успела, — думает Елена.
Шесть вечера.
Я потянулась. Сегодня я заканчиваю вовремя. Мама говорила, что по правилам хорошего тона принято выходить с работы минут через десять после окончания рабочего дня. В их организации, государственной и с пропускным режимом, косо смотрели на тех, кто стоял у проходной в 18:00. Тех, кто приходил в 9, мягко журили, в 9:05 - заставляли писать объяснительные, в 9:15 - лишали премии…
У нас проходной не было, да и начальство было лояльнее. Опаздываешь? Ну так смартфон с собой. Надо отпроситься? За этот час деньги получат коллеги: основу зарплаты составляет процент. Но и мы были лояльны: холодильное оборудование любит ломаться летом, а в октябре-ноябре активизировались госзаказчики, и нам приходилось изучать нюансы закона, реестра и аукциона.
Этого не понимала только одна сотрудница - Елена. Странным образом она же раз за разом становилась лучшим сотрудником, а шеф то и дело предлагал ей продать снег в Антарктиду. Она могла заткнуть рот любому сложному клиенту, да так, что он потом приносил ей шоколадку и самые горячие благодарности. Шоколадки тут же отправлялись в "общак": мы жили как бы одной, пусть не всегда дружной, семьей, и каждый приносил что-то к общему столу.
В 17:50 Елена включала компьютер, а в 18:00 - и телефон, и найти её до утра следующего дня было невозможно. Поначалу я думала, что она спешит к семье: забрать детей из садика, приготовить мужу ужин, быть может, проведать старенькую маму, но девочки в курилке говорили, что у Лены "ни ребёнка, ни котенка".
Сама Лена на эту тему не распространялась. Она также не обсуждала сериалы и передачи.
Пару раз я пригласила её вечером в кафе, а однажды предложила сходить со мной в театр - маме, имевшей совсем другие планы на тот вечер, кто-то отдал пригласительный на двоих. Лена вежливо отказывалась и снова уходила ровно в 18:00.
Она могла уйти и посреди переговоров с важным клиентом: просто извинялась и говорила, что ее рабочий день окончен, и назначала встречу на завтра. И тогда уже нам приходилось успокаивать разъяренного клиента. С ней пытались поговорить, кто-то мягко, и тогда Лена отвечала ему так же мягко: прости, не могу, занята. Кто-то говорил жёстко и получал столь же жёсткий игнор или железное: "Мой рабочий день заканчивается в 18:00".
Это раздражало. Раздражало, когда приходилось самой завершать общий проект, когда сама торопилась на метро, но именно в 17:55 вдруг звонил VIP клиент. Раз я попыталась провернуть то же самое, но получила выговор от начальника и дома, от мамы. Верно говорили древние: "Что позволено Юпитеру - не позволено быку".
Но все же, куда она так торопится?
Что, если мы не знаем чего-то? Она могла просто не говорить нам о том, что дома её ждёт полуслепая прабабушка или парализованный после аварии брат.
За обедом я села рядом с Леной и разломила пополам шоколадку:
- Угощайся, - сказала я. Лена улыбнулась. - И рассказывай.
- Что? - Лена вопросительно вскинула бровь.
- Все. Я же вижу, что-то не так.
Чёрные папки с документами стояли на верхней полке стеллажа. Левая — более объёмная — всё, что касается машины: страховые полисы за последние три года, кредитный договор, последние выплаты по которому закончились полгода назад, техпаспорт, книжечка из автосалона, квитанция на хранение зимних шин. Во второй слева папке лежал загранпаспорт, сделанный когда-то давно на всякий случай, чистый, без выданных виз и маленьких штампиков о пересечении границ, медицинский полис, карточка СНИЛС, старый российский паспорт с совсем ещё детской фотографией, аттестат за девятый класс и диплом из колледжа. Следующая папка была нужной, и в ней были все документы по квартире, включая квитанции по коммуналке за последний год. Рука на мгновение задержалась на гладкой обложке. И против воли скользнула дальше. Пальцы коснулись самой тонкой папки, небрежно прислонённой к правому углу стеллажа.
Алина медленно потянула папку на себя. Вытащила. Нежно погладила чёрный пластик, на долгие несколько секунд прикрыла глаза. Не открывая, поставила папку обратно на стеллаж.
— Это дядя Паша, мой хороший друг, — странно тихим голосом представила мама высокого, крупного мужчину.
Очень коротко стриженные светлые волосы, густые светлые брови, невнятного цвета глаза и натянутая улыбка на тонких губах. Какой неприятный человек — мелькнула в голове мысль. Щёки, кончики ушей, шею тут же обожгло стыдом. Дядя Паша был маминым другом, и о нём совершенно точно нельзя было так думать. Аля опустила глаза и потеребила бисерную фенечку на запястье, чтобы скрыть неловкость.
Из дальней комнаты с топотом выбежал Санька, держа в руке красную машинку и на ходу крича маме что-то невнятно возмущённое. Лохматый, веснушчатый и отчаянно рыжий, громкий. Живой.
Лицо брата пронеслось перед мысленным взором, но вспоминать не хотелось. Вытащив уже нужную папку, Алина погрузилась в изучение старых квитанций. Цифры путались, смешивались, расплывались, по щеке покатилось что-то тёплое и влажное. Было уже почти два часа ночи, и усталость давно давала о себе знать. Но на завтра нужно было выполнить большой свадебный заказ, пятикилограммовый двухъярусный торт и тридцать капкейков в морском стиле, а тут еще эта коммуналка. Леший бы побрал вороватую управляющую компанию нового жилого комплекса, где три года назад Алина купила однушку с просторной кухней!
Взгляд упал на чёрную коробку магнитофона с вытертой кнопкой увеличения громкости. Рядом яркой стопочкой высились разноцветные обложки дисков. Почему-то стало трудно дышать. Решительно отложив в сторону документы и дав себе обещание обязательно разобраться с ними не позже завтрашнего вечера, Алина тряхнула головой, отмечая неудобство в напряженных после долгого дня плечах, и тяжело завалилась на кровать. Тёплое одеяло убаюкивало, обволакивало мягким коконом, сознание уплывало куда-то вдаль, в беспросветную темноту сна без снов.
Двери в небеса, двери в огне откровения
Как минуту забвения понять
Двери в небеса, окна души незнакомой
Как же мне тебя снова узнать
Тихо-тихо шагая по скрипучему паркету, босые ноги подкрадываются к выкрашенной коричневой краской двери. Мокрая от пота ладонь очень медленно поворачивает круглую ручку. Заперто. А в ушах продолжает звучать…
Двери открылись солнечной тенью мы на земле остались
И улетели в откровение которого нелепо стеснялись
А за спиною, выросли звезды и зацвели мечтами
Что-то сказать, ещё не поздно но только, невозможно словами
Глаза распахнулись мгновенно, выхватывая из утреннего полумрака тень светильника над головой. По телу прокатилась волна холодных мурашек. Сон. Алине захотелось, как когда-то давно, в детстве, зажмурить глаза и с силой зажать руками уши. Но она встала, отгоняя мутную и тяжёлую усталость, с неприязнью отметила в зеркале мятую домашнюю футболку и опухшее лицо с явно обозначившимися морщинками в уголках губ.
Отстоявшиеся коржи сами себя не украсят, и раннее пробуждение — за окном только-только рассвело — было даже неплохо. Окрашивая пищевым красителем взбитые сливки в насыщенный лазурный, нежно голубой и темно-синий, как ночное небо, цвета, Алина думала о предстоящем вечере с Ксенией. Руки делали привычную работу машинально, покрывая слой шоколадного ганаша разноцветными полосками сливочного крема, рисуя на стыках узор из легких волн с разводами белоснежной пены, выравнивая крем длинным шпателем. Морской дизайн проще было делать из податливой мастики, но невеста, какая-то знакомая знакомой соседки, обязательно хотела именно сливки и именно ручную роспись и наотрез отказалась от более стандартных идей. Алина подготовила мастихин и тонкую кисть для прорисовки деталей, прикрепила на специальных прищепках над столом распечатку желаемого рисунка, открыла баночку с серебристым кандурином и улыбнулась, вновь вспомнив Ксению.
Алина уже не помнила, когда ей в последний раз было с кем-то так легко и хорошо. Несколько лет назад, когда возраст вплотную подступился к цифре тридцать, а попа внезапно перестала влезать в привычный сорок четвертый размер, в голову пришла идея о необходимости добавить в жизнь занятия спортом. Нагуглив комплекс упражнений, Алина попробовала было начать заниматься дома, но в небольшой однушке, большую часть которой составляла кухня, места отчаянно не хватало. Попытки привыкнуть к утренним пробежкам к успеху не привели также, бег ещё с детства помнился как нечто бессмысленное и неприятное, и за прошедшие годы в этом вопросе мало что изменилось. К тому же погода в городе часто оставляла желать лучшего, так что и идею о занятиях на спортивных площадках с турниками и уличными тренажёрами вскоре пришлось оставить. Зато одна из постоянных клиенток внезапно посоветовала маленький спортзал буквально в соседнем доме, где всегда было тихо, спокойно и совсем немного людей.
Всего одно слово — тихо — перещёлкнуло что-то в голове, и на следующий день Алина уже стояла у стойки администратора и оплачивала годовой абонемент. В этом небольшом зале не было бассейна и сауны, не было большого разнообразия тренажёров, почти не проводилось групповых занятий, зато тишина нарушалась лишь топотом ног на беговых дорожках, звоном железа и тяжёлым дыханием занимающихся людей. Тренировки вошли в привычку, затягивали, незаметно становились важной частью жизни. А потом был кризис, звонок с извинениями и долгие, мучительные поиски нового спортзала.
Найденное находилось на другом конце города. Ездить туда приходилось на машине, зато в большом здании спорткомплекса был приличных размеров чистый бассейн, джаккузи, финская сауна и хаммам, в которых так приятно было расслабляться после силовых нагрузок. А еще там была Ксения. Поначалу Алина едва обращала внимание на женщину, которая частенько приходила на тренировки в те же самые дни и схожее время. Но однажды она попросила одолжить пластырь, потом заговорила на соседней беговой дорожке о системе тренировок, предложила подстраховать с приседом. Как-то незаметно они начали здороваться, встречаясь в зале или раздевалке, потом вдруг стали иногда болтать о каких-то мелочах вроде погоды или отключения воды. Это было… странно. И почему-то приятно. Потом темы стали более личными. Ксения тоже любила печь торты и пирожные, хотя и не занималась этим профессионально, разбиралась в современной живописи и скульптуре. С ней было интересно, и вскоре Алина поняла, что ждет новой тренировки и нового разговора в джаккузи или раздевалке.
А потом Ксения предложила встретиться, посидеть в кафе после зала. И сходить на недавно открывшуюся выставку современного искусства. Было кафе. Была выставка. Обмен контактами и переписка. Встречи стали более регулярными, более легкими. Если поначалу неформальное общение давалось Алине с трудом, то в последний месяц она уже робко начинала думать о Ксении как о подруге.
Погрузившись в размышления, Алина и не заметила, как закончила работу. Она поставила готовый и украшенный торт в специально подсвеченный угол, убрала в мойку инструменты и вытащила телефон. Все получилось идеально. На объёмных синих и лазурных волнах штормового моря покачивался маленький кораблик с ярко-алыми парусами, а на подставке, прислонённый к нижнему ярусу торта, красовался большой серебристый с чернёными краями якорь из мастики. Оставалось только сделать фото и видео, чтобы отправить их маме невесты для оценки и выложить в рабочий инстаграм. Упаковка уже была готова, курьер обещал приехать ближе к вечеру, и ещё хватало времени, чтобы разобрать чёртовы квитанции и подремать пару часов перед тренировкой.
Квитанции лежали на прежнем месте, рядом с магнитофоном. Торт, магнитофон, разноцветные диски…
— С днем рождения! — гордо заявил дядя Паша, доставая из шкафа большую картонную коробку с нарисованным на ней чёрным магнитофоном.
Глаза Али радостно загорелись. Она так любила музыку! Но старенький радиоприёмник плохо ловил модные волны, и новые хиты приходилось ходить подслушивать в большой магазин одежды, где приёмник был новый, хороший и очень громкий, а продавщица любила послушать love радио. Своего собственного дискового магнитофона не было ещё ни у одной из подружек Алины, хотя, конечно, все о нём мечтали. Только до сегодня это казалось таким нереальным, таким дорогим.
— Поздравляю, — слегка картаво сказал Санька и улыбнулся, обнажая дырку на месте недавно выпавшего переднего зуба.
Мама же протянула пакетик с несколькими дисками, сборниками популярных песен. И промолчала.
Задувая на торте двенадцать свечей, Аля была счастлива как никогда в жизни.
А через неделю, когда мама была на работе, дядя Паша подошёл к ней и попросил:
— Алечка, детка, включи погромче музыку и посиди пока в своей комнате, у меня к Саше мужской разговор.
Алину передёрнуло. Ей больше не хотелось спать и тем более не хотелось разбирать квитанции. Убрав все документы обратно в папку, она изменила планы и вместо сна и разборок с управляющей компанией начала набирать ванну с пахучей пеной. Распаренная и довольная, Алина надёжно упаковала торт и капкейки, помогла курьеру расположить их в машине с большим промышленным холодильником в багажнике, немного полистала соцсети и начала собираться на тренировку.***
В кафе, которое они с Ксенией выбрали для встречи после зала, всегда бывало тихо. Подруги сели за уже ставший привычным столик у окна, заказали кофе и пирожные. Немилосердно хотелось спать. Проблемы со сном у Алины были всегда, она привыкла засыпать под утро и просыпаться с первыми рассветными лучами, добирать недостаток какими-то урывками днём. Но кофе оказался крепким, а разговор был интересным. К тому же — вдруг Алина поняла совершенно отчетливо — эти встречи, эти беседы, внимательные глаза напротив, улыбки и смех, были частью чего-то очень важного, чего-то человеческого, нормального, живого. Того, чего так много лет отчаянно не хватало.
И вдруг все тело сжалось как в преддверье удара. До ушей донесся звук, громкий, пронзительный, мелодичный. Музыкальные трели острой болью ввинчивались в виски, сжимали, сминали горло невидимыми тисками, раскурочивали грудь, обнажая бешено бьющееся в агонии сердце. Убивали.
Алина не помнила, как оказалась на другом конце города, у своего дома. Но, поднимаясь по лестнице на четвертый этаж, она писала клиентам, отменяя заказы и ссылаясь на болезнь. Отклоняла звонки. Один, два, три. А войдя в квартиру, не раздеваясь, в уличной одежде свернулась клубочком на кровати, сжалась, накрываясь одеялом. И вспоминала, вспоминала, вспоминала…
Санька долго молчал, был подавленным и грустным. Даже веснушки на его носу, кажется, побледнели, а рыжие волосы вылиняли, потеряли яркость. После мужских разговоров с дядей Пашей он был сам не свой. Аля видела — происходит что-то не то. Что-то странное, что-то очень нехорошее. Но мама отмахивалась и говорила, что это ерунда и мелочи, капризы из-за оценок в школе.
— Ты придумываешь какую-то чушь! — гневно отрезал дядя Паша, когда после четвёртого музыкального часа Аля робко решилась спросить. — И не вздумай никому рассказывать эти выдумки!
Воспоминания накрывали как волны, нарисованные на торте, только у Алины не было кораблика с алыми парусами, и её захлестывало с головой, она захлебывалась картинками, звуками, чувствами, о существовании которых, казалось, давно уже успела забыть.
Ей было четырнадцать, когда пришло понимание, зачем дядя Паша запирает её в комнате и приказывает — он уже давно об этом не просил — включать музыку на полную громкость. Её трясло и тошнило, когда по телевизору она увидела передачу про педофилов. Но Аля привыкла молчать, привыкла, что все её подружки давно стали ходить в столовую с другими девочками, учителя перестали замечать и даже не вызывали к доске. А мама…
Мама пила. Аля уже несколько месяцев не видела её трезвой, часто она вовсе не приходила на ночь домой, а когда приходила, едва держалась на ногах. Мама либо кричала, ругалась на беспорядок в квартире, била чашки и раздавала попавшимся под горячую руку детям подзатыльники, либо в голос рыдала на плече у Али. Она утыкалась лицом в руку дочки, плакала и говорила, говорила. Она рассказывала о детдоме, о группе мальчишек, которые избили её и засунули её голову в унитаз, о воспитателе, которая вылила кашу на волосы раскапризничавшейся новенькой девчонке, о соседе, который помочился на любимую игрушку, единственную родительскую памятку, рыжего плюшевого львёнка…
И отчим, которого даже мысленно Аля перестала называть дядей Пашей, угрожал:
— Сболтнешь хоть словечко, мигом оба окажетесь в детдоме, никто вас с мамашей-пьяницей не оставит!
Внезапно из глаз сами собой полились слёзы. Если бы только можно было вернуться туда. Туда, где Саня ещё ходил в школу. Туда, где мама…
Мама не приходила домой уже пять дней. Она ещё никогда не отсутствовала так долго. Санька был в школе, а простудившаяся из-за недавних холодов Аля как раз мыла посуду, когда в дверь позвонили. Открывший дверь отчим впустил мрачного, тепло одетого мужчину на кухню, выгнал Алю в комнату.
— Три дня назад… в двух кварталах отсюда, возле магазина… по предварительным данным замёрзла… — доносился из кухни сухой, равнодушный, чужой голос.
Через неделю на похоронах Аля обнимала плачущего Саню, и глаза её были сухими. Внутри будто что-то свернулось в плотный ком, смёрзлось. Слёз не было. Боли не было. Было что-то другое, что-то, чему не было названия и что невозможно было выразить ни словами, ни действиями.
Опеку оформил отчим. Аля и Саня не попали в детдом, но музыка в доме стала звучать ещё чаще.
Вдруг накатила тошнота. Алина едва успела добежать до туалета. Её рвало долго — сперва остатками еды, потом, когда желудок оказался пуст, просто желчью. Сидя на полу возле унитаза, прислонившись лбом к холодному керамическому покрытию, она прикрыла глаза. То, что было дальше, она не вспоминала уже двадцать лет.
Ей было пятнадцать, когда, придя из колледжа домой, она не обнаружила в квартире ни отчима, ни Саньки. Поначалу это не показалось странным — отчим мог уйти в магазин, брат задержаться в школе, но уже к вечеру накатила тревога. Наутро, так и не дождавшись никого в пустой квартире, Аля побежала в полицию. И полицейский, к которому она попала, не был ни равнодушным, ни холодным, ни насмешливым. Он слушал внимательно. Смотрел прямо. Задавал вопросы. И тогда внутри будто прорвало какую-то плотину. Аля уже не думала ни о детдоме, ни о чем бы то ни было еще, она просто говорила, рассказывала всё, не утаивая ни единой детали, во всех страшных и отвратительных подробностях.
Вечером её отправили в детдом — точнее, конечно, это не было детдомом в полном смысле слова, это было местом для детей вот в такой, сложной и запутанной ситуации. А через три дня полицейский сообщил Але, что отчима нашли, сняли с поезда в другом городе. И сказали — Санька, братишка, мёртв. Убит.
В крематории — за государственный счет предлагали только кремацию — Санька лежал в закрытом гробу. Уже после, на бесконечной череде судов Аля услышала, что отчим задушил его и закопал в лесу, а после попытался скрыться.
- Мальчишка начал сопротивляться. Обещал рассказать учительнице, — в голосе подсудимого не было чувств. Разве что раздражение. В его словах не было попыток оправдаться, отрицать.
На одном из последних заседаний Аля, сама не зная зачем, вдруг выпалила вопрос, который мучил её всё это бесконечное время:
— Зачем была музыка? Почему просто не сказать пойти на улицу?
— А может, меня это возбуждало, — по лицу дяди Паши расползлась кривая ухмылка.
В груди что-то оборвалось. В глазах потемнело, пол вдруг закружился в стремительном вальсе и бросился в лицо. Дальше была темнота. И забвение. Спасительное забвение.
Алина открыла глаза. Прошло двадцать лет. Она уже давно не была той девочкой. Двадцать лет никто уже не называл её Алей. Двадцать лет она не выносила звуков музыки, и в каждом кармане куртки, в каждой сумочке лежали строительные беруши. Она знала все магазины в своем районе, где никогда не играла музыка. Стриглась на дому, переплачивая за выезд мастера. Не посещала торговые и развлекательные центры. Не путешествовала. Боялась выйти из дома лишний раз. Двадцать лет она не думала, не вспоминала.
Алина встала. Подошла к столу. Наугад вытащила диск из разноцветной стопки, вставила его в магнитофон. Потянулась за тоненькой черной папкой в правом углу верхней полки стеллажа. Открыла. Провела тыльной стороной ладони по прозрачным офисным файликам. Два свидетельства о смерти. Две фотографии. И на них — маленький Санька, весёлый, яркий, рыжий и веснушчатый. Живой.
Пальцы сами вспомнили нужное сочетание кнопок, и по квартире поплыли знакомые до боли, дрожи, тошноты звуки.
Двери открылись в небо тропинка, огненной лентой вьется
Она так ступала, осторожно по берегу разлитого солнца
А за спиною, двери закрылись листья опали в небо
Мы оставались в поднебесье одни из тех, кто был или не был
Утренний свет, приоткрыты двери, волны ветра землю обогрели
Так высоко в небо улетели наши голоса
Мне нравятся ее волосы. Длинные, светлые они похожи на прохладные карельские ручьи.
Мне нравится ее улыбка. Чуть застенчивая, она как будто прячется в лукавом изгибе губ.
Мне нравится ее имя. Алина, такое же прохладное как ее волосы и чуть лукавое как ее улыбка.
Я сижу за нашим любимым столиком. Какие-то юнцы возятся в дальнем углу кафе, втыкая провода в громоздкие колонки. До ушей доносится тихий щебет двух девчонок за соседним столиком. Они молоды, их лица раскрашены, скорее всего в строгом соответствии с последними модными тенденциями, они принаряжены, у них со вкусом подобранные украшения и выверенные изящные жесты. Они прекрасны, как картинки в глянцевом журнале. Но я жду Алину с небрежными серебряными браслетами. Алину в старых джинсах. Алину, закутанную в огромной свитер. Алину, Алину, Алину.
Мне наконец приносят чай. В последнее время он все чаще заварен небрежно, и мне приходится по возможности изящно отплевываться чаинками. Я уже заводила осторожный разговор о том, что стоило бы поменять кафе, но Алина не хочет. Я боюсь ей перечить. Она развернется и уйдет из моей жизни, взметнув прохладными волосами, а что я? Запишу еще одно имя в список моих неслучившихся романов? Буду, как побитая собачка, таскаться каждый день в эту кафешку, в надежде встретить ее? Нет, я слишком долго к ней подбиралась. Приручала.
Я запомнила, очень хорошо запомнила Лику, стройную брюнетку, тренера из спортзала, в который я ходила раньше. Изящная, с медленными плавными жестами, она была похожа на тягучий гречишный мед. Я видела ее то на рабочих сменах, в красной фирменной футболке, то в бассейне, в зеленом купальнике. Мы улыбались друг другу, здоровались, я ласкала взглядом ее молодое тело. Я долго решалась позвать ее в кафе. Возможно, из-за этого я была несколько навязчива, как-то слишком откровенна. Или она уловила что в простое предложение попить кофе я невольно вложила совсем другой посыл. Не знаю. Но ее холодный отказ я запомнила надолго. Учла ошибки, сменила зал и встретила Алину.
Сначала, я заметила, что всегда встречаю ее в те же дни, когда хожу заниматься сама. Среда, пятница, иногда воскресенье. О, в этот раз я была осторожна и нетороплива, как затаившаяся в засаде змея. Легкие улыбки, одолженный пластырь, когда я натерла ногу новыми кроссовками. Я запрещала себе думать о чем-то большем, чем необязательное знакомство. Следила за каждым своим взглядом и жестом. Прикусывала губу, когда мне так хотелось протянуть руку и ощутить кожей прохладу ее волос. Мне 33, и я давно все про себя знаю. Мужчины с их твердыми телами — это хорошо. Они мнут и лепят тебя. Даже специфичность запаха их разгоряченных тел меня не слишком отпугивает. Впрочем, я стараюсь выбирать их щенками. В 17-18 они терпимы, хотя, увы, не слишком искусны.
Как-то раз, когда мы бок о бок наматывали километры на беговых дорожках, Алина обмолвилась, что в субботу ходила на выставку Мирры Жукотовской. Я была удивлена, поскольку посетила это мероприятие в воскресенье, да и не подозревала, что кто-то из моих знакомых вообще слышал эту фамилию. Невинным тоном я пригласила Алину посидеть в кафе после тренировки и обсудить выставку. Видимо, в этот раз я была убедительнее и она согласилась, смущенно попросив оставить выбор заведения за ней. Мне было все равно, я бы согласилась, даже если бы она выбрала стриптизбар, гейклуб или сходку ведьм на Лысой Горе.
Я понимала, что именно на этом этапе, легкого приятельства, маленьких кафе и «я вчера нашла потрясающий рецепт медовика» - очень легко все испортить. Чуть больше интима с моей стороны, и эта бабочка ускользнет из моей жизни. Я почти научилась думать о ней, как о приятельнице, только ночью, в уютном одиночестве своей кровати допуская совсем другие мысли. Думать которые можно только не во вторник и не в четверг, чтобы не выдать себя на следующий день, когда в очередном кафе, после тренировки, я буду смотреть как прячется ее улыбка.
Наконец, в дверях появляется она. Я сжимаю чашку чем крепче, чем нужно, спохватываюсь и слегка расслабляю пальцы.
- Привет, - у нее негромкий, очень мелодичный голос. Мне кажется, она должна неплохо петь. Но к музыке Алина потрясающе равнодушна. Кажется, что музыка лежит даже не в сфере ее интересов, а за пределами мира, в котором она живет. Недавно я заметила, что у всех кафе, в которые мы ходили и ходим есть кое-что общее: в них нет фоновой музыки. И в нашем спортзале никогда не звучат бравурные мелодии, звук телевизоров, на экранах которых демонстрируются недостижимые для посетителей идеальные тела, всегда выключен. Как мне пояснила смешливая администратор Маша, это принципиальная позиция владельца, ничто не должно отвлекать клиентов от тренировки. Меня влекут мысли о стерильно-безмузыкальном мире Алины.
Она села за столик и улыбнулась. Я привыкла к ее паузам между фразами, как будто ей нужно время, чтобы осмыслить то, что ей сказали и подобрать ответ. В такие моменты я представляю ее феей, плывущей сквозь облако.
-Как твои дела?
- Хорошоо — протянула она, — вчера попробовала приготовить форшмак, — снова пауза — помнишь, ты давала мне рецепт.
- И как? - позволяю себе легкую улыбку.
- Вкуусно.
Я подхватываю нить беседы, тщательно контролируя тон и тему разговора. В прошлый раз, рассказывая, как на работе наша неутомимая бухгалтерша пыталась склонить коллектив к поездке в детский дом с подарками, я увлеклась и не сразу заметила вертикальную морщинку, которая прорезала лоб Алины. Тема явно была ей неприятна. Спохватившись, я перевела разговор и до конца наших посиделок лезла вон из кожи, чтобы этот инцидент забылся. Слава Богу, когда мы расстались, Алина была так же спокойна, как всегда. И все равно я со страхом ждала, согласится ли она на следующую встречу. Она пришла, и я поклялась себе, что впредь буду внимательнее.
Мы обсудили открытие выставки современного искусства, я даже позволила себе легкий намек на то, что на выставку картин Куинджи, которая на следующей неделе приезжает в наш город, можно было бы сходить вдвоем. Алина слегка улыбнулась, ничего не ответив, но и не отказалась же! Эта удача придала мне сил.
И тут по нашим ушам ударила музыка!
Прошла неделя
Всю неделю я провалялась на диване, снова и снова прокручивая перед глазами события того вечера.
Визг гитары.
Алинино прекрасное лицо, которое при первых же звуках перекосила уродливая гримаса.
Она зажимает руками уши.
Хлопает дверь кафе.
Наплевав на все, я набирала ее номер раз за разом. И тонула в гудках.
Где ты, моя фея?
Про Марину читать очень больно. Хочется сказать ей – ты не должна бояться, ты не должна ненавидеть, ты не должна быть виновной! Но она все равно не услышит, а когда услышит, будет поздно.
Срыв Марины в крик – такой понятный. Действительно, всегда кажется, что еще немного, еще чуть-чуть, и тебя слышат, и поймут, и будет примирение. Потому что это наверняка взаимное непонимание, не может это быть ненавистью, это случайность, сейчас мы поговорим и все вопросы решим. И срыв в крик, который не хотят слышать. Орешь? Получи по лицу, подари себе брезгливо-жалостливые взгляды окружающих.
Процесс осознания и освобождения от Кирилла действительно похож на выздоровление, когда после кризисной ночи начинается медленный процесс восстановления целостности и себя.
А дальше начинается второй виток кошмара. Когда после расставания не идет немедленная ампутация Кирилла, а происходит что-то странное и противоестественное. Марина затягивает окончательный разрыв, не передает и не выкидывает вещи, она будто поставила расставание на паузу и живет в этой паузе. В Кирилле же в это время зреет ненависть.
Ужасно жаль Марину, что ей только такой ценой удалось окончательно расстаться с Кириллом.
Стас не понимает, что происходит. Человек со стороны не может даже допустить мысль о подобном прошлом, это вываливается за пределы привычного мира, где самая большая беда – истеричная жена. От которой можно уйти, не потеряв себя и того, что тебя составляет. И вряд ли он, даже узнав о причинах происходящего, захочет взять на себя восстановление Марины. Нет, начни они жить вместе до Кирилла, они могли бы стать хорошей семьей. Теперь я в такой исход не верю.
А на отель мог бы и скинуться!
Простите)
Почему-то этого Стаса хочется назвать Стасиком, потому что какой-то такой мило нелепый и растерянный, прямо видится это по-детски обиженное выражение на лице и «а чой-та она, а?». Как человек из другого мира, который уже никак не пересекается с Марининым. И видно, что искренне переживает и не понимает, что же не так происходит.
Но что радует, этот нелепый мальчик начинает постепенно думать «почему?». Вообще, отвлеченно, мне всегда казалось, что людям зачастую не достаёт этого вопроса в голове. Иногда он правда бывает избыточным, когда лезет в личное, но здесь в рамках. Догадался, что что-то, наверное, не так, раз она странно себя ведёт, но в душу не полез, учел, что сам сделал или не сделал, итог для себя вывел уже для своей жизни. Может, подтолкнёт и к созданию нормальной пары, не с истеричной женой. Ну, если ему оное надо будет.
Но и не с Мариной, для этого милахи слишком она пожёвана.
Написано легко, хорошо переданы эмоции и ощущения Стаса, краткими мазками обозначены ключевые моменты, которые соединяют тексты.
В текстовом плане меня радует синхрон между Ольгой и тренером. Все детали сошлись, нет никаких яростных противоречий в фактах.
Сразу уточняю, что пишу рецензию, не угадав Ольгу в маскараде, так что личность автора мне глаза не застит.
Что хорошо легло в паззл:
- Ольга подчёркивает, что она – средство реализации чужих амбиций, и тренер, несмотря на всю свою «милоту», тоже, по сути, видит в ней «проект».
- И Ольга, и тренер говорят про дисциплину и самоконтроль. Фактически, затык мне видится в том, что Ольге не дают реализовывать своё, втискивают её в рамки, и именно поэтому, в том числе, она срывается. Ей с детства не давали хотеть чего-то своего. Момент про отрыв студенческих времён это отлично подчёркивает.
- Оба текста в паре имеют, на мой взгляд, довольно оптимистичный прогноз насчёт будущего. Мне кажется, Ольга осознаёт корень своей проблемы, анализирует её, и «каждый шаг даётся легче предыдущего» - это символично. Всё у неё получится.
Детали, которые работают на создание образа мамы:
- Песня Mutter на телефонном звонке – малость «в лоб», но мне понравилось.
- Мама отлично выстраивает свою рутину и быт (все эти крема и завивки), поэтому выглядит крепкой. У дочери при этом – депривация базовых потребностей, вроде сна (а, как говаривали студенты на заре формирования РПП, «сытная еда заменяет десять килограмм сна»), личного пространства (Ольгу выселяют в зал с открытыми дверями, да ещё и подруги матери там маячат – проходной двор). Мать, фактически, выстраивает свою жизнь, и Ольге там место в лучшем случае на лавочке, хвостик под лавочкой, курочка под печкой. Королевская осанка и орднунг матери – на фундаменте из тела и психики дочери.
- Комната девочки-балерины как святилище, куда живой выросшей дочери хода нет. Наглядная демонстрация «не укладываешься в образ-мечту – тебе тут места нет».
Детали, которые работают на создание образа Ольги:
- портрет Дягилева и фантик от «Золотого ключика» - как противопоставление навязанной мечты и истинного удовольствия. «Честный ребёнок любит не маму с папой, а мороженое».
- пиццу ей доставляют с первого этажа того же здания – гипертрофированная, ээээ, лень? Тревожность? Что-то ещё?
- низкая самооценка: «тренер тратит своё время зря» (алло, ты за это платишь!), «не хочется подводить тренера». Понятно, что мамой вбито, что ты тут никто и звать тебя никак, будь благодарна, что пустили в сенях пешком постоять.
- сон про колоду карт: тут и отношение окружающих, и физические нагрузки и лишения, и даже мимоходом «глитч» как отсылка к текущей деятельности Ольги, где она успешна.
Что показалось немного нарочитым и «пережатым»:
- парень, шепчущий перед первой близостью, что отведёт её «в местечко, где потрясающая выпечка». Не, ну понятно, что удовольствие для неё связано с едой, но, на мой вкус, несколько перебор с прямолинейностью передачи механизма формирования связи. Не дай бог так оголодать. Ситуация плохо представима и упихиваема в контекст, неестественно смотрится.
- не узнавшая дочь мать с «Вы кто?» - тоже слегка нарочитая реплика, как будто читателя совсем тупым считают, которому нужно всё прямым текстом доносить в лоб.
В целом, текст получился хороший. Выпуклый за счёт деталей, визуальных и звуковых – автобусная остановка с историей, описание комнаты, календарь с сине-оранжевыми пятнами отметок. Интересно, что на уровне ощущений прописан ночной голод и попытки борьбы с ним, но при этом ни слова не сказано про ощущения от спорта сейчас, во взрослой жизни – он весь на уровне абстракции, календаря и тренера. Да и воспоминания о занятиях в детстве даны через визуальные образы (окровавленные пуанты во сне) или эмоциональные (обидные удары), без детализации и сосредоточенности на телесных описаниях. Нарочно это или случайно?
Мне подумалось, что в Ольге не вырастили самостоятельность (и это множеством деталей в тексте подчёркивается), приучали её быть удобной, служить постаментом для чужих амбиций. И, в сущности, с тренером она в некотором роде вляпалась, потому что тренер в силу нехватки инструментария и методики в своём багаже не может помочь Ольге стать самостоятельной, научиться чувствовать своё тело и понимать, чего она сама хочет. Тренер пытается по наработанной схеме перехватить пульт управления и заставить Ольгу действовать «как надо», задав ей внешнюю мотивацию вместо выращивания внутренней. Надеюсь, что кто-нибудь из них догадается, что Ольге надо будет подняться на пару этажей повыше и всё-таки посетить психотерапевта.
Мне, конечно, ужасно не терпелось свою пару почитать.
Особенно после того, как после расспросов Нот мне сказала, что моя пара - не моя мать.
И я думала, ого, тренерша будет сидеть и гадать о моих бедах, упомяну о ней максимально вскользь, ПУСКАЙ УДИВЛЯЕТ.
Как человек, который уже год говорит себе "штош, пора идти в первый раз в первый зал", я и правда была удивлена, причем почти всем, начиная с дня О. [но слово "лапша" всегда ведет к добру, будь благословенна лапша].
Забегая вперед, скажу, что "история О." в этом тексте довела меня до довольных повизгиваний [и фантомных почесушек клейма].ЦитироватьВ ней не сквозила одержимость чудом «как в рекламе до и после». Сразу было видно, что человек умеет работать и может идти вперёд долго.Я почти прослезилась, поскольку жизнь своей героини я видела практически всю, и прям закивала на этом моменте - "если бы ты только знала, как я пахала".
Но было крайне досадно, когда тренерша стала винить себя [гоняющая клиентов Галя - отсылочка к залу одной нашей общей знакомой, да?)], и очень обидно, когда "меня" ругали за долгие праздники. :D
Переезжающий кабинет психолога тоже классный, почему-то представляла мультяшного дядьку а-ля Арчер, строго выпрямившегося за столом, но одетого как для собеседования в зуме - галстук, рубашка, пиджак, трусы. И он как неприкаянный дух то возносится на два этажа выше, то вдруг в минуты доверия и лирической музыки спускающийся обратно.
Вообще, хорошая смесь получилась у тренерши,
и маркетологически-рекламные фишечки в стадиях удержания клиента, и БДСМ-литература, и рефлексия, и свой вызов в нашем общем проекте.
Немудрено, что мы сработались.)
Рецензию я буду писать со стороны мамы, наверное.
Бедная моя девочка, почему же ты мне так ничего и не рассказала??? Что я сделала не так, чтобы ты мне не доверяла?
Вообще, очень грустная история. Втройне грустная: предательство друзей, личная трагедия и бидорас, посеявший сомнение в душе Кристины.
Мне было страшно читать парную историю, и я до последнего надеялась, ну может, Кристина так маскируется от назойливого начальника, может -она трансгендер, ну я хз.
Но правда куда больнее. И да, я считаю, что автор очень правдоподобно описал процесс "окукливания", защиты Кристины от внешнего мира: убрать все, что делало ее привлекательной для других, попытаться обвинить саму себя в случившемся.
Теперь, что у меня вызвало диссонанс: описание рабочего места. Вахтерша, "коллеги по цеху", засидевшийся сисадмин, пропуски.... Звучит как предприятие скорее, там может быть и нужен штатный переводчик, но "вездеход", а синхронный перевод нужен скорее на конференциях. Возможно, в наводке было прописано, что в конкретном НИИ есть синхронисты.
Совпадения в наших текстах, да, есть, и я им очень рада - мне лично хотелось бы, чтобы Кристина сама выздоровела со временем, но, боюсь, без встряски и психолога тут не обойтись, потому что из текста следует, что кошмары ее преследуют до сих пор, и что она до сих пор винит в первую очередь себя.
Начну с магии текстовушек. Кристина и её мама обе буквально последним предложением приходят к выводу, что нужно ещё немного подождать и может быть оно само образуется. По крайней мере, у меня этой детали в наводке не было. Разумеется, само ничего не образуется, но как же жизненно!
У моей Кристины нет имени в тексте, но в моей голове её всю дорогу звали Катериной. По-моему, попадание очень близкое, магия такая магия.Ух, мастер так продолбался, что не прислал игроку имя его персонажа ;D
От имени персонажа хочется сказать "ну ты, мама, прям Эркюль Пуаро, не меньше". За несколько месяцев не догнать, что внезапная потеря интереса к внешности это что-то сильно нездоровое... Но во-первых, это явно наводка, а во-вторых, люди и в жизни не отличаются сообразительностью. Так что это не претензия, это обидка от имени Кристины.
Поначалу я никак не могла сообразить, к чему же эта Галочка (не могла не читать её имя без интонации "Галочка, ты сейчас умрёшь!") так много болтает. Но потом через неё раскрывается образ Кристины, а ГГ начинает задумываться, поэтому всё-таки пусть. Опять же, мирная жизнь в парикмахерской, чёлки, платья - это важный контраст с миром Кристины, в котором это всё теперь под запретом. И интересный поворот с подрезавшим водителем, через которого к Евгении приходит решимость. Надеюсь, у неё получится поговорить с дочерью и не зажать её в угол слишком сильно, что ещё сказать!
Удивительно, насколько другой получился Сергей в рассказе от лица самого Сергея)
Наверно, отчасти это от того, что когда я думала над текстом, у меня в голове возник образ реального моего знакомого (бывшего коллеги), который производил именно то впечатление, которое я пыталась описать в своем тексте. Зато образ Лизы на фоне моего придуманного идеализированного мужчины (который мне безумно нравится!) получился несколько смазанным, она будто просто приложение к нему. В этом плане текст от Ло немного добавил индивидуальных черт героине. Да, наверно, они оба стали более живыми, чем получились у меня. Мне не хотелось делать Лизу слишком тупенькой и приземленной, и я прописала, что она тянется за Сергеем. Ло прописала, что и Сергей ей уступает (поход на каток, например).
Так и родителей мне не хотелось делать совсем уж простаками, поэтому я придумала поведение младшей сестренки, подражающей книжным леди. Ну не просто же так ребенок такие манеры демонстрирует, значит, что-то в нее закладывается, хотя бы через подсунутые книги) Ло добавила ребенку озорства и, что уж греха таить, бесячести. Не люблю таких детей)) И, наверно, это тоже добавило правдоподобия семье Лизы.
Очень удивило, когда мне Нот в личку написала, что Сергей еще и благотворительному фонду помогает. Удачная находка. После которой он я его, кажется, вообще на пьедестал вознесла. Хотя в тексте не отразила. Почему-то не пришлось к слову.
Спасибо, Сергей. Надеюсь, их с Лизой ждет счастливое будущее, и он еще посмеется)
"Приятно было познакомиться с тобой, Лизхен.
Не знал, что показался тебе принцем из сказки. Не стоит меня бояться, я обычный, из мяса и костей, как и все мы.
Обещаю, что буду работать над собой. И с твоей сестренкой тоже постараюсь поладить. Ты прости, не сдержался, теперь ты знаешь, почему.
А родители твои- люди хорошие. Мы подружимся, вот увидишь!
ПС:
Ты знаешь, а ведь я тоже не очень люблю сухое вино.
ППС:
Ладно. Шарики - так шарики. Давай подберём их под цвет зала? Думаю, винный красный подойдёт. И ещё какой-нибудь зелёный. Ты согласна?"
Не стану говорить, что не ожидала, что парой будет Лиза. Догадалась, и достаточно быстро. Настолько парные наводки требуют особого подхода. Было... не очень просто! Но интересно!
Насколько же разными, и при этом похожими, получились родители! А сестра... она ребёнок. Лиза воспринимает её иначе
Пожалуй, на данный момент это самая шокирующая и страшная история. Ещё когда писала свою часть - догадывалась, что Елена не смогла спасти кого-то и боится опоздать. Но догадывалась я как игрок, а не как персонаж. Персонажу остались предположения.
Шокирует стиль. Автор перескакивает с прошлого на настоящее, и кажется, что девочка ещё жива, и именно сегодня хочет купить пудру. Да для матери, наверное, так и есть: её дочь жива. Она спешит спасти её. Каждый день. Не понимая, не веря, что безнадёжно опоздала.
Страшный текст. И потрясающий. Будит тот страх, который, наверное, есть у любого родителя
истории участников событий в текстовушке оттягивают внимание на себя. но тексты взгляда со стороны особенны интересны — именно что реакцией на травмированного человека со стороны. сторона в каждом тексте разная — мама, любовник, несостоявшаяся любовница, тренер по фитнесу, невеста, коллега по работе. разная степень близости к участнику событий. и зачастую, чем человек ближе, тем сложнее ему заметить, что с другим происходит что-то не то, начать разговор, задать вопрос. на диалог выруливают Сергей и Лиза, и хочется верить, что у них все получится и они смогут со всем справиться
безымянная девочка, коллега Елены по работе, максимально далекий от Елены человек. в компактном тексте аккуратными штрихами прописано и любопытство, и раздражение, и легкая инфантильность человека, для которого офис - это семья, а проблемы решаются за разговором с шоколадкой. в рабочий перерыв девочка Елене приказывает все рассказать. это очень мило, жизненно и жестоко одновременно. так и видишь, как через пять минут разговора из девочки посыпятся предложения "отдохнуть", "съездить в отпуск" и "отключить голову". респект автору за безжалостный четкий ход
Для меня, самая страшная история это история Алины. После прочтения я еще больше прониклась неприязнью к своему персонажу. Там столько боли, а Ксению интересует только поманьячить об Алину. Судя по концовке, Алина Ксении таки позвонит, все таки она к ней неплохо относится. И хочется заорать "Нет, Алина не звони этой поехавшей!". Вам не кажется, что такая реакция после прочтения говорит о том, что Алина - это цельный и живой персонаж?
Мне туго даются рецензии, а тут я вообще не представляю, что написать. Страшно, выпукло, история раскрывается постепенно. От обычной жизни обычной девочки/женщины в полный тотальный ужас. Но я очень надеюсь, что Алина найдет в себе силы вытянуть себя из этого (главное, Ксении не звони, слышишь?)Цитировать— Зачем была музыка? Почему просто не сказать пойти на улицу?— А может, меня это возбуждало, — по лицу дяди Паши расползлась кривая ухмылка.
На этот моменте мне захотелось убивать. Давненько персонаж не вызывал во мне такого приступа ярости.
Нот, ты извини, что вышла не рецензия, а черти что, просто какие-то эмоции.
Я тут условно приглашённый специалист, потому что парный текст должен был быть мой, но моим не стал. Тем не менее, с наводкой в голове я довольно долго существовала, текст Нот до выкладки читала (и кстати, структурно он вполне похож на то, что я бы делала, будь я несколько собраннее). Поэтому я не прям со стороны, ну и вообще – Нот про текст в ОС напишет, а я тут.
Первая же мысль – «Какая неприятная героиня» (это комплимент, если что; я считаю, что написать неприятного, но не картонного, персонажа куда сложнее чем симпатичного). Вроде же ничего дурного не сделала, ничем Алину не обидела, лично триггер не задела, а всё равно.
Видимо, штука в том, что в этой истории сторонний взгляд совсем сторонний и сконцентрированный именно на себе. Героине не особенно интересно, что произошло с Алиной (ну не хочет ехать в детский дом с благотворительностью; ну «как живётся в безмузыкальном мире»), пропажа Алины из спортзала и отсутствие ответов на звонки в финале видится скорее жалостью к себе и к своему неудавшемуся роману, нежели попыткой понять, что же случилось с Алиной. При этом, мне совершенно не кажется, что Ксения плоха сама по себе – нет, она совершенно нормальный человек, со своими интересами и увлечениями, и разбираться в алининых травмах она совсем не должна. Но мы-то уже знаем, что произошло с Алиной, а ещё видели, как реагируют на происходящее с травмированными со стороны даже не самые близкие люди (коллега в истории о стрелке на часах или тренер Ольги). Отсюда и первая мысль о Ксении как о человеке эгоистичном и неприятном. Прям совсем я не уверена, что близкие отношения с ней были бы для Алины приятны и комфортны.
Сам текст отличный! Очень понравились описания и Алины и Лики через природные ассоциации (карельские ручьи и гречишный мёд, например) – сразу рисуется вполне чёткий образ (хотя Алину до текста Ксении я представляла вообще по-другому).
Несколько скомканным кажется финал. Впрочем, я вполне допускаю, что таким он сделан намеренно – история закончилась, и Ксения и сама не особенно понимает, что с этим делать дальше.
Через неделю он повел ее на выставку супрематистов. Откровенно говоря, Лиза совершенно не разбиралась в современном искусствеВот где ужасы-то начались! :o :o :o
Зашла написать то же самое. :D :DЦитироватьЧерез неделю он повел ее на выставку супрематистов. Откровенно говоря, Лиза совершенно не разбиралась в современном искусствеВот где ужасы-то начались! :o :o :o
Да, мне нравится Сергей :DБл*ть, да!
- портрет Дягилева и фантик от «Золотого ключика» - как противопоставление навязанной мечты и истинного удовольствия. «Честный ребёнок любит не маму с папой, а мороженое».Забавный [нет] факт, что первопричина, почему Дягилев был упомянут, - не символ навязанной идеи
- не узнавшая дочь мать с «Вы кто?» - тоже слегка нарочитая реплика, как будто читателя совсем тупым считают, которому нужно всё прямым текстом доносить в лоб.Для меня это было способом показать, что хоть сейчас мать и не бьет дочь, как раньше, и не называет в глаза жирной коровой, да даже про бесформенную пижаму молчит, но нет-нет да и норовит куснуть - и за ручищи тоже, в том числе. И мать, и дочь прекрасно понимают, что это эдакий shade.
Это звучит как задача для конкурса типа Кенгуру. :D
Сергей живет в самом высоком доме, но тот не красный. Андрей не живет ни в красном, ни в синем доме. Каков по высоте и цвету дом Егора?
Шеб - не "музыка" (со стороны)и так мы понимаем, что ни Шеб, ни Ло не "музыка"!
Кристина и её мама обе буквально последним предложением приходят к выводу, что нужно ещё немного подождать и может быть оно само образуется.Ничего себе! Я обратила внимание на этот момент, но почему-то думала, что это как раз синхронная часть наводок...
Боюсь, ничем не смогу помочь разгадыванию. Сергей - Осинка, может быть?
Музыка, взгляд со стороны (Ксения) - это, случайно, не чей-то второй текст?
Ничего себе! Я обратила внимание на этот момент, но почему-то думала, что это как раз синхронная часть наводок...
upd. Может быть, Музыка (Алина) - сама Нот?
Осталась половина текстов:)Пока меня не потыкали, даже неловко других пытаться угадывать. А то сдам себя методом исключения и чё? Хотя, с другой стороны, сдамся, так ещё и спасибо скажут...
мы обе синхронно крякнули с "современного" супрематизма)Коллега [смайл с моноклем], ну если не придираться к терминам типа "актуальное искусство" и не выделять контемпорари в отдельную категорию, и учитывать корни, ну и вообще относить к совриску "все непонятное", то последние 150 лет живописи можно отнести легко и просто [вспоминаем Пегги и первые МоМА],
Понятное дело, что это игра от персонажа, но тогда думаю и я и она смолчали бы(устроив потом лекцию в обратной связи)).Ну, я и сейчас готов, в общем-то. :D
Пока меня не потыкали, даже неловко других пытаться угадывать. А то сдам себя методом исключения и чё? Хотя, с другой стороны, сдамся, так ещё и спасибо скажут...
Ну, я и сейчас готов, в общем-то. :Dхочу канал!
Мафия продолжается!Мафия, по-моему, проще)
Тебя, по-моему, трижды пытались потыкать. Но увы :)Но из ранее неугаданных остался только разик. Поэтому давайте я про него и предположу. Шутка не Янтарь ли?
хочу канал!Бесите. :D
Ксения не Сансет. И, кстати, Марина тоже не Сансет. А Сергей из "шутки" - не Янтарь.Но она не может быть вся красная! Тогда получится, что вообще никто никого не писал и тексты самозародились где-то между байтов в интернетах. Хотя это теперь не звучит так уж удивительно.
Скоро заполним всю красную табличку.
Бесите. :Dкак вы там мне говорили, вреднючки мелкие?
Шутка не Янтарь ли?Янтарь - это вам не шутки шутить! ;D
Раз уж все так сложно, пусть будет подсказка. Текст Сергея у автора не единственный.Но эта подсказка оставляет как минимум четыре варианта! ;D
Сергей -Тодо?
Да клевый Сергей! >:(Потому что твой? :-[
Потому что твой? :-[Нет. :D
Забавный [нет] факт, что первопричина, почему Дягилев был упомянут, - не символ навязанной идеиОчень круто! Куда глубже и интереснее, чем я увидела.и не дикая моя любовь к авангарду и книгам о русских сезонах.
Дягилев скорее как "собрат" - человек, который голодал, поскольку не мог питаться правильно, а потом обжирался всем на свете.
А изначально разорванный - потому что нефиг всяких геев хранить у себя, мы приличная семья, что Екатерина Викентьевна со второго этажа скажет.)
Когда после расставания не идет немедленная ампутация Кирилла, а происходит что-то странное и противоестественное. Марина затягивает окончательный разрыв, не передает и не выкидывает вещи, она будто поставила расставание на паузу и живет в этой паузе. В Кирилле же в это время зреет ненависть.
Ужасно жаль Марину, что ей только такой ценой удалось окончательно расстаться с Кириллом.
И Сергей наконец пойман ;)Фух. Написала это еще вчера ночью, засомневалась, удалила.
Стрижка (Кристина) - Осинка
Шутка (Лиза) - Шебуршунчик
Музыка (Ксения) - Дракоша
Да, поймали меня!Знаешь, кмк немножко попахивает обвинением Марины в том, что она как-то неправильно переживала своё горе)
Отвечу Марине - с моей точки зрения пик эмоций был в тот момент, когда ударили кошку, дальше эмоции тухли, пока не вылились в "уходи".
И дальше у Марины не было сил до конца прервать связь. Раздражитель убрался с глаз, и началась эра погружения в тину.
Не обязательно говорить с орущим человеком, можно тупо выкинуть вещи, или написать "вещи в камере хранения" и закинуть в чс. Марина не довела до конца начатое, имхо
Добавила рецензию на взгляд со стороны "музыкальной" истории от Вестен. Мой текст изначально должен был быть её, так что она предложила написать рецензию на парный. Я, соответственно, напишу свои мысли и впечатления в обратной связи.Спасибо за рецензию. В принципе, мое виденье персонажа очень похоже на рецензию. Когда я писала Ксению, у меня в голове крутился Гумберт Гумберт с его "Ло-ли-та". Ей действительно не интересна Алина, как личность, скорее как объект. Я хотела, чтобы было видно, что тетенька по Алине реально маньячит, с головой там точно не все хорошо, что-то вроде легкой психопатии. Так что, как автор, тоже считаю, что Алине повезло, что она с ней не связалась.
Одно скажу сейчас - если бы я писала именно рецензию, она была бы очень похожей. Когда я читала текст парного персонажа, первое, о чем подумала - какая она неприятная ;D
И при этом сам текст действительно хорош.
безымянная девочка, коллега Елены по работе, максимально далекий от Елены человек. в компактном тексте аккуратными штрихами прописано и любопытство, и раздражение, и легкая инфантильность человека, для которого офис - это семья, а проблемы решаются за разговором с шоколадкой. в рабочий перерыв девочка Елене приказывает все рассказать. это очень мило, жизненно и жестоко одновременно. так и видишь, как через пять минут разговора из девочки посыпятся предложения "отдохнуть", "съездить в отпуск" и "отключить голову". респект автору за безжалостный четкий ход
Ольга выходит на утреннюю пробежку, едва светает. В еще сонном белом свете деревья выглядят расставленными трефовыми картами. Один за одним гаснут бубновые фонари. И каждый шаг дается ей легче предыдущегоЯ не знаю, смотрела ли Френ BoJack Horseman, но мне напомнило это конец второго сезона. It gets easier. (https://www.youtube.com/watch?v=TDp_G6Yvw0c)
Добавила ещё одну рецензию, их уже десять. Всего двух не хватает :)Я утром сдамся, пока перевариваю.
Так что тут вопрос к Осинке - а что бы было с твоей Кристиной, если бы мама все же пошла напролом?В этом вопросе я героиню от себя отделяю слабо, если честно. Так что мне кажется, что получится только осторожно. Возможно, мягкими, но сильными лапами. Доченька, доченька, а из дома не выпускать ;D
[но слово "лапша" всегда ведет к добру, будь благословенна лапша].Хе-хе :)
Забегая вперед, скажу, что "история О." в этом тексте довела меня до довольных повизгиваний [и фантомных почесушек клейма].Если изначально я просто обратила внимание на совпадение (вообще, у меня мысли к этому тексту изначально крутились вокруг отца Онуфрия, обходящего Онежское озеро, я прямо залипла на эту букву "О"), то потом мысль развилась в том направлении, что это же тоже история ломки и подчинения личности.
Но было крайне досадно, когда тренерша стала винить себя [гоняющая клиентов Галя - отсылочка к залу одной нашей общей знакомой, да?)], и очень обидно, когда "меня" ругали за долгие праздники. :DКонечно, отсылочка :) Собственно, это реверанс "техническому консультанту", потому что индивидуальных тренировок таких прям настоящих у меня никогда не было, и меня занимали вопросы вида "а тренер прямо рядом стоит или по залу ходит? А приходить к назначенному времени или когда хочешь?"
А волосы просто изначально не мыслила чёрными (хотя картинка к моему тексту намекает, что ты таки да, там такое вороново крыло!).
и не стали затягивать с рецензиями(https://encrypted-tbn0.gstatic.com/images?q=tbn:ANd9GcQ7fFdTEd-eqldQ-BDcyYzxl3EZmIXfYej-gA&usqp=CAU)
Ааааааа! Ну да ну да, с концентрацией сейчас беда, неудивительно. И парный текст жопочитала, и свою наводку, пора начинать отдыхать, что ли. Ладно, в главных вещах не облажалась - и то хорошо. И вообще, зачем ей имя? ;D
А ведь любопытно. Я специально перечитала отправленное сообщение - подумала, что ну не могла дважды продолбаться и с именем, и с волосами. И в наводке есть и имя, и чёрные волосы ;)
Но наводки на этот раз были объёмные, так что детали могли и ускользнуть.
Марина 27 лет.
С Кириллом ты познакомилась в 23 года, вскоре после окончания института. До того личная жизнь складывалась как-то ни шатко, ни валко - первая подростковая влюблённость традиционно была безответной, в институте ты встречалась с несколькими парнями, но серьёзных чувств к ним не испытывала. В Кира ты влипла как муха в мед. Любовь была такой сильной, что сводила с ума, казалось, ты просто не могла без него жить. Отсутствие опыта серьёзных отношений тоже сыграло злую шутку - то, что между вами происходит что-то нездоровое, ты начала понимать только через полтора года.
Кир был очень ревнив и плохо контролировал агрессию. Поначалу тебе это даже льстило, но в какой-то момент контроль начал становиться удушливым, мешать жить. Ревность рассорила тебя с подругами и приятелями, ты сильно отдалилась даже от родителей. Отношения превратились в эмоциональные качели - вам то было очень хорошо, то невыносимо мучительно вместе. У вас случались совершенно безобразные ссоры, в такие моменты вы оба теряли контроль над собой, ты плакала и кричала часами, а он ломал мебель, кидался оскорблениями, а один раз даже ударил тебя. Последней каплей стала увиденная сцена - Кир пнул ногой твою любимую кошку, которую принесла домой ещё твоя покойная бабушка и рядом с которой ты выросла. Тогда у тебя открылись глаза, ты поняла, что надо разорвать эту болезненную связь, но сил на это не было. Без Кирилла ты не могла есть и спать, тебя словно выворачивало изнутри и, когда он после очередной попытки расстаться приходил мириться, ты каждый раз соглашалась. С переменным успехом это тянулось ещё целый год. А потом после очередной ссоры случился переломный момент. Ты вдруг решила - всё, хватит, пора заканчивать. И смогла выдержать и скандалы, последовавшие за этим, и попытки примириться с цветами, мольбами и неожиданным предложением руки, сердца и бриллиантового кольца, которого ты никак не могла дождаться, пока вы ещё были вместе, и даже угрозы суицидом.
Вы жили в твоей квартире, подаренной родителями на окончание университета, и потому ты ещё месяц училась не плакать, случайно натыкаясь на оставленную Киром зажигалку или купленный вместе с лучшие времена набор для специй. А однажды вечером ты вернулась с работы и обнаружила, что дверь в квартиру открыта. Изнутри торчали ключи с брелком Кирилла, черно-красным игральным кубиком. В комнате был беспорядок, на полу валялась изрезанная одежда, разбитые горшки с цветами и высыпавшаяся из них земля. Но на кухне тебя ждал самый жуткий сюрприз - на обеденном столе лежал окровавленный нож, а рядом на большом блюде разделанное на части тело твоей любимой кошки. На стене кровью было написано слово "сука".
С тех пор прошло больше года. Ты постепенно отошла от этой истории, продала квартиру и купила новую в другом районе, чтобы ничего не напоминало о случившемся. Где-то полгода назад ты поняла, что тебе не хватает мужчины. Не отношений - вот уж в это влезать не хотелось абсолютно - а просто хорошего секса с живым человеком. Несколько раз ты находила себе партнёра на сайте знакомств, и вы проводили ночь в отеле, но это было рискованно и не очень приятно. А потом университетский приятель неожиданно пригласил тебя на день рождения в боулинг, и там ты встретила старого знакомого, Стаса. Когда-то, ещё на втором курсе, у вас был не слишком бурный и короткий роман, который закончился по взаимному согласию вполне дружески. После института вы какое-то время работали в одной фирме, иногда играли в общей компании в настолки, а потом он сменил работу, и общение потихоньку заглохло. Вы выпили, вспомнили старые времена, поделились карьерными успехами, он рассказал, что недавно развёлся и у него есть ребёнок. Ты вовсе не удивилась, что после боулинга вы вместе отправились в отель. Наутро, сидя в кофейне, он, неловко отводя взгляд, начал говорить, что пока не готов к отношениям. Это тебя более чем устраивало, Стас по-прежнему был хорош в сексе, свободен и привлекателен, и ты предложила встречи без обязательств, для здоровья. Он снимал после развода комнату с соседом, ты жила одна, но приводить кого-то на свою территорию была не готова совершенно. Ты предложила оплачивать встречи в отеле.
Вы встречались несколько раз, хорошо проводили время, и каждый раз ты бронировала один и тот же номер. Ты никому об этом не говорила, но определяющим в этом отеле был сейф с кодовым замком в шкафу в номере. Туда каждый раз ты запирала свою сумочку с ключами от дома.
Ты знаешь, что это странно и абсурдно. Но иначе не можешь.
Стас, 28 лет.
С Мариной ты познакомился ещё в институте. В студенческие годы у вас случился короткий и не слишком бурный роман, после которого вы разбежались хорошими приятелями. Как ни странно общение не сошло на нет после окончания института, вы устроились работать в одну компанию, хоть и в разные отделы, периодически болтали после работы или ходили в соседнее кафе на обед. Потом ты сменил работу, контакт стал реже, но не прервался совсем. Изредка вы пересекались в общей компании, играли в настолки, ты знал, что Марина встречается с каким-то парнем, а у самого тебя завязались отношения с коллегой, на которой впоследствии ты и женился. Брак оказался сложным, твоя жена, Лиза, была очень ревнива, не одобряла встречи с друзьями, особенно смешанные компании, потом родился ребёнок, и стало вовсе не до настолок. А после был долгий, выматывающий развод. Четыре года ты не видел Марину вовсе и даже как-то позабыл о её существовании. Но через месяц после завершения всех судов по разводу, старый друг из института позвал поиграть в бильярд, и там ты снова встретил Марину. Вы разговорились, ты был один, она была одна, вы выпили, и как-то внезапно для вас обоих оказались вместе в отеле.
Уже утром, сидя в пекарне по соседству, ты честно сказал, что она тебе очень нравится и вообще хорошая девушка, но к новым отношениям ты ещё не готов. Слишком свежи были раны от недавнего развода, влезать в это болото ещё раз не хотелось совершенно. На что Марина ответила, что и сама пока не хочет ничего серьезного, а вот встречи "для здоровья" с хорошим человеком ей не помешают. Так вы стали приятелями "с привилегиями".
Ипотечную квартиру, в которой вы жили с женой, ты оставил бывшей. После развода ты снимал двушку вместе с коллегой, копил на ипотеку. С учётом алиментов и постоянных требований бывшей жены купить ребёнку то игрушку, то куртку, то ботиночки, лишних денег было немного. Ты знал, что Марина живёт одна, и ожидал, что она предложит встречи на её территории. Но неожиданно она сказала, что готова встречаться только в отеле и платить за него будет самостоятельно. Это удивило, ты даже заподозрил, что она изменяет мужу или постоянному партнеру, расспросил своего друга, но тот сказал, что это не так, и Марина действительно одинока.
Несколько встреч прошли приятно, вы устраивали друг друга в сексе, да и после поболтать было вполне интересно. А потом ты внезапно заметил, что, заселяясь в номер отеля, Марина зачем-то заперла свою сумочку в мини-сейфе с кодовым замком. Это оказалось очень неприятно - неужели она подозревает тебя в воровстве?
Ольга, 34 года.
Твоя мама всегда мечтала стать балериной. В молодости она занималась балетом, но из-за травмы не смогла построить карьеру в этой сфере. Может быть, поэтому она записала тебя в балетную школу сразу по достижении четырёх лет - раньше не брали. Занятия ты всегда ненавидела. Они были скучными, болезненными, а тренер очень неприязненно и пренебрежительно относилась к тем, кто не подавал больших надежд. К тому же к ним прилагалась очень жёсткая диета и постоянные мамины упрёки в недостаточном старании.
В семь лет ты пошла в школу, и соседка по парте посоветовала тебе отказаться от балета. До того тебе даже не приходило в голову воспротивиться воле мамы. Когда ты пришла к маме с этой просьбой, был большой скандал. Мама и раньше не пренебрегала подзатыльниками и наказаниями ремнем, но тут в неё будто бес вселился - в травмпункте потом пришлось сказать, что ты упала с горки на площадке.
В тринадцать на одной из тренировок ты получила серьёзную травму, и врачи дали однозначный вердикт - путь в балет для тебя закрыт. После этого мать не разговаривала с тобой месяц. За полгода без физических нагрузок ты слегка располнела, в рамках нормы для подростка, но мама унижала тебя, называла жирной коровой.
Сейчас тебе 34 года. И ты весишь 126 килограммов. С того момента, как ты уехала учиться в столицу, ты открыла для себя мир вкусной еды, и так и не смогла остановиться. В целом твоя жизнь вполне неплоха, ты занимаешь важную должность, почти выплатила ипотеку за собственную квартиру, ни в чем себя не ограничиваешь. С мамой сейчас у тебя хорошие отношения, ты стараешься не вспоминать о прошлом и понимать, что маме тоже было трудно растить тебя одной. Раз в два-три месяца ты проводишь выходные у неё в гостях, в родном городе. И только с личной жизнью как-то не ладится. Год назад к вам в отдел пришёл новый сотрудник, и ты влюбилась. Но он не проявил интереса, а однажды, заходя в курилку, ты услышала, как он обсуждает с коллегой твою фигуру.
Тогда ты решила, что нужно что-то менять. Записалась в спортзал, купила пакет индивидуальных тренировок с приятной девушкой-тренером, начала потихоньку менять питание. Поначалу успехи были значительные, за первые два месяца ты сбросила семь килограммов, упражнения начали даваться легче, диета почти не нарушалась. Потом был откат, стало труднее, как будто бы и не было прошлых успехов, была серия срывов в зажоры. Но ты не унывала, тренер тебя поддерживала, и дело снова пошло на лад, ты опять сбросила набранные в последних зажорах три килограмма, с удовольствием шла в спортзал и плавала в бассейне. Вес медленно полз вниз, ты даже купила себе новые джинсы на размер меньше. И через два месяца снова откат, снова будто не было тренировок по три раза в неделю, снова непреодолимое желание есть торты, чипсы, пирожные и жирную пиццу с майонезным соусом. Снова плюс пять кило за две недели. Ты злилась на себя, ненавидела свое тело и свое безволие, даже хотела все бросить, но с поддержкой тренера смогла взять себя в руки. Когда через два месяца успехов случился ещё один откат, тренер вдруг спросила тебя, не переживала ли ты каких-то стрессов. Ты машинально ответила - нет. В твоей жизни все было хорошо, ты как раз ездила на длинные выходные в родной город... Уже вечером ты вдруг задумалась, что каждый такой откат случался после твоих визитов к маме.
Тебя зовут Маргарита, и ты работаешь фитнес-тренером. Восемь месяцев назад к вам в зал пришла новая клиентка, очень полная женщина по имени Ольга. Она купила пакет индивидуальных тренировок, и ты начала заниматься с ней дважды в неделю. Ты составила для неё систему питания, план занятий в бассейне, все как обычно, без сверхусилий, с возможностью адаптироваться и привыкнуть к новому образу жизни.
Ольга подошла у делу серьёзно, тренировки не пропускала, ещё раз в неделю ходила в зал самостоятельно, для кардионагрузок, которые не требовали наблюдения тренера. За два месяца она неплохо продвинулась в занятиях, стала тянуть хорошую нагрузку, сбросила семь килограммов.
А потом вдруг случился серьёзный откат, Ольга меньше делала на тренировках, у неё ухудшились показатели, жаловалась на срывы в питании. Да и в целом как будто бы стало не хватать мотивации. Тебя это не удивило, с новичками такое случалось часто, когда первые воодушевление и новизна уже заканчивались, а результаты в зеркале ещё не начинали радовать. Немного странным было разве что то, что перемена случилась очень уж внезапно, буквально за одни выходные.
Но Ольга продолжала ходить, и через пару недель ты поняла, что прогресс снова есть, вес пополз вниз, атмосфера на тренировках стала более непринуждённой, добавилось шуток, упражнения давались все легче. Когда клиентка похвасталась, что купила джинсы на размер меньше обычного, ты была почти уверена, что дальше все пойдёт только лучше.
А потом снова откат. По прежней схеме. Это тебя уже удивило. Ты буквально в четверг смеялась вместе с Ольгой и обсуждала, какие новые упражнения вы сможете попробовать, когда вес снизится хотя бы до 115, а в понедельник она уже явно недорабатывала и поговаривала о том, чтобы бросить зал. Поначалу ты подумала - может, неудачный день, проблемы на работе. Но через два дня все было также: упаднические настроения, нарушения в питании, поползший вверх вес, упавшие веса на тренажёрах. Ты недоумевала, но старалась Ольгу поддерживать, мягко настаивать на том, что временный регресс - не повод бросать занятия, придумывала новые интересные упражнения и ставила весёлую музыку, чтобы вернуть мотивацию. Постепенно вы вернулись к прежнему уровню...
И только-только все снова стало получаться, как после длинных выходных Ольга снова пришла на тренировку сама не своя и жаловалась, что весь день не может перестать есть сладкое и жирное. Ты аккуратно попробовала спросить, не переживала ли она какого-то стресса, на что женщина недоуменно ответила - нет, у неё все в порядке, все хорошо.
Кристина. 26 лет.
Ты с раннего детства любила красиво одеваться. Ещё маленькой девочкой ты обожала платья и пышные юбки, выпрашивала у мамы тогда ещё редкую и дорогую детскую косметику. В подростковом возрасте наведение красоты превратилось в увлечение - ты смотрела передачи про стиль и моду, читала книги о том, как правильно краситься, старательно ухаживала за длинными волосами. Родители поддерживали тебя в этом, мама даже оплатила курсы визажистов. Одно время ты даже думала приобрести профессию в сфере красоты, но потом неожиданно увлеклась языками и поступила в инъяз.
Тем не менее, прежнее увлечение не ушло в прошлое. Ты пробовала новые виды макияжа, знала на память все марки профессиональной косметики, наращивала ресницы и еженедельно делала затейливый маникюр, каждый вечер подбирала гармоничный образ на следующее утро. Тебе нравились платья и юбки, изящные блузки, высокие каблуки, элегантные пальто и плащи. Ты почти не носила брюк или джинсов, не увлекалась оверсайзом и унисекс вещами. Особенно ты гордилась своими волосами - длинные, до талии, ухоженные чёрные кудри были предметом восхищения и зависти всех знакомых.
Полгода назад тебя изнасиловали. Это был твой знакомый, который всегда казался отличным парнем. С компанией друзей вы поехали отпраздновать день рождения подруги в коттедж, весело и вполне мирно посидели, немного выпили, поиграли в настолки. А ночью, когда ты уже спала, в твою комнату вошёл этот знакомый. Он был сильнее, и ты ничего не смогла сделать, даже закричать.
Ты не смогла никому ни о чем рассказать. И подать заявление в полицию тоже. Тебе было невыносимо мерзко даже представлять, что придётся вслух произносить, как это происходило, позволить себя осмотреть. Хотелось одного - смыть с себя эту гадость и забыть произошедшее как страшный сон.
Но забвение не приходило. И в какой-то момент, проснувшись от очередного кошмара, ты поняла, что не можешь больше молчать. Но делиться с друзьями или родными ты не могла тоже - знала, что будут вопросы о том, почему две недели молчала, почему не подала заявление, призывы что-то делать, наказать насильника. В порыве отчаяния ты написала в группу в интернете, анонимно.
Комментарии были разные. Кто-то поддерживал, кто-то обвинял в бездействии, кто-то... один человек писал, что современные девушки раскрасятся как шлюхи, нацепят провокационные шмотки... Что там было ещё, ты не помнишь. Но на следующий день ты пошла в ближайшую дешёвую парикмахерскую и коротко подстриглась. Под машинку, одной насадкой. Заказала в интернете вещи - невзрачные, чёрного и серого цвета штаны, футболки, свитера, толстый прямой пуховик на два размера больше нужного, дешёвые кроссовки. Написала заявление на уход с должности синхронного переводчика, которая требовала представительной внешности, нашла работу из дома. Родителям и знакомым сказала, что у тебя возникла аллергия на косметику, и тебе захотелось сменить стиль. Умом ты понимаешь, что это все странно и бессмысленно, тебе нужна помощь специалиста, но...
Евгения 49 лет.
Твоей дочери 26 лет. Ещё с раннего детства она очень любила красивые платья, юбки, блестящую и яркую одежду, отращивала длинные волосы. Когда она стала подростком, вы с мужем тратили целое состояние на наряды, косметику и маски для волос. В отличие от многих других девочек, вкус у Кристины был безупречный, она ходила на курсы по макияжу и прическам, покупала книги и журналы про моду. Когда-то ты даже думала, что дочь свяжет жизнь со сферой красоты, она неожиданно захотела поступать в инъяз и стала успешным синхронным переводчиком с французского и английского.
Повзрослев, она всегда выглядела так, что на улице оборачивались люди. Всегда в красивых платьях и юбках, на каблуках, в стильных пальто и плащах, с безупречным маникюром и длинными, до талии, чёрными и очень ухоженными кудрями. При этом свою внешность дочь никогда не пыталась как-то использовать, не искала богатых мужчин, ей просто нравилось ухаживать за собой и хорошо выглядеть. В свободное время она часто пробовала новые виды макияжа, помогала тебе и подружкам с обновлением гардероба, искала в сети идеи для маникюра.
Но полгода назад что-то внезапно изменилось. Кристина состригла волосы, за которыми тщательно ухаживала с пяти лет, коротко, под мальчика. Ты промолчала, не хотела обидеть, но выглядело это не стильной стрижкой из модного салона, а кривоватым творением из дешёвой парикмахерской. В то же время у неё радикально изменился гардероб - из него исчезли юбки и платья, яркие пальто. Дочка внезапно начала одеваться в тёмные, невыразительные оверсайз вещи, причём удивительно неудачно подобранные. Она сняла нарощенные ресницы, перестала краситься и забыла про маникюр. Шпильки и модные туфли сменились серыми кроссовками, по виду больше напоминающими мужские.
Эти резкие изменения тебя насторожили. Ты попыталась аккуратно расспросить Кристину, но она придумывала какие-то отговорки вроде аллергии на косметику и изменившихся вкусов. Ты в это не веришь, слишком уж резкие изменения. Но и давить на дочь не хочешь.
Сергей, 30 лет.
В детстве ты был очень весёлым мальчиком. Тебе нравились юмористические передачи и смешные мультики, ты обожал Тома и Джерри. Родители были занятыми людьми, бабушка с дедушкой по папиной линии жили в другом городе, по маминой - ещё работали и редко проводили с тобой время. Поэтому за тобой и двоюродным братом, почти ровесником, на год старше, присматривала старенькая прабабушка. Она плохо слышала, много спала, носила толстые очки и была рассеянной, но вам с братом это было только на руку. Вы смотрели мультики и играли в файтинги и черепашек ниндзя на приставке целыми днями, носились по двору и, конечно, посмеивались над бабушкой и регулярно её разыгрывали - то прятались от нее в магазине, то убирали пульт от телевизора. Она показательно сердилась, ворчала, но потом все равно принималась печь обожаемые вами оладушки и доставала из холодильника банку сгущёнки.
Когда тебе было двенадцать, брат где-то раздобыл очень натуралистичную игрушку - огромного паука. Вы знали, что бабушка боится пауков, и решили, что будет смешно, если положить игрушку в её любимую кастрюлю. И сначала все шло так, как и предполагалось - бабушка взяла кастрюлю, чтобы варить суп, открыла её, громко ахнула. А потом глухо вскрикнула, схватилась за грудь и начала заваливаться на спину. Когда вы подбежали, она уже не дышала. Вы с братом сначала были в шоке, потом тормошили, звонили в скорую. Но скорая приехала только через час, и к тому времени тело бабушки уже начало остывать.
Вы с братом договорились молчать о пауке в кастрюле, и никто так и не узнал о вашей роли в смерти бабушки. Родители говорили, что ты не виноват, бабушка была уже старенькой, но ты то знал...
С тех пор прошло много лет. Недавно тебе исполнилось тридцать. В жизни все сложилось успешно, тебе досталась по наследству квартира прабабушки, ты сделал в ней хороший ремонт, работаешь в строительной компании и прилично зарабатываешь. Чуть больше полугода назад познакомился с девушкой, Лизой, влюбился, в новогоднюю ночь сделал предложение, и сейчас вы вместе готовитесь к свадьбе. Неделю назад вы поссорились из-за какой-то бытовой мелочи - ты даже толком не помнишь, какой именно - и в пылу ссоры она сказала "я даже ни разу не слышала, чтобы ты смеялся". Тогда ты растерялся и перевёл разговор на другую тему. Но почему-то эти слова никак не шли из головы. И сегодня тебя вдруг осенило, что в последний раз в своей жизни ты смеялся восемнадцать лет назад, за мгновение до смерти прабабушки.
Лиза, 25 лет.
Когда ты познакомилась с Сергеем, он сразу подкупил тебя нетипичной серьёзностью и приятными манерами. До того многие мужчины пытались нелепо смешить тебя или отпускать шуточки на грани фола, а то и откровенно пошлые, и человек, рядом с которым не нужно было натянуто улыбаться очередному глупому анекдоту, приятно выделился на фоне остальных. Когда вы начали встречаться, ты поняла, что чувство юмора у Серёжи есть, но немного своеобразное. Этакий очень тонкий английский юмор с абсолютно серьёзным лицом, когда не сразу и поймёшь, где именно смеяться.
Ваши отношения развивались стремительно, уже через три месяца вы провели чудесный отпуск в Тайланде, а ещё через два - отмечали вместе Новый Год. И в эту новогоднюю ночь Серёжа под бой курантов достал из кармана коробочку с кольцом, встал на одно колено и сделал предложение. Это было очень романтично, ты была в восторге от происходящего, от прекрасного момента, от кольца с крупным бриллиантом. И ты сказала "да".
Вы подали заявление, стали готовить свадьбу. В процессе подготовки случились первые ссоры. Розовые очки стали потихоньку спадать, и тут ты начала понимать, что своего жениха знаешь намного хуже, чем хотелось бы.
В одной из мелких ссор неделю назад ты почему-то выпалила, что ни разу не видела, чтобы Серёжа смеялся. Тогда ты сама не поняла, почему это сказала. А после задумалась, начала вспоминать и поняла - это правда. За семь месяцев отношений ты ни разу не слышала его смех.
Елена, 41 год.
Шесть лет назад ты работала продажником в большой фирме, была одной из лучших и зарабатывала соответственно. Но работа требовала отдачи, часто бывали авралы, сложности с клиентами. Иногда, хоть и не слишком часто, на работе приходилось задерживаться.
В то время твоей дочери было четырнадцать лет. Ты родила её рано, от такого же молодого парня, испарившегося сразу после известия о беременности. Поначалу много помогала мама, но, когда дочери было десять, она умерла от тяжёлой болезни. В целом с дочкой отношения у тебя всегда были неплохие, но в тринадцать у нее начались подростковые сложности, неудачная первая любовь с эмоциональными качелями, проблемы на учёбе, вы начали много ссориться. И примерно в это же время твоя карьера пошла в гору, тебе в подчинение дали ваш маленький отдел, работы было очень много.
Однажды ты сильно задержалась с одним сложным, но очень важным клиентом и ушла с работы уже после восьми. Придя домой, ты обнаружила свою дочь в ванной с порезаными венами. У тебя был шок, ты позвонила в скорую, бригада приехала очень быстро, но замотанная, с синяками под глазами женщина-врач только констатировала смерть. И бросила фразу, которая запомнилась тебе навсегда - демонстративный суицид, если бы на полчаса раньше...
Ты это пережила. Сама не знаешь, как именно. Первые годы после смерти дочери просто выпали у тебя из памяти.
Сейчас ты работаешь менеджером по продажам в крупной фирме. Ваш отдел занимается крупной бытовой техникой для продуктовых магазинов и кафе. Но, несмотря на то, что тебя давно уже никто не ждёт дома, ты каждый будний день уходишь с работы ровно в 18.00. Без исключений. Независимо от авралов, сложных клиентов, годовых отчётов. Несмотря на то, что на вашей работе это не принято, и коллеги смотрят на тебя косо. Ты сама не знаешь, зачем. Но иначе не можешь.
Ангелина 32 года.
Ты работаешь менеджером по продажам в крупной фирме. Ваш отдел занимается крупной бытовой техникой для продуктовых магазинов и кафе. У вас понимающее начальство, приятный коллектив, очень приличная зарплата - оклад и процент от продаж. Всегда можно без проблем отпроситься на полдня к врачу, взять внеплановый отгул, никто не проверяет опоздания. Но есть и минусы - не слишком часто, но все же регулярно на работе приходится задерживаться то на час, то на два, а во время аврала так и сидеть до ночи. Специфика работы, все это понимают.
Все, кроме твоей соседки по комнате, Елены. Вообще-то продажник она от бога. Уговорить может кого угодно на что угодно, в самые худшие времена её показатели превышают средние по отделу в полтора, а то и два раза. Да и человек неплохой, всегда поможет с особенно трудным клиентом, договорится и с начальством, и с сотрудниками других отделов, без проблем одолжит прокладку или пилочку для ногтей. Некоторая её замкнутость в личных вопросах не слишком мешает, у вас такая работа, что и без того к концу дня язык устаёт от разговоров. Но есть одна проблема. Каждый день ровно в 17.50 она заканчивает все дела, иногда прерывая разговор с клиентом на середине, выключает компьютер, одевается и в 18.00 уходит домой. Без исключений. Аврал, срочная работа, годовые отчёты - неважно. За два года, что вы работаете вместе, ни разу не задержалась даже на пять минут.
Поначалу ты думала - может быть, маленький ребёнок, нужно забирать из садика. Но потом подруга из отдела кадров рассказала, что у Елены никого нет - ни мужа, ни детей, ни даже животных. Ты ничего не понимаешь. В вашей сфере такое совсем не принято. И, если честно, это серьёзно раздражает - у вас много общих проектов, иногда отсутствие коллеги в самый нужный момент сильно тормозит работу.
Алина, 35 лет.
Тебе было 11 лет, когда мама привела в дом отчима. Он сразу тебе не понравился, но ты не протестовала. Твой младший брат отнёсся к нему значительно теплее. Если к тебе "дядя Паша" редко проявлял интерес и обычно просто вежливо здоровался на кухне или дежурно спрашивал, как дела в школе, то с Саней, которому было всего восемь, он частенько играл в машинки, брал его погулять в парк, часто сажал на колени, дарил мелкие подарки. Поначалу ты считала, что это нормально и даже хорошо, но потом вдруг начала замечать странный, какой-то мрачный и как будто липкий взгляд дяди Паши, направленный на братишку. Тогда думалось, что это только кажется.
Однажды на твой день рождения отчим принёс домой дисковый магнитофон и несколько дисков со сборниками песен, редкую по тем временам штуку, особенно для вашей небогатой семьи, и вручил подарок тебе. А вскоре после этого, днём, пока мама была на работе(отчим работал сменами сутки через трое), он попросил тебя включить музыку погромче и посидеть в своей комнате, никуда не выходя. Ты не очень понимала, зачем это нужно, но была послушным ребёнком и просьбу выполнила. Через неделю это повторилось, а потом ещё и ещё раз.
Потом ты заметила, что твой брат стал какой-то подавленный, неохотно говорил, хотя раньше его было не заткнуть, сторонился отчима. Ты понимала, что происходит что-то нехорошее, но ещё не догадывалась, что именно это может быть. Ты сделала попытку поговорить с отчимом, но он так уверенно заявил, что тебе просто кажется, что ты не посмела спорить. В один из таких вечеров ты попыталась было выйти из комнаты, чтобы посмотреть, что делают Саня и дядя Паша, но дверь оказалась запрета снаружи на ключ.
Что именно происходит за закрытой дверью комнаты, ты поняла только через два года. Но к тому времени мама уже год как начала крепко выпивать, почти не появлялась дома, а трезвой ты её не видела совсем, и отчим угрожал, что сдаст вас обоих, и тебя, и Саню, в детдом, если ты скажешь кому-то хоть слово. И ты молчала. Брат молчал тоже. Мама, сама выросшая в детдоме, после бутылки водки часто рассказывала ужасы этого места, и вы с Саней очень боялись там оказаться. Да и некому было рассказывать.
Когда тебе было 14, мать не вернулась домой. Через три дня её замерзший труп нашли в сугробе в полусотне метров от дома. Опеку над вами с братом оформил отчим - своего настоящего отца ты не помнила, а в свидетельстве о рождении у вас обоих стоял прочерк. Вечера с музыкой стали ещё чаще.
А через полгода, вернувшись домой из колледжа, куда поступила после девятого класса, ты не обнаружила брата дома. Отчима тоже нигде не было видно. Не дождавшись обоих к ночи, наутро ты побежала в полицию и, впервые за все эти годы, слова лились изо рта рекой. Ты не утаивала ничего, просто не могла.
Через три дня отчима сняли с поезда в другом городе. А ещё через полторы недели твоего задушенного и зарытого отчимом в лесу брата хоронили в закрытом гробу за государственный счёт. Ты все же оказалась в детдоме. На суде отчим признался, что Саня начал сопротивляться и угрожал рассказать обо всем учительнице.
Сейчас тебе 35. Ты работаешь кондитером на дому. На память из детства у тебя осталось немногое - две фотографии Сани, сделанные ещё до его восьми лет, тонкая папка с документами о смерти мамы и брата, некоторая замкнутость и старый дисковый магнитофон. Ты никогда не включаешь на нем музыку. Ты вообще не переносишь музыку ни в каком виде. В каждой твоей сумочке, в каждом кармане пальто или куртки, на холодильнике и возле кровати лежат промышленные беруши на случай, если где-то включат громкую музыку. Ты ездишь в спортзал на другом конце города, только потому, что там стоит тишина, не посещаешь торговые центры и знаешь наперечет магазины, в которых никогда не играет музыка.
Долгое время у тебя не было друзей, но несколько месяцев назад ты познакомилась в спортзале с хорошей девушкой. У вас совпали увлечения, вы обе любили живопись и кулинарию, и она предложила сходить в кафе. Ты согласилась, посиделки были классные, и вы начали встречаться периодически после зала. Неделю назад, когда вы пришли в знакомое кафе, где всегда было тихо, в середине вечера внезапно решили организовать выступление музыкантов. Ты просто выбежала из кафе, даже не оплатив счёт.
Ксения, 33 года.
Уже много лет ты ходишь на тренировки в спортзал и на групповые занятия водной аэробикой. Ты любишь спорт, ведёшь активный образ жизни, а летом также катаешься на велосипеде и ходишь в походы. Последние годы ты посещала спортзал рядом с работой, но несколько месяцев назад случилась одна неприятная история.
О том, что ты бисексуальна, ты догадалась ещё в подростковом возрасте. За жизнь у тебя была пара не слишком значительных увлечений девушками, но обычно ты все же выбирала мужчин, чтобы не сталкиваться со всеми сложностями однополых отношений. А тут, впервые после болезненного разрыва с последним парнем, ты сама не заметила, как начала засматриваться на администратора в своём спортзале. Она была очень красивой миниатюрной блондинкой, не в свои смены периодически занималась на тренажёрах и плавала в бассейне. Периодически вы болтали о всяких глупостях, здоровались, столкнувшись на тренировке, улыбались друг другу из разных концов зала. И однажды, глядя на её подтянутую фигуру в зелёном купальнике, ты поняла, что влюбилась. Будучи уже не юной, ты решила просто пригласить её встретиться где-нибудь после зала. Она отреагировала вежливым, но холодным отказом, и после не выходила за рамки профессионального "здравствуйте".
Тогда ты и решила поменять спортзал. Тем более, что возле дома как раз некоторое время назад открылся новый зал с большим бассейном и гуманными ценами. Ты стала ходить туда по средам, пятницам и иногда воскресеньям, и вскоре отметила, что похожего расписания придерживается ещё одна женщина. Пару раз вы говорили в раздевалке, иногда на беговой дорожке обсуждали программу тренировок, однажды она одолжила тебе пластырь. Помня прежний неудачный опыт, ты не загадывала на будущее и старалась рассматривать Алину просто как потенциальную приятельницу. Но вскоре вы обнаружили, что у вас есть общие увлечения, она тоже любит живопись и кулинарию. И тогда ты пригласила её в кафе. Просто так, без каких-то мыслей о большем. Она согласилась.
Вы встречались несколько раз после зала, пили кофе, разговаривали. В какой-то момент ты начала замечать в ней некоторые странности. Она очень мало говорила о детстве и явно переводила тему, когда об этом заходила речь. По случайным оговоркам ты поняла, что подростком она какое-то время провела в детдоме, но эта история явно была неприятной, и ты не настаивала на расспросах. Иногда в разговоре возникали неловкие паузы, будто бы дружеская беседа была для этой девушки в новинку. Ещё Алина ничего не знала о музыке. Кажется, она не слышала ни одного нового исполнителя, упоминания о популярных песнях натыкались на явное непонимание с её стороны. Ты заметила, что в выбранных ей кафе никогда не звучала музыка, даже фоновая - для вашего города это было редкостью. И ваш спортзал тоже отличался редкой для таких мест тишиной и был далеко от дома Алины. Тем не менее, тебе нравилось ваше общение, вам было интересно вместе и ты даже понемногу, очень осторожно начала посматривать в сторону Алины с интересом иного рода.
Но неделю назад, когда вы пришли в уже знакомое кафе и пили чай, делясь впечатлениями от недавно открывшейся выставки современного искусства, в этом кафе неожиданно решили устроить выступление музыкантов. Сначала вы не обращали внимания на возню в дальнем углу, но, когда первые звуки музыки донеслись до ваших ушей, Алина вдруг изменилась в лице, вскочила, зажала уши руками и, ничего не сказав, выбежала из кафе.