Форум проекта "Килл Ми Плз"
Все разделы => Графоманьяки => Архив => Тема начата: ло от 18 Июля 2022, 21:51:57
-
(https://u.livelib.ru/reader/-Irina_Sergeevna-/o/wwu20a5d/o-o.jpeg)
Мужчины и женщины. Женщины и мужчины. Дети и родители, внуки и бабушки. А иногда - совершенно чужие друг другу люди.
Одни из историй затерялось в веках, другие остались в истории на долгие годы, а парочка происходит прямо сейчас. Быть может, нам стоит немного подсмотреть?
Теперь суть текстовушки:
Истории парные, пазл относительно жесткий в парах и очень мягкий между парами. В конкчном итоге все истории должны сложится в одну.
Хотелось бы 5 пар, но можно 6 + одна пара моя.
Что планируется? Точно не комедия. :) Жестокий Приветствуется понимание истории 19-20 вв.
Наводки розданы. Дедлайн 9-10 августа (это вторник-среда).
-
Тут.
-
И я тут)
-
Супер! Одна пара есть! (Это не значит, что вы будете парой)))))
Я обманула. Есть пять пар. И потенциально шестая.
-
Отчего бы нет. :)
-
Давайте я тоже!
-
В запасе на случай слёта или несхождения паззла.
-
Вы супер!
Итак. Нужно ещё 4 человека. :)
-
Тут
-
Итак, у нас есть:
Френ
Шеб
Кагу
Осинка
Мяут
Дракоша
Тодо
Стелвия
Ганя
Ворона
Не хватает ещё одного участника
-
Отмечусь.
-
Наводки раздала, занимаю позу ждуна. :)
-
Наводки раздала, занимаю позу ждуна. :)
А надо позу писателя ОС ;D
-
А вот как СДАМ экзамен! Так что ругайте
-
(https://mykaleidoscope.ru/uploads/posts/2020-03/1583103121_27-p-zhenikhi-s-dlinnimi-volosami-100.jpg)
У нас есть первый текст!
-
(https://novayagazeta.ru/static/records/cce912f7e71e46ada66646ec15f33306.webp)
У нас есть второй текст!
Но дедлайн, увы, переносится на вечер-ночер 13го. :) Выкладку надеюсь сделать к 14
-
(https://sun9-43.userapi.com/impf/EVDCHl0Bglfk9-nBl8OrKDOA29UA0Wq6aS6ZZw/3CQiuuGXkG8.jpg?size=1600x1200&quality=96&sign=fabc0e1d11d1fcfb937f7ca277893b5a&c_uniq_tag=mLh8dgSWC9G5dmb8FfyBMZnfIittqdfuqXWNiQ3zgak&type=album)
Третий текст!
-
(https://avatars.mds.yandex.net/get-zen_doc/3533963/pub_5f0ae958e4d25a11f00026ea_5f0b226a5ef8e5461db5b7d7/scale_1200)
Четвёртый текст!
И у нас есть пара! А в паре есть магия!
-
(https://s2.stc.all.kpcdn.net/putevoditel/projectid_534672/images/tild3631-3736-4136-a339-393865356136__2.jpg)
Есть пятый текст!
-
(http://lostpix.com/img/2020-08/05/opf63m4xuv2qc9j7dkljm2sp2.png)
6 текст! Экватор!
И кто мне мешает взять именно Анну-Лизу? Да никто... :-[
И у нас обозначили 4 из 5 временных периода. :)
-
(https://avatars.mds.yandex.net/get-zen_doc/18497/pub_5b3953a1dfc2ce00a839b512_5b395c0cddfb2800a9df1dc8/scale_1200)
7 текст!
У нас есть ещё одна пара!
-
(https://i.pinimg.com/originals/e3/db/0b/e3db0b0430e559ca294b61e1de8c30d8.jpg)
Восьмой текст и ещё одна пара! Думаю вы понимаете, чья
-
(https://st2.depositphotos.com/3343629/10343/i/950/depositphotos_103436262-stock-photo-silhouette-of-refugees-and-barbed.jpg)
Девятый текст и ещё одна пара. да, я знаю, что проволока там другая. Но персонажу, имхо, подходит эта картинка
-
Ждём ещё два текста (причём они парные! Магия?)и, возможно, будет двенадцатый бонусный текст. Я ещё не решила
-
(http://mirkavkaza.ru/upload/medialibrary/aca/hgehjuc%20k%20jdxjw.%20ovmqoxzn%2019%20sjk_ssuwz%20vnhbrp.jpg)
И ещё один текст!
-
(https://s2.best-wallpaper.net/wallpaper/iphone/1811/White-dove-flight-wings-black-background-light-rays_iphone_1080x1920.jpg)
Есть бонусный текст!
-
(https://avatars.mds.yandex.net/get-zen_doc/1108934/pub_5b9ad13a657d8500aa293825_5b9adacc9d8b2a00aa9e20ea/scale_1200)
Все тексты сданы!
-
(https://content2.rozetka.com.ua/goods/images/original/20213211.jpg)
В первый учебный день они сели за одну парту. Никто и не сомневался в этом: эта парочка была знакома так долго, что это время можно было назвать ёмкий словом "всегда". Девочка тут же достала из портфеля железный пенал с разноцветными карандашами, мальчик предпочёл смотреть в окно: за белыми колоннами терассы были видны горы. Красиво, но как же холодно!
Он скучал по родителям, игрушкам, собаке, и всему остальному, что было у него раньше, а теперь осталось там, в прошлой жизни, которая была ещё до школы.
- Мы ведь молодцы, не так ли?
- Конечно! - девочка подвинула к нему готовый рисунок: мальчик, девочка, и наивная надпись: "ты и я".
- Спасибо! - мальчик убрал рисунок в синий портфель. В Школе полагалось так: мальчикам - синее, девочкам - розовое. И никакой путаницы. - Как думаешь, мы сможем выполнить задание? Говорят, с каждым разом оно будет становиться все сложнее, но мало у кого получалось с первого раза…
- Спросим у вожатой! - белокурая вожатая, в прошлом году окончившая среднюю школу, была прикреплена только к ним двоим.
Настрой подруги передали и мальчику. Он наконец улыбнулся.
- А где пара вожатой? - вдруг осенило мальчика.
- Говорят, в средней школе можно выбирать задания. Она говорила, что хочет стать Учителем, - девочка не скрывала, что с первого взгляда по-детски влюбилась в их Вожатую, - поэтому и возится тут с нами.
И что, можно вот так, без пары?
- Только когда сдашь экзамен, - вмешалась подошедшая сзади Учительница. На ней было, как и полагается Учителям, строгое белое платье. Похожие платья носили старшеклассницы, и рядом с одетыми в простые, часто не глаженые, белые брюки и рубашки одноклассниками их платья смотрелись странно. Малышам же полагались белые футболки и низ в соответствии с полом: юбочки девочкам, и шорты выше колена для мальчиков. Белая форма, белые стены... В этой школе слишком любили белый цвет. - Вам попроще или поинтереснее?
- Проще.
- Интереснее! - неожиданно для друга попросила девочка…
-
Алексей:
"Любезный батюшка мой Петр Алексеевич!
Пишет Ваш несчастный сын свое последнее письмо. Мои пленители были столь милостивы, что выдали мне перо и бумагу. Но, думаю, нужно рассказать обо всем по порядку.
Во исполнение воли я отправился в горы в отдаленное место к Вашему старому другу Мумиру. То, что Вы просили я привез и передал ему в лучшем виде.
Мумир принял меня по всем традициям щедрого кавказского гостеприимства. Мне отвели отдельную светлую комнату в его сакле и устроили праздничный ужин в честь моего прибытия. И каждый день стол был полон самых разнообразных яств. Мумир водил меня по аулу, знакомя с жителями, рассказывая, что я — сын его драгоценного кунака. Все очень уважительно относятся к деду Мумиру, потому что он старейшина аула. И самый богатый человек. Он показывал мне свой табун лошадей, и я не видел более породистых и ухоженных животных.
Как-то вечером после сытного ужина и представления, которое устроили младшие сыновья аула, показав мастерство джигитовки, я пошел прогуляться на воздухе перед сном. И около соседнего дома в тени чинаров приметил самую восхитительную девушку из всех, что я видел. Она прятала лицо за платком, когда подошла поздороваться. Но в ее прекрасных черных глаза можно было утонуть. Еще несколько раз я виделся с моей красавицей Лусине, и она украдкой говорила со мной своим нежным голосом. Должен покаяться перед Вами, батюшка, но я хотел просить ее руки, не получив Вашего благословения. Но, когда я высказал свое намерение Лусинэ, она заплакала и долго просила меня не делать этого, потому что она мусульманка, а я исповедую Господа Бога нашего, что мне откажут, а ее отец будет в ярости от того, что она общалась со мной. И ее предадут позору во всем ауле. Чудны же порядки у них здесь в горах! Но мы решили, что я могу похитить ее и увезти с собой в Петербург, где женился бы, представив ее Вам и матушке. Мы придумали план: я должен был попрощаться с Мумиром, поблагодарив его за гостеприимство, уехать. А потом, под утро, когда все спят самым крепким предрассветным сном, вернуться, чтобы похитить душу мою прекрасную Лусине.
И я так и сделал. Попрощался с дедом Мумиром, который за эти недели стал мне почти родным. Сумки мои ломились от гостинцев, которые он просил передать Вам, мой дорогой батюшка. И я уехал. И переждал день и ночь далеко в горах, вдали от аула. Но когда я вернулся, оказалось, что меня ждали, но не моя прекрасная Лусинэ. Мне схватили горцы, в их числе были младшие сыновья Мумира и привели в саклю к нему. И вышел ко мне дед Мумир и сказал, что я предал их и попрал их гостеприимство, что я осквернил и убил Хадижат. А я, мой дорогой Батюшка, даже не знал никакой Хадижат. Мумир не поверил мне. Он сказал, что я не сын своего отца раз творю такие страшные преступления. Меня заперли в маленькой темной комнате. Отсюда я пишу тебе. Мумир, в память о Вашей дружбе обещал передать тебе это письмо. Завтра, скорее всего, меня казнят прилюдно, а тело выбросят на пищу хищникам.
Прости, мой отец, что не удалось мне вернуться к Вам Но клянусь, что не делал я того, в чем меня обвиняют, потому что воспитан Вами в благочестии и страхе Божьем. Закажите заочную заупокойную службу за мою душу, дорогой батюшка.
Передайте мой искренний привет и мою любовь матушке.
Любящий Вас сын, Алексей."
-
Люсинэ:
Медленна вода в озере, быстра в горной речке. Но в горной речке не утопиться - ледяной поток сейчас едва по щиколотку. Броситься с обрыва - страшно.
И страшно, и не отбиться от братьев - весь аул кипит, и девушек вроде меня и на женской половине караулят. Тщетно, вот и Марьям караулили, да так и нашли
Мама тоже бдит и не даёт мне даже чадру, и я едва выхожу с женской половины, даже деда Мумира не могу увидеть. Броситься ему в ноги и рассказать правду. Молиться нет сил, Аллах слеп - ведь как он мог позволить смерть Аликисея?! Белоглазый шайтан ходит там снаружи и приносит смерть и бесчестие невинным душам. Не мой любимый убил Хадижат.
Белые запястья, окруженные белоснежными рукавами, гладкое лицо. Мягкий голос. Такой мужчина не ударит, не обидит. Его речи медленны и рассудительны. Он почтителен с дедом Мумиром, и моим братьям не остается ничего, кроме как принять иноверца в нашу семью.
Аликисею странна наша жизнь, он отводит глаза, когда дед прижигает тавром молодых лошадей. Он уважителен с моей матерью, отчего та пугается и избегает его. Меня же не пугало его поведение.
Принимая гостя, ты отдаешь ему дом и еду - и я пошла еще дальше, и отдала ему сердце. Обмануть матушку не стоило труда, и я вышла к нему под луной. Между нами не было ничего порочащего, лишь разговоры: те города, где он бывал в далёких краях, страна, где женщины не прячут лицо. Невероятные железные кони, свет ночью, волшебные дворцы.
Я умирала от желания увидеть этот мир.
По его глазам я видела, что нравлюсь ему, и отблеск этого чувства опутал меня, словно рыболовная сеть. Я замечала его взгляд сквозь ажурное окно, видела сорванные цветы у двери дома, и понимала, что этот иноверец - моя судьба.
Еще я понимала, что я желаю невозможного: девушкам не положено выбирать чужеземцев. Моя свадьба была уже назначена, деду оставалось лишь дождаться жениха - внука старейшины соседнего аула... Я ни разу его не видела, зато видела его мать, и та показалась мне строгой и неприветливой.
Аликисей позвал меня с собой и я рассказала ему, почему это невозможно. Дед Мумир не отпустит меня, и мои братья тоже - они по закону должны опекать меня и защищать.
Но луна, полная луна на чёрном небе дала мне сил, и я согласилась бежать с ним. Я предупреждала его, что кража невесты - нарушение законов гостеприимства, но втайне боялась, что он передумает.
Аликисей обещал найти других лошадей, быстрых и резвых, и увезти меня на следующий день. Мне нечего было взять с собой, кроме пары башмаков, подаренных мне к свадьбе, да куклы из соломы. Я не находила себе места и бродила по комнате из угла в угол, представляя себе в мелочах заранее оговоренный план. Я помогла маме расчесать ее волосы, нянчилась с сёстрам, зная, что вижу их в последний раз. Мне нужно было всего лишь переждать следующийдень. Но моим мечтам не суждено было сбыться.
Вечером в ауле поднялся переполох: моя подруга Хадижат была найдена мёртвой. Я увидела метание мужчин с факелами, услышала лишь как мама говорила моей бабушке, что на семье Хадижат лежит позор... Обитатели аула винили во всём ндинственного иноверца, моего Аликисея. Мои братья были первыми, кто пошли за ним. И это я выдала его. Я поверила, что это он. Тот кого завтра в ауле уже не будет. Тот, кто не верит в Аллаха.
Это я сказала мужчинам, где он будет ждать меня...
Я не попрощалась. Я лишь увидела из окна, как они вели его в лес. Мама сказала мне, что я могу быть спокойна, и убийца наказан.
Я проплакала тайком всю неделю. Я не могла смириться с тем что Аликисей был способен надругаться над девушкой. Но всё указывало на него...
Ведь я думала, что он он весь день пытался найти лошадей в ауле на другой стороне долины. А на самом деле…
Быть может, следующей должна была стать я?
Я думала, мне не будет хуже...но этим утром другая моя подруга, Марьям, была найдена мёртвой в своём доме. Мама, потупя глаза, сказала мне, что на семье Марьям лежит позор... Позор на мне, ради меня Алекисей остался здесь, и стал жертвой моих братьев, а белоглазый шайтан продолжает бесчинствовать!
Мои братья не виноваты. Виновата я!
По ночам я просыпаюсь и открываю окно. Пусть и меня заберут. Я не хочу жить без любимого.
-
(https://sun9-10.userapi.com/impf/FnAkeze-FRffR7HUjTXMSCdkTwlOPYqps_AcWw/hyBOsonfFzE.jpg?size=483x604&quality=96&sign=64df698f58a25e02e987cae10af1d105&type=album)
Мальчик молча смотрел в окно. Лужайка перед школой была украшена сделанными из светящихся нитей ангелочками. Это ж надо, когда-то люди верили в таких вот ангелов, которые сидят то ли на небе, то ли на их плече, и записывают все их грехи… Какая-то же глупость!
Неподалёку на траве сидели старшеклассники, и, если прислушаться, можно было услышать, как они спорят, что лучше выбрать для выпускной работы: науку или искусство, а обособленная группа юношей и вовсе обсуждала политику. Между старшеклассниками сновали их помощники-практиканты, окончившие среднюю школу и не пожелавшие возиться с малышами.
Мальчик был расстроен: то, над чем они работали весь учебный год, то, во что он вложил душу, вдруг рухнуло. И почему-то так глупо! А все она! Кто просил её брать задание поинтереснее? Дети похитрее взяли обычные задания, и теперь у них четверки, а они получили два! Радовало лишь то, что на "отлично" никто не справился.
Белокурая вожатая обняла его со спины:
Не стоит так убиваться. Я тоже сдала не с первого раза…
А я хотел с первого! - всхлипнул мальчик.
Твоя подруга немного перегнула, но это не страшно, - Вожатая улыбнулась. - Я попросила поменять ее вариант, так что дальше будет немного легче. Но ваши варианты все равно будут разными. Смотри, на твоём месте вот здесь я бы поменяла цифру. А здесь ты делаешь неправильный вывод…
Девочка посмотрела на них: вот так, и его тоже заставили исправлять ошибки! Она бы обязательно показала язык, но мальчик смотрел только на вожатую…
-
Петр
Пускай кто-то и говорит, что истинная родина дворянина в бальных залах Царя-Императора, моему сердцу была куда ближе бескрайние зелёные луга и леса. От края до края, волнующееся под небесным сводом, зеленое море. Пьянящие ароматы скошенной травы и дурманы глухого леса, казалось, навсегда приковали мою душу к родным местам. Как жаль, что не всё в этом мире столь же постоянно, как и бескрайние зелёные пейзажи.
С возрастом, я всё чаще стал покидать родную Медынь, и по наставлениям отца всё чаще стал бывать в большом городе. В сравнении с нашим имением в калужской губернии, купленный отцом домик, в Москве, выглядел совсем уж неказистым. Да, он не бы опоясан трещинами и ещё не успел покрыться сколами, но, как мне казалось, в отрочестве, в этом и была сила нашего, видавшего виды, поместья.
Но со временем, я стал понимать, почему отец так сильно хочет увести меня подальше от обезумевшего с горя деда. Тот всё никак не мог поверить, что брат моего отца – Алексей, был убит в ауле под Ставрополем. А ведь именно дед, отправил его туда по делам, к местным. Вот только, как говаривал мой отец: “Не учёл болван старый, что у брата кровь дурная, да норов дерзок.” И всё бы ничего, да только половину нажитого семьёй добра дед спустил на поиски своего непутёвого сына.
– Не гоже, Пётр, тебе прозябать в уезде нашем. – С горечью проговаривал отец, пересчитывая крестьянские подати. – Денег у нас мало осталось, а дед твой на отрез отказывается эти развалины продавать.
– Да как же можно так, об отце своём! – Возмутился я. – Ведь при нём наш уезд так вырос! Пущай рассудком он стал слаб, но сердцем он…
Отец оборвал меня на полуслове, бросив на меня свой грозный взгляд.
– Времена нынче лихие, Пётр Николаевич. Не сегодня – завтра, война большая грядёт. И что тогда? Тоже пошлёшь сына своего под штыки… – Отцу было тяжело вспоминать гибель своего брата, и мне показалось, что ком, застрявший, в его горле буквально взывал к слезам. – На сердце мне не спокойно, от времен смутных… Не к добру всё это… Да и денег, как назло, почти не осталось, до урожая б дотянуть…
Денег у нас и вправду оставалось немного, даром что род наш перед Романовыми не раз выслуживался. Быть может прогневали Царя-батюшку чем?!
– Так благослови наш брак с Анной! – Начал было я, вознеся молитвы к Богу. – Отец её хоть и крестьянин, да скопил ей приданого – что из соседних уездов на неё уже зарятся! А я люблю её всем сердцем, пускай та и не дворянского роду.
– Опять ты со своей Анькой. Да в могилу она сведёт тебя – дурака! – Разгневался отец, отбросив бумаги в сторону с такой силой, что свеча чуть не погасла. – Кузьмич её уже давно за Ваньку Рожкова, сына кузнеца, отдать хочет. А тут ты со своей любовью! Уж коль помочь хотел, в делах семейных – выбрал бы Соньку, дочь купца Алексеева.
– Не могу без любви, отец! – Запротестовал я. – Не в деньгах счастье – наживное. Коль хочешь, чтобы покинул я края родные, то так тому и быть, но без неё – хоть бей, хоть шашкой голову руби – не уеду!
Оторопев от моих слов, отец не сразу нашёлся, что ответить. Я знал, что он желает мне лишь добра, но сейчас мне было важно доказать ему, что перед ним не мальчик, но мужчина.
– А и чёрт с тобой… – махнул рукой отец, – только медлить не смей. Как женитесь – в Москву её вези, в мой… В свой дом. Но продавать его не смейте. Как бы тяжело ни было, сколь голод бы терпеть не пришлось – не продавай! Быть может я тоже лишился разума, как и мой отец, но счастья здесь вам не видать. А в городе, быть может, сможете добиться лучшей доли…
Долгое время я не мог понять истинного смысла слов отца. Мои мысли были обуреваемы чувствами к прекрасной, но простодушной Анюте. Свадьбу сыграли спешно, покуда её отец не одумался.
Переезжая, мы истово верили, что вот-вот начнётся счастливая семейная жизнь. Но увы, началась новая война. Но не столько возможность оказаться на фронте в окопах сдавливала моё неприспособленное к тяготам жизни сердцу, сколько пламя безумия, охватившее Европу, и нашу богом хранимую родину.
Имена Маркса и Ленина становились слышны всё чаще. Рабочие всё чаще устраивали забастовки, а новости из Петрограда так и вовсе полнились кровавым ужасом.
Полученное на селе образование, кое-как помогло мне устроиться секретарём на свинцово-прокатную фабрику, что на Покровке. Но посчитав, сколько бы смог у станка заработать – попросился в подмастерья. Вот только о славном имени родовом пришлось умалчивать. Дворянскому сыну попасться на суд работяг было легче лёгкого. В тот день я впервые обрадовался своим изношенным одеждам и потрёпанному виду. Голод и холод быстро заставили меня наступить на собственную гордость. Во всяком случае, в доме начали появляться деньги и хлеб. И уже можно было хоть немного задумываться о будущем.
Война не утихала, работы было много. За последние пару лет, мне удалось поднатореть за станком, и даже получить повышение и уважение среди остальных рабочих. Но всё это меркло с новостью о том, что мне в скором времени было суждено стать отцом.
Тогда я, казалось, совсем потерял себя от радости, но бессердечная судьба продолжала отнимать у меня её. Забастовки и стычки с солдатами уже стали обыденностью. Костёр революции тревожил умы горожан. Да что там… Даже я начал находить некую привлекательность в идеях коммунистов. В конце концов, я вспомнил сколь часто мой дед с отцом оббивали пороги губернской администрации, с требованием положенных им ассигнаций. Тогда-то мою голову и начали посещать грешные мысли. Если тем, кто верой и правдой служил роду Романовых, приходиться выбивать себе положенное, то зачем вообще платить своей жизнью государю?
И будто бы вслед за моими мыслями, в марте месяце Николай II Романов отрёкся от престола, оставив мои вопросы столь же ничтожными сколь и смысл моей собственной жизни. Во всяком случае до рождения дочери.
Связь с роднёй мы потеряли ещё с момента упразднения уезда. Тогда-то я и понял, как сильно благодарен отцу, за наставления данные мне в прошлом. Машенька росла пускай не в лучшие времена, но мы с Анютой старались уберечь её от творящегося на улицах безумия. Во всяком случае до недавних пор.
Поглощённая братоубийственной войной Россия, калечила судьбы не хуже, чем Великая Война. Так и мне с дуру взявшемуся сопровождать обоз с собственноручно изготовленными боеприпасами, что направлялся на южный фронт, что держал оборону от стремительно набирающего силы Деникина.
Уж не знаю, что сподвигло меня на это, обещания зарплаты за полгода вперёд, или жажда получить признание перед советами и перестать ждать кары за своё происхождение. Но именно сейчас, стоя на коленях в луже собственной крови, я смотрел в залитые кровью глаза обезумевшего от счастья Ваньки Рожкова.
– Ну что, Петька? Орденами захотел перед Анькой потрясти? Или перед деникинской сволочью пресмыкаться удумал? Бабу мою увёл! Повелась шлёндра на фамилию, думала, что на балах в платьях гарцевать будет. Ан нет! Денег то у тебя не было. Обманул ты её, Петька! Думал она матери своей пишет? Да нет же – мне все эти годы писала. О том как жалеет, что за тебя, тварину, вышла. Что смерти тебе желает. Вот и искал было я тебя с братвой, да вот только юнкера всё на пути мешались. Спасибо за всё Льву Давыдовичу. Одел, накормил, да под ружьё поставил. А тут ты сам явился, да патрошки привёз. Ну ничего, скоро уже к батьке своему отправишься. С одного ножа обоих – вот ведь удача. Не находишь?!
Жизнь и так уже пронеслась перед глазами, а он всё глумился надо мной. Не так я хотел костлявую встретить. Униженный и оскорблённый, лишённый сил… Таким меня оставили, посреди опушки, на корм волкам одичалым… “Господи, да за что ж ты так со мно…”
-
Анна:
Смерть - что солнце: во все глаза не взглянешь
Ванька прицеливается и сплевывает тягучим, желтым табаком на свежевыскобленный пол.
- Уууу, контррра, подстилка графская! Долго же я вас искал!
Коротко рявкает наган. Анна с изумлением понимает, что почему-то все еще видит Ваньку, а не Господа, как, она всегда верила, должно случиться с каждым, чьи земные часы закончили отмерять срок. Потом приходит осознание – это же за неплотно прикрытой дверью, из которой тянет в сени промозглой улицей. «Машенька… это ж они Машеньку…» Слезы облегчения туманят, размывают образ Васьки, медленно-медленно, как муха в меду, тянущего на себя курок заскорузлым, порепанным пальцем. Сразу. Услышала Богородица молитву материнскую! Сразу убили, не мучали, как Любкину племянницу!
***
Жить бы с другом, да недруг помешал
- Пшел вон. Пока ухватом не проводила.
Еще минуту назад перемежавшая причитания и визгливые угрозы с мольбами рассказать, где муж, Анна теперь говорит почти спокойно, размеренно, с такой глухой, вызревшей, подсердечной ненавистью, что Ваньке становится ясно – и правда проводит. Прямиком на тот свет, к чертям на закуску, к ведьмам на сковородку. И чего так вызверилась, спрашивается? Всего-то - сказал ей, что, мол, готов соблюсти договоренность и стать-таки вашим, сударыня, мужем. И дочку даже на себя записать обещал! На что тут психовать так?
Он метко сплевывает враз потерявшую вкус табачную жвачку в громадную хрустальную пепельницу, горделиво выставленную на круглой кружевной салфетке посередь обеденного стола (графья и есть графья, контра недобитая), и, не глядя на Анну, бочком протискивается к дверям, баюкая раненую руку.
Анна садится за стол, невидящими глазами вперясь куда-то за окно. Петр, ее муж, однажды утром, еще в Москве, ушел на работу – и больше его Анна не видела. Помыкавшись, не найдя концов, она взяла еще совсем маленькую Машеньку и вернулась домой, в деревню.
***
С милым рай и в шалаше
- Какая маленькая и страшненькая…
- Скажешь тоже! Ну тебя!
1917. Петр впервые взял на руки новорожденную дочку. Машеньку. Машенька кряхтит и ворочается – проголодалась. Петр счастливо щурится, передавая ее обратно жене. Анна принимает ребенка и, приступая к кормлению, ловит просветленный, сияющий взгляд Петра – и сердце снова будто замирает, пропустив удар, как тогда, три года назад…
Пометавшись между сердцем и разумом, мечтой и долгом, Петром и отцом, Анна обвенчалась-таки с Петром «убегом», как сказала бы ее бабка. После сразу уехали в Москву – Анна знала, отец зашибет Петра, ежели сейчас к нему явиться. Пущай остынет, а там, гладишь, и внучок или внучка появится, с ребенком отцу в ноги пасть – и простит Иван Кузьмич, он мужик-то отходчивый, если терпеж иметь.
В Москве Петр стал скрывать свое благородное происхождение, и всем говорил, что всего лишь окончил несколько классов в приходской школе. Он выхлопотал себе место секретаря в каком-то комитете, и поселил их в доме, в котором было целых две комнаты! Анна была счастлива. Потолки под три метра, гостиная в два окна – Петр говорил, непременно должна быть гостиная. И спальня, где… Анна стыдливо хихикнула. Когда она узнала, что будет Машенька, Петр ее буквально на руках носил! Подхватил, и закружил, вальсируя, из гостиной в спальню и обратно. А потом опомнился, поставил ее на ноги, и долго взволнованно выспрашивал, как она себя чувствует, и не вредно ли ей это.
***
На любовь закона нет
Анне пятнадцать. Шестнадцать скоро. Перестарок почти, считай, по ихним, деревенским, меркам. Отец ее, правда, уже сговорил за Ваньку-кузнеца, соседа - капиталец к капитальцу, говорит, он кузнец, а я крестьянин, мне по-семейному, глядишь, коня подешевше подкует, аль косы завострит, серпы подправит, плуг да борону починит. А уж я, мол, тоже зятя не забуду, молочка подкину, яйца, мясо завсегда, муки мешков пяток… Анна слушает, разглядывая потолок. Ванька-сосед глупый и скучный, и от него вечно воняет копотью и каленым железом. А в последнее время – еще и дешевым жевательным табаком, который он при виде Анны всегда спешит торопливо сплюнуть куда-нибудь в лопухи в придорожной канаве, а однажды так и вовсе заметался и , кажется, проглотил. (Надеюсь, его тогда пронесло, злорадно думает Анна). Да и грубый Ванька, бес-чувст-вен-ный, вот. Бабье, говорит, дело – рожать, да по хате шуршать. Не то, что Петр.
Ах, Петр… Анна невольно улыбается, вспоминая, как он горячится, когда иной раз, пересказывая ей содержание очередной читанной им книги, забывается и начинает вслух спорить с автором. А потом осекается, взъерошивает растрепавшийся каштановый чуб, и уже мягче спрашивает: «А вы что об этом думаете, Анна?» И Анна заливается краской, сбивается с мысли, но потом все-таки находит в себе силы что-нибудь сказать. Обычно она соглашается с Петром – о, она не только пожирает его глазами каждую секунду, что они вместе, она жадно ловит каждое слово. Но иногда в ней поднимается что-то лукавое, и она несмело спорит, приводит наивные аргументы, горячится и уже сама вскакивает и, размахивая руками, начинает доказывать свою точку зрения серьезно слушающему Петру.
От отцов обоих эти встречи и дебаты тщательно скрывались – Петр был из обедневшего графского рода, и оба патриарха сходились во мнении, что надо по одежке протягивать ножки, и что гусь свинье не товарищ (Петр очень любил и коллекционировал поговорки и прочий, как он говорил, «фольклор»). Поэтому оба папеньки предпочли бы, чтоб Петр обратил свой матримониально-настроенный взор на какую-нибудь изрядно обеспеченную наследницу, желательно, тоже графских кровей, и, предпочтительно, круглую сироту.
-
(https://avatars.mds.yandex.net/get-zen_brief/6578950/pub_62f48ba60dd0245ae5520e9c_62f48bac9ee1605588281b8f/scale_1200)
Маленькая девочка еле слышно всхлипнула. Давным давно, когда у неё ещё были мама и папа, они учили её быть сильной. Но как быть сильной, если ты оторван от родных, и вся твоя новая семья - толпа одноклассников учительница, вожатая и старшие классы, которые опять что-то напутали в своих проектах и школа несколько дней стояла на ушах, так, что учительнице не было дела до того, что бывший одноклассник их Вожатой, чертов двоечник, взял и испортил их проект? А закончилось все тем, что куда-то пропала и сама Вожатая! Учительница говорила, что у Вожатой все хорошо, но куда тогда она подевалась?
- Ну не плачь, пожалуйста, - мальчик протянул девочке новую папку ярко-розового цвета. - Вчера Вожатая говорила, что мы можем попробовать другой вариант. Тут наши варианты будут максимально похожи
- Но мы все равно не сможем окончить, пока не разберёмся с первым! - девочка все же взяла у него папку. - Разве что мы решим это на отлично... Но не возможно не ошибиться, особенно там, где все зависит не только от нас!
- Ну и ничего: Вожатая говорит, что не совсем справилась…
- Ты понимаешь, что, если мы провалимся - придётся выполнять оба проекта?
- Мы что-нибудь придумаем.
Мимо прошла шумная компания Старшеклассников:
- Ты же выбрал архитектуру, какая политика? - чуть не плача выговаривала темноволосая девушка в коротком белом платье.
- Вот и я говорю, чтоб не лез, провалится же! - поддержал её парень постарше.
- Если такой умный - почему сам взял политику? Сидел бы со своей поэзией…
- Да не идёт, понимаешь ты или нет?
- А у меня архитектура, можно подумать, бегает!? Попался же идиот!
Не могу не согласиться!
- Да я про тебя!
- Парни, успокойтесь, а то опять сцепитесь не по делу опозоритесь на всю школу…
- Да ты то со своим кино все сдашь! - отмахнулся от неё "архитектор".
- Я ещё и тебе помогу, - хихикнула девушка, и девочке даже показалось, что именно с этим парнем она работала в паре, когда была в начальных классах…
-
Инга
Рассказывая историю, мы выделяем те ключевые моменты, которые ключевые именно для нас. Потому одна и та же история, рассказанная разными людьми, — на деле не одна история, а разные. Рассказывая о себе, мы выбираем то, что важно, и, не будем лукавить, то, что выставляет нас в более выгодном свете. Представляет нас — лучшими, искренними, правильными.
Когда Инга спустя многие и многие годы рассказывала, как познакомилась с Машей, она начинала с того, что Маша заговорила с ней — на немецком. Инга рассказывала, как ее поразило, что она услышала человеческую (немецкую!) речь от заключенной. От той, кого тогда считали принципиально чуждыми существами, не способными воспринимать и отстаивать интересы нации и, следовательно, не способными быть человеком. Но Маша заговорила — и Инга увидела в ней человека. Более того, женщину, как и она сама.
Инга обманывала и слушателей, и саму себя, закрепив в памяти этот момент именно таким. На деле же она и раньше слышала немецкую речь от заключенных, и это не трогало ее, ведь не имело значения. Машу она услышала потому, что была готова услышать.
Эта история началась гораздо раньше. Возможно, тогда, когда отец Инги слушал по радио выступления Геббельса. Возможно, когда в семье обсуждали слова Адольфа Гитлера, и отец и брат горячо соглашались с тем, что оценивать людей нужно не по финансовой состоятельности, а по их готовности к борьбе за национальную общность. А, возможно, когда, очарованная Юттой Рюдигер, Инга вступила в Национал-социалистический союз студенток, хотя отец и брат полагали, что ей там место, ведь честь и достоинство женщины в первую очередь в том, чтобы быть женой и матерью.
Сложно сказать, какие моменты в этой истории были действительно ключевыми, и что привело к тому, что Инга увидела в Маше — Машу, а не безликую заключенную с порядковым номером на руке. Когда в мыслях своих она сформулировала, что не принадлежность к определенной нации делает человека человеком. Мы можем только гадать, потому что сама Инга об этом никогда не рассказывала.
Какой бы дорогой Инга не пришла к этому, цель ее была благая — она хотела спасти Машу. И если там и тогда подобная цель однозначно порицалась любым порядочным немцем, то спустя годы и годы гуманизм поступков Инги сиял все ярче и ярче, словно отдаляясь от событий, мы приучаемся видеть их четче. Рассказывая, как она спасала Машу, Инга искала собственного спасения — одобрения, понимания и принятия в глазах потомков. В годы войны она служила надзирательницей в концлагере, но она спасала Машу. И это "но" ограждало ее от осуждения в дальнейшем.
Война все длилась и длилась, и, раз за разом запирая одни и те же двери, Инга думала, что, сложись все чуть иначе, она бы оказалась по ту сторону тюремной решетки. Она прекрасно знала, каково там. И это — пугало до тошноты. Потому что самое страшное, что она могла себе представить, — это потеря себя.
Она старалась оградить Машу от мужчин. Любой мужчина казался ей опасным, и, возможно, фанатично защищая Машу, она защищала самое себя — от потенциального насилия советских солдат, что были все ближе и ближе к Берлину. И пусть со стороны выглядело, что она излишне строга к заключенной, но в карцере она держала Машу не чтобы наказать, а чтобы спасти. Через годы и расстояния, рассказывая эту историю, Инга думала, как же страшен был мир, в котором они существовали, если самым безопасным местом в нем был карцер.
Все когда-то заканчивается, но, захваченные течением жизни, мы зачастую не осознаем, как заканчивается что-то одно, ибо сразу же начинается другое. Однажды представился случай, и Инга выкупила Машу для своей престарелой тетки в деревне. Тогда это было допустимо и выглядело приемлемым, а дом тетки в отдаленной деревне представлялся безопаснее и куда как комфортнее концлагеря. Все устроив, Инга внутренне ликовала, ведь она вышла победителем в своей собственной, незаметной стороннему взгляду войне. Теперь у нее было то, за что она могла уважать себя. Возможно, осознание этого, а, возможно, что-то другое позволило Инге иначе взглянуть на мужчин и согласиться на свидание с Генрихом. Ведь теперь он не был вероятным алчным мучителем Маши, а привлекательным молодым человеком.
Спустя годы, вспоминая, Инга представляла, как там и тогда расходились их с Машей дороги. Инга шла на свидание с Генрихом, к сокрушительному 45-му и унизительному разделу Германии, к жизни сложной и во многом счастливой. Маша же ехала в деревню к чужой тетке, к якобы спасению, на деле же к действительному насилию со стороны отца Инги, что привело к нежелательной беременности.
-
Генрих
15. März 1943
Прибыл по месту службы. Расквартирован в доме войск офицеров СС. Здесь приличная столовая. Обед из свинины с красной капустой 1.25 марок.
17. März 1943
Климат оставляет желать лучшего. К счастью, выдали приличную шинель. Сегодня первая прививка против сыпного тифа. Слабость, головокружение и температура. В коротком обрывочном сне видел Марту. Прекрасные белокурые косы ещё не превратились в спутанные в горячечном бреду лохмотья, румянец на щеках нежен, а не лихорадочен. Дорогая сестра, как рано ты нас всех покинула. Не было ни единой женщины на этой земле достойнее тебя.
3. April 1943
Погода не похожа на весеннюю. Утреннее построение и перекличка новоприбывших заключённых оставили гнетущее чувство в душе.
Нет второй прививки от тифа, поскольку нехватка вакцины. Нахожу этот момент даже положительным, потому что специальное гнилостное заражение крови – это омерзительно. Давно известно, что соблюдение несложных гигиенических процедур предохраняет от грязных заболеваний лучше и эффективнее, чем недостаточно проверенное средство из давленых вшей.
5. April 1943
Сегодня участвовал в спецоперации. 800 человекоединиц из Польши. Мучился рвотой после. Шнайдер ободряет, говорит, что со временем привычка вырабатывается. Пока что очень тяжело.
Фрау Кох в столовой (она на своём месте с этой фамилией) строит глазки и подаёт десерт с ванильным мороженым с самым томным видом. Это раздражает. Цену женским хитростям я знаю слишком хорошо на своём горьком опыте.
19. April 1943
Тяжёлый день. Разбор и сортировка значительного по объёму состава с Востока. Когда увидел перед собой лицо Марты – измождённое и серое, даже не удивился, настолько устал за работой. Осознание пришло не сразу. Девушку зовут Маша. Выделил её для себя сразу. Это знак свыше, её появление неспроста.
Вечером в клубе шнапс и братвурст. Не хотел идти, но Шнайдер уверяет, что товарищеские встречи очень полезны – не только для продвижения по службе, но и просто отдохнуть от нашей тяжёлой работы.
25. April 1943
Собрал посылку домой. 9 фунтов мыла, витамины и общеукрепляющие средства для Эмиля и Карла – они входят в мужской возраст, им нужно поддерживать форму. Красивые серьги для матушки. Любезная моя матушка, хоть чем-то скрасить вашу разлуку с сыном. Целую ваши руки, LG.
Маша не выходит из головы. Есть отличная возможность вытащить её отсюда, и вернуть матушке потерянную дочь. Пока не пишу, чтобы не сглазить.
30. April 1943
Фройляйн Инга из надзирателей женского барака сегодня на террасе дома отдыха словно бы случайно расстегнула верхние три пуговки на блузке, когда оказалась рядом со мной. Её неестественный смех раздражает и не имеет ничего общего с чистой, искренней улыбкой настоящего идеала женственности.
6. Mai 1943
Сегодня гремела гроза. Четверг оправдывает своё название. Дурные предчувствия терзают меня в начале мая. Когда я был ещё ребёнком, цыганка нагадала моей впечатлительной матушке сильные потрясения и переломные моменты на этот период года.
Составляли списки заключённых, пригодных для отправки на работы в домашние хозяйства. Внёс туда Машу. Матушка обрадуется её прибытию.
Швайнхаксе в столовой недожарена. Фрау Кох стоит меньше внимания уделять бессмысленному флирту и больше – своим профессиональным обязанностям.
10. Mai 1943
Отвратительный день. Кто-то вычеркнул Машу из списков. Как, почему? Она подходит по всем статьям – молодая здоровая женщина. Ей не место в лагере. Она должна была пройти отбор. Система не может ошибаться, а вот люди на местах – очень даже. Хотел бы я взглянуть в глаза тому, кто мог так бездумно распорядиться её судьбой. Это чудовищная ошибка. Но исправлять её нужно крайне осторожно, чтобы не привлечь к Маше лишнего внимания и не решить её участь в негативную сторону.
Фрау Кох неудачлива в приготовлении кенигсбергских клопсов. У моей любезной матушки они всегда получались лучше, и она говорила, что это вообще самое простое блюдо, как нормальная женщина может с ним не справиться, просто уму непостижимо.
15. Mai 1943
За периметр женской части лагеря нет хода охранникам-мужчинам, поэтому в своих действиях я крайне ограничен. Внёс Машу в списки на отправку на работы в хозяйства опять.
Инга тоже заприметила Машу. За последние несколько дней я получал сведения от разных людей, что Маша её распоряжениями не единожды побывала в карцере, а сейчас неотлучно находится при Инге. Эти женщины – коварство, жестокость и подлость им имя.
Вечером на танцах подавали жареную щуку, кофе, хорошее пиво и бутерброды. Инга хохочет, чересчур запрокидывая голову, и приглашает мужчин на танцы сама. Танцевал с ней, а мысли были заняты списками и Машей.
19. Mai 1943
Опять неудача со списками. Это не может быть случайностью или ошибкой, это чьё-то намеренное вредительство. Подозреваю Ингу. Из-за нелепой женской ревности она готова загубить невинную чистую душу.
День пасмурный, не в пример холодный для этого сезона. Товарищескую встречу с игрой в футбол прервал неприятный моросящий дождь.
31. Mai 1943
Опять участие в спецоперации. Порядка 950 человек. «Ад» Данте показался почти комедией в сравнении с ней. Кошмарная сцена перед последним бункером.
Маши нет. Сослался на расстройство желудка после стряпни фрау Кох, отправился поднимать документы. Подозревал худшее. Машу отправили на работу в хозяйство. Но не к моим родным, где она точно была бы в безопасности, а к тётке самой Инги. Это было легко узнать – тётка по отцу, и она девица, не меняла фамилию. У меня нет выбора, нужно сойтись поближе с Ингой и узнать, что в голове у этой взбалмошной девицы. Вот вам и допустите женщин до службы. С кухней-то не всякая может справиться достойно, куда уж им решения принимать!
1. Juni 1943
Как же я ошибался в Инге! Сегодняшний вечер открыл мне глаза на многое. Всё, что она делала, было направлено на спасение Маши. А меня Маша, оказывается, опасалась. Она так же наивна, как была Марта, моя чистая, добрая Марта.
Свидание с Ингой. Да, это было именно свидание. Вино пили уже не на брудершафт, а на либешафт. Светлый ангел под маской карающей валькирии.
7. Juni 1943
Много времени проводим вне работы с Ингой. Она любит апфельшорле, и готовит его сама просто восхитительно.
25. Juli 1943
Сегодня узнал важную новость – Инга ждёт нашего ребёнка. Я взволнован и горд, поскольку отцом стать не ожидал.
Опять участие в спецоперации. Порядка трёхсот человек. На фоне остальных немного, но новость сегодняшнего дня заставляет меня по-другому смотреть на вещи. Вглядывался в пустые лица зондеркоманды. Участвующие в этом получают спецпаёк: 200 гр. водки, 100 гр. колбасы, 5 папирос и хлеб. Поэтому люди стремятся участвовать в таких операциях.
Рядом со смертью физической и духовной зарождается жизнь. Это чудо, и я не могу сдержать трепета при мысли о нём.
8. August 1943
Инга решила уехать домой, к своей тётушке. Она могла бы работать ещё несколько месяцев, но вняла голосу разума и согласилась, что нашему ребёнку не годится вызревать в её чреве в таком тяжёлом, гнетущем месте.
Сегодня церковная служба, и мысли мои чисты. Я полон надежд на светлое будущее для нас.
29. August 1943
Пришло письмо от Инги. Она чувствует себя хорошо у тётушки. Моя семья живёт неподалёку, и матушка уже побывала у них в гостях. Инга пишет, что они понравились друг другу. Обменялись маленькими хитростями в приготовлении пфанненкухеров. О, женщины!
Собирал посылку домой. Детские вещи, красивые платья для мамы и Инги. Для Ингиной тётушки изящные перчатки.
15.September 1943
Присутствовал сегодня при закладке Циклона Б. Им обрабатывают залы от вшей.
Сегодня в субботу концерт в клубе лагеря (великолепный!). Особенное удовольствие доставили танцевавшие собаки, два петуха-лилипута, запакованный человек и группа велосипедистов.
15. Oktober 1943
Первый иней, после обеда опять солнечно и тепло.
Шнайдер говорит, что Инга поступила прекрасно, увезя себя и ребёнка из этого кошмарного места. Работать здесь очень тяжело, и это не женское дело.
15. November 1943
Сегодня сортировка, конфискация вещей у состава. Много русских, у них водка. Рихтер её любит. Как по мне, лучше от водки держаться подальше. Мне не доставляют удовольствия товарищеские эти встречи с распитием конфискованного. Спорили, кому выключать свет, Рихтеру надоело, он просто выстрелил в лампочку.
5. Dezember 1943
Получил письмо из дома. Матушка пишет, что с Ингой всё хорошо, живот несёт бережно, как священный сосуд. Она будет достойной матерью нашему ребёнку. Готовлюсь к Рождеству, надеюсь съездить домой на побывку.
13. Januar 1944
Вернулся после побывки дома. Инга округлилась, ходит степенно. Пьёт апфельшорле галлонами, ведь это полезно малышу.
Машу видел только мельком. Она жива, здорова, и лицо её уже не такое измождённое. Так она похожа на Марту в лучшие её дни.
19. Februar 1944
Инге скоро рожать. Чувствую себя как опустошённым работой. Думаю, что загляну в зеркало, когда буду бриться утром, и увижу там лицо служащего из зондеркоманды.
На обед сегодня кролик с галушками и кислая капуста.
В офицерском казино кутёж и веселье, но мне трудно в него включиться.
Шнайдер говорит, что это потому, что я скоро стану отцом, и все мысли только об этом.
19. März 1944
Прибыл домой. У меня родился сын! Я настаиваю, чтобы назвать его Феликсом. Пусть он будет счастлив – счастливее, чем все мы, живущие в проклятое время.
Меня трясёт и лихорадит. Не то от счастья, не то простудился в поезде – окна были нараспашку, а весенние сквозняки коварны. Матушка заваривает мне травы. Скоро, я думаю, встану на ноги и смогу обнять сына и Ингу. Она слаба после родов, женщины грудью встали, чтобы я с лихорадкой к ней не совался.
32. Märzember 194?
Травы, травы. Сколько времени прошло? Горячо и липко. Розовые пятна цветут на животе. Чёрные провалы, в которых скалятся обгорелые черепа. И я горю. Элементарные правила гигиены.
Надо, надо двигаться и идти. Только в движении жизнь и сила. Спал жар. Это знак, что надо двигаться. Можно нарубить дров. Свистит топор, рассекая воздух.
Бегу по поляне, залитой солнцем. Трава приятно щекочет ноги. Там, у букового леса, ждёт меня моя Марта – прекрасная, хохочущая, с золотыми косами и кувшином прохладного апфельшорле.
-
(https://avatars.mds.yandex.net/get-altay/892711/2a00000161d50ee5e0a3031a27c9bd09cb26/XXL)
Грустная девочка сидела на верхнем ряду увитого плющем амфитеатра. Мероприятие, на которое пригласили всех учеников, уже закончилось, и почти все ученики ушли по своим делам. Но ей не хотелось никого видеть.
Сегодня был выпускной у старшеклассников. Они справились со своей задачей. Некоторые из них - слишком уж изощренно.
Когда директор объявил группу политиков, старшеклассники апплодировали стоя, средние классы осуждающе свистели, младшие же предпочли бы, чтобы "политиков": многие малыши так отвлеклись на их разборки, что забыли о своих проектах, что не могло не отразиться на оценках. Вот и мальчик…
Он сидел в нескольких сидениях от подруги, и, увидев, что она подняла глаза, виновато улыбнулся:
- Ну не дуйся ты!
-"Наши соседи сдали! И мы могли, если б не ты!
- Ты же знаешь, я не на все могу повлиять, - мальчик развёл руками. - Да и, есть подозрение, что мы бы все равно не сдали…
- С чего бы? Основное задание мы выполнили.
- Ну а что, в остальном все было идеально?
- Ну не было, да, - девочка вздохнула. - Как будто мы в этом всем виноваты.
- Ты же знаешь, что были и другие пути…
- Боюсь, мы бы закончили ещё раньше. И провал был бы очевиднее. Придётся кажется,вернуться к прежнему варианту.
-
Леночка
В лесу родилась ёлочка
Под ней сидел шпион
В одной руке винтовочка
В другой магнитофон
Утро. Я лежу в кровати, под моей подушкой спрятана книжка, вытащенная вчера вечером наугад из шкафа. Это безотказный Наташкин способ гадания: спишь всю ночь с книжкой, наутро называешь страницу и номер абзаца, и узнаёшь своё будущее, но мне лень, книжка маленькая и прошита неровно. Открываю примерно посередине. Как назло, в этот самый момент тётя Нинель подаёт голос с кухни:
- Ленточка, вставай, я завтрак приготовила.
Я торопливо вчитываюсь в строки:
"По-осеннему деревья налегке
Керосиновые пятна на реке
Фиолетовые пятна на воде
Ты сказала мне тихонько: быть беде"
Бред какой-то. Дурацкое гадание. Нет, это не то, опять не то.
“Разобрали венки на веники
На полчасика погрустнели “
Кто это вообще такой, пятый стих, и ни одного хорошего. Галич? Так, кладём книжку на место, а то опять расплачусь. Ленточкой меня никто уже давно не называл, с тех пор, как мама ушла... Ленточка и Бусинка, папа и не знал об этих именах, а бабушка...бабушке было не до нежностей телячьих. А теперь единственная кроме моей сестрёнки, кто помнит моё детское прозвище – эта... эта гадина.
Тетя Нинель нарочито громко бренчит сковородкой на кухне, и оттуда пахнет сырниками, да так заманчиво, что ноги будто против моей воли сами нащупывают тапочки. Я вспоминаю, что вчера мы до полуночи варили сливовое варенье. Ещё я хочу кофе. Много кофе, во рту очень сухо.
Вчера мой мир окончательно разбился на куски.
Мне хочется моргнуть, проснуться, вернуться туда, где я была счастливой: лето, долгожданные ярко-голубые клёши "Мисс Левайс", купленные у фарцовщика на Курском вокзале, суета перед олимпиадой, вдруг доступная иностранная "Фанта", гул стадиона, ласковый взгляд Яцека, мой собранный чемодан – я поступила в институт. Радость от нашего первого поцелуя и от того, что ему тоже нужно в Ленинград. Прощай, Москва, даже всегда суровая бабушка в этот раз вдруг смягчилась, обняла меня, сказала мне на прощание - “ Пусть твой ангел-хранитель тебя бережёт!”- и осенила меня неловким крестом. Папа, как всегда, был в очередной командировке. Долгая ночь в поезде. Привет, новая жизнь...
Я не была близка с тётей, после смерти мамы она почему-то перестала к нам приезжать, но в общежитие меня одну не отпускали. Тётина квартира оказалась в старом районе, не как наша новостройка с тощими берёзками во дворе. Мне понравились высокие потолки, украшенные лепниной и прохлада подъезда.
Мы с Яцеком каждый день продолжали встречаться на том же месте у Эрмитажа, затем гуляли по городу. Здесь, в Ленинграде, мне было куда проще – отец со своими строгими порядками и кучей знакомых был далеко, да и бабушкин контроль ослаб, ей было трудно дозвониться до нас. Телефон был спаренный, а соседка висела на нём день и ночь, так что тётя Нинель иногда от души стучала тяжеленным половником по общей стене, после чего у меня было полчаса, чтобы позвонить домой. Чаще всего отвечала сестра, и я второпях передавала ей дежурные приветы для всех, а она хихикала в трубку.
Хотя конечно, тётя Нинель тоже пыталась меня контролировать, и если я поздно возвращалась домой, то читала мне нотации.
Её упреки и причитания казались мне наигранными. Меня даже забавляло играть в шпионов, уверяя тётю Нинель, что иду в музей или на спектакль, и она одалживала мне вышитую бисером театральную сумочку и туфли на высоком каблуке. Вечером я собирала театральные программки, выброшенные в урну, или забегала в Эрмитаж и приносила домой надорванный билет. Яцек тоже копил всевозможые входные билеты и афишки, и хитро мне улыбаясь, передавая очередную наживку для тёти. Я оставляла их в сумочке - я была абсолюно уверена, что ночью тётя её проверяла. По крайней мере, по утрам она выглядела довольной и не расспрашивала меня о том, куда я отправляюсь.
А когда Яцек подарил мне янтарный браслет, я была просто счастлива. Но, чтобы тётя Нинель ничего не заподозрила, я дождалась похода в универсам и спрятала браслет среди кустов у автобусной остановки, где якобы случайно его нашла, наклонившись, чтобы собрать картошку, выпавшую из разорванного пакета. Пакет разорвала тоже я. Потом мы с Яцеком хохотали до слёз, разыгрывая паномиму...
Получилось так, что тёте Нинель вдруг срочно нужно было уехать, и мы с Яцеком встретились у Эрмитажа, чтобы не расставаться в ближайшие дни – он возвращался в гостиницу только за чистой одеждой. Правда, мне было так хорошо с ним, что я перепутала дату возвращения тёти, и мой любимый был пойман с поличым и выставлен со скандалом… Он успел подмигнуть мне, стоя на пороге, но тётя с силой хлопнула дверью и потащила меня на кухню.
После тётя Нинель устроила мне целое представление. Она кричала на меня так, что казалось, стёкла тряслись, пугала меня тем, что Яцек может быть агентом разведки, стыдила исключением из комсомола... Будто вне комсомола нет жизни… После этого эпизода она не отпускала меня из дома одну и первые дни прятала ключ от входной двери. Отвечала на звонки тоже только она, или сама набирала номер бабушки и не отходила от телефона ни на шаг. Правда, однажды я умудрилась позвонить Яцеку и пожаловаться на пансионат строгого режима, но для этого потребовалось немало усилий. В надежде как-то отвлечь тётю Нинель я перепробовала много чего: доливала в валерьянку корвалол, заливала воду из сливного бачка в шкафчик, где проходили трубы в надежде затопить соседку снизу, разломала все прищепки, чтобы бельё сдуло с балкона… но моим ангелом-хранителем внезапно оказался пьяненький сосед по тамбуру, устроивший дебош. Когда тётя выскочила на лестничную клетку, там уже вовсю шла драка, и пока они с соседкой разнимали гуляк, я успела добраться до телефона.
Я верила, что через некоторое время тётин пыл поостынет, ведь совсем скоро начинались занятия… Не могла же она ходить со мной на лекции. Да и отпуск у неё заканчивался.
Но вчера всему пришёл конец.
Утром я пожаловалась тёте, что месячные вдруг пришли раньше времени и не так, как обычно – мазало уже неделю, но не становилось сильнее. Тётя Нинель внезапно расплакалась и стала упрашивать меня пойти к гинекологу, потому что моя мама умерла от рака по женской части, и так ей, Нинель, будет спокойнее. Она буквально за руку потащила меня к своей знакомой. Нет, её подруга, Римма Валерьевна, оказалась очень милой и доброй женщиной, тактичной и понимающей, но… беременности я не ожидала. Просто не задумывалась о такой возможности. В кабинете тётя ничем не выдала своей досады, но уже по её походке я понимала, что добра мне не ждать.
Едва мы вернулись домой, она ушла на кухню накапать себе валерьянки, а я стукнула в соседкину дверь и успела набрать номер гостиницы Яцека, потом выждать, пока администратор соединяла меня, и тут тётя перехватила трубку. Она что-то орала про ублюдков и шпионов, но я успела оттолкнуть её и изо всех сил крикнула: “Яцек, я беременна!” Я хотела бы потеряться, убежать, вниз по проспекту через мост, хоть босиком по стёклам. Но вместо этого я убежала в комнату и бросилась на кровать.
А смысл убегать? После второго такого скандала Яцек наверняка не захочет ничего обо мне знать, это нечестно. Он хороший. Это нечестно, нечестно. Мне наплевать, что он из другой страны, он такой же человек, как и я.
- Садись. - Тётя улыбается как ни в чем не бывало и пододвигает ко мне тарелку с золотистыми сырниками. На столе красуется хрустальная розетка с янтарным вареньем, в котором плавают цельные полупрозрачные сливы. Наверное, как сейчас во мне малыш, тоже хрупкий и кругленький, как зёрнышко. Наш с Яцеком плод любви. Я думаю о том, как всё будет: резкий запах дезинфекции, разложенные инструменты и унизительная поза на кресле. Потерпите пожалуйста, это не долго. А потом то, что могло бы быть нашим ребенком выбросят в ведро для отходов...Слёзы снова наворачиваются на глаза, и я не могу сдержаться. Тетя Нинель отрывается от турки на плите и бросается меня обнимать. Я отстраняюсь
- Ленточка, солнышко, не плачь. Мы же вчера всё обговорили, милая.
Лживая тварь. Вчера я поняла, насколько она ужасный человек. Её слова до сих пор звучат у меня в голове.
Она резала сливы под светом абажура и смотрела сквозь меня:
- Я знаю, кажется, что это жестоко и грустно, но так будет лучше для всех. Я тебя понимаю, моя маленькая, и знаю, что ты чувствуешь, я тоже когда-то через это прошла, и сейчас ни капельки не жалею. Есть такие ситуации, когда беременность невовремя, ну или с невозможным для тебя человеком, пойми, для твоего отца такой роман - конец карьере, пойми же. Иностранец. Американец. Ужас. Ты что думаешь, ты ему нужна? Нет, ему нужен, очевидно же, твой отец. А Алёша не заслуживает такого предательства, он всегда ставил семью на первое место.
Само слово “отец” она произносила с придыханием, я к этому привыкла, однако вот это “Алёша” прозвучало для меня дико, не Алексей Владимирович, а...
Я недоумённо глядела на неё, и у меня в голове почему-то возникла сценка из детства: незадолго до смерти мамы они с папой сидят на кухне, мы с Бусинкой играем как всегда в коридоре, у нас две коробки пуговиц и целое пуговичное царство: есть маленькие детки, есть суровые рабочие, есть военные, много их со звездами с папиной формы, и есть королева и её сестра - плоские перламутровые пуговицы, которую мы украли из бабушкиного шкафа, бабушка держала его запертым на ключ, и мы с сестрой всегда между собой думали, что там наверняка спрятаны сокровища.
Однажды, когда бабушка допоздна засиделась на кухне над домашними работами, мы туда залезли, и никаких сокровищ не нашли: сложенные вчетверо пожелтевшие бумажки, старые фотокарточки с ажурными полями, какая-то расплывчатая девушка с длинной толстой косой сидит на стуле, одежда ей слегка мала, и на руках, на манжетах рукавов браслеты. Мужчина с молодецкими усиками, как у богатырей или солдат из сказок, но сам измождённый, весь в чёрном, глаза запавшие и смотрит зло. Коробка из-под печенья, а в ней костяная расчёска, почерневшее тонкое колечко, кусочек кружева, и россыпь перламутровых пуговиц – единственное, что стоило риска. Мы схватили по одной и поспешно заперли шкафчик обратно.
Мы играем тихо, дверь на кухню закрыта, но слышим, как там, за дверью, мама и папа спорят. Папа гудит, как мотор, мама скрипит, как мясорубка, прикрученная к столу, до нас долетают только отдельные слова: когда придёт день, ты можешь хоть с кем, хоть с моей сестрой. Но пока я борюсь, еще нет окончательного диагноза, изволь уладить эту проблему.
Мы с сестрой продолжаем бой пуговиц, родители распахивают дверь, и все привычно и мило. Мама отправляется крутить стиральную машинку, папа принимается бить молотком по ножкам хромого табурета на кухне, и воцаряется покой.
Всё это сложилось в одно целое, и во мне вскипела злоба.
- Ненавижу тебя, только сейчас понимаю, как ты могла?! Это же была ты!!! Твой аборт, да? Это называется “ решить проблему”, да?
Она сжалась от моего крика, но продолжила машинально крушить кожуру слив ножом. Затем тётя отложила нож в сторону, медленно подняла голову и, глядя мне в глаза, произнесла:
- Перестань истерить и послушай меня. Мое прошлое не имеет отношения к тому, что сейчас происходит. Я уже позвонила твоим: Марья Ивановна всё знает и очень за тебя переживает. Она даже попросила меня записать ребенка на себя. Но я отказалась. И я скажу тебе, почему.
Твой отец в курсе, и он абсолютно против. Его повышение может быть под угрозой. Мне очень неприятно тебе это говорить, но у тебя нет выбора: ты прекрасно знаешь, что у твоего отца есть достаточо возможостей причинить этому американцу вред. Если ты воспротивишься, может случиться так, что твой любимый пострадает. Я пыталась уговорить тебя по-хорошему.
- И это “по-хорошему”?
- Да. Послушай. Иди на аборт. Там, внутри тебя ещё толком ничего и нет. Это неприятно, но и не конец света. Отучись хотя бы первый курс. Всё успокоится. Я обещаю делать вид, что ничего не замечаю, хотя отвечаю за тебя. А Марья Ивановна не против тебе помочь.
- Ленточка ну хватит. Тётя возвращает меня к реальности, пододвигая ко мне блюдце ещё ближе. Пока я торопливо жую сырник, она уходит в свою комнату, и вернувшись, потрясает перед моим носом каким-то бумажками.
- Вот, Николай Иванович весной ещё мне удружил, - с торжеством в голосе заявляет она, - чеки в "Берёзку". Купим тебе сапожки на осень, и будешь в институте самой-самой.
Я не спрашиваю, кто этот Николай и откуда у него чеки: несмотря на ненависть мне сейчас хочется зацепиться за любую приятную новость, потому что я абсолютно не представляю, как скажу Яцеку о том, что избавлюсь от ребенка. И вдруг понимаю: тётя Нинель почему-то напугана куда больше меня. Мой отец сломал ее ещё раньше.
Словно в тумане, я еду в “Берёзку” на Васльевский, и вдруг вижк, что в витрине стоит манекен в белом кружевном платье, почти как у невесты. Я знаю, все будет хорошо, и Яцек все поймёт. Я уговариваю тётю купить мне это платье, и еще чешские летние босоножки. Тётя Нинель рада, что я не сопротивляюсь, она убегает договариваться с Риммой, а я успеваю найти в кармане двушку и дозвониться до Яцека из таксофона. Говорю, что люблю его, и что мы увидимся завтра, а сегодня мне нужно на неприятную процедуру. Кажется он всё понял. Час ужаса, и завтра утром я смогу выпорхнуть в моём новом платье из дома, обнять любимого. Всё будет хорошо.
-
Яцек
Мистер Хостетлер жил рядом с семьей Ковалевски сколько Яцек себя помнил. Всегда сдержанный, в рубашке с закатанными по локоть рукавами (больше всего мистер Хостетлер любил кремовые и серые цвета) и сияющих лоферах - даже когда курил на заднем дворе. Он водил синий корвет и часто приглашал гостей к себе на барбекю - мясо он готовил отменно! Яцек никогда не слышал, чтоб мистер Хостетлер повышал голос, даже когда в детстве разбил его редкого садового гнома и потоптал газон. И имя его сосед произносил очень мягко, будто катал на языке: “ийаатсек”.
Отец Яцека Казимир приятельствовал с Хостетлером - они вместе обсуждали Воннегута и в один голос ругали Буковски, порой пропускали по стаканчику за бейсбольным матчем (мистер Хостетлер обожал Миннесота Твинс, а мистер Ковалевски болел за Нью-Йорк Янкиз). Яцек смутно помнил, что однажды клубы выиграли Мировую серию друг за другом, и отношения между соседями окончательно перешли в разряд дружеских. Амелия Ковалевски не раз оставляла Яцека Хостетлеру, когда ей нужно было отлучиться. “Конечно, моя дорогая Эмили, - отвечал Хостетлер с улыбкой. - Не переживайте ни о чем”.
Мистер Хостетлер много работал с бумагами и часто говорил по телефону, поэтому Яцек играл на веранде или рассматривал коллекции, которые тот собирал по всему миру: монетки, камешки, марки, причудливые фигурки вождей и драконов, пластинки и невероятное количество исторических книг на разных языках, порой даже не было понятно - письменность это или продолжение иллюстраций. Один из сборников, украшенный орнаментами и витиеватой кириллицей, мистер Хостетлер подарил Яцеку на Рождество - это был увесистый том славянских сказок. “Прекрасная, - старательно читал он пописи под иллюстрациями. - Премудрая. Искусница”.
Самая большая стена в гостиной была увешана фотографиями улыбчивой темноглазой женщины. К одной из летних фото, где она танцевала босая на освещенной солнцем поляне, была пришпилена соломенная шляпка - там самая, что была в руке девушки. На одном из портретных снимков была надпись - “я всегда буду любить тебя, твоя Тереза”. Яцек никогда не спрашивал об этой леди, но иногда приносил к стене какой-нибудь цветок - чаще белые гиацинты, которые выращивала его мама. “Ты вырастешь хорошим человеком”, - говорил мистер Хостетлер.
Именно от него Яцек научился играть на фортепиано и узнавать голоса некоторых птиц, пристрастился к чтению и джазу (Казимир часто шутил, что сосед испортил вкус его сыну), а после смерти Казимира именно мистер Хостетлер налил ему первый стакан виски и посоветовал поступать на исторический факультет.
После смерти мужа Амелия замкнулась в себе и все чаще стала пропадать в церкви. Яцек в те времена учился и проживал почти беззаботную студенческую жизнь, полную самых полярных эмоций - от эйфории из-за поцелуя прекрасной Ясмин до отчаяния из-за несданного экзамена, поэтому был только благодарен мистеру Хостетлеру, что он приглашал Амелию на мюзиклы и возил развеяться в Филадельфию и Вашингтон.
Когда он вернулся домой сообщить, что летом намерен отправиться с группой туристов на Олимпиаду в СССР, плечи Амелии напряглись.
“Даже наши бегуны и пловцы не едут, Яцек, неужели тебе разрешат?”.
“Почему нет, Эмили, он же специалист. Родину предков увидит опять же”.
Тем вечером Яцек, стараясь не закашляться, курил с мистером Хостетлером (“можно просто Винсент”) кубинские сигары, а тот, разговорившийся как никогда, рассказывал о своей юности, о раскопках, об аллергии на пыль, которая так мешала молодому историку в архивах и библиотеках, о сводившей с ума певице Терезе, так рано ушедшей из жизни, о разъехавшихся по миру друзьях.
“Некоторые даже осели в СССР, - усмехнулся Хостетлер. - В основном по столицам, конечно. Мы поддерживаем связь и помогаем друг другу насколько возможно, но отношения между странами… Сам знаешь”.
“Вероятно, я мог бы передать от вас весточку, когда буду в Москве и Ленинграде, - загорелись глаза Яцека. - Представляете, как рады они будут!”.
Хостетлер с улыбкой покачал головой: “Я был бы так счастлив, если бы это случилось, сынок”. Но Яцек уже был гоним своей идеей: “Но почему нет?”. Он ходил по комнате и, не находя слов, взмахивал полупустым стаканом.
Хостетлер потер переносицу. “Могу я тебя тогда кое о чем попросить? Мистер Сантанжело сейчас в тупике в своем исследовании, и я хотел бы попросить о помощи старого друга в Ленинграде. Передашь ему кое-какие бумаги? Места они много не займут, всех дел - минут на 15”.
Яцек был согласен, и на следующий день они договорились встретиться в кабинете мистера Сантанжело. “Сам понимаешь, документы серьезные, нужно будет кое-что подписать, Мигель старик недоверчивый”.
***
Москва встретила Яцека ясной погодой, пестротой ситцевых платьев и улыбающимся отовсюду олимпийским мишкой, напоминающим Микки Мауса.
Его тургруппа была небольшой - человек пятнадцать. “Нас здесь вообще не так много”, - сказал Яцек, оборачиваясь на десятки никогда не слышанных ранее языков.
До гостиницы им выделили пузатый белый автобус с оранжевой, красной и черными полосами. Водитель в темно-синем костюме, похожем на форму летчика, тепло поприветствовал гостей, а Яцек даже засомневался - не нужно ли ответить каким-то военным жестом?
“Провезу вас по самым красивым местам!”, - пообещал Владимир (отчество его никто выговорить не смог), и автобус тронулся по опустевшим праздничным улицам.
- Нужно обязательно спуститься в метро, - шепнула Яцеку сорокалетняя южанка Памела, похожая на пополневшую Амелию, если бы та бездумно следовала подростковой моде. - Говорят, там у них что-то невообразимое.
Дорогу Яцек почти не запомнил, лишь отмечал знакомые по буклетам здания. Он говорил группе заранее подготовленный текст о странах-участницах Олимпиады, об организации Игр и их символике, старательно избегая неприятных тем. Но, благо, все глаза были прикованы к окнам, и его словам кивала разве что обмахивающаяся десятидолларовой бумажкой Памела. Уже около гостиницы она попыталась угостить Владимира жвачкой, которой была набита вся ее сумочка, но тот вежливо отказался.
- Смотри-ка, чисто как тот парень в твоей книжке, - удивилась она и изобразила “Нет” с советского плаката, но настаивать не стала.
Их поселили около самой ВДНХ, и уже через полчаса Яцек с трудом мог собрать свою группу - они все норовили разбежаться по павильонам и фонтанам, и в восемь он махнул рукой: свободное время, гуляйте.
Сам он проводил вечер в номере: с волнением смотрел в окно на то, как живет незнакомый ему большой город, наполненный слухами и мифами и потому прячущийся за сотней масок. В Москве они оставались на пару дней - сходить на Красную площадь, посмотреть открытие Игр, погулять по Арбату, потом группа выезжала в Ленинград.
Плотный конверт, который передал ему неулыбчивый мистер Сантанжело, Яцек оставил в гостинице на самом видном месте. Несколько раз перевернул - не помялось ли? На обратной стороне в верхнем правом углу мистер Хостетлер будто расписывал ручку - там красовался фиолетовый пятилепестковый цветок, слишком аккуратный для того, чтоб случайно испачкать конверт в багаже. Яцек пожал плечами и на всякий случай обернул его тканью.
На следующий день Яцек вскочил пораньше и до завтрака пытался унять нервную дрожь предвкушения. Все говорили лишь об одном: церемония открытия Олимпийских Игр.
Билет был трехцветным, но строгим. Яцек так боялся потерять его или помять, что не выпускал из рук и выучил наизусть и Спасскую башню Кремля над олимпийскими кольцами, и факел, и схему Lenin Stadium, и правила посещения на обратной стороне (на всех трех языках, хоть французский и не был Яцеку знаком). Вот только на времени начала и месте он постоянно сбивался и начинал сверяться то с часами, то со схемой трибун.
К стадиону их привезли за час до начала, и Яцек жадно вслушивался и всматривался во все, о чем лишь читал и изредка слышал по радио.
- Двадцать копеек? Это ж что за чудо такое? - услышал он звонкий голос позади себя. Четыре нарядные девушки по очереди пробовали “Фанту” из стаканчика с яркой оранжевой полосой и морщили носы.
- Ладно вам, все равно на жвачку бы не хватило, - вздохнула светловолосая девушка в расклешенных голубых брюках и с десятками цветных браслетов на руках. - Бабушка с этим поступлением совсем цербером стала. Я еле сбежала сегодня! Хоть бы за одежду отчитывать вечером не начала.
Она отвернула погрустневшее лицо, и Яцек ахнул, увидев ее синие глаза и совершенные для художника-академиста черты. Она заметила его взгляд и застенчиво улыбнулась, а потом девушки повели ее за собой - “вдруг кого из спортсменов увидим!”.
Незнакомка никак не выходила из головы Яцека. Он почти пропустил церемонию, стараясь высмотреть ее среди зрителей, и даже мысль “что же я расскажу маме об увиденном” помогала сконцентрироваться лишь на пару минут. Вряд ли Амелии будет интересно, что он видел колесницы и Леонида Брежнева, а уж о знаменитых высотках он и без того знает много!
- Они даже космонавтов пригласили, - восхищенно вздыхали вокруг, а он все всматривался в счастливые лица, надеясь найти то самое, поразившее его и пробудившее прежде незнакомый трепет. Никогда еще девушки не вызывали у него желания непременно познакомиться или хотя бы встретиться еще раз, над ним даже подшучивали в университете, пока он не начал гулять с Ясмин. Но то, что он испытал сейчас, было совершенно другим чувством.
- Смотри, смотри, - толкнула его под локоть Памела. “Неужто она?..”, - подумал Яцек, но отогнал глупую мысль. На трибуне напротив кто-то развернул американский флаг (позже они узнали имя активиста - Ник Пол), и вся их группа горячо приветствовала этот жест.
- Кого ты там высматриваешь все время? - спросил на выходе веснушчатый весельчак Пит, похожий на осколок калифорнийского солнца. - Не ту ли блондиночку, на которую у стадиона все глаза проглядел?
- Ее, - признался Яцек.
- Тогда смотри! - Пит резко отошел в сторону и подтолкнул Яцека в спину. Он не удержался и с размаху налетел на кутающуюся в сине-белую олимпийку девушку.
- Oooh I’m so sorry about that, - начал было он, но тут же исправился: - Извините, пожалуйста, это мой друг…
- Ничего страшного, - девушка поправила волосы и подняла на Яцека чудесные синие глаза. - У вас такой приятный акцент, откуда вы?
- Соединенные Штаты, - ответил Яцек и смутился. - У вас очень красивый город!
- Спасибо, - засмеялась она. - Меня Лена зовут.
- Меня Яцек.
- Яцек, - повторила она. - Как здорово!
Они говорили до тех пор, пока строгий водитель, изо всех сил отвлекаемый Памелой, сам не подошел к ним:
- Молодые люди, будет у вас еще время, наговоритесь вдоволь.
- Мне послезавтра в Ленинград, - сказал Яцек.
- И мне тоже! - засмеялась Лена. - Давай я завтра вечером приеду к “Космосу” и погуляем?
- В семь?
- В семь!
***
Следующего вечера Яцек ждал, считая минуты. Он постоянно сбивался на свои мысли, забывал закончить фразу и смущенно улыбался.
- Влюбился наш мальчик, - вздыхала Памела. - Не уберегли!
Лена пришла на встречу в скромном длинном платье в мелкий горошек - “я ненадолго, бабушка будет сильно ругаться”. Яцек приколол к его вороту белый цветок, который сорвал по дороге.
- Я думал, ты побоишься прийти.
- Бабушка говорит, что ангел-хранитель бережет меня, - рассмеялась девушка. - Она, конечно, не верит в это, но часто ворчит, что только это меня и спасает.
Лена была из строгой семьи: бабушка-учительница, беспокоящаяся за ее учебу и особенно за “неприличную” манеру одеваться, и папа-военный, презирающий все несоветское. “Я сказала им, что хочу попрощаться с девочками перед отъездом”.
Яцеку часто приходилось подбирать слова и просить Лену говорить медленнее, но от этого было даже веселее: они пытались объясняться жестами или указывая на предметы, а порой играть в настоящие шарады. Лена смеялась так искренне, что ничего и не существовало больше в этом мире - только они двое и этот смех. Яцек не удержался, обнял ее, и она обняла его в ответ, продолжая смеяться в его плечо. А потом он поцеловал ее - и Лена на миг замерла, а потом горячо и неумело ответила на поцелуй и немного отодвинулась: “увидят”. Они шли молча по полной туристов ВДНХ, чуть касаясь руками. У памятника Ленину девушка хитро улыбнулась: “Говорят, он тоже знавал некую Елену Прекрасную, иначе откуда у него такой псевдоним?”. Яцек расхохотался: “Он же ваш основатель, маленькая бунтарка!”.
Они долго стояли у метро, не в силах расстаться.
“У Эрмитажа, завтра, в четыре, - наконец, сказала Лена. - Если что, вот адрес моей тети”. Она неловко поцеловала его в щеку и исчезла.
”Елена Прекрасная”, - повторил Яцек и нес бумажку с адресом в руке до самого номера, где еще несколько раз переписал его, чтобы точно не потерять.
Уснул он лишь под утро.
***
В Ленинград Яцек уезжал один. Там его ждал некий “Л.Никонов”, как гласила записка от мистера Сантанжело, а так же Лена.
К мистеру Никонову Яцек зашел сразу, как приехал, но открывшая дверь дама с высоким начесом и в платье с огромной брошью сказала, что “Лаврентий не в городе, передайте мне или заходите дней через десять”. Яцек поблагодарил ее и решил зайти позже.
Зато Лена встретила его широкой улыбкой. Волосы она убрала в высокий хвост, а на белой футболке по трафарету был нанесен логотип adidas - “подсмотрела у Валюшки”.
Яцек держал ее ладонь в своей, словно боясь, что она снова исчезнет. “Ты бы очень понравилась моей маме” - “А какая она?”. И Яцек рассказывал ей об Амелии, дальних родственниках из Польши и СССР, о Нью-Йорке и о чудесном соседе мистере Хостетлере. Иногда он начинал фантазировать, как они бы вместе жили в США, но Лена пресекала эти разговоры: “Папа не позволит”. Яцеку казалось, что уверенности в ее голосе становилось все меньше, чем ближе становилась разлука, но понимал: их брак и правда разрушит жизнь ее родных.
Они часами бродили по музеям и историческим улочкам, но смотрели лишь друг на друга. Шум Олимпиады, городской антураж, - все ушло на задний план, кроме смеха Лены и ее невероятных глаз. Каждый вечер, когда она смотрела на часики, Яцек понимал: нужно провожать ее домой. И они шли так медленно, как только могли, заворачивали в каждый дворик и останавливались на каждой живописной площадке.
Пока однажды Лена не сказала “Тетя уехала на несколько дней по делам, ты можешь зайти”.
Яцек впервые был у кого-то дома в другой стране и впервые оказался в девичьей комнате. Он смутно помнил запах индийского чая и череду хрусталя в серванте, звенящую подвесками низкую люстру и синюю плитку в ванной, сумрачные тени за окном и крики птиц. Мир сошелся в прерывистом дыхании, узкой односпальной кровати, тихих всхлипах и резком стоне пружин. Он гладил спящую Лену по голове, а она даже сквозь сон повторяла “останься”.
Тетя вернулась через несколько дней, когда они с Леной испекли большой ягодный пирог и вместе убирали усыпанную сахаром и мукой кухню, смеясь и целуясь.
- Елена, что здесь происходит?
Яцека попросили уйти. Лена смотрела из-за тетиной спины заплаканными глазами, но остаться он не мог: тетя грозила милицией. Лена кивнула: иди. И спрятала лицо в ладонях.
Он долго сидел у парадной и смотрел на светящееся окно. Проходивший мимо мужчина, качая головой, угостил его сигаретой: “тебе нужнее”.
Лена позвонила ему в гостиницу через несколько пустых и безумных дней, пока тетя была в магазине. Тетя сильно отругала Лену и даже пожаловалась на ее поведение отцу и бабушке, и теперь Лена не может встречаться с Яцеком. “Столько выслушать пришлось, - всхлипнула Лена. - Теперь и выходить строго по времени, и одеваться только во что разрешат”. А потом на середине фразы положила трубку: видимо, тетя вернулась.
А еще через несколько дней ему позвонила сама тетя. Она была строга и чеканила слова, будто маршировала. Яцек разбирал лишь “ответственность”, “разврат”, “неприемлемо”. А потом трубку выхватила Лена: “Я беременна”. Вот так легко. И дыхание Яцека перехватило. ”Это же замечательно”, - не удержался он, и Лена расплакалась.
“Я помогу все исправить, - сказала тетя. - А вы будьте любезны держаться от Елены подальше”.
Лена перезвонила следующим утром.
- Сегодня после обеда иду на… процедуру.
- Ты в порядке?
- Я… да.
Лена дышала так, словно недавно плакала, и Яцек слушал, царапая ладони от невозможности прижать ее к себе и спасти из этого кошмара.
- Тетя говорит, что все будет хорошо, срок совсем маленький.
- Конечно, все будет хорошо. Тебе нечего бояться.
Яцек почувствовал, что Лена улыбнулась.
- Я попробую завтра ускользнуть на полчасика, давай увидимся?
- Конечно! Но только если будешь хорошо себя чувствовать.
- Я буду.
Через небольшую паузу Лена снова заговорила:
- Знаешь, может быть, после учебы… Мы сможем быть вместе? Ты ведь дождешься меня?
- Я всегда тебя буду ждать.
***
Яцек не мог успокоиться после звонка. Походил по номеру, потом нехотя пообедал, оставив нетронутым суп, за что заслужил укоряющий взгляд поварихи. Сыграл с говорливым грузином партию в шахматы в фойе гостиницы и даже умудрился выиграть, хотя больше смотрел в окно, чем на доску. “Умный ты парень, - с восхищением сказал тот и надел на Яцека свою твидовую кепку. - Сегодня ты здесь голова!”.
На улице было пасмурно и, казалось, вот-вот закапает с неба. Гулять не хотелось, но Яцек побрел по путеводителю, который ему при заселении дал админинистратор.
По улицам он пробегал, даже не задерживаясь у исторических зданий. В музеях медленным шагом проходил мимо рядов картин, у статуй и особо крупных полотен останавливался, но увиденное сливалось в единую массу лунных дисков, неискренних улыбок, буйной зелени и потемневших драпировок.
Пока одна из картин не привлекла его внимание игрой лиловых оттенков, неожиданным розовым и пронзительным голубым. Встревоженное лицо девушки с младенцем, растерянный мужчина, готовый младенца принять, буйство растений, птичьи крылья и животные по обе стороны от пары. То ли икона, то ли лубок, то ли эксперимент художника, то ли его же философия.
- Они же в раю? - спросил Яцек у смотрительницы зала.
- Да, молодой человек, это райский сад.
- Но почему они так встревожены?
Старушка пожевала губами, как будто не знала, стоит ли вести такие разговоры, тем более с иностранцами.
- Они предчувствуют гибель этого мира. Посмотрите - Мария не смотрит на сына, она смотрит в будущее. Она знает, что сложившийся порядок вещей вот-вот рухнет.
Яцек полувздохнул-полувсхлипнул.
- Да, это очень сильная картина, - продолжала старушка. - Но затем наступит мировой расцвет. В это верили футуристы, в это верил Павел Филонов, в это верим и мы.
- В это верим и мы, - согласился Яцек.
Он еще долго смотрел в голубые глаза младенца Иисуса. А потом сказал “извини” и ушел из музея.
****
“Елена умерла”.
Эти два слова разорвали мир.
Яцек умолял открыть ему адрес врача, просил увидеть Лену еще раз, убедиться, что все это недоразумение.
Но с той стороны раздавались лишь гудки.
Он сидел на набережной, где Лена сказала ему “ты можешь зайти”, и не мог простить себе, что согласился.
Мимо него проходили туристы. Они с восхищением смотрели вокруг и скользили взглядом сквозь бледного, сжавшего зубы и кулаки парня.
Вся красота и очарование куда-то ушли. Города были пустыми и холодными, поездки длинными и утомительными, люди - скучными и ограниченными.
“Почему я здесь? Почему - Я - Здесь, - думал Яцек, глядя в низкое небо. - Я. Здесь”. Это казалось дурной шуткой.
“Здесь”.
Ноги сами понесли его в сторону спрятанной во дворах рюмочной.
“Здесь”.
Черный автомобиль не вписался в поворот и выехал прямо на оглохшего от горя пешехода.
“Я здесь”.
Но после сильного удара все прекратилось.
“Я…….”.
-
(https://i.pinimg.com/originals/c5/9c/87/c59c878f5b16d0a404e7c2cbfe36cf87.jpg)
Водопад. пусть и искуственный, но все равно завораживающий. Как бы хотелось встать под него и смыть с себя все неудачи.
Дети несколько минут молча любовались водной струёй. Каждый из них знал, о чем думает его пара.
- Ну и что ты скажешь?
- А ты что скажешь? - мальчик обиженно отвернулся. - Я, что ли, виноват?
- А кто, я? - девочка чуть не плача посмотрела на него
- Это ты могла повлиять, не я!
- Но я же пыталась! И вообще, зачем было так спешить?
- А что, был вариант отложить?
- А может и был?!
- Да не было. Я у Старшеклассников спрашивал. Там вообще дальше без вариантов было..
Дети шли молча. Каждый из них думал о том, где ошибся. А водопад все шумел, и множество тонких струй становились одним озером…
- Наши одноклассники уже отдыхают, - вздохнула девочка. - Это все моя вина. Зачем, спрашивается, я взяла задание поинтереснее?
- Я больше жалею о втором варианте. Нам ещё к нему…
- А давай подналяжем и решим оба? Говорят, некоторым это удаётся!
- А если провалимся?
- Останемся на второй год!
- А не исключат?
- Ну и исключат, так что? Мы же там уже все знаем!
***
На большом столе лежали четыре папки. Две розовые и две синие. Именно они, в конечном итоге, скоро станут их вариантами.
- Смотри, здесь возможно общее решение, - показала девочка. - Если убрать это, а потом сделать вот так - мы приходим в общую точку!
- Да, и тут похожие условия, - мальчик откинул лишние бумаги и соединил две папки в одну. - Ну что, берем так?
- Нет, - девочка поменяла папки местами и хитро подмигнула, - вот так.
- Тогда еще так, - мальчик положил розовую папку в освободившуюся синию. - И ты сделай так же, пока никто не заметил..
-
Алекс
ей
Я в этой комнате жила, садилась в кpесло и смотpела
на остpый кpаешек стола, где лампа pыжая гоpела.
(Зоя Ященко)
Этой ночью мне опять снилась квартира деда. Скрипучий паркет просторного зала залит ослептиельным знойным светом сквозь большие окна сталинской трёшки; свежеотмытые мною окна распахнуты настеж, паркет благодарно блестит в тех местах, где я только что его намывал. Я стою с тряпкой в левой руке, прижимая правую к ноющей от удара челюсти. А посреди комнаты стоит дед – седые волосы растрёпаны со сна, клетчатая рубашка измята, лицо перекошено от злости.
- Бабья работа! Бабья! Брям твою через котлету!
Всё в мире деда было поделено на мужское и женское. Точить ножи или выносить мусор – только мужское; и не дай бог бабушка Маша до гвоздя или молотка хотя бы притронится. Готовить еду или убираться в доме – женское. И если бабушка уже второй месяц в больнице, а в доме свинарник и жара, то это вовсе не значит, что внук может взять в руки тряпку и что-то с этим сделать. Мысль о том, что внуку даже нравится заниматься уборкой никогда бы даже не родилась в упрямой голове деда. И всякую “бабью дурь” следовало немедленно выбивать из внука, не стесняясь ни в средствах, ни в выражениях.
Я приходила и лгала, и пела, и вязала свитер
И где ж я столько слов брала, таких ненужных и избитых?
Пока бабушка Маша была здорова дед не сильно давал волю своему “воспитанию”. Бабушка, которая на самом деле прабабушка, но никто не осмеливался ей об этом напоминать, считала непутёвого внука геем, и почему-то её это совершенно устраивало. Она научила меня готовить, вязать и лгать. Бабушкина наука вовремя смолчать, проглотить гордость и обиду не раз спасали мне жизнь или хотя бы здоровье. А её уроки немецкого языка стали для меня настоящей дорогой жизни.
Я плыву через утренний ритуал под звуки Logo - подкаста с детскими новостями. О самом важном они обязательно расскажут, но без того, чтобы портить насторение на весь день. И голова плывёт сквозь воспоминания субботних дней с бабушкой. Дед уходил на рыбалку, а мы слушали немецкое радио, готовили сырники и обсуждали школу – всё это по-немецки. Теперь, когда моё утро проходит в маленькой квартире огромного жилого комплекса около Мюнхена, делать всё то же самое наконец-то не кажется странным. Прошло уже четыре месяца с того дня, когда я, спотыкаясь и путаясь в слишком длинном кардигане бежал на самолёт в Пулково, опаздывая на него из-за какой-то непонятной проверки на паспортном контроле, обжигаясь о презрительные взгляды полицейских (“Пидор!”), обрезаясь об острые углы соседей по самолёту (“Дурка какой-то”) и набив себе чемоданом синяк на лодыжке, перенёсся в страну уверенной неторопливости, где все разговоривают на любимом языке моего детства, никуда не торопятся и никогда не опазывают. Четыре месяца как я могу покупать любую одежду в магазинах, приходить в ней на интересную работу и идти вечером на публичные дебаты в библиотеку, где можно даже, набравшись смелости, высказать своё собственное мнение. Такую жизнь можно было бы назвать раем, если бы не один человек...
Так бывает,что ненавидишь кого-то до самой последней капельки. Когда тебя раздражает в человеке как он выглядит, пахнет и звучит. Когда от цвета его глаз, формы ушей и длины носа хочется залезть на стену или нырнуть в колодец. Когда каждый раз при виде этого человека непроизвольно вопрошаешь мёртвого бога “Боже, но как ты мог сотворить такое?!” В моей жизни есть человек, которого я ненавижу до кончиков ногтей и никакой переезд в Германию не может мне помочь от него избавиться, потому что этот человек – я сам. Точнее моё тело. В нём всё как-то неправильно – оно острое там, где должно быть мягким, лысое там, где должно быть прикрытым волосами, зато мохнатое в совершенно других неподходящих местах.
Нет, я точно не гей. Мысль о любом мужском теле, а не только своём, вызывает во мне почти физическое отвращение. Но и с девушкой я тоже никогда не был. Может быть это от того, что я не могу представить себе как кого-то может привлекать это уродство и сразу подозреваю любое проявление плотского интереса к себе как признак явного душевного расстройства. Может потому я и уехал? На родине я не вписывался ни в рамки “нормальных” мужиков, как мой дед, ни в более свободные представления “продвинутых”, как моя бабушка. И только здесь я могу ходить на вечерние дебаты феминисток не задаваясь вопросом кто я и что я вообще там делаю.
Я хожу на дебаты, потому что мне это интересно. И потому, что мир слишком долго несправедлив к женщинам. Женщин бьют, насилуют, убивают и делают с ними ещё более страшное. Когда мне стукнуло 18 и мама проводила со мной воспитательную беседу о сексе и беременности она вдруг рассказала о своей сестре – моей тёте Лене, которая залетела и из страха перед отцом (моим дедом) пошла делать подпольный аборт и умерла от его последствий. Меня до глубины души потрясла эта история – ведь тётя Лена была поставлена в такое положение своими отцом и женихом, двумя мужчинами в её жизни, которые должны были больше всех о ней заботиться. Вместо этого в самый сложный для неё момент она была оставлена одна и обречена на муки и смерть. Разве это справедливо? И вот теперь, когда, казалось бы, прогресс позволяет проводить медицинские процедуры безопасно право женщин на аборт опять стало темой для горячих дебатов.
Правдива ли история про тётю Лену я так никогда и не узнал. В моей семье легенды жили какой-то своей собственной жизнью, ни капли не стесняясь противоречий между собой. Как-то я распрашивал маму про предков и оказалось, что один её дед воевал за красных, другой за белых, третий ещё до войны уехал в США, а четвёртый ушёл служкой в монастырь то ли в Болгарии, то ли в Сербии. Учитывая, что нормальные люди ограничиваются двумя дедами, а служки в монастыре нечасто обзаводятся детьми, некоторые из этих легенд были явной ложью. Ещё была серия рассказов про жизнь бабушки Маши в концлагере. Про это могли бесконечно рассказывать все члены семьи, кроме самой бабушки. И если сложить все истории вместе, то получалось что она сбегала из лагеря раз пятнадцать, спасла разными способами пару дюжин детей и даже несколько раз героически погибала. Сама она никогда таких разговоров не поддерживала, никакие легенды не подтверждала и всячески уходила от любых попыток что-то про концлагерь распросить. Глядя на бабушкин весёлый нрав, на её любовь к немецкому языку и отстутствие какой бы то ни было ненависти к Германии, я часто думал об ужасах концлагерей. Ну то есть, конечно, ужас, что они были. Но может быть жизнь в них не была такой страшной, как рисовали семейные легенды?
Сегодня вечером я обязательно пойду после работы на дебаты в библиотеку. Уже второй месяц неизменно обсужадается один и та же тема, но ни остроты, ни новизны эти споры пока не теряют. Желающих высказаться по теме абортов много и организаторы следуют какой-то сложной схеме, по которой назначается порядок выступлений. Сегодня будет выступать очень интересная ораторесса. Она радикальная “про-лайферша” на религиозной почве, но её аргументы не сводятся к тупому “так сказано в Писании”, наоборот, она очень эрудирована и не стесняется опираться на экзистенционалистов Хайдегерра и Ясперса. Она уважает оппонентов, слышит их доводы и возражает спокойно и по порядку. Берта – мой любимый оратор с противоположной стороны дебата и её выступление я не пропущу ни за что на свете.
---
Он жив, и я едва жива. Стихи зачёркнуты в тетради.
А в это кресло кто-то сядет и будет говорить слова.
Хрупкая сильная правильно скроенная фигура Берты выходит из тени и берёт в руки микрофон. Она спокойно обводит зал добрыми внимательными зелёными глазами и зал затихает. Берта поправляет чёлку своим фирменным движением и задаёт залу вопрос.
- Кто из вас был в пренатальной реанимации?
Берта не торопит зал с ответом, и несколько рук робко поднимаются вверх. Затем Берта рассказывает о своём опыте волонтёрства в таком отделении. Она говорит о достижениях современной медицины, о развитии социальной поддержки в обществе и даже о надвигающемся демографическом кризисе. Я прекрасно понимаю, что она клонит к тому, что нет смысла выбирать рожать или нет, потому что есть выбор растить ребёнка или нет. И если мать не может или не хочет растить ребёнка сама, то общество справится с этим вместо неё. Я не согласен. Я знаю, что человечество бесконечно далеко от проблемы выживания, как биологического вида. Я ничего не имею против сокращения числа людей на планете. Но самое главное, я не считаю общество способным растить детей. Разве будет “общество” готовить вишнёвый пирог на день рождения и говорить с внуком на иностранном языке, как дела бабушка Маша? Но ораторское мастерство Берты завораживает даже меня. У меня есть ответы на все её аргументы и когда-нибудь я запишусь на выступление и выскажу их, но я никогда не смогу с такой грацией и уверенностью вести за своей мыслью разношёрстную аудиторию феминистических дебатов.
Берта заканчивает своё выступление цитатой из Библии. Она всегда так делает и я бесконечно благодарен ей за это, потому что таким завершением она собственноручно разрушает сложный карточный домик своих аргументов. Если бы она завершала чем-то другим, кто знает, может быть в Германии уже запрещали бы аборты. Вместо этого, следующий оратор (высокая смуглая девушка со скандинавским произношением) получает удобную ступеньку для начала собственного выступления. Я не знаю как зовут новую ораторессу; она разбирает аргументы Берты один за другим, как конфеты на рождественской ярмаке. Начав с библейской цитаты и потянув за суровую нитку соцзащиты она показывает слушателям всю несостоятельность аргументов Берты. Берта сидит в первом ряду далеко впереди меня. Её прямая спина и расслабленные плечи говорят мне, что она спокойно принимает разнос от оппонента. Я почему-то уверен, что она даже испытывает благодарность и впитыает в себя каждое слово, каждый аргумент. В следующий раз она намного прочнее выстроит карточный домик запрета абортов. Но от библейской цитаты не откажется никогда, а значит никогда не выиграет дебаты в мюнхенской библиотеке.
После выступления ораторов, мы разбиваемся на маленькие группы и обсуждаем услышанные аргументы между собой. Увлёкшись спором, я на равных учавствую в обсуждении, пока меня не срезает ударом по моему слабому месту Сюзана, заочная студентка берлинского ТУ:
- Ты-то почему так сильно об абортах переживаешь? Тебе же всё равно не рожать. Боишься, что подруга залетит? Давай я тебе контрацептивы подарю и научу пользоваться.
Я слышу это предположение каждый раз, когда слишком увлекаюсь спором. Оно ошпаривает меня как кипяток, и я отступаю в тень. Так и сегодня, не дожидаясь окончания дебатов, я извиняюсь и ухожу, будто бы в туалет, а на самом деле по тёмному гулкому корридору ночной библиотеки к лифту на первый этаж.
Сначала разобьётся шар, потом порвётся старый свитер.
И мы, друг другом позабыты, уйдём по грифам двух гитар.
Прислонившись лбом к шершавому бетону стены коридора я жду лифт. В такие моменты я особенно остро ощущаю грузность своего тела, его уродливою неправильность. Больше всего мне хочется приложить ненавистную голову о крепкий надёжный бетон, но я держусь. Считаю до двадцати четырёх, как в детстве: один, два, три - разжимаю кулаки – четыре, пять, шесть – глубокий выдох – семь, восемь – шаги по коридору! Собрав волю в кулак, я выпрямляюсь и делаю максимально правдоподобный вид человека в ожидании лифта, на который только способен.
По коридору идёт Берта. На первый взгляд так же спокойно и уверено, как раньше. Но голос Берты едва заметно дрожит, когда она говорит.
- Привет Алекс. Ваши во всех группах побеждают.
- Наши?
- Про-чойсеры.
Я поражён, что она знает моё имя и даже знает на какой я стороне. Берта улыбается:
- Не так-то много людей ходит на каждые дебаты. Конечно я тебя хорошо помню. Та аналогия с вакцинацией, с прошлой недели, довольно интересна. Уж точно совершенно неожиданна и свежа.
- Спасибо, Берта.
- Жаль завтрашние дебаты отменили. Из-за какого-то глупого собрания попечительского совета. – интонация Берты едва заметно изменилась и мне показалось, что она сейчас по-детски покажет язык дурацкому совету “взрослых”, но ничего подобного она, конечно, не сделала.
- Я не знал, обидно. У меня никаких других планов на завтрашний вечер не было.
- И у меня никаких.
- Хочешь вместе в кафе сходим? - произнёс мой голос.
Во мне как будто что-то взровалось. Я только что пригласил девушку – Берту! - в кафе. Это произошло как-то само собой, как естественное продолжение разговора, как я много раз видел в кино. Вот только в кино столь непринуждённо приглашали на свидание уверенные в себе и в собственной сексуальности нормальные мужчины. Ни у кого из них не останавливалось дыхание, не сбивалось сердце и не темнело в глазах. Их не накрывала паника от неизбежного ответа, а я даже не знал какого ответа боялся больше.
- Давай. Что-то лифт долго не едет.
Уже в лифте Берта сама предложила место:
- Давай в обычное время в Cafe`Flower на Leonrodplatz. Тебе подходит?
- Да, отличное кафе. Я туда часто захожу, если слишком рано на дебаты приезжаю. Значит в без пяти пол шестого?
- В без пяти пол шестого. - повторила Берта, неопределённо махнула рукой и отправилась в сторону парковки.
Я вдохнул свежего вечернего воздуха и направился к станции U-Bahn. Моё нескладное тело отражалось в стёклах витрин и в окнах машин. Оно ни капельки не изменилось и я всё так же ненавидел каждую клеточку этого тела. Изменилась только одна совершенно ничтожная деталь, кое-что я теперь знал о себе, в чём сомневался раньше:
- Точно. Не. Гей.
Всё остальное про себя мне ещё предстоит выяснить.
-
Берта
Я никогда не опаздываю на мероприятия. Пастор говорит, Господь не одобряет непунктуальность. Но сегодня двери трамвая вздохнули и закрылись ещё до того, как моя правая нога опустилась на платформу. Выдыхаю "Scheiße!" и сгибаюсь пополам в поисках воздуха...
Девушка с коляской на остановке смотрит на меня сочувственно - наверное, после неловкой пробежки я выгляжу неважно. От сочувствия на чужом лице хочется провалиться под землю и я закипаю внутри. Да какое тебе вообще дело?! Я поднимаю голову, делаю глубокий вдох и расправляю плечи.
В детстве отец всегда ругал меня за неправильную осанку. Настоящий мужчина, он говорил, должен нести себя гордо и смотреть на мир прямо, не отворачиваясь. Мои братья смогли вырасти настоящими мужчинами. А я? У меня не получилось. Несмотря на все отчаянные старания, мне было труднее. Во-первых, мои братья старше и сильнее. Во-вторых, я родилась девочкой.
Улыбнись ей, Берта. Скажи, что всё в порядке. Иначе она решит, что ты так же слаба, как и все остальные женщины в этом городе.
===============
- Для тех, кто присоединился к нам позже, тема сегодняшней встречи: "Льготы для материнства и детства: слишком мало или слишком много?". Кто-то ещё готов высказаться? Берта, проходите. Я уверен, что мы все ждали вашей речи!
Я выхожу на сцену и моё сердце ускоряет ритм. Не так страшно, как в первый раз, разумеется. И даже не так страшно, как в десятый. Раздаются негромкие вежливые аплодисменты от коллег по клубу дебатов, в расслабленных позах сидящих в мягких библиотечных креслах. Я расправляю плечи и делаю два глубоких вдоха. Здесь и сейчас я на своём месте.
- Быть "девочкой" в наше время стало индульгенцией для слабости и безответственности. Однако, Господь дал нам тот единственный священный дар, отличающий нас от мужчин. Предназначение, миссия и проклятие. Материнство!
Внимание зала полностью моё. Я слышу пару неуверенных хлопков, пока я делаю идеально спланированную паузу. Два вдоха и обвести глазами аудиторию.
- В полной ли мере каждая мать осознаёт благословение, ниспосланное ей? Готова ли она нести крест со смирением доброй христианки, или же сохранила беременность ради льгот и субсидий?
Мой голос крепнет и приобретает нотки стали. Вы ждали моей речи? Вряд ли вы ждали именно такой. Впрочем, мне плевать.
- Я убеждена, что многие проблемы нашего общества происходят от того, что мы даём женщине слишком много выбора. Мы убеждаем её выносить и родить ребёнка, завлекаем бесплатными билетами в кино и отдельным сиденьем в трамвае. Распоряжаться правом дать жизнь может только Бог, и эта новая жизнь - награда ценнее, чем скидка в магазине нижнего белья.
В зале неуверенные смешки. Хорошо.
- К сожалению, это знание сейчас доступно лишь небольшой части девушек. Но их ли это вина? Поощряя их выбор в пользу эгоистичных удовольствий, мы ни в коем случае не помогаем женщинам. Напротив, их жизнь была бы проще и честнее, если бы каждый зачатый ребёнок имел право быть рождённым!
К моему горлу подбирается комок. Нужно заканчивать.
- Вопрос, который мы обсуждаем сегодня, поставлен в корне неверно. Вычисляя, сколько денег нужно, чтобы стимулировать женщину родить, мы по умолчанию даём ей эксклюзивное право принимать решение об аборте. Но правильно ли это? Любая религия скажет вам твёрдое "нет". Ни для кого не новость, что убийство человеком человека, пусть даже того, кто неспособен дышать своим воздухом, противоестественно по своей сути. Но мало кто задумывается, что нерождённый ребёнок - такая же часть тела отца своего, как и матери. Манипулируя правом на выбор, женщины лишают этого права своих мужей. Это ли равноправие, которого мы добивались?
Материальная поддержка материнства - не главная проблема. Нас не нужно уговаривать рожать детей. Женщине нужно всего лишь дать честный шанс выполнить своё предназначение!
К этому моменту в носу невыносимо щиплет, я сухо киваю в знак завершения и ухожу со сцены. Ведущий объявляет перерыв, пока я быстрым шагом направляюсь в туалет, не забывая держать спину прямо.
Когда я возвращаюсь, истратив изрядную дозу тонального крема, все обсуждения в зале уже почти умолкли. При всём желании не могу не подслушать последний завершающийся спор. К тому же, мне интересно!
Его, вроде бы, зовут Алекс и при мне он никогда не выходил на сцену. Её зовут Ирма и она просто обожает лезть в чужие дела. "А тебе-то что до нашего выбора?", - насмешливо спрашивает девушка, - "Ты что, из тех, кто пользуется абортом вместо контрацепции?". Он пожимает плечами: "Нет, просто это неправильно". Они выходят из зала и я остаюсь одна.
===============
Сегодня заседание клуба закончилось особенно поздно и после финальных аплодисментов все как будто растворились в приглушенном свете коридоров, пока я медлю. Неудивительно, ведь кого-то дома ждёт ужин, кого-то - дети, а меня - только позавчерашняя посуда в раковине.
За спиной неслышно возник парень, будто бы весь состоящий из длинных худых ног и кардигана не по размеру. Чёрт, я-то думала, что осталась одна во всём здании!
- Ой! Извините. А вы - Алекс, правда?
Конечно же, это он. Тот самый, сторонник абортов и вечный молчун. Но всё-таки нас никто не представлял друг другу!
- Да, верно, - он стеснительно улыбается и я вижу, что ему очень неловко.
Я отпускаю невинную ремарку о том, как жаль, что следующую встречу отменили. Алекс меняется в лице, смертельно бледнеет и говорит, что ему действительно жаль. Его как раз давно восхищают мои выступления, и если мне не трудно, мммм... хотя я безусловно занятой человек, но раз уж освободилось время, то, может быть, эээ... мы могли бы встретиться и пообщаться? Пусть он не так уж хорош в дебатах, но возможно, один на один...
Я прерываю его путаный монолог, рассеянно улыбаюсь и соглашаюсь встретиться в кафе у библиотеки. Мне некуда спешить, почему бы и нет?
===============
Мы не обменивались телефонами, но через неделю всё-таки встретились в назначенном месте. А я даже не думала, что он осмелится прийти! Снова в каком-то мешковатом свитере, лохматый и весь немного нелепый - когда он всё-таки заговорил, я не могла оторвать от него взгляда. Я не помню точно, о чём мы говорили. Его на самом деле зовут Алексей, он приехал из России, и всё это на самом деле совершенно неважно, когда я смотрю в его глаза. С ним легко и как-то просторно в душе, и от этого мои плечи расправляются сами собой.
Мы встретились на следующий день, потому что не договорили о чём-то, а последний трамвай уже уходил. Мы гуляли по парку плечом к плечу, как два старых друга. Воображаемая кошка, которая постоянно скребётся у меня на душе, свернулась уютным клубком и уснула.
Он достал новую пачку презервативов и смущённо попросил выключить свет... Да-да, я пошла к нему домой. Да, именно так. Прости меня, Боже, я согрешила. Но я всегда представляла грех чем-то безобразным. Когда мне предлагали согрешить раньше, это и было безобразно и порочно. А в тот момент я чувствовала себя удивительно чистой.
Конечно, я пошла к нему домой. Он не настаивал ни на чём, но глубоко внутри я знала, что этот момент настал. Словно в моей жизни не было ничего более правильного, чем снимать с него рубашку и прикасаться губами к телу под ней. Даже на мессе я не чувствовала себя более цельной, чем здесь, в постели с человеком, которого я знаю как будто всего два дня, но на самом деле знала его всегда...
- Я очень хочу ребёнка, - шепчу я, пока не стало совсем поздно, - если это случится, я оставлю его. Ты можешь остановиться и уйти, если хочешь.
- Это всегда будет твоим выбором, Берта. Я поддержу любой
- Да поможет мне Бог, - произношу одними губами.
Бог есть любовь. Он помогает даже грешникам.
============
Я люблю и ненавижу старый семейный альбом. Он никогда не сможет дать мне того, что я там ищу - но я продолжаю пытаться.
Первые несколько фотографий моей семьи по отцовской линии сняты одним фотографом. Бедный дом, тощая курица у забора. Наверное, для них это мероприятие стоило очень дорого! Отец, его старший брат и прабабка в своих лучших нарядах с серьёзными лицами - так принято. Ох, как бы они удивились тогда, увидев, как я корчу рожи для селфи теперь, когда одна фотография не стоит целое состояние!
Дальняя родственница отца, больная скрюченная старушка. Рядом почтительной тенью - Мария, служанка из какой-то из советских республик. Она не отходила от неё далеко до самой смерти, даже на фотографии. Мне всегда по рассказам казалось, что это была женщина удивительного великодушия и чистоты - жаль, что мне не пришлось с ней познакомиться. Очень жаль, что её судьба сложилась именно так.
Ещё несколько неизвестных лиц, чьи имена наверняка подписаны карандашом на обратной стороне. Потом - выцветший снимок, где все стоят вместе.
Глубокий вдох, долгий выдох. Последняя фотокарточка в альбоме снята в другом месте и вклеена позднее...
Ты смотришь на меня просто и задорно, как будто в твоей жизни не было боли и страха. Красивая молодая женщина в свободном платье в горошек, так что живот почти незаметен. Неужели ты могла не понимать, что то, что вы делаете, навсегда станет синонимом ужаса и позора человечества? Что в альбомах миллионов семей вместо фотографий останутся пустые страницы с траурной лентой? Что к этим площадям, которые кричат даже тогда, когда там не осталось ни единой живой души, будут водить ваших друзей и знакомых, и многие из них не смогут с этим жить? Что даже я спустя два поколения не буду знать, как с этим жить?!
Единственная фотография, где вы с дедом вместе. И вместе с вами на том же фото - конец надписи на воротах - буквы w, i, t, z. С тех пор, как я узнала историю вашего знакомства, я никогда не смогу думать о вас отдельно от этого слова. Oma, Opa, Auschwitz. Всегда вместе.
Почему, бабушка? Ведь ты же тоже женщина, ты тоже носила в себе сына, думала ли ты, какой будет его судьба в мире, где есть концентрационные лагеря? Так ли лучше быть сыном надсмотрщика, чем сыном заключенного? Может быть, мне стало бы проще, если бы можно было хоть раз посмотреть тебе в глаза по-настоящему и сказать хотя бы одно слово. Но совсем скоро вас обоих унесёт болезнь ли, божья ли кара. Раскаялась ли ты перед смертью? Было ли тебе страшно?...
Я снова хочу сжечь этот альбом, но снова медленно расправляю корешок и бережно ставлю его на полку.
-
(https://avatars.mds.yandex.net/get-zen-vh/6278867/2a000001829bece6cbc57ff20c2be6bd83d2/orig)
Мария Петровна Ивановна
Я закрыла ноутбук. Не самая новая, но вполне приличная модель, подаренная правнуком перед отъездом. Сын назвал его "бесполезной игрушкой", поэтому ноут переехал в мою комнату.
Молодёжь всегда по-своему любила меня и называла "продвинутой старухой", я в ответ интересовалась их "ерундой" и рассказывала поучительные истории из моей молодости.
Наверное, вы удивитесь, если я скажу, что не люблю давать непрошенные советы? Но факт остаётся фактом: свои "советы" я всегда старалась скрыть за какой-нибудь сказкой, легендой или историей из жизни моих друзей. Ну не могут такие как я учить жизни! Правилами запрещено!
Правда недавно мне попался один забавный лайфхак. Настолько очевидный, что я долго ругала себя за то, что не додумалась сама: соседка, Людочка, подарила мне колоду карт Таро. Так я, коммуниста, дочь революционера, вдруг стала немного гадалкой.
Но сейчас мне самой требовалось совет. Что делать с невестой Алекса-младшего? Уговорить на аборт? Но как я скажу ей об этом? Тем более, у нее есть травма на эту тему. Такая же, как была у Алекса.
Зачем, спрашивается, им вообще сходиться было? Я же ещё в сорок пятом побеспокоилась об этом! Но нет, молодёжь опять наворотила дел. Интересно, в чем подвох на этот раз? Железный занавес, к счастью, уже рухнул и в ближайшие лет пятнадцать подниматься не собирался, а дальше я просто не заглядывала.
-- И что делать? - я заметила сидящую на потолке муху и по привычке спросила у неё совета. Муха перелетела на телевизор. Так, ясно, включаю!
"Конечно, в браках родственников нет ничего хорошего, и ученые часто выступают против. Но обычно речь при этом идёт о близком родстве: брат и сестра, дядя и племянница, дедушка и внучка. Троюродные же брат и сестра являются очень дальним родственниками и почти не имеют общих генов…" - вещала Малышева. Так себе авторитет, но ответ четкий: я имела дело с троюродными тётей и племянником. К тому же они были троюродными лишь по общему деду.
Я закрыла глаза и глубоко вдохнула: спасибо, что аборт не был обязательной программой. Мне хватило Ленточки, так бездарно потерявшей свой шанс. Другая бабушка, наверное, ушла бы вслед за внучкой, но я, игравший тогда роль железной леди, лишь замкнулась в себе. Я закрылась от всех и стала ждать правнучку. А получила, к своему недоумению, правнука.
И вот, сегодня я увидела Берту, и поняла, к чему все это было. Внешне Инга, внутри - Генрих, будто не внучка она им, а дочь! Зачем, молодёжь, зачем? Неужели нельзя было выбрать девушку попроще? И в чем, скажите мне, такие уж различия между ними? Насколько, увидела, эти двое созданы друг для друга, как ключ создан для замка!
Алексей, ну как же так вышло, что мы и тут напортачили?
От мыслей меня отвлеклась соседка. Налочка, девочка южных кровей и мусульманка по вероисповеданию, первая поняла, что я могу "помочь с будущим". Вот и сегодня её интересует одноклассник Тимур. Я отрицательно качаю головой и советую сосредоточиться на поступлении: одиннадцатый класс, на носу экзамены, и куда - в мед! Если будет умницей - станет первоклассников хирургом. Но дома ей поют про мужа, детей и вечный декрет. Ну нет, пока я здесь - не бывать такому, это мой долг перед одним хорошим человеком.
Я открываю комод и достаю почерневшее колечко. Ох, Инга, родная ты моя, как же больно тебе было осознавать, что я беременна от твоего отца! Поверь, поняв, что ваши руки уже в крови, я металась между вами, но выбрала тебя: в его семье меня бы не тронули, а вот твой отец…
Я не была первой, но ты узнала только обо мне. И поверила с первых же слов. Тогда то я поняла, что шансы ещё есть, души ваши ещё не испорчены. Теперь это кольцо будет носить твоя и Генриха правнучка.
Я достала фотографию мамы. Её увеличенная копия давно украшали мою стену: спасибо Алексу, постарался. От Леши-сына этого было не дождаться, угораздило же меня родить карьериста. Такого же, как мой отчим. Всё же я больше люблю семейных: они пока ещё добры и наивны.
По телевизору показывали Пугачеву. Символ эпохи, отличная работа, но кто-то явно переиграл. Я не осуждала: быть может, мне бы тоже хотелось вечно купаться в лучах славы.
Однажды, читая какую-то книгу по истории, Алекс спросил меня, что я почувствовала в день смерти Сталина. "То же, что и в день смерти Гитлера. Облегчение и радость" - ответила я, и внука полностью устроил мой ответ. Он не знал причин моей радости. Да и вряд ли принял бы их всерьёз.
На душе вдруг стало очень тепло. Я взглянула в окно и нашла взглядом белого голубя: "Получилось? Алекс будет счастлив? Если да - пусть взлетит" - стая голубей поднялась над моим двором. Я улыбнулась: ну наконец-то. Значит, у этой истории счастливый конец. Значит, пристрою Налу в медицинский - и можно умирать спокойно…
-
(https://avatars.mds.yandex.net/get-zen_doc/3530293/pub_6074c92366df1b2105d591d6_6074d011c2e03035ad2a6915/scale_1200)
Дети молчали. Они сдали свой "супервариант", и учительница с долей иронии посмотрела на них. Должники! Этот статус уже прилип к ним! Они были не последние в классе, не выполнившие задание, но только у них "зависло" оба варианта. Теперь или пан - или пропал. Осталось дождаться вердикта директора: скоро он объявит, кто переходит в следующий класс, а кто остаётся на второй год.
- Вот вы где? Быстро за мной! - не тратя время на приветствие, вожатая, ещё не сменившая дорожного серого платья и немного растрепанная, схватила их за руки. - Там же директор! Лично поздравить хочет! Дети радостно перегляеулись: выходит это выпускной? Их класс сдал?
- Ты как тут? - только и смогла спросить девочка.
- Ой, ужас! Таможня трижды остановила, еле убедила, что я уже ученица! Надо бы переодеться, но я хотела быть с вами...
- Спасибо, Машка-бумажка! - вожатая не обиделась, хотя и наградила мальчика лёгким подзатыльником.
***
- Я поздравляю вас всех с переходом в среднюю школу, - начал высокий, статный директор. - Не стоит расстраиваться, если ваш путь в начальных классах затянулся. Вы приобрели бесценный опыт, который используете позже. В средних классах вам предстоит решать другие задачи: вы будете строить карьеры, отдавать приказы, писать книги, снимать фильмы, и другими способами влиять на подопечных наших новых малышей, - директор улыбнулся. - До окончания средней школы вам не будет доступен уровень мировой славы, но это и к лучшему. Так же поздравляю вожатых. Особенно хочу отметить подвиг одной ученицы. Поздравим ее с успешным переходом в старшие классы! За столь оригинальный способ помощи малышам, а так же за помощь другим хранителям, в старших классах она сможет лично общаться с подопечной душой и даже может выбрать для неё путь мессии…
- Можно не надо? - Вожатая жалобно посмотрела на директора, потом, выразительно - на свои ладони.
Робкие аплодисменты сменились овациями. Некоторые старшеклассники даже встали со своих мест...
(https://i.pinimg.com/736x/14/22/f5/1422f582922c3ca19cccb2ceb7d96830.jpg)
-
Люсинэ:
Этот текст был написан буквально за час после получения наводки. И знаете что? Если бы я этого не знала - никогда бы не догадалась!
Как я увидела эту историю:
Люсинэ - девушка, живущая в своём мире, где нет места чужому (что бы ни было этим чужим). Она, быть может, и не против вырваться, но, имхо, внешний мир пугает её. Быть может она и не верит в то, что рассказывает ей Алексей?
А вот в совершенное Алексеем насилие ей поверить проще простого: ведь всех вокруг она знает давно, а он чужой, а чужой - плохой…
При этом она не против похищения. Почему? Быть может потому, что с детства знала, что однажды может и так случиться?
Это отдельный мир, в котором все иначе, и по её мнению - правильно. И чужому там не просто прижиться. Его примут,разоденут, задарят подарками и будут угощать лучшими продуктами, но от этого он не станет "своим". Вот и Алексей не стал...
Кагу удалось передать эту атмосферу аула: замкнутость, закрытость, самобытность. Девушки аулов жили какими- то своими понятиями, и Кагу приоткрыла нам этот занавес. Особенно мне нравится стиль изложения - монолог, то ли молитва, то ли просто поток мыслей, разговор с собой. А с кем ещё может поговорить Люсинэ? Кто её учюслышит?
И огромное спасибо за то, что пришла на помощь! Ты буквально спасла текстовушку, сделав её цельной!
Алексей:
Признаюсь честно: я и не думала, что один из текстов окажется письмом. Но Шеб выбрала именно письмо, и как по мне - не ошиблась.
Алексей у неё- ещё немного наивный в силу молодости юноша, отправленный отцом в горный аул с простым, на первый взгляд, поручением: передать что-то старейшине. Что? Мы так и не узнали. Да и не важно уже, что там было. В ауле Алексею "рады", как и принято, но принимать его никто не собирается, и, как только в ауле находят убитую девушку - все подозревают чужака. Ему не дают и шанса оправдать себя.
Хорошо передана атмосфера аула "со стороны": все такие гостеприимные, рады гостю, отдают ему лучший кусок, жизнь у них кажется праздником… Пока все идёт по их сценарию.
В тексте хорошо передан момент, когда все изменилось, и "местные" из друзей вдруг стали врагами. Приятно удивляет, что, зная что его ждёт, Алексей никого не винит, и даже "передаёт матери привет". От последней фразы становится жутко.
Большое спасибо за игру!
Эта пара открывала игру. Первая встреча двух неопытных душ. Первая, но самая фатальная, ошибка, которая ещё не раз "аукнется" позже. Порадовало, что тексты почти не пришлось подгонять.
Спасибо авторам!
-
Итак, вторая пара.
В этой паре случилась магия: Кузьмич вдруг стал Кузьмичем сразу у двух авторов. Да и в остальном исправлений было мало. Самый минимум, чему я крайне рада!
Греховский (так и не поняла, можно ли называть тебя Ганя)
Ты удивил и поразил в самое сердце. А кто не согласен - тот просто не видел текст в стиле 18-19 века. Выложить?
Петр с первых строк показал себя молодой, но вполне уже личностью. Именно такие, на вид "дурные", непослушные "мальчики" и идут потом на заводы, "забыв" о своём происхождении. А ведь мог, наверное, в Европу уехать. А Анна… ну одна она, что ли…
Но не уехал! И даже предпринял попытки "вписаться" (подозреваю - смог бы. Я по тексту вижу, что смог бы). Что до того, что он находит что-то в коммунизме: верю. Почему нет то? Быть может, он смог бы даже построить карьеру и стать кем-то "влиятельным".
Хорошо переданы отношения с отцом. О нем сказано мало, но мы видим, что отец остаётся авторитетом для сына, пусть не во всем и не всегда. И, что радует, отец в конечном итоге принимает выбор сына (в отличии от Кузьмича).
Думаю, отдельного внимания заслуживает описание природы вокруг поместья и самого поместья, уже покрыто трещинками, но все равно такого любимого и родного. Как будто не читаешь, а видишь это. И даже понимаешь, почему Петр не хочет уезжать из дома, пусть и в лучшую жизнь.
Анна.
Текст Мяют удивил меня: она шла от плохого к хорошему, от настоящего в прошлое. В настоящем Анна - почти отчаялась, но все еще пытается сохранить себя(ведь плюнула же в лицо Ивану!), а прошлом - счастливая и влюблённая девушка, в которой лично я вижу потенциал. Не зря же за неё воюют два таких целеустремлённых мужчины?
Признаюсь, мы немного спорили насчёт "убийства" Маши, но Мяут настояла на этом варианте. В душе я понимаю странную радость матери от того, что её дочь убили сразу. Вроде бы должны быть иные эмоции, но когда конец неотвратим - так ведь действительно лучше…
Вторая часть - яркая, сильная. Жаль, не проводили этого Ваню ухватом! И как же ярко смотрится описание пепельницы на салфетке, возможно - последней памяти о прежней жизни отца…
Третья и четвёртая часть - глоток долгожданного воздуха. Радость семейной жизни, рождение долгожданной "маленькой и страшной" дочери. Графские привычки Петра удивляют Анну, но онв позволяет ему "руководить".
Не сильно раскрыты момент с отцом (привет от Люсинэ) но я и не настаивала. Упоминается? Вот и отлично!
Спасибо авторам!
-
Ленточка
Спасибо Кагу за такого персонажа! Помню, как она спросила меня, какой же я вижу Ленточку, а я сказала, что это её выбор. И знаете, я рада, что дала ей этот выбор.
Текст, финал которого должен был стать трагедией (но Кагу попросила закончить раньше) получился лёгким, воздушным, "молодым". Мне как будто снова было 17: ох уж эта первая любовь, строгие и такие глупые родители, которых так легко обмануть, мечты о будущем…
Кагу отлично передаёт и очарование молодости, и интерес к всему заграничному. Эх, жаль,на жвачку им так и не хватило!
Но на заднем плане идёт другая, взрослая жизнь. Отец, который изменяет маме с ее родной сестрой. Болезнь и смерть мамы. И растущее напряжение в мире. Девочка как будто не понимает этого, живёт в своём светлом мире. Но однажды реальность больно бьёт её…
Мне кажется, Кагу замечательно справилась с задачей! А как виртуозно она подгонять факты! Ведь я давала им минимум информации!
На мой взгляд, это самая добрая и эмоциональная пара.
Яцек.
Ещё один замечательный, чистый, добрый и эмоционально наполненный текст.
Отдельное спасибо Френ за помощь с деталями. Да-да, Олимпиада - это идея Френ!
Этот текст так же наполнен молодостью, чистотой, и даже некоторой наивностью. Ну е-мое, ну неужели нельзя было заподозрить что-то? Конверт другу, ага. Конечно!
И да, мнетоже было очень жаль Яцека. Но как хорошо переданы его эмоции! Сначала он наивен и влюблён, потом расстроен и разбит, а в конце, как мне кажется, уже почти мёртв. Автомобиль лишь доделал свое дело. Кстати, кто там поспособстаовал? Папа Лены или контрразведка?
Мне так же очень понравилось начало. Если у Кагу о детстве Лены мы узнаем лишь из её воспоминаний, то Френ показывает, как взрослеет Яцек, и как (на свою голову) встречает своего "взрослого друга", которому, думаю, плевать на этого Яцека, одноразовый он (это, кстати, тоже в каком-то смысле идея Френ).
Спасибо огромное за текст! И да, мне тоже жаль Яцека. Но ангелочкам надо было торопиться.
-
Алекс.
Ещё один эмоционально наполненный и максимально проработанный персонаж. Здесь подгонять не особо пришлось, разве что немного поспорили о бабушке (и, кстати, мне очень нравится Маша в этом тексте!).
Совершенно неожиданно для себя я дала эту наводку автору, который уже писал подобного персонажа, и которому есть что сказать на эту тему. И текст получился отличным. Именно таким я и видела Алекса, парня с женской душой, прошедшей через многое и сделавшей выводы. Какой будет его дальнейшая судьба? Я представляла его эдаким Дрю их "Ох уж эти детки": он очевидно слабее жены, но это всех устраивает. Не ему быть главой семьи, ну так и что же?
В этом тексте хочется отметить детали: слишком длинная одежда, слова деда, забытая кнопка лифта… Крупными и точными мазками автор создаёт точный и красивый образ.
Так же хочу отметить его видение Берты. Ведь в итоге она получилась "другой", но то, какой видит её Алекс, отлично сочетается с его характером.
Ну и скажу немного о "семейных легендах": в наводке не было про красного и белого дедов. Это магия!
Спасибо!
Берта.
А вот и второй перевертыш, девочка с душой мальчика, отлично проработанная Осинкой. Извини, что напугала наводкой. Тебе отлично удалось учесть все "кармические узлы" Берты.
Что касается текста: жаль, что мы сразу знаем имя персонажа. Ведь в первых строчках Берта кажется нам парнем. Её отец ждал ещё одного сына (да ему и был положен сын) но кое кто на небе решил поиграть, и родилось то, что родилось.
Мне нравится, как описано отношение Берты к себе. Она не имеет права на слабость, она должна быть сильной, она должна сделать идеально, она должна… Внешне - сильная и независимая женщина, внутри - одинокий котёнок, которого дома ждёт лишь немытая посуда.
Может именно поэтому она так "вцепилась" в Алекса? Конечно нет, это её родственная душа. Она любила его задолго до своего рождения.
Хочется отметить, что при всей идеальности Берта не предъявляет претензий окружающим. Они могут быть не идеальными.
Ну и, конечно, нужно сказать о взаимоотношениях Берты и "прошлого". Винит ли она себя, как немку? Может немного и да. Но у неё много вопросов к прабабушке (почему-то именно к ней… То есть к второй душе, не к своей. Интересно вышло). И, пока эти вопросы остаются, она не станет уничтожать альбом.
Ну и, конечно, хорошая для Берты новость: она успела познакомиться с той самой Машей.
-
Генрих.
Тодо, я говорила, что ты супер? Какой же он… блин, он такой как я и задумала! Особенно я оценила момент с вакцинацией. Браво! Это ж надо было уловить мои мысли!
В остальном:
Мне нравится, насколько разными получились тексты. Но у этой пары совпадение. Здесь мы имеем дело с дневником, у Инги - с в некотором роде воспоминаниями. Пожалуй, так и должно быть, ведь это два, на мой взгляд, самых сложных персонажа.
Как и задумывалась, Генрих - разочарованный в женщинах и вообще людях мужчина. Когда-то его травмировала смерть сестры, после, возможно, разлука с женщиной (но мы же знаем, какая именно женщина нанесла ему травму?). Не знаю задумывалась ли так, но он получился чёртовым эгоистом: писать о еде в таком-то месте! Мне нравится этот момент!
Вижу, что Тодо пришлось поработать с источниками (Лично я, помимо названных, разглядела ещё и "Я пережила Освенцим" Живульской). Спасибо за это! Текст получился не стереотипным , а настоящим.
Что ещё хочется отметить: как же быстро меняется отношение Генриха к Инге. Это он так ждал, что кто-то его переубедит, или ангелы постарались? Инга в его глазах сначала дерзкая стерва, даже может немножечко б…, а потом резко - святая жена и мать. Впрочем, её поступок был достаточно хорошим, и она, пожалуй, заслужила хорошее отношение.
Мне даже немного жаль Генриха. Но его смерть описана… Да так, как надо, она описана! Отлично же сочетается с историей ангелов. Быть может, Марта - тоже родственная им душа?
Огромное спасибо автору!
Инга.
Инга…
Этот отзыв я переписываю. Пока шла текстовушка - обстоятельства изменились. И, пожалуй, я хочу сказать спасибо Стелвии за то, что не дала мне внести те изменения. Признаюсь - я хотела магии, хотела увидеть Анну-Лизу. Не увидела. И хорошо, что не увидела. Но магия все таки была: "Машу она услышала потому, что готова была услышать". Ну теперь-то мы знаем, почему она услышала Машу?
Здесь почти нет Маши (хотя, помнится, я дала много информации о ней), но много Инги. Кажется, здесь нет эмоций, но если вглядеться - они есть, просто такие, что в них сложно признаться самой себе.
Текст сухой, жёсткий, как то странное время. Иначе, наверное, там было не выжить…
Не смотря на то, что текст был не простым, автору удалось создать личность. Совсем не такую, как у пары - ну так это нормально, муж идеализирует избранницу.
Кстати, я до последнего думала, сколько же детей у этой пары? Вроде как в итоге двое. Хотя вписывается и один.
Цепляет мысль о том, что поступок Инги защищал её в будущем. Кто знает: Ингу ведь не судили. Но это однозначно спасало её психику. Инга ещё жива, она не убийца… или не совсем убийца. Её психика вцепилась в Машу, последний шанс на здоровый рассудок (это мы ещё не знаем, кто такая Маша. Признаюсь: я хотела, чтобы она оберегала Ингу).
А ещё я вижу фобию. Это было задумано: Инга боится сексуального насилия, но какова причина! Это было смело. Молодец. Правда молодец! Я думала, ты придумаешь какую-то подругу, или вроде того, а тут вон как…
Ты спрашивала, почему немцы… Это ещё одна параллель. Параллель с нашим миром. Вводя их, я думала, как не странно, прежде всего о Штирлице. Ведь во многих моментах "17 мгновений весны" Третий Рейх как бы не совсем Третий Рейх. Никто не сыграл на этом. Ну… и к лучшему? Хотя я б не удержалась.
-
Послесловие.
Немного о "Маше".
Этот персонаж появился не сразу. Но прототип для неё был очевиден, что называется, с первой секунды.
Зофья Посмыш. Писатель, сценарист.
Прошло несколько месяцев, и только теперь я могу написать о ней хоть что-то.
Когда запустили текстовушку - она была ещё жива. Когда я писала Марию - пани Посмыш уже умерла, но я не знала об этом. "Осталось пристроить Налу…" - это пожелание пожить ещё. 98 это так много и так мало.
Именно она выжила в концлагере. Именно её спасла надзирательница. И именно она даже там видела в надзирателях людей. Это, наверное, какая-то особая способность, которая дана далеко не всем. Посмотрите, что происходит в сети…
Лично для меня Посмыш была в некотором смысле "ангелом". Почему-то казалось, что пока она жива - все ещё будет хорошо. Признаюсь, в "эпоху" Когда я проверяла её страницу куда чаще, ведь она продолжала давать интервью, встречаться с людьми…
И то был не ковид. Она умерла в хосписе, в г.Освенцим. так странно, и так… понятно. Когда-то она сказала, что Освенцим наполнил её старость смыслом. Она возвращалась туда, снова и снова, сначала - чтобы понять, потом - чтобы рассказать, и в последний раз - чтобы быть похороненной там.
Хочется отметить и "эволюцию" образа Анни (той самой надзирательницы): в первой книги она, как бы там ни было, виновна. И многое делает не из добрых побуждений (впрочем не забываем о цензуре! Даже в этом виде в книге можно разглядеть хорошее в Анни. И даже в этом виде книгу не любила Фурцева. Видимо разглядела). И фильм, и оперы/спектакли делают Анни куда более однозначной (и полностью вычеркивают из повествования её сестру. Потому что, какой бы ни была та сестра… ну вот что бы вы захотели сделать с человеком, причастных к убийству собаки вашей любимой сестры? Согласитесь, эти чувства понятны в любое время. Анни не сделала ничего плохого. Не факт, правда, что Посмыш причастна, это может быть и вымыслом. Но и в книге - лишь "следы ведут в контору")...
Вернёмся к эволюции образа. В следующей книге Анни уже вообще не жестокая. Она "иногда забывает, что носит мундир", сочувствует заключённым и предупреждает об опасности. Я нарочно не упомянула момент с едой для секретаря: не ясно, приносила или закрывала глаза на то, что едят больше нормы. Ну на кухне команда работает, есть там еда.
Дальше были интервью. Тут образ менялся, то жёстче то мягче, то спаситель то мучитель, пока однажды один журналист не сообщил о смерти Анни. С тех пор её ни в чем не обвиняли. Ну и последняя книга - "Королевство во мгле" (хотя там вроде туман, но мгла, имхо, подходит лучше) - это уже куда более полная история, честная, без оправданий себя. Да, не поверила. Да, обманывала… И как же мило смотрится вопрос "какой ориентации этот психолог?" в ответ на обвинение Анни в лесбиянстве (и "Я только потом поняла, что что-то такое могло произойти" - на вопрос, не боялась ли она мужчину Анни)... И "Если бы суд состоялся - мое место было бы на скамье свидетелей защиты"... Это просто замечательно, что наконец-то Посмыш смогла говорить открыто! Без "может быть, увидев я её, я бы заявила в полицию…".
Это терапия. Длиною в жизнь. А страхов было много. Доходило до того, что она боялась снова чистить картошку или работать бухгалтером. Боялась немецкой речи, музыки из лагеря, заката… И третьей мировой. Точнее "повторения".
Это был очень сильный человек. Найти в себе силы сначала выжить, потом - вписаться в новый мир (были проблемы из-за "номера", пришлось обманывать), а после - рассказать свою историю, пусть и в измененном виде. И лет 60 жить как "Автор той самой "Пассажирки" (это произносится не всегда с уважением). Сохранить веру. В себя, в людей, в Бога (да где ж ты был-то?), не культивировать ненависть к немцам (она считала, что потомки не виноваты и не должны просить прощения)...
Стоит ли говорить о том, что она помогла и другим заключённым? Думаю стоит. Была украдена не одна буханка хлеба, и лишь раз хлеб обменялся на "свитер и носки" - зима пришла. Отдельно хочется отметить спасение Марты: об этом пришлось просить надзирательницу. Получилось. А если б нет? Рискованно. Но, думаю, иначе она просто не могла.
Принято говорить "покойся с миром", но она была верующей. Царствие небесное.
-
Резерв
-
Маскарад.
Участвовали:
Френ - Яцек
Шеб - Алексей старший
Кагу -Люсинэ, Леночка
Осинка - Берта
Мяут - Анна
Тодо - Генрих
Стелвия - Инга
Иоганн- Петр
Воронаам - Алекс
У одного участника два текста.
Тексты с картинками - мои.
-
Инга - Стелвия?
-
Анна - voronaam?
-
Инга - Стелвия?
Да! С еервоготраза!
Анна - voronaam?
А вот и нет. :)
-
Если у кого-то есть вопросы или идеи по сюжету - пишите. :)
-
Берта - Френ
Анна - Шеб
Или предсказания это не моё?! :D
-
Генрих не Дракоша, она, увы, выбыла.
Петр не Воронаам
Мяут не Берта
Фоен тоже не Берта
Шеб - не Анна
Это как же все запутанно то.
Интересно, а Машу бы угадали, если б я не призналась...
-
Нет, Петр - не Мяут. ;D
Какие все в этот раз...
-
Начну с Генриха, потому что он абсолютно шикарен.
Не Осинка?
Берта - Кагу?
-
И Генрих не Осинка
-
(https://chatovka.net/photo/19505.jpg)
Хихихи, попробуй угадай!
-
Допустим, Кагу - Анна?
-
Тогда Генрих - Френ или Кагу (вроде мне их тексты больше всего заходят, судя по уже читанному).
-
Нет, Кагу не Анна, и не Генрих
Френ тоже не Генрих.
Но у них другре очень сильные тексты.
-
Ну хоть предположите, у кого же два текста? Кто спас игру? Ясно же, какой из них был вторым. :)
-
Я ставлю на спасительницу Кагу.)
-
Я ставлю на спасительницу Кагу.)
Верно! И её тексты...?
-
Предположу Кагу в Люсинэ и Ленточке.
В Берте предположу Осинку.
-
И... в Берте предположено правильно ;D
Меня в ней угадали после максимально лучших авторов, так что очень лестно))
-
И её тексты...?
А все, я свою миссию выполнила!
-
Я пойду наугад:
Первый Алексей, погибший в ауле - Воронаам.
Второй Алексей , внук - Френ
Яцек - Тодо
Алексей-внук -Шеб
Генрих -Ганя
Анна -Мяут
А я думал Генрих один из твоих текстов!
-
Предположу Кагу в Люсинэ и Ленточке.
В Берте предположу Осинку.
Угадано!
Я пойду наугад:
Первый Алексей, погибший в ауле - Воронаам - нет
Второй Алексей , внук - Френ - нет
Яцек - Тодо - нет
Алексей-внук -Шеб - опять нет
Генрих -Ганя - нет
Анна -Мяут - ДА!
-
Я не Алексей из аула. :D
-
Я не Алексей из аула. :D
Но хотя бы Генрих?
-
Так. Если верить моей бумажке, Тогда:
Яцек -Шеб
Алексей-внук -Тодо
Генрих -Воронаам
Алексей из аула - Френ
???????
Что ты имеешь в виду под "Внуком"? Алекса? Это не Тодо.
Яцек не Шеб
Генрих не Воронаам и не Френ
-
Но хотя бы Генрих?
:D :D
-
Ябы сказала, что Пётр - Иоганн, а Генрих - Шеб.
Яцек пидр Френовский как будто (а вдруг воронаам?)
Алекс - Воронам
А Алексей (который старший) - Тодо.
-
Яцек пидр Френовский
Miło mi panią poznać.
(https://c.tenor.com/MG2LQ9QzjF4AAAAC/poland-ball-dancing-cow.gif)
-
Miło mi panią poznać.
Я думала на "лоферах" пойти выстрелить, потом на "йааацеке" на языке, потом решила все тексты прочитать все таки)))
-
Лоферы-то чего. :D
Я по-честному статей 20 перечитала о мужской моде того времени, потом прикинула на возраст и на характер и выбрала попытки с дцатой!
-
Да вы издеваетесь :)
Меня до сих пор не угадали, кажется, уже тупо методом исключения можно назвать.
-
Да вы издеваетесь :)
Меня до сих пор не угадали, кажется, уже тупо методом исключения можно назвать.
Зависит от того, сколько еще раз я промазала)))
-
Ябы сказала, что Пётр - Иоганн, а Генрих - Шеб.
Яцек пидр Френовский как будто (а вдруг воронаам?)
Алекс - Воронам
А Алексей (который старший) - Тодо.
Петр - верно
Генрих - мимо
Яцек - верно
Алекс - в точку!
Алексей - мимо.
Ну и, технически, все угаданы?
-
В общем - угадано!!!! Кто что хочет сказать? Хочет же? :-[
-
Да вы издеваетесь :)
Меня до сих пор не угадали, кажется, уже тупо методом исключения можно назвать.
С Шеб перепутала? Твой - Генрих?
Вижу.
Ну сорян! Я думала об этом варианте, но почему-то ты у меня с более короткими текстами ассоциируешься.))
-
Да вы издеваетесь :)
Меня до сих пор не угадали, кажется, уже тупо методом исключения можно назвать.
С Шеб перепутала? Твой - Генрих?
Ja, das ist selbstverständlich.
-
Держите богического Филонова бонусом к моему тексту:
(https://ar.culture.ru/attachments/attachment/preview/5d749e9794a9e10535916fe7-preview.jpg)
-
Френ можно было по одной картине даже узнать, мне кажется. Мне очень понравилась эта пара с Кагу, идеально, и оба текста по отдельности, и то как совпали.
Еще обрадовалась тому, что воронаам с Осинкой писали парные тексты.
Текст Алекса сразу напомнил рождественский текст воронаама (посмотрела сейчас год текстовушки - 2021, не верится даже). И неприятие себя, и поиск себя и понимания о себе, и даже книги вокруг - книжный, библиотека.
Отдельно спасибо - не ожидала когда-то увидеть в текстах TU Берлина.
Генрих и его "Её неестественный смех раздражает и не имеет ничего общего с чистой, искренней улыбкой настоящего идеала женственности." и так далее и так далее - :)
Не знаю, задумывала ли Тодо столько стёба, сколько я считала, несмотря на так-то трагичную историю. (upd не уверена, что стёб правильное слово, но мне казалось, что автор заигрывает с тем, чтобы с одной стороны максимально добавить немецкого и преувеличить некоторые моменты/архетипы/тропы?, оставаясь при этом все-таки в каких-то рамках серьезности и цельности образа - когда я читала, меня часто тянуло улыбнуться, несмотря ни на что, то ли от узнаваемости, то ли от чего-то еще).
Выстрелившая позже прививка и смерть сестры, конечно, и рассуждения о гигиене... Сильно споткнулась на "Она любит апфельшорле, и готовит его сама просто восхитительно." Не могу почему-то "готовит" применительно к коктейлю, даже не коктейлю, а так, в минералку сока налить. "Делает"? О, этот боготворимый апфельшорле. Апфельшоорле. Гъхх.
И, конечно, спасибо ло за текстовушку! Хорошо все собралось вместе.
-
Я прохлопала всю угадайку, да и тексты читала два вечера(
Но хочу сказать, что мне очень понравилось. Истории связанных между собой поколений. Чем-то напоминает "Взмах крыльев мотылька", незаслуженно прозванный второй "Амели" фильм. Спасибо большое, Ло, что придумала и дала нам эти истории и авторам за прекрасные тексты.
-
Нат, огромное спасибо, это офигенное чувство - понимать, что твой текст прочитали так, как он задумывался :)
"Готовит" апфельшорле - это продолжение того же ряда, это не случайно. Во-первых, это некая подчёркнутая токсичная маскулинность - типа, ой, буду я в ваших бабских штучках разбираться, какая разница, шьёт или вяжет, жарит или варит. Во-вторых, это двойные стандартики - когда есть влюблённость в женщину, то она даже коктейль "готовит", умница-хозяюшка, а когда нет влюблённости - то и клопсы эти несчастные "ой, чо там готовить-то, любая настоящая женщина справится на раз-два" (вы погуглите рецепт, это просто "как заипаться на ровном месте").
"Буковый лес" из финала текста относится туда же, к чёрным-пречёрным отсылкам на грани фола. Я, кстати, у Осинки в "Witz" тоже увидела подобное (херасе шуточки, мда), но если не закладывалось, и я перегибаю - Осинка, я прошу прощения.
За основу текста я взяла дневник Иоганна Пауля Кремера, и даже беззастенчиво тиснула оттуда несколько цитат дословно.
Своей наградой считаю определение текста, которое мне дали в личке: "тонко поданный мудак".
-
Текст Алекса сразу напомнил рождественский текст воронаама (посмотрела сейчас год текстовушки - 2021, не верится даже). И неприятие себя, и поиск себя и понимания о себе, и даже книги вокруг - книжный, библиотека.
Вот это память! Забавно, что в тот раз мне самому захотелось написать текст от персонажа с неясным полом, а в этот раз всё было в наводке. Чтобы не было повторения я попытался описать человека с серьёзной дисфорией, а не просто непонятками. Но, видимо, я слишком добр и раскрыть тему не получилось. Дисфория появляется пару раз как фон для переживаний, но в целом всё хорошо почему-то опять.
Ещё в наводке было сказано, что Алекс - феминист. Так что мне пришлось серьёзно подумать над феминитивами. Я не очень серьёзно относился к этому вопросу, потому что в англоязычной среде такой проблемы нет :) А вот тут для игры пришлось подумать. В итоге написал "ораторесса". Нормально выглядит? Какой бы подошёл лучше? Мне только суффикс "-ка" не нравится, а все остальные вроде бы нормально заходят.
Отдельно спасибо - не ожидала когда-то увидеть в текстах TU Берлина.
Всегда пожалуйста :) У меня двое друзей сотрудничали с TU - растили лазеры на квантовых точках в физтехе. Я только по их рассказам что-то знаю, но студентку-активистку захотелось записать именно туда.
Важный вопрос игрокам. Как вы думаете, что и зачем делают дети в текстах Ло? Ну то есть понятно, что они играют судьбами людей, но вот зачем и как?
-
Хороший вопрос. Посижу послушаю. У меня есть представление, но я его нарочно не раскрывала.
Но а то, что за основу взята "Академия ангелов", думаю, ясно?
-
Тексты с детьми не поняла)
-
За основу текста я взяла дневник Иоганна Пауля Кремера, и даже беззастенчиво тиснула оттуда несколько цитат дословно.
Теперь так интересно угадать, какие)
Потому что при первом чтении на некоторых особенно останавливалось внимание. Я обычно ничего не анализирую, когда читаю, но тут невольно думала про автора-текст. (хоть с тем же готовит - от "автор ваааще знает, что это" до "хммм точно знает, да и вообще тут все не так просто")
"Спорили, кому выключать свет, Рихтеру надоело, он просто выстрелил в лампочку"
"Сегодня в субботу концерт в клубе лагеря (великолепный!). Особенное удовольствие доставили танцевавшие собаки, два петуха-лилипута, запакованный человек и группа велосипедистов."
"Вечером на танцах подавали жареную щуку, кофе, хорошее пиво и бутерброды."
не знаю, почему мне так запала эта щука и хорошее пиво)
Хотя сейчас, второй раз просматривая текст и зная, что есть источник, вообще ни в чем, что не касается сюжета текстовушки, нет уверенности - Кремер это или Тодо :)
-
Мне тоже выстрел в лампочку подозрителен. Вроде где-то это я уже видела/читала.
-
Тексты с детьми не поняла)
Аналогично.
И что за Академия Ангелов - понятия не имею.
-
Про детей-ангелов-хранителей, побуду КО, но соберу детские тексты в одно место.
Как я понимаю, заданием мальчика и девочки была просто семейная история со счастливым концом (и обязательно ребенком?). Им пришлось сделать несколько попыток, ошибок и исправлений за несколько поколений одной семьи.
Первый вариант "попроще/нет,поинтереснее" с Алексеем-Люсинэ полностью провалился. Тогда условия поменяли на попроще, и Анна-Петр в принципе почти получились, но "чертов старшеклассник-двоечник" все испортил, видимо, своей революцией и войной (как раз обсуждают старшеклассников политиков там).
У Анны и Петра рождается Маша, белокурая вожатая "Машка-бумажка" как раз пропадает - отправилась помогать уже в виде Марии Петровны Ивановны.
По тексту Анны думаешь сначала, что маленькую Машу застрелили, но нет. Это тоже вмешательство и исправление вожатой?
Дальше детям выдают новый, другой вариант - причем такой, где их варианты "максимально похожи", Инга и Генрих. Но при этом они хотят по-прежнему попытаться справиться с первым вариантом (это потом и случится в схождении семей/историй).
С Ингой и Генрихом "основное задание" они выполнили (сын родился и даже выжил огого), группа политиков как всегда наворотила всякого, "вернуться к основному варианту" - к потомкам Петра и первой семьи.
Маша-вожатая при этом уже влияет и на Ингу, и на Генриха, помогая детям, и заодно специально выбирает семью Инги, где забеременеет от ее отца.
С Яцеком и Ленточкой (чудесное же прозвище, Ленточка и Бусинка, одна из многих деталей, которые мне очень нравятся в тексте Кагу - как и перламутровые пуговицы, королева и сестра, и вообще все...), с Яцеком и Ленточкой получилось все очень трагично даже несмотря на бабушкино Машино "пусть ангел-хранитель тебя бережет".
Ни повлиять, ни отложить. Ну и в итоге дети "подналегли и решили оба варианта" - Алекс, правнук Маши и отца Инги, и Берта (у меня она получилась правнучкой отца Инги?) = happy end, никакого аборта, все счастливы, ребенок рожден, и никто даже не умер, как Алексей Первый, Пётр, Генрих (да и Инга).
Как конкретно на все влияла вожатая понятно, "советами" и конкретными действиями. Не уверена, как на все влияли младшеклассники - подстройкой встреч, совпадений, влюбленностей?
К вопросу "зачем" - я решила, что это просто часть обучения. Не можешь какую-то семейную историю сделать как надо, никакого перехода в среднюю школу и повышенной степени влияния на людей, уж тем более в рамках символов эпохи, рано ещё. Понятно облегчение вожатой после смерти Сталина/Гитлера - ох уж эти старшеклассники-политики, без их влияния все все-таки проще решать ситуации.
-
Не уверена, как на все влияли младшеклассники - подстройкой встреч, совпадений, влюбленностей
Ну да, как-то так. Подстройкой событий, наведением мыслей, снами, внешними подсказками (пример - Малышева, но Маша то общается с ангелом/ангелами, просто он не может ответить ей прямо, плэтому у них система "да-нет" (если да - пусть голубь взлетит) , общения через ТВ (или книги, газеты, пр), а после она догадывается, что можно "просто" гадать).
Ну и "бонус" - она не отказалась от Люсинэ, а поменяла её, и поэтому теперь помогает её правнучке или праправнучке (двоюродной, конечно. Или же Люсинэ выжила, но умерла рано при родах) Нале построить карьеру (то есть там с семьёй уже все вышло удачно и её ангел уже в средней школе).
А выпускной класс - это привести подопечного к мировой известности (упомянуты Сталин, Гитлер и Пугачева. Понятно что не только они, но не всех же перечислять), после - душа становится ангелом, а ее ангел - или Учителем (как хочет Маша-Вожатая) или идёт куда-то дальше.
-
А, ещё не сильно раскрытый нюанс: карма. Генрих не доверяет Инге потому, что когда-то Люсинэ предала Алексея (души те же), Люсинэ же эту "травму" передаёт Анне - в виде отца, обещавшего её Ивану, в то время как девушка любит другого, более перспективного на тот момент, парня.
Игна и Генрих травмируются войной так, что оба героя и в мирное время связаны с войной ("шпион" Яцек и дочь военного Лена), но при этом они не "травмировали" друг друга, так что Ленточка и Яцек влюблены искренне и без "но". А после, имея в "прошлом" два примера того, что этот партнёр- хороший и безопасный, так же без всяких "но" сходятся Алекс и Берта. Но у Алекса и Берты "перепутаны" души: так травма от аборта играет на руку ангелам (ведь иначе встретились бы хитрая, но робкая, женщина-пролайфер и альфа-самец - прочойсер), да и прошлые травмы не мешают: "новый Яцек" мог бы побояться ехать в другую страну, а вот "новая Ленточка" (Алекс) поедет, она не погибала в чужой стране; "новый Генрих" мог бы стать абьюзером-альфачом, (хотя Яцек его смягчает), но женское тело и девочка-ангел смягчают этот момент, хотя его и воспитывают как парня - он девушка.
-
Вот это поворот! Я теперь наконец понимаю некоторые нюансы наводки (которые не вышло нормально упихать, к сожалению, с моей стороны).
-
Ух ты. Я, вроде, и обратила внимание на "- Тогда еще так, - мальчик положил розовую папку в освободившуюся синию. - И ты сделай так же, пока никто не заметил.."
и на "настоящий мужчина" и проч в тексте Берты (но тут я уже решила, что это может быть даже просто совпадением, все-таки гораздо меньше на этом внимания, чем в тексте Алекса).
А об остальных кармических вещах я бы и не догадалась.
-
У меня в наводке было ещё про вину перед женским родом и ненависть к абортам одновременно. Если со вторым было понятно, то вину не вышло понятно описать, только очень тонким намеком.
И то, что она немношк с мужским характером тоже было в наводке, да.
На самом деле у меня была эпически большая наводка по количеству деталей. Потому что много связей с предыдущим поколением, как я сейчас понимаю. Но поначалу было "да как вообще это всё написать-то", поэтому большинство деталей ушло в категорию "чуток потрогаю"
-
Ну и отлично, я и не требовала упихать прям все. Как раз отдала на волю случая.:)
-
Концерт и жареная щука - да, Кремер. И Дантевский "Ад" тоже Кремер.
Про лампочку - факт из какого-то другого источника, пересказала его словами Генриха.
А, и ещё братья Эмиль и Карл.
Карл Генрих Эмиль Кох - немецкий ботаник, считается одним из основателей дендрологии, если верить википедии. Тут была отсылочка, что семейка несколько, ээээ, деревянная.
И у всех неписей были говорящие фамилии, согласно их роли в жизни Генриха:
- фрау Кох - повар
- Шнайдер - портной (латает дыры в душе)
- Рихтер - судья (принимает решения).
-
Я для неписей взяла фамилии из Фоллаут Нью-Вегас.) Очень не хотелось делать их какими-нибудь там мистер Бейкер, мистер Тейлор, хотелось чего-то колоритного и при этом вроде олдскульного. Сначала покопалась в именах-фамилиях актеров, которые ровесники моих героев, а потом решила, что ответы всегда ищи в Фоллаутах.
-
таинственная Ганя
:D :D
-
Да я вообще мимо проходил.
Попросили помочь с текстом, накинуть драмы. Ну и всё :D
-
Да я вообще мимо проходил.
Попросили помочь с текстом, накинуть драмы. Ну и всё :D
Да ладно тебе. Ты был первым спасителем!
Первая ОС, на первую пару:
http://forum.killpls.me/index.php?topic=128655.msg5185292#msg5185292 (/index.php?topic=128655.msg5185292#msg5185292)
-
Ах да, я совсем забыла.
Тереза - это "лето", поэтому все ее фотографии такие солнечные и яркие [но это честно совпало, я сначала дала ей имя и образ, а уже потом, гугля имя Яцека, наткнулась на совпадение],
а вот Яцек - это "гиацинт", поэтому и его мать выращивала их, и на конверте нарисован цветок гиацинта; очень романтическое кодовое имя для агента, я считаю [навеяно историей вербовки некоего агента Чайки].Я для неписей взяла фамилии из Фоллаут Нью-Вегас.) Очень не хотелось делать их какими-нибудь там мистер Бейкер, мистер Тейлор, хотелось чего-то колоритного и при этом вроде олдскульного. Сначала покопалась в именах-фамилиях актеров, которые ровесники моих героев, а потом решила, что ответы всегда ищи в Фоллаутах.