Что касается фееричных страданий кринолиновых фей из классической русской литературы, то я гроша ломаного не дам ни за Пушкинскую Татьяну, ни за Ольгу Ильинскую Гончарова, ни за его же Веру, ни за Наташу Ростову, ни за прочих "дворянских" дев. Ни одна из этих гламурных розовых сучек ни разу горшок ночной за собой, блджад, не вынесла, а туда же, страдать. Вон, почитайте Вересаева, "Два конца", где во второй части повести вдова переплётного подмастерья пахала за копейки, чтобы содержать себя и дочь, и как её мастер склонял к сексу, и все работницы через него прошли, а не то сгнобит, работать не даст, и как её ломало, как она хотела "остаться честной", как ей противно и тяжело было. И как невыносимо тяжко было работать женщинам в то время.
А тут какая-то Татьяна с её розовыми страдашками.
Сонечка Мармеладова - она лучше их всех. Она не отравилась, не самовыпилилась, хотя такие мысли у неё были, и заработок свой, своей, девственной (а ведь мечтала, небось, и взамуж, а после такого уже никак) псдой выстраданный, она не на себя потратила - а им принесла, и после смерти отца носила деньги мачехи и сводным братьям и сестре.
А что она на юродство скатилась - так она юродством этим себя оправдывала. Своё поведение. Свой образ жизни. Обществу тогда было всё равно, что она жертвует собой ради семьи и маленьких детей, она для общества всё равно считалась падшей.
Как темно в этом доме!
Ворвись в эту нору сырую
Ты, о время мое!
Размечи этот нищий уют!
Тут дерутся мужчины,
Тут женщины тряпки воруют,
Сквернословят, судачат,
Юродствуют, плачут и пьют.
Дорогая моя!
Что же будет с тобой?
Неужели
И тебе между них
Суждена эта горькая часть?
Неужели и ты
В этой доле, что смерти тяжеле,
В девять - пить,
В десять - врать
И в двенадцать -
Научишься красть?
Неужели и ты
Погрузишься в попойку и в драку,
По намекам поймешь,
Что любовь твоя -
Ходкий товар,
Углем вычернишь брови,
Нацепишь на шею - собаку,
Красный зонтик возьмешь
И пойдешь на Покровский бульвар?
(с) Дмитрий Кедрин, "Кукла".
А Родион Романыч и правда "тварь дрожащая", раз после лихорадки, когда его уже отпустило, не смог убедить Соню, что сдаваться полиции не стоит, что это ничего, что бабку не воскресить, а его арест и каторга ничего не даст. Пошёл и сдался, после того, как она его убедила, и чем ведь убедила-то? Так, соплями. Ему бы её за шкирятник взять и успокоить, а он сам пошёл слился.
