Ладно, рассказываю крипи стори.
Мама перешла в одиннадцатый класс, и летом всю параллель решили отправить на работу в колхоз. Это была середина шестидесятых где-то. Сопровождать класс должны были два учителя труда. Но трудовик задержался по делам, поехала одна трудовичка. Договор был, что дети будут жить в тамошней школе, куда поставят койки. На деле председатель чего-то намутил и ребят отправили в полевой стан. Что это было такое?
Это ровная степь, чахлая рощица и поле, немного закиданное соломой. Ещё там был сарайчик метр на метр, где хранился чан для готовки и остатки навеса. Трудовичка прощебетала: «Ну, вы тут устраивайтесь, а я в правление колхоза на совещание». И умотала вместе с председателем. Прошло полдня, стемнело. Ребята решили хотя бы костры развести. Натаскали соломы, чтоб не на земле сидеть. Был самый конец мая, хоть днём и жара, а ночью земля холодная. Трудовички нет, никого из колхозников нет, кругом пустота и темнота. А надо сказать, что в степи горожанину заблудиться и потеряться ещё проще, чем в лесу, ориентиров-то никаких.
И если вы думаете, что это крипи, то ошибаетесь. Пошёл ливень. Началась гроза. Земля размокла моментально, но самым страшным были молнии. Мама вспоминала, что никогда ещё не видела их так близко - как огненные столбы, пронзающие землю. Чаще всего они били в сарайчик и рощицу, там прятаться было тем более опасно, пара деревьев загорелась. Их спас мамин одноклассник, заоравший не своим голосом: НЕ СТОЯТЬ, ВСЕМ ДВИГАТЬСЯ! Единственным способом уцелеть в той ситуации было постоянно двигаться, играть в пятнашки с молнией на размокшем поле. И они играли все время пока шла гроза. Тех, кто уставал и падал, пинками поднимали товарищи. Мама не помнит, сколько это продолжалось. Потом был просто дождь, стихнувший под утро, опять развели костры, сушились кое-как.
Часов в семь утра мамин класс, голодный, грязный, промокший, решил рискнуть и своими силами возвращаться в город. Остальные и с п у г а л и с ь, что их будут р у г а т ь. И остались. Дорога до дома заняла шесть часов: сначала искали примерное направление к шоссе, потом ловили попутки, потом добирались до семей уже по городу.
А в колхозе разворачивалось эпическое действо. Трудовик прибыл в центральную усадьбу, нашёл прекрасно выспавшуюся в гостях у председателя трудовичку и спросил: а где дети, в школе их нет?
А они там, на стане, махнула рукой педагог, они же взрослые комсомольцы, а я не поехала, дождь же пошёл, ой, да что с ними будет! Трудовик рванул на стан, застал там чахлый костерок и ямки от молний в земле, схватился за сердце и спросил, где класс «Б». А они ушли, пролязгали зубами оставшиеся, домой. Трудовик обозвал их безмозглыми трусами и велел строиться и выдвигаться в сторону усадьбы, где вытряс из председателя транспорт до города.
Пообещал трудовичке куёв в панамке и отбыл. Эта курица попыталась первой дозвониться до директора школы (было воскресенье) и наябедничать на антисоветское поведение «Б» класса. Но когда разобрались, из школы поперли уже её.
Меня больше всего взбесило, что родители не стали возмущаться. Ну, всё же хорошо закончилось, типа. Но даже в восьмидесятые, когда я впервые услышала эту историю, за такой фортель предки бы уже по камешку разнесли и школу, и колхоз.
