Магесса-пиромант
«… Вот, вообрази, много сотен лет назад в здешних краях свирепствовала эпидемия. Одни селения вымирали полностью, другие в ужасе разбегались… гибли в поле, гибли от зверей, от голода… Ты сосредоточься, сосредоточься, считай, что я сам себе рассказываю… Ну и вот, в одном селении появился человек, который придумал лекарство. Не вакцину, о вакцине тогда еще речи идти не могло… Но тот парень был учеником знахаря, травником, да вообще талантливым ученым — составил некое зелье, причем совершенно интуитивно… И вот, он вылечил-таки половину поселка, хотя и своей шкурой, надо сказать, рисковал… Страх, отчаяние, измученные темные люди… Да, смелый был парень. И упрямый. И сделал свое дело — тот колокол, что звонил у них по умершим… день и ночь звонил… колокол замолчал наконец. И настало время благодарности…
— Отблагодарили?..
— Да. Еще как. Они объявили его колдуном. А знаешь, как во все времена поступали с колдунами?
— Хорошо с ними не поступали…
— Да уж. Чего хорошего в смолистом пятиметровом костре.
Машина подпрыгнула, попав колесом на камень.
— Они хотели его сжечь?
— Хотели. Хотели и сожгли, будь уверен, потому что они тоже были люди обстоятельные, с характером, и любили доводить дело до конца».
«Горелая Башня», Марина и Сергей Дяченко
Я протягиваю руку к костру. Пламя радостно облизывает мои пальцы, ищет ласки, словно послушный пёс, и руки окутывает приятным жаром.
Люблю сухое тепло горящего дерева.
Когтистая лапа рассекает пламя; я раздраженно вздыхаю. Искра не подкидывает хворост в костер, как все нормальные люди и нелюди, нет, он аккуратно вкладывает их в жар, поддерживая возведенную сложную дровяную конструкцию. Этот тифлинг словно нарочно напоминал мне о своей пресловутой огнеупорности, будто самого его присутствия недостаточно. Да еще имя такое выбрал, гадина идейная.
Я почувствовала, как волна злобы поднимается откуда-то изнутри, как наливаются мышцы рук, а сила тонкими ручейками стекает к запястьям. Пульс ускоряется, кончики пальцев теплеют.
Вдох. Выдох.
Не Сила управляет мной.
Вдох. Выдох.
Но я управляю Силой.
Вдох. Выдох.
Пламя не направляет меня.
Вдох. Выдох.
Но я направляю пламя.
Вдох. Выдох.
Ветер раздувает пламя.
Вдох. Выдох.
Но волны гасят ветер.
Волны. Гасят.
Я задерживаю дыхание и представляю, как меня окутывает тяжелая морская вода. Потрескавшиеся губы болят от соли, грудь стискивает от нарастающего давление и недостатка воздуха, затылок покалывает от холода. Я тону.
Я угасаю.
- Ты хорошо контролируешь себя, Мирелия.
Я сжимаю кулаки. Гадина! Издевается еще.... Да чтоб тебя халфлинги, да всемером сразу, да так и разэдак, как ту неразборчивую дамочку!
В запале я не замечаю, как начинаю ругаться вслух.
- Позволю себе дерзость уточнить. В сказании были гномы, а не халфлинги. И прекрасная принцесса-вампир. Я, конечно, красив, но ни благородным происхождением, ни жаждой крови не отличаюсь. Впрочем, как и желанием вступать в противоестественные связи.
Искра говорит спокойно, отстраненно, без тени насмешки. Но я вижу, как мелко подрагивает его хвост. Так и знала - смеется надо мной, гадина!
- Странная у тебя ин-тер-пре-та-ция - я старательно, по слогам, выговариваю сложное слово, подхваченное от наглого тифлинга. - Почему это прекрасная принцесса внезапно кровопийцей стала-то, а? Ее вообще из дому мачеха выгнала, когда мамка родная умерла.
- Кожа белая, как снег. Губы красные, как кровь. Волосы тёмные, как черное дерево. Месяцами спит в гробу. Не умирает от яда. Вампир, конечно, кто же ещё.
Искра неторопливо скормил костру очередную порцию хвороста.
Бесит, как же он меня бесит, этот тифлинг, неимоверно просто.
Сидит тут, наслаждается огнём, рассуждает о ерунде какой-то.
- Я просто стараюсь смотреть на все происходящее с разных точек зрения. Знаешь, это как с драгоценными камнями. На каждой грани свет играет по-разному. Так и события, и все живые создания, и неживые. Все имеет свои аспекты, свои грани. А еще я заметил, что вы, люди, очень любите играть словами, и ловко меняете картинку реальности, подстраиваете её под себя. Пожалуй, более искусно манипулируют словами только драконы.
При упоминании драконов я непроизвольно морщусь, словно от зубной боли, и тифлинг тут же замолкает. Но я уже не могу сдержаться и не расковырять ранку.
- И на каждого дракона найдется своя хитрость, даже на взрослого, что уж говорить о молодых. Видел морду Макмахонна, когда я направила шквал? Он явно такого не ожидал. Мой расчет полностью себя оправдал! – я повышаю голос и запальчиво смотрю прямо в глаза Искре. Он невозмутим.
- Да, оправдал. Поэтому не надо себя ни в чем обвинять, твоя стратегия действительно оказалась очень эффективной.
- Терен, Шандри и Перрин с этим не согласились бы. – Я вспоминаю бывших товарищей по команде, и ощущаю лёгкий привкус горечи.
- Не обижайся на них. Они действительно не ожидали такого, вот и растерялись. Возможно, после они пересмотрят свое отношение к произошедшему, и мы воссоединимся.
- Больно надо. – Я фыркаю как можно презрительней, чтобы тифлинг точно понял мое отношение к бывшим товарищам. – С удовольствием отдохну от тоскливых завываний нашего ненаглядного барда, которые он почему-то считал услаждающими слух. И не буду больше рисковать здоровьем, пробуя гастрономические изыски Шандри. А, ещё и не придется выслушивать многочасовые рассуждения нашего гурмана-халфлинга. Прекрасно просто все сложилось, меня устраивает. Никаких тебе эльфов, людей и халфлингов. Ещё бы тифлингов в округе поменьше было… - я вызывающе пялюсь на Искру, открыто провоцируя того на конфликт.
- Это всё просто разные грани восприятия, повторюсь. С твоей точки зрения, ты пыталась максимально быстро обезвредить зелёного дракона, который уже начал подчинять нас своей воле, и твой план сработал. С точки зрения Терена и остальных – ты просто не сдержала дикую магию и выпустила волну силы прямо в спину товарища по команде.
- А что скажет этот самый товарищ?
- Говоря откровенно, мне было не очень приятно принять шквал огня. Но я признаю, что риски были минимальны, я понимаю, чем ты руководствовалась. Я стоял прямо перед Макмахонном, остальные начали подпадать под его ментальное воздействие, и преимущество уже было на его стороне. Нужно было действовать быстро. Твое предложение посоревноваться, кто кого пережжет, было довольно неожиданным, и откровенно позабавило его. Поэтому он согласился. Но он явно не ожидал, что ты ударишь прямо сквозь меня.
- Я тоже этого не ожидала. – Я выплевываю признание, и мне становится чуть легче, и поэтому уже не могу остановиться, слова все льются и льются. - Сначала я действительно планировала соревнование, мне хотелось испытать себя в поединке с драконом. А потом, когда он обратился, и начал издеваться, подначивать меня… Я не сдержалась, Искра. Мне так хотелось стереть эту ухмылку с его лица. Мне хотелось пережечь пламя дракона. И я рискнула тобой. Да-да, ты огнеупорен, никто другой бы точно не пережил прямой удар шквала, и я помнила об этом, но даже ты не был в полной безопасности, а мне было уже все равно, и...
- И в итоге ты испугалась больше всех нас, и теперь тебе и стыдно за ту вспышку, и одновременно обидно из-за реакции остальных. Бедная Мирелия, изначально хотела ведь, как лучше, а в итоге получилось, как всегда.
Клятый тифлинг. Я не выдерживаю его пристального взгляда и опускаю глаза. Всполохи костра, уютное потрескивание дерева…
Вдох. Выдох.
Волны гасят ветер.
Да, я действительно испугалась. Первый раз за последние десять лет не смогла сдержать свою силу. Последний год я совсем расслабилась, думала, что теперь точно всё в порядке, благодаря урокам Ксанатара я полностью контролирую силу. Я преломила свою неприязнь к другим, и присоединилась к группе Терена, и в каждом столкновении с противниками неизменно пользовалась возможность развлечься от души. Меня забавляли яростно ругающиеся орки, спешно раскидывающие обрушенные на их головы горящие балки. Меня забавляли варвары, ныряющие в огненные кольца. Меня забавляла ведьма, вынужденная снова и снова смешно прыгать через огненную веревку. И да, меня на мгновенье позабавило изумленное выражение на морде дракона, когда столп огня ударил в него прямо сквозь Искру.
Но вид окутанного пламенем тифлинга вовсе не был забавным. Да, я хорохорилась, и лишь презрительно хмыкала в ответ на упреки. В конце концов, тифлинг жив и почти здоров, дракон предпочел сбежать подальше от чокнутой магички, сокровища нам достались вполне себе недурственные. Все сложилось наилучшим образом. Но они так не считали. Они предпочли уйти, исключить меня из группы. Спятившая чародейка – что может быть хуже.
Я смотрела, как они уходили, и во мне поднималась застарелая обида и страх. Я снова ощущала тяжелую вонь подгоревшего мяса и удушающий жар расплавленного металла. Я снова слышала крики ненависти и проклятья.
Мне было пятнадцать, когда соседский лорд решил захватить наше селение. Я уже умела обращаться со своей силой, но пока держала её в секрете, все не находилось подходящего случая.
Дурачок Игги единственный знал мою тайну - он как-то случайно застал меня за разведением костра силой магии, и очень просил не раскрывать никому, что я умею, а не то мне же не поздоровиться. Чародеев никто не любит.
Но здесь выдался такой шанс показать себя, его просто нельзя было упускать. Наивная дурочка, думала, что стану героиней.
Войско приближалось, и мы готовились к осаде. Но я тайком выскользнула за ворота, и вышла перед врагами, одна. Помню, как кричала моя мама, как звала меня назад, как вражеские воины смеялись и выкрикивали непристойности.
А потом я отпустила силу. И всё пошло наперекосяк.
Жечь живых оказалось вовсе не легко и совсем не весело, но остановиться я уже не могла.
Когда стена огня спала, половина вражеского войска осталась на поле, а остальные просто сбежали.
Опустошенная и напуганная, я еле доковыляла до ворот.
Но дома мне не были рады.
Мерзкое отродье! Дурная кровь! Убийца! Убийца! Убийца! Ведьма!
Отец в ужасе пятится, укрывая за спиной маму и брата. Я пытаюсь поймать взгляд кого-то из родных – но они отводят глаза. Передо мной только злобная безликая толпа. Мне кажется, что где-то вдалеке мелькнул разноцветный колпак дурачка Игги, но слёзы застилают глаза. Я никого не узнаю, мне больно и страшно, а силы почти не осталось.
Резкая боль в плече – и на серой ткани рукава расползается кровавое пятно. Я разворачиваюсь и бегу прочь. Мне повезло, ещё несколько камней пролетает мимо виска, но толпа не гонится за мной. Возможно, им просто не хотелось бежать по полю, устланному останками войска.
Вдох. Выдох.
Волны гасят ветер.
Я размеренно дышу и медленно успокаиваюсь. Боль в плече проходит, и нет вони сожженной плоти, и снова слышен уютный треск костра, и размеренный голос Искры.
- … таким образом, все сущее следует принципу дуализма. Например, возьмем твой дар. Кто-то считает его благом, кто-то - проклятьем. Огнем можно выжечь почти любую заразу. Можно остановить распространение стихийного лесного пожара. Спасти раненного, остановить кровотечение. Выжечь яд, хворь из живого тела. Развести костер и приготовить вкусную еду. Запечь глину. А можно ранить, и убивать, и разрушать всё на своем пути. Твой дар – просто инструмент. Как его использовать, благо он, или проклятье – зависит только от тебя, Мирелия.
Я невольно киваю в такт словам Искры. Почему-то становится спокойней. Все же как причудлива судьба - я всегда терпеть не могла тифлингов, с подозрением к ним относилась - и вот, пожалуйста, он сейчас единственный, кто меня не боится и спокойно со мной общается.
А ведь тифлингов, как и чародеев, тоже не любят, опасаются.
Я аккуратно вкладываю ветку в затухающий костер, как это обычно делает Искра.
Завтра я спрошу у него, почему он выбрал себе такое имя, и гпопытаюсь осознать очередной запутанный философский ответ.
А потом нас найдут неугомонные соратники, и снова мои уши будут терзать тоскливые завывания барда, а Шандри будет проявлять свою неуёмную фантазию, готовя зайчатину тремя сотнями способов, а халфлинг будет неизменно одобрять её стряпню.
А потом мы все дружно впутаемся в новое приключение.
Друид-наркоман
Синие цветки сластотерпии, вскипяченные на единорожьем молоке, дают потрясающий эффект. Если вдыхать этот дым в течение трели алого длиннохвоста, можно увидеть выходящих из семян предков, старый лиственный дом, рогатых носатых чудовищ - и сделать пару заметок в рецептурно-призывной книге.
Друвид аккуратно, через чернильную пленку заполнил двенадцать бумаг одинакового содержания:
"По шкале от одного перышка до десяти:
послевкусие - 8,
сладость - 2,
продолжительность видений - 9,
последствия (расписать какие) - 7 (головная боль, слабость заклинаний, покалывание в чарующих мышцах)
Вкус - цветочный, напоминает желтую астру.
Рекомендую поклонникам рефлексивных видений, любителям поплакать и повспоминать первую любовь".
Двенадцать лиловых воробьев понесли эти заметки кто куда. Друвид понятия не имел, читает ли кто-то его обзоры и помогли ли они кому-то, но он поймал вдохновение за хвост и уже набивал самокрутку увядшим хвойтусом, с рассвета выдержанным в слезах русалки.
- Друид? - раздался из зарослей колючей мшины голос. - Друид, ты здесь?
Друвид давно не обращал внимания, что существа путают его имя с его же призванием, но не радовался, когда кто-то заставал его в разгар дымной вечеринки на одного. Тем более когда готовилось такое лакомое, редкое и неопробованное, как хвойтус!
Спутники Друвида появлялись всегда неожиданно и, как правило, из сладковато-грешного облака. Друвид так и не научился определять, какое именно сочетание трав призывает их, но планировал однажды заняться этим вопросом - когда закончатся материалы для обзоров. А на грядках у него зрели и поспевали соцветия еще никем известным не вкушаемые, а значит, не настало время научных изысканий, еще длится эпоха гедонистическая.
Спутники говорили что-то о могучем вепре, в которого обращался Друвид во время боя, размахивали руками, описывая его подвиги, наперебой рассказывали о важности его для похода, даже нескладно пропели кусок оды, но друид лишь кивал и поглядывал в сторону самокрутки. Лут лутом, слава славой, но все это иллюзорно и проходяще, а удовольствие - всегда рядом.
А потом дварф упомянул хищное шипованное растение, поджидающее на горных склонах Эйфории, и Друвид немедля согласился.
Каждое свое приключение он проводил примерно одинаково - ожидая цветных видений и сражаясь с реальными монстрами. Иногда из-под полы он успевал прикурить что-нибудь обыденное вроде кристофьорды лучистой или свиныквы бугристой, и тогда его вепревая ипостась врывалась в толпу врагов в радужных завихрениях, под крики фламинго, а удары его то выбивали монетки, то вызывали звезды над головой, то призывали кружащиеся стаи птиц над поверженным - а вдруг проснется? - а то и вовсе становились смерталити.
Дальние походы были богаты новыми образцами растений, но с сопартийцами было неинтересно. Они обсуждали слабости соперников и тактики в бою - скууучно. Они постоянно проверяли статы оружия и брони - да сколько ж можно! Они не хотели смотреть на призыв Друвидом бражников на вытянутую ладонь, когда стая стремящихся бархатных крыльев затмевала небо, - что с ними такое?! И Друвид пользовался любой возможностью, чтоб улизнуть. Благо, животных форм для этого хватало. Бывало, ускачет саранчой и пожрет все поле, а потом чары спадут - и он улепетывает от разгневанного крестьянина. Вилы, крики, дети кричат, женщины плачут, - красота! Или вот лисой обернется и попробует курицу спереть из амбара - и снова погоня, собаки, иногда даже выстрелы солью.
Бой против гоблинов проходил особо уныло. Первый табакси ударил, второй табакси кританул, потом человек выстрелил, а дварф точно не промахнется, да в чем тут интрига вообще? Сначала все всегда просто, проблемы возникают потом. Сейчас как раз те бои, когда можно отвлечься, благо, за защитной аурой можно незаметно курить. Пропустил свой ход - не страшно, оба табакси снова ударили на отлично, да и человек снова не подвел, дела шли у пати замечательно.
- Что с твоей инициативой? - зашипел левый табакси, когда друид снова пропустил свой ход.
- Упала, - пожал плечами Друвид, стараясь не косить охмелевшими глазами.
- Не кабан, так дурман, - вздохнул дварф, поднимая молот. - Давайте, парни, закончим без него.
Сопартийцы сдвинули ряды, и Друвид облегченно выдохнул. А потом глубоко вдохнул терпко-острый желтоватый дым.
- Друвид, пойдем, - позвал женский голос. Твердый, уверенный, по-друидски растягивающий гласные. Его хозяйка не уговаривала, она требовала. Друвид поднял изрисованные зелеными спиралями ладони:
- Оу, оу, леди, не нужно нервничать, я уже иду.
Путаясь в подоле робы, Друвид покинул поле боя. Голос шел со всех сторон сразу и звучал внутри головы.
- Друвид, я жду! - капризно повторяла незнакомка.
- Сейчас, сейчас, - торопился Друвид и неуклюже наступал сам себе на ноги.
То ли выпав, то ли выпорхнув на берег реки, Друвид огляделся. Никого похожего на томную друидку, остосковавшуюся по почитанию, он не увидел, но на камне прямо перед ним сидел огромный ламантин, увитый рыжими водорослями.
- Что же ты встал как вкопанный? - спросил ламантин тем самым голосом и скрестил на жирной мужской груди ласты.
- Ты кто такая, барсук тебя покусай?
- Такой, - поправил ламантин и поправил водоросли, как шаль. - Мне тут просто очень скучно было.
- А почему говоришь по-друидски?
- Иначе бы ты не пришел.
- А почему говоришь женским голосом?
Ламантин потупился.
- Уродился я таким, понимаешь. Все смеялись, плавниками показывали, говорили, что я не такой и что ресницы у меня слишком длинные...
- Понял, понял. А я-то тебе зачем?
- Да скучно мне тут одному. А ты вроде веселый, пахнешь хорошо. Я видел, как ты бегаешь и смеешься, даже когда один.
- Но ты не можешь бегать!
- Мы всегда можем поплавать, - сказал ламантин и взмахнул невероятно длинными ресницами.
Когда насквозь промокший Друвид, пожевывая последнюю пьянящую водоросль, выбрался наружу, он поплелся к месту боя. Он не ожидал там увидеть сопартийцев - наверняка они победили, разделили сокровища трусливых и богатых гоблинов, перекусили и отправились дальше. Тем не менее, на поле боя был разбит лагерь.
- Убирайся отсюда, - громогласно сказал дварф, едва завидев Друвида. Табакси трусливо заскулили и спрятались за спину человека. Друвиду показалось, что глаза их загорелись неестественным красным, а клыки удлинились.
"Наверняка их подменили двойниками", - подумал Друвид и проглотил последний кусок водоросли. Он внимательно рассмотрел их - и правда, всего лишь подмена. У человека руки были разной длины, у дварфа под бородой страшно бугрился подбородок, выдаваясь вперед причудливым горбом, табакси же выглядели жаждущими крови хищниками. Лица всех их кривились и завивались по спирали, а ноги будто танцевали отдельно от туловищ. В животе Друвида предательски забурчало - как часто бывало после веселых времяпрепровождений.
Раздумывать было некогда.
Друвид слегка откинулся назад, в считанные мгновения оброс длинной буро-черной шерстью и обрушился на неудачливых двойников.Когда он встряхивал головой, с мощных челюстей веером разлеталась их фальшивая кровь. Под огромными лапами криков было не слышно - да и что можно услышать от несчастных копий, вдыхающих вместо воздуха мех?
Друвид жадно пожирал тех, кто заменил его друзей, заодно кормя внутреннего хмельного демона.
На рассвете он заснул, похрапывая вместо притихшего желудка.
Поле расцвело миллионом багровых иллюзорий.
Котик-вор
Больше он ничего не успел добавить, ибо черный кот вскочил и крикнул:
– О небо! Значит, старый Питер преставился и теперь я – кошачий король!
Тут кот прыгнул в камин и пропал навсегда…
Английская народная сказка
Мягко ступаю вокруг кушетки, на которой раскинулась спящая Мелисанда. Спит крепчайшим образом, даже похрапывает слегка, а ведь всего-то пара капель снотворного в бокале вина – ловкость лап и никакой магии. Сама ведь увела меня в свои покои, никто не заставлял. Ох уж эти богатые дамочки, изголодавшиеся по экзотике. Захожу сбоку, осторожно расстегиваю украшенный бриллиантами замочек, и тяжелое ожерелье падает мне в лапы. Гранаты мягко сияют на рыжем меху, и я позволяю себе полюбоваться ими несколько секунд.
Потом убираю ожерелье в потайной карман, с удовольствием чувствуя его приятную увесистость, приоткрываю дверь и замираю на пороге - дань уважения древним обычаям. «Никогда не заскакивайте в открытую дверь, будто кто-то за вами гонится!» – поучала нас с Джеймсом бабушка Лиза. Ах, бабушка, если бы ты знала, как часто твой любимчик Лисс идет наперекор твоим наставлениям. Купил бы тебе, бабушка, с этой кражи красивый теплый платок, чтобы заворачиваться в него вечерами и сидеть у огня. Мы с Джеймсом бы устраивались поближе к тебе и слушали бы сказки. И ничего, что мы уже большие. Сейчас-то мы знаем, какое это счастье – когда у огня ждет нас наша бабушка. Мы бы вбегали, запыхавшись, еле выдерживали бы на пороге положенную минуту, и кидались бы к тебе, и ты бы вновь журила нас, и похлопывала лапой, и лизала в щеки, и мурчала…
Я встряхиваю головой, подергиваю ушами. Пора идти. Джеймс ждёт.
Но прежде, чем вернуться домой к братишке, мне все же нужно выполнить заказ. Гранатовое ожерелье – это было для души, а вот сапфир, за которым меня отправила воровская гильдия, еще лежит в сокровищнице графа, и лучше бы за ним поторопиться, пока графиня не проснулась и не подняла переполох. Я плавно скольжу по коридорам, примечая возможные пути отхода. Из этого окна можно будет выпрыгнуть, если за мной погонятся со стороны кухни. А если со стороны спален, то достаточно попросту нырнуть за угол и вылететь через черный ход.
О, служанка идет навстречу, торопится с тяжелым подносом, полным восхитительных пирожных. Милая девчушка, а браслетик у нее на ручке, надо сказать, золотой. Явно не с тех крох, что им тут платят. Выходит, жених одарил? Бедняжка, так спешит скорее в зал, где идет прием, что даже не замечает метнувшуюся за драпировками рыжую тень, не чувствует мягкую лапу, легко скользнувшую возле ее руки. Легкий браслетик, но все ж золото, не серебро. Плакать будет девочка, когда обнаружит пропажу, ну да ничего, жених еще подарит.
Дверь в сокровищницу поддается не сразу, но запас отмычек у меня большой и сноровки не занимать. То, что за дверью, не впечатляет – маленькая комнатка с парой шкатулок на полках да здоровым сундуком с монетами на полу. Я сгребаю содержимое обеих шкатулок, в том числе и знаменитый сапфир, прихватываю горсть монет, и бегу, несусь, мчу на мягких лапах к намеченному окну.
Вечерний город бьет в морду запахом дождя, уличным шумом, светящимися окнами. Я заскакиваю в подворотню, выхватываю из кармана легкий серый плащ, такой длинный, что совсем скрывает рыжие лапы, с таким объемным капюшоном, что даже усы не торчат. Мерной походкой добропорядочного гражданина удаляюсь от дома графа, который веселится с гостями и ничего не подозревает. Интересно, что он обнаружит раньше – открытую сокровищницу или уснувшую жену, наивно поддавшуюся на кошачье обаяние?
***
В комнатке под самой крышей меня ждет Джеймс. Не спит, сидит перед горящей свечкой, перелистывая страницы толстой книги.
– Ты где был? Почему так поздно? – недовольно спрашивает он.
– Расскажу, когда вырастешь, – подмигиваю я, походя дергая его за ухо.
Он немного дуется, бьет серым хвостом по спинке стула, но видно, что рад моему возвращению. С тех пор, как воспитательница в приюте заперла его в чулане, он не любит оставаться в одиночестве. Особенно, когда не знает, где я.
Я тогда взломал дверь чулана вязальной спицей, украденной у кухарки. Вытащил братишку на свет, вытер мокрую морду, а потом взял за лапу и увел прочь. Не нужен нам приют – нас двое, а значит, мы не сироты.
– Я вспомнил сказку про кошачьего короля, которую рассказывала бабушка, – говорю я, присаживаясь к столу.
– Не помню такой, – отвечает Джеймс. Он и бабушку-то плохо помнит. Совсем котенком был, когда мы остались вдвоем.
– Раз не помнишь, то расскажу. Давным-давно, жили в глуши двое братьев…
Варвар-Гномоненавистник
Глухой удар молотка для отбивания мяса, казалось, гулко отразился от стен проулка, когда я начал крушить череп этой мерзкой твари, словно кроликов на барбекю у полуросликов.
Раз, еще и еще, не забывая оглядываться, чтобы не проморгать случайных свидетелей. Здесь все сошли с ума и почему-то только ему открыта истина – и они ее не примут, он чувствовал, что никто не поймет, почему ему надо это сделать. Это был уже третий гном за этот вечер, и хотелось бы закончить с ними как можно скорее. До рассвета надо умотать за городские стены, да еще и успеть прихватить свои вещи. А может и не только свои. Уходить с пустыми карманами было бы глупо – а может, на взгляд его случайной компании, все его поступки были глупы. Хотя что этот недотролль Снус или пушистый гад вообще бы понимали! Если бы вообще хоть кто-то меня понимал!
Гримгрон прекрасно помнил вечер своего позора. Казалось бы, стоило просто уйти из этого мерзкого прилизанного городишки пораньше, но спутники были против, а финансирование попоек зависело напрямую от них.
Да, несомненно он первый начал задирать гномью компанию в трактире, но как иначе? От одного вида этих выродков эль становился поперек глотки, и требовалось срочно убрать их прочь. То, что у них не было ни грамма чести и они набросились на него все сразу, говорит лишь о том, что он прав! Их надо изничтожать, как тараканов, эти безбородые хуже кобольдов! Плеснуть в них пивом, чтобы заткнули свои поганые пасти и не мешали отдыхать нормальным героям своими застольными завываниями, было самым нормальным поступком за все последние недели. Снус еще и извиняться потом пытался к ним его затащить, и сам ходил. Глупый человек. И слабый. Но убеждать и настаивать на своем все равно умеет.
Для того, чтобы ему помогли залечить побои да не ныли своими моралями, пришлось пообещать, что он будет сидеть в комнате и не будет больше нарываться на неприятности. Какое-то время так и было, но сегодня не он нарывался – это гномы нарывались на него, показываясь везде и всюду, словно они заполонили весь город, рассыпавшись и копошась вокруг. Каким образом эта мелюзга умудряется быть такой шумной? Даже заткнув уши подушкой он слышал их песни из трактира, а при попытке отвлечься даже в окне то и дело мельтешили эти паразиты.
Первого он встретил около нужников на задворках того же трактира. Тут-то, в одиночестве, этот крысеныш даже пискнуть не успел, когда удар грязного сапога в спину закинул его в кабинку. Такими они и должны быть – тихими и… дохлыми. Глядя на трясущегося ссущегося гнома, он просто не мог устоять. Такая мразь, раздавить бы его, как насекомое, уничтожить, как чирий на жопе! Это лысое лицо, куцые брови, землистая кожа и острые огромные зубы, как у грызуна – можно ли вообще представить себе существо более противное? Словно насмешка какого-то хмельного волшебника, скрестившего младенца с голым сусликом. И оно еще начало лепетать что-то о том, что сейчас он позовет всех и дварфу снова напинают и выгонят отсюда. Угрожать? Ему? Какая-то жалкая тварь?
Не вполне отдавая отчета в своих движениях, Гримгрон одной рукой зажал твари рот, чтобы не верещала, и сжал пальцами второй руки тощее горло, укутанное шарфами и одежкой, словно бабка. И правильно сделал. А что, собственно, сделал? Дварф моргнул и потер глаза. Что он вообще делал за закрытой дверью сортира? А, точно. Гном. Убирал грязного гнома.
Удавил его голыми руками и затолкал туда, где ему и было самое место. Хотелось бы еще и использовать это место по прямому назначению для большего удовольствия, но не было ни времени, ни позывов.
Зато вот зов выпивки был. Дружки этого хлюпика вряд ли хватятся его быстро, так с чего себя ограничивать? Не возвращаться же теперь в комнату… убегать? Нет, не в этот раз! Больше никто не посмеет его задирать! Он станет Гримгрон Гроза Гномов, или даже Гномья Гибель – ну да это уже потом придумают, когда станут слагать о нем легенды как о первом, решившемся изничтожить под корень эту гномью гнусь. Кстати, тоже неплохо. Но Гримгрон Гнусь – это и на смех поднять могут!
Кружка пива, практически залпом опрокинутая у стойки, была вкуснее, чем любой другой напиток в мире. Пьянящий восторг и ощущение полной безнаказанности. Он как паладин, несет на эту землю истину и благодать, очищая ее от гномьей скверны!
После этой заварушки зануденыш денежный отобрал – конисковав, как он это назвал, конекрад хренов – у дварфа топор, и ему придется выкручиваться, чем будет. Нет, это не кражи, это одалживание на благое дело.
На кухне, куда он прошмыгнул в общем шуме таверны, удачно нашлись и кухонные ножи, но их Гримгрон презирал, как слишком тонкое и хлипкое оружие, и мясной молоток. Не молот богов, конечно, но чем богаты.
Прихватив еще и пару холщовых мешков зачем-то, дварф вышел на охоту. Как кот за крысами… нет, кот слишком выбесил его за их короткое путешествие, чтобы походить на него. Как могучий крот за червями? Недостаточно эпично. Не важно. В хмельных спутанных мыслях он уже видел трофейную комнату, где все стены были вымощены гномьими черепами. Как каминная комната шкурами оборотней у людей. Забавно. Он, конечно, варвар, но не настолько же? Или да?
Второй слизняк попался ему неподалеку, на конюшне. Такой же угловатый, провонявший мочой и гномьей химией так, что разило аж из другого конца амбара. Дварф знал, что эти запахи – результат работы со взрывчаткой, но от этого менее отвратными они не становились. По этой вони всегда можно было понять, что гномы где-то рядом. Лошадей тревожить не хотелось, они – прекрасные существа, в отличии от этого, недостойного их трогать, не то что на них ездить. Впрочем, сам он никогда на лошадях не ездил тоже. Но только из уважения к ним.
Тихо подойти не удалось, и гаденыш, обернувшись на шаги, попытался отмахиваться и кричать. Слишком поздно. Гримгрон не помнил, что он кричал ему про неотвратимость кары судьбы за прегрешения их противоествественного вида, но животные вокруг подняли шум не меньше. Быстрее, быстрее…
Удар кулака в хлебало лежащего уже гнома пробил ему нос и вогнал нелепые очки в черепушку. Ну вот, из этого точно трофей не выйдет. И на кой им очки, если они берегов не видят?
Мурлыкая под нос песенку про дварфа, копающего ямку, он торопливо закидал тело сеном и выбрался из амбара с беснующимися животными через окно, как только встревоженные голоса с улицы послышались у основного входа.
Он понимал, что не было никаких шансов, что тело не заметят до утра – а значит, роли могут поменяться в любой момент. Но останавливаться было поздно.
Менее чем через полчаса он уже сидел в засаде, как он сам это гордо называл про себя, а на деле прятался за коробами мусора в проулке в другой части города. Ничего, гномы ходят и здесь. Они везде. Темнота сонно укутывала, и лишь запах помоев наглядно напоминал, что он точно не лежит сейчас в комнате на втором этаже постоялого двора. И как он за этой вонью почует гнома? Хотя их запах ничем не перебьешь и ни с чем не спутаешь. И не выведешь даже кислотой. Странно, что все еще достаточно тихо, видимо, никто не понял, кого и почему надо искать. Или же они просто выжидают, наблюдая за ним? Играют в какую-то свою игру? Ему показалось, что даже муха, ползшая по руке, и так была в гномьих очках и так же потирала лапки, хихикая.
Молоток оставил от нее лишь мокрое место в форме непонятной руны. Гномьей руны. Дварф вскинулся, замотав головой, и тут же присел обратно, увидев открывающуюся дверь. Не учили этих дикарей, что мусор после заката не выносят, вот и шел теперь этот олух прямо в руки.
Гул голосов нарастал, пока он продолжал методично отбивать остатки гнома, погрузившись в воспоминания. Гримгрон даже не обратил внимания, как вокруг начали мелькать огни, по городу прошлись крики и колокольный звон, и только когда рядом замельтешили тени, он поднял голову. Гномы. Вокруг были гномы. Разные, по-разному одетые, всех цветов и размеров – некоторые на пару голов выше него, иные же почему-то в костюмах стражи.
От внезапной догадки варвар расхохотался надрывно, до кашля и хрипа. Они все не сошли с ума, они все это время были гномами и дурили его, водили за нос и издевались за спиной! Все, абсолютно все, весь этот проклятый городишко! Ну ничего, он с ними разберется и уничтожит всех этих вредителей. Должен же последний представитель нормальной разумной расы взять все в свои руки и выполнить священный долг!
С надрывным боевым кличем Гримгрон подпрыгнул и побежал на толпу, замахиваясь молотком в правой руке и обломком доски в другой, не разбирая, что ему там кричали и не пытаясь уклониться от целящихся в него… так или иначе, он решит эту проблему до рассвета.