Текстовушка №86. Длинные тени

[Todo Uno]

От мастера текстовушек "Леса" и "Тайны Гилфорда".

Школа Харрод считается довольно престижной. Расположенная в окрестностях Дувра, прямо около берега, она предоставляет ученикам конные прогулки, летние путешествия на яхтах, высокую квалификацию учителей и разнообразные внеклассные развлечения. Обучение начинается в тринадцать лет, а заканчивается в восемнадцать, известных выпускников не так много, но они есть, и их портреты висят на первом этаже школы. Школа окружена очень красивым садом с лабиринтом из растений. Но порой школа попадает в списки "Haunting places", чему служит трагическая история основания - не успев достроить школу, меценат Аластер Грэм в 1952-м году погиб во время пожара в поместье, вместе с гостями. Мрачные развалины поместья Дамкар высятся в паре километров от школы на холме. Они обнесены строительными лесами и порядка 60 лет временами правительство берётся помочь деньгами из фонда по сохранению исторических памятников, но почему-то наследники предпочитают оставить дом в таком состоянии.
И хотя Харрод - спокойное и безопасное место, оно обзавелось своими мифами и слухами, которые передаются по поколениям от ученика к ученику.


Детектив. Жёсткий паззл. Семь персон.
Дедлайн - 3 ноября в 12.00 по московскому времени.

[Шебуршунчик]

Успеть! Только бы успеть! )))

[Simka]

Запишите, пожалуйста)

[Next]

Вписываюсь.)

[[Begotten]]

Я!

[Sashetta]

Возьмимимите меня!

[Todo Uno]

О как я хорошо прилегла поспать!
Если я правильно дешифровала знаки у меня в карме, то у нас есть комплект. Дождусь подтверждения и начну распределение/рассылку.

UPD: А, нет, это не писатель, это читатель. Есть ещё одно место.

[Todo Uno]

Ставки сделаны, ставок больше нет.

[Todo Uno]

Первый текст - глубокий синий, как круги под глазами после бессонной ночи.

[Todo Uno]

Второй текст - каменно-серый, как надвигающиеся сумерки.

[Todo Uno]

Дорогие свинни, дедлайн перенесен на завтрашний вечер (19.00).
Понимаю, что некоторые засыпающие физически к полудню не смогут сдаться. А потом я не смогу выложить до вечера.
Или у вас есть какие-то другие предложения по переносу?
Варианты: понедельник день (потому что он официальный выходной).
или уже следующая пятница.
С понедельника по четверг я обычно не существую.

[Шебуршунчик]

Охх, ещё один дедлайн
Может на понедельник?

[Todo Uno]

Договорились, понедельник в 15.00.
Не успеете в понедельник - будете читать только в конце недели, мне не жалко.

[Шебуршунчик]

Так в 15:00 или все-таки 19:00?

[Next]

15. На 19 бы было, если бы сдавали в воскресенье.

[Шебуршунчик]

Я в днях запуталась  

[Tulip]

Я с этими выходными тоже в днях запуталась   была уверена, что понедельник завтра.
Хорошо, что вечером проверила так что текст писался до 6 утра и немношк неадекватен

[Todo Uno]

Третий текст - ярко-алый, как льющаяся сквозь пальцы кровь.

[Todo Uno]

Четвёртый текст - мрачно-жёлтый, как страницы старых книг.

[Simka]

Хорошо, что вечером проверила так что текст писался до 6 утра и немношк неадекватен

У меня сегодня рабочий день, а писала я до половины четвертого утра, так что и текст немножко неадекватен, и Тюлень такой же
Зато успели

[Todo Uno]

Пятый текст - мутно-зелёный, как морская вода в бухте.

[Todo Uno]

Шестой текст - ярко-оранжевый, как пламя... Просто пламя.

[Todo Uno]

Начинаю выкладывать тексты.
В этот раз - взаимные рецензии по жребию. Жребий тянем у меня в личке, называем цвет радуги (красный, оранжевый, желтый, зеленый, синий, голубой, фиолетовый). Я выдаю вам имя рецензируемого.
Рецензии можно писать сразу в тему, можно мне в личку.
Угадываем, "что мы написали" и что вообще произошло.

Авторы:
[Begotten]
Next
Simka
Tulip
Сашетта
Шинанай
Шебуршунчик

[Todo Uno]

Джейсон Шеппард, 16 лет.

Ступенька скрипнула под ногой, и я опасливо покосился на нее - не хватало еще сломать шею, выполняя идиотское задание. Но нет, лестница выглядела надежной, только ступени скрипели, каждая на свой лад, будто клавиши плохого пианино.

Внизу было вполне прилично - стиральные и сушильные машины, шкафы, невесть как оказавшаяся здесь классная доска, аккуратно прикрытая полиэтиленовым чехлом. Дверь в углу, как и говорил Йен, оказалась незапертой, и открыв ее, я мрачно окинул взглядом широкий темный туннель. «Тебе понравится в этой школе», - говорил отец, - «Вот увидишь, как там интересно! И друзей найдешь так быстро, что оглянуться не успеешь».

И что? Прошло два месяца, и в отчаянной попытке найти если не друзей, то хотя бы приятелей, мне приходится тратить вечер на увлекательную прогулку по подвалу в поисках дурацкой губной гармошки. Спасибо, пап.

***

Высокий рыжеволосый Йен, кажется, и сам ощущает нелепость происходящего, но два его друга смертельно серьезны и согласно кивают в такт каждому его слову:

- Вы не можете не знать, какая это честь - состоять в тайном обществе Зетта, - говорит Йен, слегка улыбаясь уголками губ, - Мы принимаем в свои ряды только избранных, и вы должны быть горды уже тем, что стали кандидатами, что привлекли наше внимание и теперь стоите в этой гостиной. Но для того, чтобы из кандидата стать членом общества, необходимо пройти несколько испытаний, проявить волю, силу духа и бесстрашие. Готовы ли вы к этому?

Я киваю, едва сдерживая улыбку. Тайное общество Зетта, настолько тайное, что руководство школы выделяет им отдельную гостиную для сборищ. Десмонд и Мартин тоже кивают, и кажется, серьезны не меньше, чем друзья Йена, так что я ощущаю к нему симпатию - мы будто бы единственные в этой комнате, кто осознает комичность ситуации.

- Первое задание очень простое, - продолжает Йен, - Вам всего лишь нужно найти губную гармошку, спрятанную в подвале.

***

И вот он, подвал. Естественно, я избавил пацанов от необходимости идти со мной. Они явно были перепуганы до ужаса необходимостью идти в темноту, да и мне проще быстро управиться самому, чем успокаивать пару малолеток, шугающихся каждой тени.

Я шарил лучом фонарика по стенам и полу, но никакой гармошки не видел. Уже начал представлять, как буду описывать всю эту историю Кейти. Впрочем, стоит ли? Она две недели не писала мне первой. Не лучше ли сохранить хотя бы остатки гордости? Я ее не винил, разумеется - я уехал, не появлюсь до Рождества, да и мы даже не начали встречаться официально. Она имела полное право не вспоминать обо мне, у нее ведь школа, друзья, тусовки. Она не виновата в том, что я здесь выл от тоски, лез на стенку, не мог сдружиться ни с кем из одноклассников, которые давно разбились по маленьким группкам.

И ни одной девчонки! Гребаный стыд, ни одной девчонки на всю школу. И как тут не думать о Кейти, о ее светлых волосах, зеленых глазах и мягких губах? В конце августа мне удалось во время поцелуя осторожно погладить ее округлую, упругую попку. Я уже предвкушал, как в следующий раз засуну руку ей под футболку, но по итогу пришлось дрочить на эту фантазию в душевой кабинке, каждую секунду боясь, что кто-то войдет. Господи, какая же мерзкая у меня жизнь. И все потому, что папашин друг завещал ему деньги с условием, что я должен учиться в этой дыре.

В обувь попала каменная крошка, и я остановился. Пришлось зажать фонарик между грудью и подбородком, чтобы снять кроссовок. Балансируя на одной ноге, я вытряхнул его, и пошатнувшись, неловко подпрыгнул, ударившись спиной о стену.

Стоп. Что?

Откуда за мной стена? Я быстро запихнул ногу обратно в кроссовок, обернулся, снова сжимая фонарик в руке. Луч света скользнул по каменной стене, заросшей лишайником, как плесенью. Но я же только что, черт побери, отсюда пришел. Может, просто развернулся боком, пока прыгал на одной ноге, и это стена длинного туннеля, по которому я шел? Но ведь те стены были кирпичными, а тут, куда бы я ни поворачивался, луч освещал лишь тот же крупный камень. Хуже того, это явно был не тоннель. Это было большое помещение, которое мой слабый фонарик не мог осветить полностью.

Я постоял немного на месте, размеренно дыша, успокаивая бьющееся сердце. Проверил телефон - конечно же, нет сети, кто бы сомневался. Что ж, видимо, за мыслями о Кейти я и не заметил, как вышел из кирпичного туннеля и вошел в этот каменный зал. Неудивительно - я так замечтался, что у меня даже привстал. В таком состоянии куда угодно придешь и не заметишь. Пойду вдоль стены - рано или поздно в ней найдется выход.

Но уже через пару шагов я споткнулся обо что-то на каменном полу. Ого, да это же гармошка! Старенькая, потертая, с выгравированными инициалами «ПК». Я засунул ее в карман, и мне резко стало легче, я даже улыбнулся. Значит, Йен со своими друзьями был в этом помещении совсем недавно. Это означает, что я действительно был недалеко от выхода в туннель, теперь оставалось только его найти и вернуться обратно. Пацаны будут счастливы, что я разобрался с этим заданием один. Конечно, признательность двух мелких - не такая уж великая ценность, но в этой школе я был рад любому проявлению симпатии.

Я посветил вперед и вздрогнул от неожиданности - вдалеке виднелся какой-то парень в школьной форме. Он стоял спиной ко мне, не двигаясь и никак не реагируя на осветивший его луч. Я тоже замер, в панике ища этому объяснение. Кто-то из Зетты? Проверяют выполнение испытания? Или само испытание вовсе не заключалось в поиске гармошки в подвале? Как там Йен сказал? «Воля, сила духа и бесстрашие»? Может быть, настоящее испытание начнется именно сейчас? Эти идиоты считают себя членами тайного общества, элитой школы, которая для них является целым миром. Что, если их здесь несколько, и сейчас меня будут бить? Драться я не мастер.

Я пошарил лучом по помещению, но больше никого не обнаружил. Снова направил луч на странного ученика, и вот тут-то все мои попытки рационализировать происходящее пошли к черту. Он шел ко мне быстрым и уверенным шагом, и его лицо, его сгнившее лицо, с клочьями кожи, облезающими с костей, с мутными белыми глазницами искривляла ухмылка.

Так быстро я не бегал никогда в жизни. Почему-то страх не руководил мной, хотя я каждую секунду осознавал его, будто бы внутри меня был еще один Джейсон, бьющийся в истерике, исходящий слезами и соплями, мямлящий что-то вроде: «Я не хочу умирать!». Но этот напуганный пацаненок словно бы отошел в сторону, и я наблюдал за ним лишь краем глаза, параллельно фокусируя внимание на полу, чтобы не подскользнуться. Добежав до противоположной стены, я понесся вдоль нее, не понимая, чудятся ли мне торопливые шаги за моей спиной. Мелькнула мысль выключить фонарь, но я тут же ее отбросил - мертвый, вполне вероятно, прекрасно видит в темноте, а вот я без света далеко не убегу.

Впереди я увидел дверь. Не проход в туннель, а именно приоткрытую дверь. Мне казалось, что я бежал до нее целую вечность, что шаги за спиной становились ближе, и даже что я чувствовал на плече омерзительно холодную руку. Влетев в дверной проем, я захлопнул дверь за собой, задвинул тяжелый железный засов, и не удержал вскрика, когда с другой стороны в нее деликатно постучали. Вслед за стуком раздался сдавленный смех, а потом стук возобновился.

Я отскочил от двери, оглянулся - небольшая комната, люк в потолке, откуда падает свет, какие-то ящики. Я схватился за один из них, подтащил его под люк. Крышки на ящике не было, и я с удивлением увидел пару винтовок. Но стук не прекращался, он приобрел ритм, мне даже казалось, что я узнаю какую-то старую мелодию, и не рассматривая больше винтовки, я запрыгнул на ящик, уцепился за края люка, резким движением подтянулся, задрыгал ногами в воздухе, и выбрался на мягкую траву.

Вскочив, я сразу понял где я - в школьном саду. Бросившись ко входу в здание, я заметил четыре длинных тени, ложащихся из сада на стену школы, но оглядываться и проверять, кому они принадлежат, мне совершенно не хотелось.

***

Йен утром встретил меня в коридоре у класса географии.

- Ну что? - спросил он меня, все так же улыбаясь уголками губ, - Нашел гармошку?
- Нашел, - ответил я, вытаскивая ее из кармана.

Йен осмотрел гармошку, как будто боялся, что я подсуну ему подделку, и хлопнул меня по плечу:

- Молодец! Страшно было?

Я посмотрел в его смеющиеся глаза и пожал плечами:

- Немного.

Он кивнул так, будто мой ответ заслуживал одобрения. Или одобрения заслуживало то, чего я не сказал?

Проводив глазами его рыжую макушку, удаляющуюся от меня в сторону спортзала, я вошел в класс. До начала урока оставалось еще десять минут, ученики оживленно болтали, разбившись на группки, но Том, тихий темноволосый паренек, сидел в одиночестве - его лучший друг схватил воспаление легких и лежал в больнице. Устроившись за своей партой, я повернулся к Тому и завел ненавязчивый разговор ни о чем. Убедившись, что тот охотно отвечает, я перешел к тому, что меня волновало:

- А ты слышал о чем-нибудь странном в школе?
- В смысле? - непонимающе нахмурился он.
- Ну, я не знаю, какие-нибудь непонятные происшествия, или что-нибудь сверхъестественное.
- Сверхъественное? - усмехнулся Том, - Нет, такого не слышал. А вот происшествия были. В семидесятых, по крайней мере, точно один учитель спятил и убил пару учеников. Кажется, химик. Правда, скандала не было - замяли как-то. В девяностых еще вроде несколько мальчишек утонуло. Ну, и вроде как все. А тебе зачем?

Вошедший в класс географ спас меня от объяснений, вышло отделаться коротким:

- Да так, просто.

Урок начался, но я не слышал ни единого слова, перед моими глазами стоял тот, кого я видел в подвале. Призрак одного из убитых сумасшедшим учителем? Мне явно нужно больше информации.

После уроков я первым делом отправился в библиотеку. Старенькая библиотекарша сначала даже не поняла, о чем я ее спрашиваю, а потом с неодобрением покачала головой:

- В какие смешные сказки вы верите, молодой человек! Учитель, убивший учеников? Никогда здесь такого не случалось. А вот трагедия с утонувшими мальчиками действительно была. Мы тогда даже плакат оформили с их фотографиями, чтобы ученики наконец осознали, почему нельзя бегать к морю без сопровождающих. Надеюсь, вы так не делаете?

Я помотал головой под ее строгим взглядом, и она смягчилась.

- Что ж, этот плакат где-то у меня должен быть. Подождите пару минут.

Она нашла его даже быстрее, чем за пару минут, уверенно вытащив бумажную трубку из шкафа. Я отошел к окну и развернул плакат. Три фотографии в ряд, три лица мальчишек, погибших в море. Двое по краям были смертельно серьезны, но Йен на центральном фото улыбался, улыбался широко и открыто.

[Todo Uno]

Марк Уайз, 14 лет.

I'm hanging on your words
Living on your breath
Feeling with your skin
Will I always be here

В тот год все танцевали под What Is Love.
Она играла из открытых окон и кассетных плееров, звучала над каждым бульваром и летела вдоль каждой аллеи,  была громче шума машин и четче разговоров прохожих - будто все жители города страдали от любви в стиле евродэнс.
Слушал ее и Марк, но негромко - пока папа не слышит. Прислушивался к шагам на лестнице и то и дело выглядывал к окно - не подъехал ли отцовский белый "мустанг". В прошлом году, когда все сходили с ума от Rhythm Is a Dancer, папа неожиданно озлобился, услышав ее из комнаты Марка. Он вошел так, что дверь резко открылась настежь, но не ударилась о стену, раскрытой ладонью выключил радио и долго насмешливо смотрел Марку в глаза, словно оценивая.
- Принцесска, - сплюнул слова Марку под ноги вместе с табаком.
Вечером приказал матери не класть сыну мясо в тарелку - "он беззубый совсем, да и не переварит".
Следом под запрет попали футболки с ультрамодными Куртом Кобейном и Radiohead - такие носили почти все одноклассники Марка, те самые крутые ребята, что слыхом не слыхивали о Snap! и Haddaway и под которых было так удобно мимикрировать. Но папа любил строгие однобортные пиджаки, сорочки с высоким воротничком и галстуки - лет тридцать назад он был бы первым модником - и потому любые отступления от его вкуса оказались в помойном ведре.
Какое-то время Марк старался держаться в заданных папой рамках: не слушать легкомысленную музыку, не носить хулиганскую одежду, выделяться умом, а не внешностью. А в конце июня ему в руки попала кассета  Army of Lovers - и длинные рукава купленных мамой джемперов стали скрывать накрашенные ногти, и нижнего века нет-нет да и касался косметический карандаш. Конечно, хотелось голубой полосой от виска до виска, конечно, хотелось смелее и ярче! Но в школе ждали молодые поджарые хищники, а дома владения на предмет нарушений проверял папа. Отец.
По дороге в школу и из нее Марк представлял себе многослойные приключения, в которых он оказывался то златокудрым принцем, то хитроумным визирем,  но каждый раз - персонажем очень далеким от того, каким был его отец, и от того, каким хотел видеть отец его самого. В своих фантазиях Марк не обладал ни богатством, ни физической силой, но манжеты его были кружевными, локоны упруго кудрявились, а голос зарождался в диафрагме и и шел туда, куда покажет ненатруженная кисть.
И все было хорошо, все шло по тактам, пелось легко и проживалось в быстро сменяемом ритме.
Пока однажды за ужином отец легким движением, каким обычно ловил брошенную ему вещь, не схватил запястье сына - да так, что не вывернуть, не вытянуть, не выдернуть. Как добычу держал, как собственность.На ногти смотрел, на феньки смотрел, на венки нежно проступающие смотрел, на татуировку переводную с простреленным сердцем смотрел.
- Гомик, - сказал с презрением и стиснул так, что, казалось, хрустнула каждая косточка. Марк не вскрикнул даже - лишь перед глазами звезды пошли, будто Рождество раньше времени наступило.
А дальше - хоть в перьях ходи, хоть прозрачные одежды чередуй, будто Марк совсем исчез для своего отца. Кривая усмешка, предупредительное избегание столкновения - будто прокаженный в родительском доме.  Изредка - небрежно брошенное "педик", привычное, будто чихнул, - и пыль осела на рукавах.
Поэтому, когда пришло письмо из Харрода, Марк практически уверовал в Господа - ах, если б тот был еще хоть чуточку терпимее.
Отец даже не вышел прощаться, ведь пятница - день покера, а мама плакала навзрыд и тайком-таки спрятала в багаж черный строгий джемпер. Марк расцеловал ее в обе щеки, пообещал писать и сдержал слово - еженедельно, бисерным почерком, на заранее выбранных винтажных открытках. Их было чуть больше двухсот за первый год - одна в неделю на тревогу, одна в неделю на надежду, одна в неделю на восторг и одна финальная, зрелая, про все.
В Харроде он поначалу все время проводил в библиотеке - робкий, угловатый, не знающий, чью сторону принять и чьи приметы носить. Но его нашли, опознали, приняли и научили слушать The Cure. То, что раньше казалось неуместным и вредным, нашло свое место и назвалось индивидуальностью.
А еще на Марка восхищенно и молча смотрел некий Кристофер.
У Кристофера были белые волосы и россыпь веснушек по прозрачной коже, а еще - глаза, будто самое коварное и синее из морей, и Марк отпустил штурвал, увяз, захлебнулся в этом море.
Поначалу они всего-то обменивались зачитанными до дыр геройскими книгами и кассетами с собственными сборниками, только чинно здоровались в коридорах и синхронно склонялись над учебниками, пока под один из "the best for Mark Wise" они не встретились над Тайной Лестницей.
- Я знал, что не зря вычерчивал знаки, - прошептал Марк, и иссеченные синим и черным пальцы схватились за белокурые пряди.
Лишь он один знал, что угловатый и застенчивый Кристофер превращается в порочного ангела - но лишь под решетчатой крышей, лишь в измаранных ладонях, лишь под Try Not to Breathe.
И странные знаки вспыхивали вдоль Лестницы - на каждый вздох, на каждый вскрик, на каждое признание, на каждое "Не так". Часть из них Марк чертил осознанно, о других же не имел ни представления, ни воспоминаний. Треугольники, надписи голубым мелом и вишенки. Жетон шерифа, шприц, 83. Женский портрет, автобус, сигарета. Снежинка, грубый штрих, квадрат.
Главное, что все это продолжалось, - и какая разница, какой ценой?
Ежедневно в полдень и после пяти часов комната над Лестницей превращалась в комнату со звездами. Иногда в ней взывали к Богу, иногда одними губами пели Your Kind of Lover, но чаще всего - выдыхали нецензурное и нечленораздельное. Иногда смеялись, и иногда - над шутками. Иногда обнимались, впиваясь ногтями в плечи. Курили одну на двоих.
Одергивали рубашки, застегивали все пуговицы.
Поправляли волосы.
Расходились, не прощаясь.
С порога смотрели на дощатый потолок - фейерверков и бессчетных Млечных Путей уже не показывали.
В свои права заступал обычный школьный мир.
 ...Осень наступала тягуче, рука об руку с Little Miss Scare-All. Первые специи отношений с Кристофером начинали терять свой вкус, но цветные кляксы листьев добавили пикантности угловатым бесстыдным телам.
В то же время Марку пришел запечатанный фиолетовый конверт с безукоризненной ζ (Z) в правом верхнем углу. "Ты везунчик", - сказал Кристофер и пробежал пальцами вдоль хребта Марка так, что тот ждал продолжения с куда большей жаждой, чем объяснений.
Все, что тяжело дышащий Кристофер сказал потом - "это тайное общество".
"Такое же тайное, как наше?".
"О нет, куда более тайное!".
"То есть наше ты готов не скрывать?".
Глаза Кристофера расширились так, будто само небо хотело обнять Марка, а потом их синь предательски задрожала.
"Люблю тебя", - буркнул Марк куда-то в отросшие светлые волосы и поспешил уйти.
...Письмо привело его в одну из закрытых гостиных на верхних этажах - спираль лестницы, пароль для консьержа, шесть створок тяжелых дверей. За недвижимыми шторами будто место для ковена или любителей морфия, но нет - в огромных ладонях кресел пытались удобно устроиться два ученика, и трое ребят постарше стояли у пустого камина. Среди стоящих - Пол Крофт, с его безупречной осанкой, классическим профилем и невидимой серебряной ложкой. Совершенный в спорте, совершенный в учебе, совершенный в общении с каждым - и глава тайного общества? Марк подавил зевок.
Однажды, правда, он насмотрелся на озорное мартовское солнце, и привиделось ему, что в саду вокруг Пола еще пять теней резвятся.  Словно бы натолкнулся на молча танцующую компанию, но нет, проморгался - одна тень, один Пол. Конечно, если б кому в школе и достались магические силы, то, безусловно, Полу Крофту, да только Марк верил максимум в удачные совпадения.
Он забрался в кресло и, едва доставая ногами до пола, чувствовал себя поднесенным к трапезе. Пол смотрел насквозь, будто замечал и предательски смятую штанину, и слегка запыленный манжет, но вслух говорил лишь об испытаниях для вступления в общество. Марку досталось несложное - спуститься за табакеркой в подвал, очень темный и страшный, по словам одинаково блеклых спутников Пола. Но Марк лишь плечами пожал - не живущему двойной жизнью бояться отсутствия света.
Свои задания испытуемые выполнили быстро. Кристоферу Марк сказал, что не будет делать ничего непривычного - так, поблуждает немного во мраке да и все, а уже на Хэллоуин его примут в тайное общество.
"Надеюсь, в твоей новой супер-секретной жизни найдется место и для меня тоже",
"Ты - моя главная супер-секретная жизнь".
На Хэллоуин они договорились встретиться у Кристофера дома.Крис запланировал тыквенное печенье, ночной марафон страшных фильмов и  одну на двоих кровать - впервые. Марк в свою очередь пообещал сбежать с инициации так быстро, как только сможет, и бутылку белого вермута. Уговор скрепили коротким поцелуем.
31го октября Кристофер украсил дом и несколько раз переложил подушки на полу у видеомагнитофона, разрываясь между удобством и притворной небрежностью. Перетасовывал подготовленные фильмы - то по новизне, то по страшности, то по красоте коробки. Раздумывал, какую пиццу лучше купить и, если самую сырную, то успеют ли они за ней к Рыжему Джо.  Ближе к вечеру переоделся в Линка из игры про принцессу Зельду и принялся ждать.
За окном шумела самая что ни на есть пугающая погода - в вое ветра слышались голоса духов, ветки царапали окна иссохшими руками, а в нескольких милях отсюда шторм обрушивал колючие волны в пещеру с тремя учащимися.

[Todo Uno]

===============
Марк помнил, что вода в легких была очень тяжелой. Такой тяжелой, что не давала ни вздохнуть, ни подпрыгнуть, намертво пригвоздила к каменистому дну. Но что именно значит "тяжелый" он уже представлял слабо.
Все, что было сейчас вокруг него, - разноокрашенный свет. Не существовало преград и резких очертаний, не было шагов и вида на уровне глаз. И долгое время не появлялось желаний.
Город был словно небольшой снежный шар - Марк отдалял его, приближал, поворачивал, закрывал облаками, раздувал слабенькие вихри, пока однажды не понял, что это перемещается он сам. Он больше не видел своих рук и не мог театрально повернуться на каблуках, голос и дыхание никак не хотели возвращаться, а в зеркалах не было даже намека на его присутствие.
Но осознание приходило постепенно, будто Марк собирал воедино разбросанный бессюжетный паззл.
Который сложился в неожиданно уверенное Я ПРИЗРАК.
Призрак, живущий на территории старой школы. Именно она была центром нового мира, над ней Марк поднимался и вокруг нее мог беспрепятственно парить. Он видел, как выпускались три юноши, и один из них обладал резким лиловым свечением, а двое других служили ему мутными отражателями. Вереница учителей отмечала их заслуги и нараспев проговаривала имена - Пол Крофт, Питер Шеппард, Блэйк Ривз, и тогда Марк впервые почувствовал, что сгущается.
 Частенько в саду появлялся беловолосый парнишка, сидел на скамейке, вертел в пальцах кассету с затертой надписью "t.. .est for .... U.s.", плакал, иногда тайком курил. При первой встрече с ним Марк окреп настолько, что даже мог невидимо сидеть у его ног, и вскорости он вспомнил всю их историю - от первой Ordinary World до болезненного шума воды в ушах. Каждый день в полдень и после пяти они снова встречались - но только Кристофер об этом не знал. Он верил в науку и закономерности, а призракам любезно оставлял право пугать людей с экранов телевизоров.
К лету Кристофер перестал брать с собой исцарапанный walkman и заменил его странным круглым уродцем, на котором сборник от первой любви уже не послушать. Пару месяцев он не стригся и носил байковые рубашки с чужого плеча, а обеды проводил с рыжеволосой девчонкой в ярких лосинах и кроссовках с высоченной платформой. Они слушали музыку плечом к плечу, пили один коктейль из двух трубочек и держались за руки, но в августе Кристофер обрился почти налысо и снова стал сидеть на скамейке один. Не раз он еще пытался строить отношения с девушками, и каждый раз Марк хотел кричать "НЕТ", но лишь бессильно бил Кристофера в плечи и грудь.
К Хэллоуину Марк окреп настолько, что смог явиться Кристоферу в образе человека. Ненадолго - но вполне достаточно, чтоб услышать "Все же дождался" из побледневших перед обмороком губ.

Призраки двух других погибших тоже обитали в школе. Брайан пугал учеников звуками рояля, на котором никогда не умел играть, а Йен предпочел поселиться в химической лаборатории. После того, как Кристофер выпустился, Марк покидал столь полюбившуюся ему гостиную лишь для того, чтоб телепатически пообщаться с ними. Йену быть призраком нравилось, и он не терял надежды опробовать на себе все опасные и ядовитые вещества, что были в доступе. О живых он даже и не думал, в отличие от старающегося всеми силами им навредить Брайана.
Марк же не поддерживал ни одного из них. Вместе с ощущением тела к нему вернулась и сила чувств - не только рябиновая горечь от разлуки с Крисом, но и похожее на раскаленный гвоздь желание мстить.
У Марка было все время мира - еще недавно он бы закончил эту фразу "to make you mine", но под натиском лет эти строки забылись. Из школьных коридоров пропали все знакомые молодые лица, стремительно приобретшие налет зрелости, приезжающий к воротам Кристофер с каждым разом был все разобраннее, а детей около него становилось все больше. Лишь старуха с биноклем, которую Марк приметил еще живым, была такой же шустрой и незапоминаемой, как раньше.  Она смотрела в бинокль на окна школы - и Марк до сих пор не понимал, на какие именно, и иногда ее за рукав дергал маленький мальчик, то ли один и тот же, а может и разные за ней увязывались, но возраст их не менялся.
А пока за оградой сменялись эпохи, школьная жизнь оставалась почти неизменной. Переезжали со шкафа в шкаф библиотечные книги, заканчивались методички и лягушки для препарирования, попадали под запрет пособия по истории - да и все. Разве что раз в пару лет учителя начинали бросаться на стены, исходить зеленой пеной и гортанно клясть небо на неизвестном наречии. Куда реже в одном из классов оказывался любопытный отличник, пробовавший  расшифровать  противоестественные звуки, но попытки раз за разом оборачивались разговорами с психологом или даже ночной поездкой в местную клинику для душевнобольных. Однако же ученики всегда возвращались - пусть бледными, пусть молчащими, пусть потухшими, а учителям обратного пути уже не было. Марк решил, что школа не терпит взрослость и вмешательства в свои законы - возможно, ее населяют силы куда более могущественные, чем призраки вроде него.

...За наблюдениями и обживанием пустующей гостиной прошло чуть больше двадцати лет, если судить по журнальным датам. Всего ничего по меркам Марка, лишь циклично сменяющаяся листва да закономерные капризы солнца. Порой Марк с улыбкой думал, что в предыдущей жизни был вынужден есть и спать, и дни пролетали мимо слишком быстро, а теперь, лишенный всех потребностей, он видит, что время по-прежнему неумолимо и стремительно.
В предрассветные часы по всему зданию наступала почти угрожающая тишина. Когда замолкали ночные птицы, а последние гуляки закрывали за собой входные двери, мир вокруг Марка молчал - накрывал мягкой лапой часы, успокаивал ветер, превращал в дыхание лай бродячих собак. После тягостного ожидания первый детский голос на школьной дорожке звучал как удар хлыста. Марк не любил эти моменты и поначалу опасался неприятностей, и они случились - но очень не сразу.
Темный человек появился, когда молочник уже шел заводить свой фургончик, - в самое неподозрительное время затишья. Судя по плечам, Предрассветник был высок и крепок, но всю фигуру закрывала черная ряса. Марк даже не сразу сообразил, что перед ним человек, - под капюшоном была фиолетово-звездная круговерть, и такими же движущимися спиралями заканчивались его кисти и ноги. Предрассветник заговорил голосом Роланда Орзабала и первым делом захотел увидеть всех погибших в ту Хэллоуинскую ночь. Йен и Брайан, тоже соблюдавшие тишину в преддверии утра, явились почти сразу - разнообразие нечасто встречалось в их загробных жизнях. Струящийся человек, казалось, рассматривает призраков, но ничто в его позе и его мини-галактиках не менялось. Предрассветник уплотнил тела призраков и сказал, что на днях в школу поступят дети тех, кто виновен в их смерти. Нараспев произнес: Джейсон Шеппард, Десмонд Ривз, Мартин Крофт. А потом пообещал, что призраки смогут занять их места. "Почему бы и не сыграть в игру?" - усмехнулся Марк, подкидывая на ладони ключ от гостиной.
Прикинуться членами тайного общества? Легко. Если Марк в свое время поверил в 17летних основателей общества, то и нынешние ученики в мертвых 14летних поверят. "Только не используйте пыль как макияж", - сказал Предрассветник. Новые испытуемые были куда более смелыми. Пялились в телефоны, неохотно говорили "ага". Сын Крофта был в футболке с какими-то Imagine Dragons и обладал рваными дворовыми манерами, а вот сыновья Шеппарда и Ривза были так же невзрачны, как и их отцы. Когда Йен раздал им задания, все трое просто пожали плечами, - "нам выдали квест, ыы", -  хотя в третьем задании и было "подвергнуть жизнь опасности". Они словно не боялись ничего, словно видели все это тысячи раз. Марк их не понимал.
Первое из заданий выполнял Джейсон Шеппард - искал в знакомом Марке подвале губную гармошку. "Вот увидишь, он будет крайне напуган", - говорил Йен. Марк кивал, но не верил этому - что страшного может быть в школьном подвале, кроме собственных фантазий? А парнишка выглядел не особо-то фантазером. Но в понедельник Марк наблюдал за испытанием - Джейсон вылез через подвальное окно и убежал куда-то, не оглядываясь, бледный и резвый, как конь Чумы.  "Странно, я же просто спустился туда и вернулся обратно", - подумал Марк, а потом его накрыло воспоминаниями: пространство, казавшееся вязким, искаженные скрипы, коварно искривленные плоскости, бликующие зеркала. И словно кто-то ходит за тобой, шаг в шаг, вдох в вдох. Шевелит волосы, беззвучно смеется. Смотрит.
Вечером Марк задавался вопросом, зачем они вообще затеяли эту проверку. Месть? Но в чем вина испуганного парня в подвале? И что же тогда происходит сейчас? Зачем?
Утром Марк отправился в библиотеку. Человеческое тело требовало чистой одежды и причесанных волос, а двадцать пять лет внесли свои коррективы в представления о допустимом. Сборы Марка ради прогулки в осязаемом виде оказались куда дольше самой прогулки - в итоге на него не смотрел никто. Все были заняты своими делами и редко поднимали глаза от гаджетов, да и нечаянно неряшливым образом уже никого из взрослых не оскорбить. Даже библиотекарь не удостоила Марка продолжительным взглядом - лишь посмотрела в древний читательский билет и кивнула.
С компьютером Марк справился - видел, как школьники ищут информацию, и без особых усилий это повторил. Все просто: поисковая строка, имя, город, пиктограммка с лупой. Вот и оно: Пол Крофт, страницы в соцсетях. Почти на всех - фотографии загорелого улыбающегося мужчины, в котором по стати и профилю можно узнать того самого 17летнего Пола. Черты лица стали еще острее и точенее, цвет глаз отливал совершенной сталью, фигура приобрела очертания человечка на обозначении мужского сортира - современная мечта. Пол упоминался в новостях, с ним было множество видеороликов, парочка игр и даже статья в википедии.
Марк пробежался глазами по первым материалам.
Пол Крофт - известный путешественник. Первооткрыватель острова Белого Рождества, первым посетил какие-то отдаленные регионы Индонезии, изобретатель непонятных вешиц для выживания в тропическом климате, поднимался на внушительные высоты и спускался прямиком в ад. Циклы передач, сотни интервью, награды,  признания научных сообществ. Даже богомола в его честь назвали. И небольшую звезду. И премию его имени учредили. И фонд. И журнал. Летом же Пол пропал вместе со съемочной группой - не выходил на связь, не появлялся неожиданно в Гваделупе или Кот-д'Ивуаре, как раньше, выехал в пустыню и исчез, растворился в песках. Многочисленные поклонники были уверены, что Пол вот-вот объявится и строили теории на тему того, где. О гибели никто из них даже и не задумывался - "он же не тот Пол, что МакКартни".
Но сколько бы ни листал Марк биографий Пола - одинаково приторных и восторженно теплых, - ни в одной не было упоминаний о его семье. И никакая прекрасная женщина не вздыхала с экрана о том, что ее муж так и не вернулся из поездки.
Поисковая строка, имя, семья, пиктограммка с лупой.
И интервью полугодичной давности, где Пол заразительно смеется на камеру и говорит о том, как невозможно человеку его профессии сочетать семью и постоянные разъезды.  Ближе к финалу Пол говорит, что, конечно, хотел бы иметь сына, но сейчас он сам в первую очередь сын нашей планеты, и это главное.
Марк ушел из библиотеки, даже не сказав "спасибо". Непонятно, говорит ли сейчас это кто-то, и если да - то за что? Он дошел до гостиной, сел в свое огромное кресло, и на миг успокоился, пока не увидел собственные руки.
"Предрассветник нас обманывает", - подумал он.
И в окно заглянуло ослепительное солнце.

[Todo Uno]

Десмонд Ривз, 13 лет.

- Ты ему веришь? - Мартин хмурился, глядя себе под ноги.
Десмонд раздражённо мотнул головой:
- Тупой розыгрыш.
Иногда ему казалось, что Харрод полностью состоит из тупых розыгрышей, злых шуток и издевательств старших учеников над младшими. Почти два месяца Десмонд успешно избегал нападок старшеклассников, но теперь, видимо, удача закончилась.
Хотя, надо признать, сказочка про привидения - не самый плохой вариант, Джейсон мог бы выдумать что-то более впечатляющее. Особенно с учётом своих актёрских данных - он выглядел действительно озадаченным, если не сказать испуганным.
Но его история не выдерживала никакой критики.

А ведь вчерашний день обещал быть интересным: приглашение в тайное общество, испытание, тёмный подвал - ещё одно укромное и неизведанное местечко этой школы - в общем, все эти штуки, которые просто обязаны быть в заведениях, подобных Харроду. Так что Десмонд был раздосадован:.
- Можно было догадаться ещё вчера. Странно же, что в “Зетта” позвали нас троих, а испытание проходил один Джейсон. В чём смысл?
- Но ведь он сам вызвался. Может, нам бы потом дали другое задание, - возразил Мартин
- Да они просто заодно. Разыграли целый спектакль: и плакат подделали, и статью в интернет выложили… ха-ха, очень смешно.
Джейсон и правда показал им очень качественно состаренный плакат с черно-белыми фотографиями учеников школы, умерших в 1993 году. Ничего особо необычного, конечно… если бы на фото не были те же самые мальчишки, что вчера пригласили их в тайное общество. Парни как парни, ничего мистического в них не было. Разве что выглядели они ровесниками Десмонда, который поступил в Харрод только в этом году. Но внешность бывает обманчивой, да и сколотить свою секту за два месяца - раз плюнуть, было бы желание.

В общем, это был очевидный розыгрыш. Вопрос только в том, стоило ли четверым парням (троим из “общества” и Джейсону, которому, на минуточку, уже шестнадцать) так заморачиваться ради шутки над ним и Мартином? Мелковата цель.
Может, старшеклассник придумал всё в одиночку? Скорее всего. Вот это ему заняться нечем - всю ночь плакаты клеить и статьи “о происшествии” в сеть строчить…
- Да спроси у отца и всё. Ты же говорил, что он учился здесь? Если тут кто-то умер, он должен знать об этом.
- Вот сам и спроси - огрызнулся Десмонд. Звонить отцу не хотелось - тот был не слишком вменяем во время их последнего разговора.
- У кого? Никто из моих здесь не учился. Иначе я бы разузнал, конечно.
Чёрт возьми, Мартин был непрошибаем. Десмонду резко захотелось побыть одному:
- Ладно, я подумаю. Слушай, мне нужно встретиться с Тэдом, у нас совместный проект по биологии...

Искать Тэда он, конечно, не пошёл. Успеется. Возможно, стоило действительно позвонить отцу - они давно нормально не разговаривали. В конце-концов, можно действительно спросить его о мальчишках из общества, чтобы поставить точку в этом глупом разговоре. Или узнать об отце Джейсона - по словам старшеклассника выходило, что их предки одного возраста и оба учились здесь.
Если только папа будет в состоянии разговаривать…

Ноги сами вынесли Десмонда к коридору, ведущему в западное крыло. Это место не пользовалось популярностью среди школьников, так как дальше находились комнаты учителей и какие-то административные помещения. О секрете этого коридора - тайной лестнице на верхние этажи и крышу - не знали, наверное, не только ученики, но и взрослые. По крайней мере, Десмонд ни разу не встречал там кого-то ещё.
Это было довольно удивительно, если учесть тот факт, что они с Тэдом нашли вход на лестницу ещё месяц назад, в сентябре, расшифровав знаки, нацарапанные на стенах школы. Мальчик и не предполагал, что их игра в детективов даст хоть какой-то результат; тем сильнее было его удивление и ликование, когда он понял, ЧТО они нашли. Тэд сразу предложил использовать найденное укрытие во благо: теперь они могли мстить старшеклассникам, издевавшимися над младшими, и выходить сухими из воды. Десмонд согласился и, честно говоря, ему пришлась по вкусу роль Робин Гуда Харродского леса - было приятно забирать пакости у тринадцатилетних, чтобы раздавать выпускникам.

Лестница, как обычно, встретила его запахом пыли и затхлости. Были бы ступеньки деревянными - обязательно бы скрипели, но гладкий камень был безмолвен и никак не выдавал присутствия мальчика. Тем не менее, Десмонд замедлял шаг, проходя мимо окошек, ведущих в комнаты учителей. Он не боялся, что его увидят - окна были небольшими и располагались под потолком, выполняя, скорее, функцию вентиляции (сомнительной, надо сказать) - но вот звук здесь распространялся вполне неплохо. Бормотание, хихиканье и всхлипы, порой доносившиеся из учительских спален, наводили на мысли, что все эти слухи про сходящих с ума преподавателей ничуть не преувеличены. Самым странным, конечно, был Курт Конвэй, учитель химии. Худой, нервный, с очень тихим и тонким голосом, он называл учеников “цыплятками”. Как-то раз мальчишки в порыве любопытства заглянули в его комнату: мистера Конвэя там не было, зато вся его кровать была усыпана яичной скорлупой, а в воздухе пахло тухлыми яйцами. Эта картина настолько впечатлила Десмонда, что прежде любимая глазунья с беконом потеряла для него всякую привлекательность.

Мальчик сам не заметил, как покинул лестницу на верхнем этаже. К счастью, здесь тоже нечасто встречались прохожие, так что вышедший из заброшенной оранжереи школьник не попался никому на глаза.

***

Итак, половина пятого. Неплохое время для того, чтобы попытаться поймать отца трезвым: слишком поздно для обеденных возлияний и слишком рано для вечерних. Хотя, если он опять обдолбался…
Окошко скайпа приветственно мигнуло и на мгновение зависло. Нужно будет поменять ноут, этот уже начал тормозить. Мать предлагала Десмонду купить для учёбы новую технику, но он отказался - не хотел возиться с переносом данных. Интересно, как в этой глуши с доставкой?

Ну же, Десмонд, соберись. Контакты - Блэйк Ривз - звонок…
- Мальчик мой!
Ого, да отец неплохо выглядит.
Блэйк видит реакцию сына и смеётся:
- Да, у меня сухая неделя. Нужно провести несколько важных встреч, так что… ну, разве что полграмма для вдохновения.
Полграмма - это, понятное дело, не об алкоголе. Отец употребляет столько, сколько Десмонд себя помнит, и не делает из этого тайны. Года три назад, когда мать уже слезла с иглы и бросила пить, она во время очередного скандала приволокла сына в гостиную и, вцепившись в его плечи, кричала мужу: “Имей совесть хотя бы показывать это ребёнку!”. Блэйк дрожащими от ярости руками чертил дорожки и орал в ответ: “А мне нечего скрывать! Да, я наркоман! Но я хотя бы не обманываю ни себя, ни вас!”. То ли совпадение, то ли он узнал про любовника матери - Десмонду было не слишком интересно.

В любом случае он был рад вырваться из этого дурдома. И был рад видеть папу в адекватном состоянии, пусть его вопросы и не отличались оригинальностью:
- Как тебе учёба? Как школа?
Да как и везде. Всё в порядке… - мысли путались, и мальчик решил не тянуть. -  Слушай, ты же учился здесь в девяносто третьем? Знаешь что-нибудь про погибших ребят?
Лицо Блейка окаменело:
- Да. Был такой случай.
- Так… Подожди… А как их звали, помнишь? - Десмонд лихорадочно схватил смартфон. - Я тебе сейчас фотку скину, это они?
По ту сторону экрана проиграла короткая мелодия, отец вздрогнул, но отвечать не спешил:
- А к чему вопрос?
- Я видел ребят с плаката. Они вчера позвали меня и ещё двоих в… в свою компанию. А сегодня Джейсон показал мне этот плакат, где сказано, что они умерли! Но этого же не может быть!
- Что за Джейсон?
- Джейсон Шеппард, его тоже позвали. Да он меня просто пытается разыграть! Кстати, он сказал, что его отец тоже здесь учился в те годы. Ты знал его?
Глядя на побледневшего папу, Десмонд волновался всё сильнее. Во всей этой истории действительно что-то было. И это было важно.
- Знал. Питер Шеппард, вероятно, - Блэйк наконец опустил глаза к экрану своего смартфона и его голос звучал глухо, - И да. Это тот самый плакат. С фотографиями погибших мальчиков.
- Но этого не может быть! Я видел их в школе живыми!
- Это всё? - Казалось, отец его не слышит. - Я тогда пойду, ещё много дел…
- Подожди! - Десмонд сорвался на крик. - Подожди. Что ты об этом знаешь? Ты же знаешь что-то, да?
Блэйк холодно посмотрел в экран:
- Мне правда надо идти.
- Ты всегда говорил, что тебе нечего скрывать! Так?
Слова вырвались прежде, чем мальчик успел их осознать. Взгляд отца на мгновение стал ледяным… а потом Ривз-старший разрыдался.

  Он действительно знал Питера Шеппарда. В 1993 им было по 17 лет и они хорошо дружили. Ещё в их компании был Пол Крофт - самый популярный парень в школе и председатель тайного общества. Ни Блэйка, ни Питера в общество не принимали, что их здорово злило, а Пол от претензий друзей только отмахивался. Он и правда не мог принять их единолично, но уж как-нибудь повлиять на сообщников… что может быть проще? Крофт же не делал и этого, но однажды предложил альтернативу. Почему бы им не создать своё общество и не назначать испытания другим ученикам?
Так начались издевательства над тремя новичками: Йеном Родсом, Марком Уайзом и Брайаном Фаунтином. Старшеклассники здорово веселились, придумывая всяческие задания для доверчивых младших. Очередное задание пришлось аккурат на Хэллоуин: ребятам сказали прийти в грот, где будет посвящение. Конечно, на самом деле никакого посвящения не было, да и следить за выполнением задания никто не собирался - на вечер были планы и поинтереснее.
Но вечером разыгралась буря. Блэйк понял, что мальчишки не смогут выбрать из грота из-за шторма, а во время прилива их полностью зальёт. Можно было попробовать вытащить их с помощью верёвочной лестницы через дыру в потолке, но действовать было нужно быстро. О том, чтобы рассказать учителям, не могло быть и речи, а потому парни действовали самостоятельно.
Буря была страшной: из-за ливня было невозможно разглядеть, что происходит в десяти метрах от тебя, а ветер швырял подростков, как игрушки. Пол вызвался пройти по узкому выступу к гроту один. В какой-то момент он поскользнулся, упал, и, кажется, крепко приложился головой о камни, но прежде, чем парни успели среагировать, снова поднялся. Блэйк не мог рассмотреть, что именно делал Крофт у грота, но тот вернулся без мальчиков, прогоняя друзей обратно в школу. Позже он расскажет, что уронил верёвочную лестницу в дыру, но всё равно было слишком поздно - в гроте уже бушевало море.

- Нас никто не заподозрил, а мы молчали - голос отца был слабым, как у старика.
Десмонд тоже молчал. Он не знал, как реагировать на эту чудовищную правду. Тягучая, липкая, противная, она облепила его с головы до ног, сдавливая грудь и перехватывая дыхание. Папа никогда не был для него примером для подражания, но это…
Наверное, так и спиваются. Лишь бы забыть.
- С тех пор мы не общались. Эта трагедия изменила каждого из нас в худшую сторону, но Пола - хуже всех. До этого лета я был уверен, что он даже не раскаивается… Но в июле, на свой день рождения, он написал завещание, где умолял отправить тебя в Харрод, - Блэйк снова расплакался. - Это его покаяние… а в августе он не вернулся из очередной экспедиции. Очевидно, покончил с собой. Это наш крест до конца жизни.
Горло сдавило спазмом. Десмонд широко распахнутыми глазами смотрел в монитор, не веря тому, что услышал.
Он не слишком интересовался причинами, по которым его отправили в эту школу. Главное - не оставаться дома.
Но… что?
Отец отправил его в Харрод, потому что один старый мудак, издевавшийся здесь над школьниками и убивший троих мальчишек, попросил его?
Это его покаяние?
Каким бы ни был Блэйк, Десмонд любил его. И жалел. В конце концов, у них были вполне неплохие отношения с такими-то вводными данными. По крайней мере, так казалось Десмонду.
До тех пор, пока отец не отправил его, как жертвенного ягнёнка, искупать свои грехи и грехи своих друзей.
Мальчик открыл рот, чтобы выкрикнуть обжигающие губы слова в лицо Блэйку… и не смог. Тот всё ещё плакал, бормоча что-то об ошибках. Десмонд стиснул зубы и прервал звонок.
И только после этого разрыдался сам.

***

- Ну и бред! - Тэд нарочито громко захлопнул книгу, вызвав недовольный взгляд продавщицы.- Такое и под наркотой не придумаешь.
Десмонд криво улыбнулся. Он знал, что друг пытается его развеселить, но получалось, честно говоря, не очень. Оккультистские труды Пола Крофта были, конечно, отменной шизофренией, но мальчик кое-что понимал в наркотических глюках. Под дозой можно и не такое написать. А в том, что Пол употреблял, Десмонд практически не сомневался.
- Пойдём отсюда. Здесь мы точно ничего не узнаем, только крышей уедем. - Тэд упорно тянул его на улицу. - Ну и духота в этой лавке!
В чём-то он был прав - толку от книг не было. Школьник вздохнул и вернул том на полку.

История отца не давала ему покоя. К утру коктейль из отвращения, обиды и боли пополнился мистическим ужасом. Нужно было что-то делать.
Вчера Блэйк успел рассказать, что Пол родился в местной деревне. Он был из бедной семьи и попал в Харрод за отличную учёбу. Его личность волновала Десмонда больше всего - не только потому, что он был зачинщиком травли и убийцей, но и потому, что Мартин Крофт сказал, что никто из его родственников не учился раньше в школе.
Что-то не сходится. И дело не только в фамилии.
Итак, Пол Крофт, Питер Шеппард и Блэйк Ривз приглашают троих мальчишек в тайное общество и назначают испытания. Мальчики гибнут.
Через 24 года те же самые (?) мальчики приглашают Мартина Крофта, Джейсона Шеппарда и Десмонда Ривза в тайное общество и назначают испытания…
От одной только мысли об этом волосы на теле подростка встают дыбом.
Но что-то не сходится.
Находиться сегодня  в школе Десмонду хотелось меньше всего - он отпросился на день и решил сходить в эту деревню, чтоб узнать о Поле больше информации. Возможно, он сумеет узнать что-то важное.
Тэд пошёл с ним - и мальчик был ему бесконечно благодарен.

Только вот пользы от похода не было.
Нет, они узнали в таверне, что мать Пола Крофта - миссис Уилсон - всё ещё живёт в деревне. Она родила сына от мужчины, не состоя с ним в браке, хоть он и обещал на ней женится. Говорят, что отец Пола умер, не успев выполнить обещание. Эти сплетни были неинтересны Десмонду, но в деревне больше ничего не могли ему предложить. Сама миссис Уилсон была жива, но носила траур по сыну и никого не принимала. Мальчики убедились в этом самостоятельно - на их стук в дверь никто не ответил, хотя из-за занавески за ними явно кто-то следил.
Ещё в местном книжном были книги Пола - но этот бред не выдерживал никакой критики даже по эзотерическим меркам.

- Попробуем навестить миссис Уилсон ещё раз? - Тэд раскачивался на носках, глядя на дом в конце улицы.
Десмонд махнул рукой:
- Это бесполезно. Давай возвращаться в школу.
Друг протяжно вздохнул, но всё же развернулся. В деревне и правда было крайне уныло.

***

- Эй, цыплятки!  
Ребята вздрогнули, услышав за спиной знакомый голос учителя. До территории школы было рукой подать, но сейчас вокруг ни души - урок в самом разгаре. Только мистер Конвэй почему-то не на занятии.
- А где это вы были? - вкрадчиво спросил химик, подходя ближе.
Запах тухлых яиц коснулся ноздрей Десмонда.
- Мы только из деревни. Ходили в книжный, - быстро нашёлся он.
- Ааа… - глаза мистера Конвэя забегали, осматривая окрестность, - хорошие цыплятки. Я тоже туда иду. Вы ведь поможете мне?
- С чем поможем?
- Ну, с книгами, - учитель облизнул пересохшие губы и положил руки на плечи мальчиков. -  Нужны новые учебники для класса. Я один не дотащу их все в школу.
Тэд метнул на Десмонда перепуганный взгляд. Друг его хорошо понял - хоть в Харроде ещё действительно использовали бумажные пособия, в деревенском книжном не было учебников.
- Извините, - Ривз попытался мягко сбросить руку химика с плеча, но тот только усилил хватку, - нас ждёт мистер Блэйд. Мы уже должны быть в школе, он будет рассержен, если мы так сильно задержимся.
О, не беспокойтесь, я всё улажу. Мы хорошие друзья с мистером…
Так скажите ему сейчас! - Тэд замахал рукой, глядя за спину учителю. - Мистер Блэйд, мы уже идём!
Курт Конвэй разжал пальцы, стремительно оборачиваясь, и друзья, не сговариваясь, рванули с места в сторону школы. Химик что-то кричал им вслед, но Десмонд не мог разобрать слов, так бешено колотилось его сердце.

Когда они ворвались в здание, до конца урока оставалось ещё минут 5. Пустой холл казался невероятно опасным и пугающим.
- Прячемся! - одними губами прошептал Тэд.
Мальчики вбежали в заветный коридор западного крыла. Направо, мимо чулана со швабрами в тупик, прислониться к стене, тихий щелчок - и тайная лестница приняла их в свои успокаивающие тёмные объятия.  

[Todo Uno]

Йен Родс, 14 лет.

Когда становишься призраком, многое из жизни живых становится незначительным. В моей жизни определенно стало больше свободы и меньше поводов для грусти.
 Интересно, какой бы призрак получился из моего брата? Вы не знаете моего брата? О, мой старший брат - любимец родителей! Он отличный спортсмен, самый сообразительный в своем классе (просто учителя не понимают его гениальности и исключительности), настолько быстро все осваивает, что ему становится скучно, именно поэтому он так быстро бросал все свои увлечения - и лакросс, и фортепиано, и театральную студию, и футбол, и лепку из глины. Призрак из него тоже наверняка получился бы исключительный: самый сильный, способный показываться живым, наводя на них ужас, который сразу бы смог передвигать предметы (прямо как в том фильме). Но что бы он делал, если бы ему наскучило быть призраком?
 Я не могу точно сказать, как давно стал призраком. Наверно, лет двадцать назад. Меня отправили учиться в частную школу Харрод. Мне там сразу понравилось: больше не нужно было соревноваться с братом, доказывая родителям, что я ничем не хуже него. Я быстро нашел друзей. А уже в октябре старшие ребята предложили мне вступить в тайное общество школы - “Зетта”. Я часто слышал про него и, конечно, не смог отказаться от такого заманчивого предложения, которое еще и подтверждало, что я вписался в школьный коллектив и заслужил некое уважение. И хотя никто не знает точно, кто является членами общества, руководство школы благосклонно относится к нему - даже предоставило собственную гостиную на верхних этажах.
 Конечно, я был и немного напуган, когда нас, меня и еще двух ребят - Брайана Фаунтина и Марка Уайза привели в эту гостиную. Ведь сначала было вообще непонятно, что от меня хотят, подумал, что может, это какие-то разборки - как раз накануне я серьезно поссорился с одним одноклассником. Но в гостиной нас ждал Пол Крофт со своими друзьями, - вернее сказать, подпевалами, - Питером Шеппардом и Блэйком Ривзом. Пол-то нам и сказал, что они готовы принять нас в “Зетту”. Но для этого нам нужно пройти испытание. Мне нужно было провести ночь на крыше. После того, как брат запирал меня в чулане без света, это показалось мне совершеннейшей ерундой. Взяв несколько одеял и термос с горячим чаем я отлично провел время, лежа на крыше, рассматривая россыпь звезд на небе и мечтая, как стану одним из самых крутых членов общества, как буду сам придумывать испытания будущим участникам. Брайан и Марк тоже прошли свои испытания. Какие - не знаю, это было тайной. Может, потом рассказали бы, но потом произошло то, чего мы никак не ожидали. Посвятить в члены “Зетты” нас должны были на Хэллоуин. Мы, как было нам велено, собрались в пещере на морском берегу. Есть у нас тут такая пещера, в которую учителями неоднократно было строго-настрого запрещено туда соваться, и, естественно, там побывал почти каждый ученик Харрода. Но нам не повезло. Начался шторм, прилив. Мы пытались выбраться, но пещеру залило. Кажется, мне было больно и страшно. Я даже пытался выбраться наверх по камням, там была дыра в потолке. Я помню, что видел, как над этой дырой склонился усмехающийся Пол. Конечно, не его заливало ледяной водой. Но он пытался даже помочь - кинул мне веревочную лестницу. Но она так и утонула, ни за что не зацепившись. Как-то быстро эта маленькая пещера наполнилась водой. И мы умерли.
  Я почти сразу понял, что стал призраком. Меня не видели мои друзья, да и вообще никто, с кем я раньше общался. Иногда я случайно встречался с Марком и Брайаном. Им было почему-то тяжелее понять, что с нами произошло. Я неоднократно замечал, как кто-то из них шел рядом с кем-то из живых, тщетно пытаясь общаться. Они отчаянно пытались вернуться в мир живых, а мне было это казалось странным, ведь теперь мы могли летать, перед нами не вставало никаких преград вроде стен, дверей и распоряжений руководства школы. Как-то я забрался в кабинет директора. Вопреки школьным легендам его кабинет оказался совсем обычным, без скелета предыдущего директора и высушенной мумии Задохлика - тоже легенды школы, одного из самых отпетых хулиганов, который вроде как учился здесь лет пятьдесят назад. Просто после того, как его все-таки исключили, никто его больше не видел. Наверно, он просто после выхода из школы сразу попал в какую-нибудь передрягу и угодил в тюрьму. А еще, когда я перестал печалиться о своей смерти, то жить призраком стало еще интереснее. Я узнал, что в школе ночью бурлит другая, призрачная жизнь. Тут есть еще несколько десятков подростков-призраков, для которых ведутся совсем иные занятия. Меня тоже приняли в эту компанию, и вместе с ними я стал учиться сражаться на шпагах, скакать на огромных призрачных конях, выпивать призрачный эль из огромных бутылок. Как-то быстро стало понятно, что это все будет продолжаться, пока стоит Харрод своей непоколебимой громадой. Мне даже рассказали, что это место выполняет практически любые желания. Наверно, именно поэтому я стал призраком - чтобы получить настоящую свободу. Я пытался объяснить Марку с Брайаном, что произошло и что все поменялось только к лучшему, но они не захотели меня слушать.
 Правда, как-то я встретил других призраков. Эти были не такие счастливые, как мои новые друзья. Их призраки больше походили на мертвецов нежели мы.  Четыре тени - Мадлен, Джоэль, Том, Карен. Они не замечали нас и наше веселье, поглощенные одной целью. Я этого не сразу понял, но они отчаянно пытались вселиться в тела живых учителей школы. В основном это оставалось незаметным и проходило без последствий, изредка по телу кого-нибудь проходила дрожь. Ну еще парочку особо слабых личностей увезли из школы прямиком в психиатрическую клинику. Я видел, как одного уводили пара крепких санитаров, потому что бедняга пытался броситься в камин, крича, что ему холодно. Если честно, эти четверо теней меня пугали. Они все время появлялись вместе, постоянно что-то бормоча, но не слушая друг друга. Будто каждый из них вел какой-то монолог с самим собой. Как-то я прислушался, но разобрал только какую-то белиберду вроде: "он говорил, что они (не ясно кто) исполняют желания", "он говорил, что мы будем вечно молоды и путешествовать по телам", "он не знал, что тот всех нас убьёт". Они постоянно бормочут про какого-то “его”. Кто такой этот “он”?
  Еще спустя какое-то время я узнал, что подвале что-то есть. Как оно выглядит, и что это вообще такое - так и не понятно. Но мне рассказали, что оно охотится за призраками. Живым оно навредить не может, хотя может напугать. Нам оно тоже не очень опасно. Главное, не попадаться. Оказалось, что если оно все-таки поймает призрака, то призрак лишится всяких сил, а оно все-таки сможет вылезти из подвала и напасть на других. Мои друзья рассказали, что чудовище появилось именно в ту ночь, когда умерли мы трое.
  Кстати, о силах. Я так и не понял до конца, как у других, но у меня под Хэллоуин их становилось явно больше. Но так как мне и так неплохо существовалось, то я отдавал их Марку и Брайану. Так они могли уплотнить свои тела, чтобы побродить среди живых. Почему-то им очень нравилось это занятие.
  Я хотел предложить им свои силы и на этот предстоящий Хэллоуин, но Марк внезапно отказался. Он рассказал, что у него теперь есть свои, намного превышающие мои, и что их ему дал Тёмный человек. А еще Тёмный человек сообщил ему, что сейчас в школе учатся дети тех, из-за кого мы умерли и мы можем захватить их тела. Мне не хотелось возвращаться к той жизни, потому что эта меня вполне устраивала, но показалось, что будет вполне справедливо, если оживут мои приятели.
 Марк, который всегда был в курсе обстоятельств жизни живых, узнал, где прячут ключ от гостиной тайного общества “Зетта”. Он поделился с нами силой Тёмного человека. Так необычно снова было ощущать тепло от огня, пылающего в камине, мягкость уютного кресла. Даже не думал, что мог соскучиться по таким обыденным ощущениям. Но при этом возвращаться к этому мне все равно не захотелось. Я просто стоял перед сидящими мальчишками, которых привели сюда так же, как когда-то нас. Наверно, и мы выглядели такими же растерянными. Джонатан Шеппард, Мартин Крофт и Десмонд Ривз. Сыновья наших, может и невольных, но убийц. Маленькие и робкие. Я послал их в подвал. Один из призраков, которого зачем-то занесло в подвал и который еле вырвался от чудовища, видел там какую-то губную гармошку. Вот пусть эти трое ее там и поищут. Я подумал тогда, что если там на них нападет чудовище, то они все равно останутся живы, но страх все равно будет вполне достойной расплатой.
  Когда они ушли выполнять мое задание, я еще какое-то время постоял, греясь около камина, пытаясь запомнить это ощущение. Я бы простоял еще дольше, но мимо меня как-то подозрительно бодро проскользнули наши четыре безумные тени. Джоэль что-то оживленно бормотал. Вопреки обыкновению, я прислушался. “Он сказал, что мы все вернемся к жизни”. Я и так понимал, что тени давно уже безумны, но услышанное не могло меня насторожить. Тёмный человек говорил, что умрут трое и воскреснут трое, но если и уверены, что оживут… Либо Тёмный человек врет, либо он планирует массовое убийство. Это меня напугало. Но еще в большее смятение я пришел, когда меня нашел Марк, который в человеческом облике наобщался с живыми и выяснил, что Мартин Крофт не имеет никакого отношения к Полу Крофту и остальным. Я не знал, что делать. Пока мне оставалось только ждать. Завтра Хэллоуин, наверняка, что-то станет понятнее.
 Я стою в учебном зале призраков. Вот-вот начнется праздник. Вот уже призрачные кони гарцуют под умелым управлением моих друзей. Сегодня праздник обещает быть более разгульным и зловещим. В углу беснуется Курт Конвэй - единственный живой здесь. В него сегодня все-таки вселились тени, сразу вчетвером. Бедняга. То-то они сегодня днем были необычайно оживлены и довольны.
 За окном уже темно. Все быстрее вокруг скачут кони, все громче звучат крики праздников, все явственнее я ощущаю какое-то недоброе предчувствие. Крики становятся все громче, и я слышу, что это уже не крики веселья, а вопли ужаса. Что может так напугать призраков. Я поворачиваюсь ко входу в зал и вижу, что среди призраков носится огромное черное нечто, сгусток мрака. Он подлетает к ближайшему призраку и будто поглощает его. Это и есть то чудовище из подвала?

[Todo Uno]

Брайан Фаунтин, 14 лет.

Это даже не комната — так, огороженный угол с кроватью и столом. Но мальчик сидит там, прикрыв голову одеялом. Только не попадаться на глаза. Только не высовываться! Тогда не ударят. Тогда все будет хорошо.

Он знает, что не в том возрасте, чтобы бояться. Ему не десять лет, ему целых четырнадцать! Но… Тогда почему так страшно? Почему запах перебродившего алкоголя слышится даже здесь, хотя дядя, как и всегда, выпивает со своими дружками в гараже?

Мальчик робко высовывает каштановую, лохматую голову из-под одеяла. Он слышит крики, он слышит звон разбивающейся бутылки. И прячется снова. Мальчика зовут Брайан, и он не хочет, чтобы дядя Фредди увидел, что он не спит. Не спать нельзя. Это всегда плохо кончается.

День за днем проходит мимо, и чаще всего Брайан успевает спрятаться под спасительным одеялом. Услышать звуки криков вовремя. Почувствовать запах, почему-то сам собой возникающий в носу, стоит дяде вернуться пьяным. Вбежать в свой закуток, стараясь не шуметь и не наступать на те половицы, что издают противный скрип.

Спасительное клетчатое одеяло представляется чем-то вроде огромного щита, за котором Брайана не видно ни дяде, ни монстрам из-под кровати, которых он боялся, пока родители были живы. Интересно, как они там, на небесах? — иногда думает Брайан, а потом снова прячется. Ему нужно думать о себе, а не о них. И заботиться тоже о себе. И чаще всего получается. Чаще всего он успевает.

Но иногда…

Иногда все валится из рук. Он не успевает поесть, пока дядя еще трезв, и голод гонит его на кухню. А пьяный Фред орет что-то пугающее и малопонятное, отталкивающее где-то на подсознательном, интуитивном уровне:

— Ты… Весь в отца, противный мальчишка, никогда не можешь сидеть спокойно! Я говорил тебе: ложиться спать надо в девять? Говорил? Говорил?! — последнее слово дядя орет так, что вены на его шее становятся похожими на синих червей, а лицо краснеет, и даже лысина становится похожа на яркую красно-коричневую лампочку или бейсбольный мяч. И плевать, что на часах всего семь, нужно соглашаться и кивать.

И даже тогда…

Даже тогда ему достается. Он не хочет помнить момент избиения, но всегда, всегда следующие несколько дней он просто не может встать, а дядя не пьет, и виновато таскает ему бульоны на ужин и кашу на завтрак. И смотрит. Пристально смотрит. И кажется, что он вот-вот начнет облизывать свои искусанные губы, глядя на Брайана, и что-нибудь сделает.

Что-то… еще худшее, чем все его избиения. Однажды Брайан не выдерживает, и подловив дядю в такие моменты раскаяния, долго с ним говорит. Очень долго. И даже сам толком не помнит, о чем.
Но в результате… свобода! Почти. Частная школа Харрод ждет его, и в тот вечер, когда дядя подписывает документы, Брайан засыпает с улыбкой. Впервые за… сколько? Впервые со смерти мамы, да.

***

Школа оказывается гораздо лучше, чем дом дяди. Здесь у него тоже нет своей комнаты, но здесь не нужно бояться и прятаться под одеялом, и всегда есть, с кем поговорить. Здесь он не изгой, как в старой школе, здесь нет синяков и нет вечеров, наполненных запахом бульона.

Брайан не помнит, что же такое он сказал дяде, но все равно считает себя восхитительным. Он смотрит в каждое зеркало, мимо которого проходит, он улыбается и смеется, и он все время с кем-то говорит, с кем-то, кого притянула его улыбка.

Мальчишечье лицо больше не запечатано испугом, теперь Брайан может улыбаться, и за одно это он готов простить школе любые недостатки.

Он знает, что в «Харрод» есть какой-то элитный клуб, где красавчик Пол распускает свой павлиний хвост еще больше, чем в коридорах школы, но он не думает, что его туда возьмут. Брайан даже не надеется на это. Лишь иногда ходит около их личной гостиной, выделенной им руководством школы, и тихо надеется, что его не заметят и не высмеют за этот интерес. Он никогда раньше не видел, чтобы таким клубам выделялись отдельные помещения.

Но то ли его интерес замечают, то ли он чем-то нравится «главе» этого клуба, и не проходит и двух месяцев, как его вместе с двумя другими счастливчиками зовут на испытание. Его примут! Брайан подпрыгивает от восторга, и снова не очень запоминает подробности. Кто там с ним был? Какая разница? Он уже слишком привык быть в «своем» мирке, и не связывать себя с одноклассниками.
Зато он отлично помнит свое испытание. Драка. Всего-то? Для того, кто несколько лет терпел побои от дяди Фреда, это не испытание, а обычная прогулка. Брайан усмехается. Он будет членом Зетты! И к черту всех старшеклассников на свете. Он даже выбирает из тех, кто покрупнее, опьяненный какой-то эйфорией. Всегда бы все так хорошо получалось! Захотел — и вот оно, членство в клубе. Стоит только пожелать, и все будет так, как надо!

Стив, накаченный парень на несколько лет старше, добродушно усмехается, и обещает громким, грудным басом:
— Ну иди сюда, шмакодявка, я постараюсь тебя не покалечить!
— Я тебя тоже! — отзывается Брайан, и смеются уже все.

Но к удивлению Стива, он просто не может попасть по этому наглому, невоспитанному мальчишке. Тот слишком быстр, слишком увертлив. И хорошо, что остальные плотным кольцом прикрывают их от лишних взглядов, и за спинами ребятни не видно, кто там с кем дерется.

Зато те, кто еще недавно смеялись над Брайаном, вдруг начинают скандировать его имя. Брайан смеется, и в конце концов умудряется сделать так, чтобы Стив упал. Всего лишь вовремя подставленная подножка, но это не бокс, это драка без правил, и его назначают победителем. Он вступит в Зетту! Ну надо же!

Он аж подпрыгивает, и обнимает всех, до кого дотянется, хотя все еще не старается запомнить их имен. То ли плохая память, то ли дурная привычка. Но разве нужно знать имя, чтобы поделиться радостью? Брайану кажется, что нет.

Скоро Хэллоуин, и он станет одним из них!

***

Брайану не нравится посвящение. Оно странное. Он даже не может описать грызущую его тревогу никаким другим словом, кроме этого. И даже вспоминает, как зовут двух других «счастливцев»: Йен и Марк.

Но это неважно. Важно то… кто вообще придумал проводить посвящение в пещере на берегу моря?!
И чего они здесь ждут, ведь никого больше нет?

Брайан ходит туда-сюда, и с тревогой заглядывает в лица товарищей. Они встречают его взгляд такими же полными недоумения взглядами, а потом…

Начинается шторм. Нет, не так. Шторм с большой, огромной буквы «Ш», и Брайан вдруг понимает: их не хотели взять в Зетту, их хотели убить. Но зачем?!

Соленая вода буквально везде, и Брайан запоздало понимает, что не умеет плавать, и даже дыхание толком задержать не может. Марк вообще плачет, сидя на камнях, пока вода все больше заливается в пещеру. И только Йен пытается выбраться. Наверху есть выход. Или, по крайней мере, источник света.
Но Брайан почему-то уверен, что даже у Йена ничего не получится. Эта соленая вода убьет их, что бы они не делали. Уничтожит. Дьявол, лучше бы он остался с дядей Фредом! Тот хоть не пытался его убить…

Вода. Вода везде, и от нее не спрятаться. Он пытается забираться на камни и держать голову выше, но они скользкие от воды, и потому все кажется бесполезным. Брайан падает снова и снова, обдирая локти и ломая ногти, а может даже и пальцы об мокрые камни.

Он не видит и не помнит, что делают остальные, но зато он видит Воду. Везде. Даже там, где ее и быть не может. Соленая вода жжет легкие, жжет нос и даже горло, и на глаза наворачиваются слезы. Тоже… соленые. Как и кровь, что он пьет, прикусывая губы до боли.

Брайан видит воду. И Брайан не видит ничего.

Лишь темноту.

***

Проходит полгода, и Брайан понимает, что он… может понимать. Он совершенно точно мертв, он видит свое тело в тлеющих, засоленных ошметках одежды, но жизнь после жизни оказалась правдой, а не вымыслом.

И он может чувствовать своим сознанием всю школу. Теперь он знает по именам каждого. Теперь он помнит, что его убил Павлин Пол, и знает, что подвал школы — запретная территория. Теперь все ученики как на ладони.

Стив закончил школу, и это он тоже знает, но не может за ним проследить. Да и Брайан уверен, что он не имеет никакого отношения к его смерти. Так, просто подыграл мальчишке, поддался, чтобы тот выиграл. Это он теперь понимает так же отчетливо, как видит свой собственный труп и помнит имена каждого, кто учится или учился в «Харрод».

Он следит за своим убийцей, и изучает все, что ему нравится или не нравится. Брайан знает, что Пол любит апельсиновый сок на завтрак, знает, что у него есть фото в рамочке, которое он гладит каждый вечер, и знает, что у Пола есть «счастливые» футболки и любимые кроссовки. Он знает о Поле все, но не может причинить ему вреда.

Хотя пытается. Пытается свалить его вещи с тумбочки, пытается заставить его упасть в душе. Но кажется, что материальные призраки — это сказки. Или, быть может, только на Хэллоуин? Возможно.
Но даже призракам бывает страшно. Однажды, когда Брайан пытается ударить Пола в душевой, заставив его упасть на холодный кафель, он чувствует что-то в ответ. Это похоже на хлыст, и этот хлыст «возвращает» Брайана обратно в пещеру, к собственному мертвому телу.

А потом его вещи начинают пропадать. Пола, не Брайана. И ему почему-то все равно?

Это так странно, что страшно. Но он же мертв, чего ему бояться?

И тогда Брайан наконец пытается общаться со своими призрачными «товарищами по несчастью».

Но…

Марк плачет, точно так же, как плакал, когда умирал. Он вспоминает свою жизнь, ненавидит школу, и совершенно бесполезен для попыток понять, что же не так, почему Пол сумел защититься от призрака своей жертвы. Марк всхлипывает, и со стороны мертвого это выглядит еще неприятнее, чем когда он был жив. Брайан решает оставить Марка в покое.

Он находит Йена, но на его полупрозрачном лице написано какое-то странное умиротворение, и когда Брайан рассказывает про свою попытку мести, тот отвечает:

— Это нужно живым. Месть нужна живым. Мы мертвы, и ничто это не изменит, понимаешь? Оставь это. Лучше стань тем, кто ты есть. Я помогу, если нужно. Стань мертвым. Прими это.

Брайан несогласен, и бесплодные споры не ведут ни к чему, так что он оставляет Йена в покое. В конце концов, «принять» смерть он всегда успеет, верно? У него теперь вся вечность впереди… А если начать слушать его сейчас, то дороги назад не будет. Нет! Он узнает все сам. Вдруг есть шанс… вернуться?

***

Со временем Брайан понимает, что догадка про Хэллоуин была верна. Ведь недаром эту ночь называют гранью между миром живых и мертвых. Он начинает слушать. Он начинает подслушивать. Он даже смиряется, хоть и не до конца, с тем что Пол успешно заканчивает школу, и убирается отсюда ко всем чертям.

По крайней мере он больше не мешает думать своей странной силой. Брайан чувствует, когда кто-то говорит о чем-то важном. И однажды он слышит, как один мальчишка рассказывает другому страшную историю про сгоревшее поместье Аластера Грэма. Это же основатель школы!

Это он помнит еще из прижизненного опыта. С кем, как не с основателем, должны быть связаны школьные странности? Быть может, он хоть поймет, за что его убили? Это возможно?
Брайан делится своими мыслями с Марком и Йеном, и Марк наконец перестает рыдать. Йен лишь пожимает плечами:

— На Хэллоуин. Ты будешь почти человеком. Я… отдам тебе мою силу Хэллоуина. Мне она все равно не нужна. Тебе и Марку. Вы считаете себя почти живыми, так почему бы и нет?

И с тех пор Брайан каждый год таскается к поместью. Оно прогорело настолько, что кажется, вот-вот запахнет гарью, хотя даже в «человеческом» облике он не чувствует запахов. Зато может ощупать оккультные символы, «украшающие» остатки стен, не исчезнувших в пламени полностью.

И этого уже слишком много. Он не знает, что это за знаки, но ему кажется, что в них сокрыта тайна его смерти, и он продолжает их трогать даже тогда, когда поместья касаются первые лучи солнца.
Ночь всех святых кончается, и он снова оказывается призраком. Только… это странным образом позволяет Видеть. Обрывки, похожие на лоскутное одеяло истории. Только каждый кусочек слишком мал, чтобы что-то понять.

Но мертвым некуда торопиться. Они терпеливы. Да и поместье никто не трогает и не навещает. Так что…
Однажды он понимает, что знает всю историю.

Какой-то мальчишка не многим старше его самого, когда он умер, связан и лежит в подвале. Его явно к чему-то готовят, и в этом «чем-то» нет ничего хорошего. За ним наблюдает мужчина, похожий на ожившую спагеттину, высокий, и жилистый. И коротышка, напоминающий булочку.

Что они хотят сделать с мальчишкой, непонятно, но от обрывка веет ужасом.

«Спагеттина» и «булочка» кричат друг на друга, хоть он и не может узнать, о чем. Они как будто пьяные, как дядя Фред, но вроде бы трезвы, просто очень злы. Тьма вокруг них сгущается с каждым брошенным словом, и в конце концов становится кинжалом в руке «булочки».

«Спагеттина» умирает, и на его лице застывает удивленное выражение. Наверное, такое же было и на его, когда он понял, что их запихнули в ту бухту в шторм намеренно. Выражение лица человека, никак не ждавшего, что его захотят убить. Да еще и смогут!

«Булочка» уходит, и на его лице такое выражение, словно ему только что привалил большой куш, а парень в панике, и это очень заметно. Он мечется, катается по полу, пытается снять веревки. И решив, что ничего не выйдет, откусывает себе язык. Кровавое пятно, что наливается под ним, кажется Брайану еще одним сгустком тьмы.

Но… словно чудом, веревки оказываются ослабленными, и парень все же не умирает, срывая их с себя. Он бежит, и пока он бежит, Брайан видит, как «булочка» читает нараспев какое-то заклятие во главе еще четверых странных людей.

Только им не судьба его дочитать. В этом обрывке Брайан отчетливо видит, что мальчишка выбирается из подвала, находит канистру с бензином, и поджигает поместье, подперев дверь на второй этаж.
Даже горя, они продолжают нараспев читать свое заклинание. Но не успевают закончить.

***

Время идет, и он почти привыкает быть призраком. Марк перестает рыдать, и становится деловитым, заженным чем-то.

И в школе появляются дети Пола и его подпевал, что совсем не интересовали Брайана при жизни, но теперь… теперь они соучастники его убийства, верно?

Когда о том, что эти дети поступили в школу, узнает Марк, его призрачные глаза начинают светиться странным светом. Он не плачет, он собран и спокоен.

— Я знаю, как нам забрать их тела. Мне помогли. Я могу поделиться силой!
Он говорит это им обоим, и Брайану, и Йену, и Йен как всегда говорит:
— Мы мертвы. Мне это не нужно. Но жизнь за жизнь… пожалуй, это справедливо. Я не буду вам мешать. Даже помогу. Временно — можно.

И после этого круговорот событий затягивается. Брайан не так, чтобы верит загадочному «Темному человеку», что дал силы Марку, но ему слишком хочется снова ожить, и он не придирается. Он даже думает, что сможет побывать в подвале, если оживет. Потому что для призраков там что-то… не то, хоть он и не знает что.

Брайан почти ликует, когда Марк приносит ему ключи от гостиной Зетта. Этот Хеллоуин будет куда приятнее всех предыдущих.

Они заманивают мальчишек в подвал. Йен заманивает. Правда, это не помогает, и они не только выживают, но и понимают, что общались с призраками. Брайан даже запоминает их имена после этого: Джонатан Шепард, Мартин Крофт, и Десмонд Ривз.

Теперь это стоит запомнить, они стоят того.

И даже больше не пытается их убить. Особенно после того, как Марк сообщает: Мартин никак не связан с Полом. Просто однофамильцы.

Быть человеком тридцатого и тридцать первого… Восхитительно. Он снова может радоваться и смеяться, снова может общаться с людьми, и даже с призраками.

Тридцатого числа Брайан махает рукой на все и идет в парк аттракционов. Он ухитряется украсть у кого-то кошелек, и весь день катается, ест мороженое, и смеется.

И только тридцать первого понимает, что нужно, все же, действовать, а не заниматься ерундой.
Он возвращается в школу, и встречает… женщину? В школе для мальчиков? Пусть даже и в школьном саду?

— Здравствуйте. Как вас зовут? — спрашивает он, и чуть вздрагивает от непривычного звука своего голоса. Он почти не говорил, когда был «живым». Слишком мало. И не с людьми.
— М-мадлен. Я здесь должна быть. Здесь Он. Другой Он. Старый Он не хотел, чтобы мы были бессмертными, и умер… Мы должны сделать это…
Брайан морщится:
— Он? Кто такой Он?
— Тот, кто ведет нас за собой. К бессмертию, — просто отвечает Мадлен, и ее глаза странно сверкают.
Брайану кажется, что так же глаза сверкали у тех, кто сгорел в поместье. И он поддается призрачной интуиции.

Где же вы, Марк и Йен? Где?
И лишь взрыв ему ответом.

[Todo Uno]

Мартин Крофт, 14 лет.

«Улыбнись, солнышко», - говорит мама, и Мартин улыбается, внутренне сжимаясь в один угловатый и неуклюжий комок пассивного раздражения. Иногда, наблюдая за тем, как мама общается с его отцом, готовит свою любимую паэлью или напевает мелодию без слов, собираясь на работу, Мартин задумывается, а было ли время такое, когда за заботливой улыбкой и нежным голосом этой женщины стояла настоящая любовь к нему? Хоть раз, может, в самом сопливом младенчестве она улыбалась ему искренне? Хоть раз хвалила по-настоящему, без этих вот «ну хоть что-то ты можешь», «молодец, но ничего особенного ты не сделал» или «в кои-то веки не облажался»?
Мартин такого не помнит; временами ему хочется верить, что когда-то такое было, а потом… ну потом он просто все испортил, он ведь по-другому не умеет. Временами, когда уродливый ком внутри начинает давить на горло, и от силы, с которой Мартин стискивает челюсти, выступают слезы, а спина покрывается холодным потом - такими временами Мартин думает, что мать всегда была такой, а отец… а отец всегда на ее стороне, о чем тут еще говорить? Такими временами Мартин думает, что его родители – чужие ему люди, любящие друг друга, а ребенок, то есть, он, - ну… Да черт его знает, может, просто элемент декора, а может… а может, действительно Мартин сам все сломал, и то, что он не помнит, как это случилось, не снимает с него ответственности.
После каждого отчитывания – за плохую ли оценку, за то, что засиделся над книгой, за то, что слишком быстро принялся за еду, за то, что с неправильным лицом молился перед ужином… После каждого такого отчитывания Мартин послушно отправляется в комнату подумать о своем поведении и о том, как он подводит и позорит семью, будучи такой расхлябанной бестолочью. Руки трясутся, уши горят, в груди больно, и когда в очередной такой день отражение в зеркале на шкафу вдруг машет ему рукой, Мартин даже не сильно удивляется, тихо смеется и думает – вот, и даже в сохранении психики я облажался. Он старательно моргает несколько раз, трет глаза и ложится в постель, изучая давно опостылевшие звездочки на обоях.
С тех пор, как уехал мистер Блэйлок, думает он, к ежедневному родительскому пилежу добавилось отчаянное такое чувство одиночества. Грех не поехать крышей.
Зевнув, Мартин чихает.
Со стороны шкафа доносится «Будь здоров».
* * *
С отъезда мистера Блэйлока прошел почти месяц. Мартин привык к своему воображаемому другу, привык отвечать ему негромко и даже стал в каком-то смысле ждать вечерних бесед. Отъехала крыша или нет, но, черт, хоть с кем-то можно поговорить! Пожаловаться на придурочное руководство школы, которое из-за каких-то страшилок лохматых годов запрещают людям просто, блин, дружить.
- Представляешь? – возмущенно шептал Мартин, прижавшись к зеркалу виском. – То есть, какие-то идиоты поубивали друг друга аж 40 лет назад, но один из них был учителем, а остальные его учениками, и поэтому они выгнали Блэйлока за нашу с ним дружбу, ну серьезно.
- Сорок два, - поправляет Пол, парень-в-зеркале.
- Да пофиг, - отмахивается Мартин. – Он, блин, единственный за всю мою жизнь, наверное, со мной нормально говорил. Ну не считая тебя, но ты моя галлюцинация, ты мне вредить не можешь. Не можешь же?
- Это спорно, - уклончиво ворчит Пол и решительно переводит тему беседы, хотя Мартин еще пару раз пытается вернуться к старой истории о перестрелке в лесу из-за какой-то девчонки. Мартину это не очень нравится.
В следующий раз Мартин ощутимо напрягается через пару недель, когда он рассказывает Полу о приглашении в «тайное общество Зетта, прикинь, меня выбрали и еще пару пацанов».
- …а потом, значит, Джей нам показывает такой дряхлый… плакат, не плакат, стенгазета какая-то, там, в общем, фотки парней, которые, он говорит, еще в 93-м году умерли,  и типа это они нас в общество пригласили, - Мартин смеется в голос и испуганно зажимает рот, прислушивается, не звучат ли шаги матери в коридоре. – В общем, мы ему, конечно, говорим, что ты за цирк устраиваешь, Десмонд вообще уперся – в привидений не верю, в инернете бред какой-то и вообще все подстроить можно. И до меня тоже Джейсон домотался, знаешь, с чем… Говорит, его отец в том году в этой школе учился, и отец Десмонда учился, и типа тут какое-то грандиозное совпадение… Только у меня никаких родственников в этой школе не было, я и тут не преуспел, - Мартин снова смеется под напряженным взглядом Пола.
А потом Пол говорит:
- Это все, конечно, забавно, но…
И от одного этого «но» у Мартина привычно холодеет спина и начинают дрожать руки. Пол говорит много, и от его слов кружится голова. Какие-то пророчества и Темный человек, какие-то великие судьбы и блестящее будущее, Хеллоуин, приглашение присоединиться… Что-то в словах Пола настораживает – если уж опустить тот факт, что вообще-то он плод воспаленного воображения, да? – от ответов на многие вопросы он искусно уходит, а то и вовсе врет, не краснея… В какой-то момент Мартин трясет головой, зажимая уши, и, рассердившись, закрывает зеркало покрывалом. А завтра… Завтра он пойдет к матери, выслушает очередную порцию нотаций и скажет, что ему пора к психиатру. Именно так.
Но к утру решимость Мартина тает. Беспокойная ночь поднимает со дна души все разочарования и печали, доставшиеся Мартину за его 14 лет, слой за слоем обнажая его никчемность и ненужность. В ушах звенят возмущенные и разочарованные голоса родителей, боль обиды сворачивается в груди тяжелым жерновом, перемалывает Мартина по косточкам и просеивает мелким ситом до тех пор, пока он, глядя, как за окном занимается хеллоуинская заря, не понимает: какие-то планы Пола со всеми его темными человеками и злыми силами – это, наверное, предел его, Мартина, нужности хоть кому-то. Пол мирно смотрит на него, будто бы и не обидевшись за покрывало, желает доброго утра и без лишних слов все понимает, велит ждать вечера.
До оговоренного времени Мартин сидит в комнате, серфит интернет.
* * *
То, что начинается, как довольно безобидный бред, вечером превращается в постановку финальной битвы фильма ужасов. Учебный зал, толпа незнакомых учеников, слабость в коленях после того, как Пол берет Мартина за руку. Бесформенная тварь, мчащаяся к ученикам. Это Пол, думает Мартин медленно и растерянно, словно проталкивая мысли сквозь пластилин, и ему нужны их силы.
Что-то вздымается со дна души Мартина, заставляя броситься твари наперерез, вцепиться в нее и отдать все свои силы – пожалуйста, пожалуйста, просто оставь их, просто прекрати, пусть тебе хватит меня, пожалуйста… И когда Мартин падает на пол, то вдруг видит, что тварь снова стала Полом.
- Мы снимаем «Красавицу и чудовище» на новый лад? – рвется с губ Мартина, и школа содрогается, а уши закладывает от грохота взрыва где-то у входа.