Я очень-очень страдаю, но не могу даже сказать, во сколько я собираюсь сдаваться
Я слон...И Я ТОЛСТЫЙ!Поэтому все надо мной смеются. "Белый Жрыцарь" говорят они за спиной, но я все равно хожу с гордо поднятой головой, потому что когда-нибудь, а я в этом уверен, я изобрету прищепки для ртов злопыхателей.Жизнь вообще очень несправедлива. Когда идет игра, я должен ходить только по белым клеткам, но как назло где-то на белой клетке стоит широченный дуб, а где-то противно чавкает болото. И вы знаете, я совсем не выгляжу грозным защитником, когда стою поколено в грязи или пытаюсь перелезть через дуб, постоянно роняя меч. Да, у меня есть меч! Я же рыцарь, в конце концов, хоть и слон.Когда-нибудь я изобрету световой меч, который не нужно будет волочить по земле за собой.Но к счастью, игра сейчас не идет (интересно, почему?), и я могу обойти этот злосчастный дуб по черной полянке рядом.Куда же подевался Тру-ля-ля? Лилия сказала, что он не только убит, но еще и не оживает. Нет, ну как такое может быть? Это же просто смешно! Тру-ля-ля уже давно должен был ожить, эта Лилия дальше своего носа не хочет смотреть... Вот сейчас я пойду в лес, где живут Тру-ля-ля и Тра-ля-ля, и встречу его там, целого и невредимого - спорим?Когда-нибудь я изобрету подзорную трубу, которой можно смотреть за горизонт. А то солнышко припекает и я весь вспотел по пути.Наверное, я сошел с ума - но эта клетка не белая, а голубая! Что это? Кровь? Значит, Тру-ля-ля не врал, когда говорил, что происходит из знатного рода.Постой, хорек. Да постой же! Ну извини, что наступил тебе на хвост. Нет, я отпущу, когда скажешь, где Тру-ля-ля и Тра-ля-ля. Совершенно не лучшее начало шахматного дня, когда узнаешь что, Тра-ля-ля арестовала вся королевская рать и теперь его предают суду. И от кого! От хорька, который пахнет, как месяц не стиранный носок. Когда-нибудь я изобрету... да нет, наверное, он все равно будет вонять.Ладно, с Тра-ля-ля понятно. А что с Тру-ля-ля? Неужели он правда не ожил? Как же так? Я еще долго блуждаю по нескольким клеткам - черным и белым (о, это так непривычно, вы бы знали!), пугая местную живность, пока не замечаю чьи-то огромные глаза, смотрящие на меня из дупла большого дерева. "Ты кто?" - спрашиваю. "Я мышка", - кряхтя, отвечают глаза. "А почему у тебя такие большие глаза?" "Не важно" - отвечает мышка и, грязно ругаясь, отправляет меня на западную оконечность доски (она сказала "*уевы *беня слева", надеюсь, я правильно понял), утверждая что Тру-ля-ля можно найти там.Честно скажу, мне не нравится западный край доски. То лес густой, то обрыв, то речки - пока переберешься совсем умаешься. Но делать нечего, я же должен знать, что случилось с Тру-ля-ля.А там.... нет, вы мне не поверите!Будто небо - это большая стена, а в ней трещина! И в этой трещине стеклянный пузырь, в котором сидит Тру-ля-ля. Ну елочная игрушка прямо! Как он туда попал? Выглядит вроде здоровым - ран на груди нет.Может быть, ковырнуть его мечом? Таааак, потихоньку, потихоньку. Слону очень тяжело стоять на цыпочках, но я справлюсь. Кажется, получилось!Ой, она же разобъется! Я зажмуриваюсь от ужаса, но звона стекла почему-то не слышу. Потихоньку открываю один глаз, потом другой. И о чудо! Загадочный стеклянный пузырь парит в воздухе и медленно уплывает в глубь доски.Я должен его догнать! Ууууй! Ну да, я часто падаю. Это не я виноват, это камни здесь неровно лежат!Я чуть не зашиб Газетного человека! Простите меня, пожалуйста, я не специально.Это все камни!Когда-нибудь я изобрету мягкие камни, о которые нельзя споткнуться.Честно-честно!Да куда же вы так спешите? А что у вас за синее пятно на рубашке, простите за любопытство?***Меня все игнорируют.Я знаю почему.Потому что я толстый.
- Скачи ему на грудь! Скачи ему на грудь! Ах, самое разумное – вскочить ему на грудь! Милые маленькие толстушки-устрицы бегают кругами, размахивая дольками лимона, и галдят, галдят, галдят. - О ты, бесстыжейший злодей, как твой распахнут рот!- Влезай, подруга, поскорей на толстенький живот!В лицо Плотнику брызжет уксус с лимонным соком. Тонкие ножки переступают по ребрам и принимаются каблучить чечетку – или чечетить каблучку? В плясках устриц Плотник не силен, особенно тогда, когда крохотные полупрозрачные души недавно употребленной пищи так нахально захватывают его дух. - Лежи недвижно, не храпи и помощь не зови,И знай, когда тебя едят, нет места для любви! Голосочки взлетают ввысь, громкие и визгливые, достигают пика, когда уже и вовсе не разобрать слов. Острые края раковин впиваются в щеки, губы и шею, извергая горчицу на свежие раны. - Нет места для любви! Нет места для любви! Ах, как же жаль, что за столом нет места для любви!Плотник выпрыгивает из сна, судорожно отирая лицо. Целое, без порезов. - Так недолго и горчицу разлюбить! – возмущенно восклицает он и грозит кулаком в сторону моря. Ох уж треклятые мстительные малявки! Давно ведь ожили и осели у маменек под створками, накрепко уяснив, что отчий дом покидать негоже, особенно в компании того, что может тебя проглотить с солью и перцем. И все равно каждую ночь являются! - А вот нынче заготовлю цельное ведро уксуса, да и всех вас в него окуну! – гневно ворчит он. – Я, может, всегда хотел попробовать… - Кого?- Чего? Бодрые пухлые кругленькие братцы выпрыгивают из-за спины Плотника, будто из табакерки. Что ж, думает он, за ужасная вещь, эта табакерка, вечно из нее что-то неуместное выпрыгивает… Может, и ночные устрицы оттуда являются?..- Смотри-смотри! – верещит вдруг Труляля, даже не начав рассуждать о невежливости неотвечания на два вопроса сразу, а Траляля недовольно поджимает губы, ведь ему теперь и вовсе не порассуждать о вежливости задавания двух вопросов и возможности одного ответа на оба. – Зловредная мракотуча! Ужасная мракотуча! Глаза Траляля округляются и желтеют, а Труляля дрожащими руками вынимает из-за пазухи деревянный меч. - Ворон, черный, будто ночь, на них слетел во мраке, - произносят они хором. – Сражайся. Сомкнув пальцы на занозистой рукояти, Плотник с изумлением смотрит, как братцы отбегают в сторону. Траляля бьет ногой, будто копытом, а Труляля склоняет голову, будто нацеливает рога, и оба сжимают крепенькие пудовые кулаки. Когда они срываются с места, он взвизгивает и бегом бежит прочь под голосистый вопль в спину:- Улепетал герой наш прочь, перепугавшись драки! Он только устриц не пуглив, все остальное - враки!В басовитых голосах толстячков Плотнику вдруг слышится тоненький устричный взвизг. Мгновенно поразмыслив, он разворачивается к лесу. Уж если малютки решили навестить его средь бела утра, в лес-то они не потащатся.- А вот и он! - А вот и я, - кивает он и осторожно пытается высвободиться из крепких рук, подхвативших его за подмышки. - Согласен? Замечательно, - улыбается во всю пасть Я. Щ. Рицца, сверкая мелкими зубками. - Усыплятельно, - поправляет Фран де Цуз. – Просто жермертупер, - добавляет он, пришепетывая. Французского он, всем известно, не знал, но говорить иное не чурался. Гонцы Черного Короля тащат Плотника в глубину леса, особо не разбирая дороги. Бедолаге приходится и кустовных листьев нажеваться, и веткой по голове ухватить, и даже подвернуть правую ногу! А все чего ради-то?- Понимаешь, Плотник, - поясняет вдруг Рицца, быстрым движением облизнув губы, - Черный Король проснулся. Еще немного – и мы все исчезнем. - Но мы нашли решение! – вставляет Фран, и на мгновение процессия останавливается. - Кто-то должен спать. - Тот, кто знает всех нас и будет снить всех нас. - Многие знают тебя, почти все-все, и многих знаешь ты. - Поэтому очень, очень здорово с твоей стороны было любезнейше согласиться на выполнение этой ответственнейшей задачи! Не отпуская цепкой хватки на локтях Плотника, гонцы низко кланяются, почти ломаясь пополам, и вновь срываются в стремительный бег по тропинкам и кустам. - Но… я же шел искать… табакерку! – выдыхает Плотник, отплевываясь от листьев. Его никто не слышит. Под кустом, где спал Черный Король, трава примята до земли и выцвела добела. Когда Плотника туда кладут, оказывается, что он ростом не подходит к отлежанному месту. Переглянувшись, гонцы пожимают плечами. - Сойдет, - резюмирует Фран. – Полный пасижур. - Не сойдет, - отзывается Плотник. – Пустите меня, у меня дело есть!- Разумеется, есть, - недоуменно смотрит Рицца. – Спать крепко и снить всех нас как следует. - Нет же, - восклицает будущий сплюн, - я табакерку шел искать! Трава вдруг мягко оплетает руки и ноги брыкающегося Плотника, и тогда гонцы его отпускают, будто бы уверившись, что теперь он с места не сойдет. - Вот и славно, - кивает Рицца, широко улыбаясь. – Спи. - Он табакерку шел искать, нечаянный герой, Теперь он будет крепко спать, ведь убежал Король! Пошатываясь, из травы поднимается мюмзик, а за ним второй, третий и другие. С опушки медленно катится бочка телячьих слез, самоходно разливаясь по бокалам. - Мы пели песни Королю, теперь тебе споем. Пока ты спишь, турулюлю, тогда мы все живем.Фран настойчиво закрывает Плотнику глаза, а затем гонцы уходят, оставляя его в обществе стремительно пьянеющих мюмзиков. Торжественное пение колыбельных плавно переходит в бравурно-слезливые напевы, и в какой-то момент Плотник, наблюдающий за происходящим сквозь ресницы (вы же не думали, что он спит?), вздрагивает и решительно вырывается из травяных пут. - За этим праздничным столом нет места для любви! – слышит он, и вслед за этой фразой слышится ему глухой шлепок лимонной дольки о ребристые створки, и чуется тонкий аромат уксуса. - Прочь, прочь отсюда, - бормочет он, стремительно взмывая по стволу легкомысленного дерева – его с сородичами привлекли на поляну громогласные вопли мюмзиков. – Совсем устрицы… облимонились! – Вновь погрозив кулаком в сторону моря, он перепрыгивает на следующее дерево. – Ух я табакерку найду и запру вас там – не выпрыгнете!
- Вызвать свидетеля! - приказал Белый Король. Ожидание затянулось. Зрители шушукались, присяжные перешептывались, подсудимый что-то бубнил себе под нос. Когда гвалт уже поднялся невозможный, показался Шалтай-Болтай.- Не шуметь в зале суда! - Белый Король ударил молоточком по столу. - Почему так долго?- Никак собраться не мог, - ответил за Шалтая Белый Рыцарь. Он стоял в дверях, смахивая пот со лба. - Представьте, потребовалась ВСЯ королевская конница, чтоб собрать его. - Но ведь вся королевская конница состоит всего из двух Белых Рыцарей на Белых конях? - спросил Зай Атс.Белый Рыцарь проигнорировал его вопрос.- Вся королевская конница и вся королевская рать. Конница помогала ему распихивать по карманам штопор, ватерпас, надежду и вилку, а рать искала пояс, без которого он не хотел идти. - Как мне надоели все, кто не может отличить пояса от галстука! Галстук! Подарок от Белого Короля и Королевы на день нерождения, - закричал Шалтай-Болтай и попытался изящно поклониться правящим особам. Голова перевесила и он слетел бы по ступенькам вниз, если б не чудом поймавший его Единорог.В зале раздался смех. - Тихо! - Белый Король закричал так громко, что василиск из числа присяжных испуганно дернулся и уронил свои очки. Он полез за ними под скамью, а сидящие рядом черепахи захихикали. - Тихо! - повторил Король. - Шалтай-Болтай, займи место свидетеля.- Ох, высоковато там, - пробормотал Белый Рыцарь себе под нос, наблюдая за Шалтаем, - как бы он оттуда не свалился.- Говори все, что знаешь, дитя мое, - попросил Белый Король, милостиво глядя на Шалтая-Болтая.Тот откашлялся и начал декламировать.овца сказала: "я стара" и шлепнула весломфонтаном брызги поднялись как уши зелюкови словно спицы, что в руках казненнойгерцогини, мелькали весла, и овца в дали скрывалась син ей. "Стара для мюмзиков, что подтелячьими слезами", - она бубнила, по воде пуская рябь.- Бред какой-то, - сказал Белый Король. - На прошлой неделе Вы его осудили, а месяц назад он понес наказание за сегодняшнее неуважение к суду, - напомнила Белая Королева.- Точно, - обрадовался Король. - Тогда продолжай.жил-да был человек из газетыездил в поезде он без билетапрыгнул вдруг со скалы(там, где мох и полынь)этот вот человек из газеты- Ничего не понимаю, - сказал Король. - Так он убил или нет?? Отвечай!- Ни в коем разе!!! - закричал Тра-ля-ля. - Тру-ля-ля убила мракотуча! Задом наперед совсем наоборот!- Мракотуча задом наперед? Ачутокарм?? - удивилась Белая Королева.- Мракотуча!! - упорствовал Тра-ля-ля. - Неужели вы про нее не слышали?О, бойся мракотучи, сын!Она палит и жжет.Разит!Рычит!Кричит!Ревёт!Почти как Бармаглот.В сравнении с ней и брандашмыгневинное дитя.Она напала ровно в пятьрыча и хохоча.Я бился с ней всю ночь и день(брат помогал слегка),мой щит трещал,но я стоял,что было сил, пока...- Шалтай-Болтай задремал и сейчас свалится!! - взволнованно закричал кто-то с заднего ряда (там разместилась королевская рать).- Разбудить свидетеля! - приказал Белый Король. Половина королевской конницы кинулась будить Шалтая. Наконец, Белому Рыцарю это удалось.- Давай показания!- Ох, я, кажется, чую запах молока, самое время исчезать, - пробормотал один из грифонов-присяжных и исчез.- Прекратить! - вскрикнул Король, стукнув молоточком.- Милый, этот грифон тоже был осужден на той неделе, - снова напомнила Белая Королева.- Свидетель, продолжай, - кивнул Король.Шалтай уселся на судейский стол и начал декламировать, болтая ножками.дремлет Черный Король под раскидистым деревом в чащене шуми, не буди, пусть подольше он спит и послащеему Белый Король во всем блеске своем сейчас снится,а коль первый проснется, то что со вторым приключится?Договорив, Шалтай-Болтай спрыгнул со стола (Белый Рыцарь сначала вздрогнул, а потом вздохнул с облегчением) и растворился в воздухе.Пугливый василиск со скамьи присяжных дернулся и снова уронил очки.Отрубить бы Шалтаю голову за такое, - с тоской в голосе сказал Белый Король. - Да разве найдешь, где у паршивца шея...
Я задумчиво ковыряю когтем трещину в стене старой башни. В какой-то момент стена рассыпается на осколки и обрушивается вниз. Вместе с плющом, который вился по ней вверх, к солнцу, вместе с куском лазурного неба и даже вместе с солнечными лучами. Как будто в зеркало, в котором отражался мирный пейзаж, какой-то хулиган кинул камнем, и оно взорвалось россыпью стеклянных кусочков. Разница только в том, что сейчас разбивается не зеркало, а реальный мир. Если Зазеркалье можно назвать реальным миром, конечно. Трещин становится все больше и больше. Я видел такое раньше, в других мирах. Зазеркалье умирает. Когда я впервые пришел сюда, этот мир был еще горячим, как пирожок, только что вытащенный из печи, но при этом уже очень твердым. Редко встретишь мир, который так быстро затвердевает, что в нем можно поселиться. Может быть, теперь тот, кто видел Зазеркалье во сне, умер. Или вырос, что практически одно и то же. Мир перестал ему сниться и потихоньку рассыпается. Сновидец может прийти сюда после смерти в своем мире, и тогда Зазеркалье будет спасено. Может населить этот мир другими существами, и они тоже удержат его от распада. Или...... или я съем умирающий мир так же, как до этого поедал другие мертвые миры. И я откусываю большой кусок (уцелевшая стена башни, оставшиеся побеги плюща, пара лимонных бабочек), чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений, а потом взмахиваю кожистыми крыльями и переношусь в свой родной мир, мир хаоса. В мире хаоса, как ни странно, не царит хаос. Если не принимать во внимание, что в нем нет земли, неба, верха, низа, сейчас и потом, то это довольно упорядоченный мир. Больше всего он похож на аквариум, в котором плавают рассортированные по цвету и размеру выспанные миры. Можно выловить шарик, сжать его когтистой лапой, заглянуть внутрь краем глаза, понаблюдать за обитателями. Можно материализоваться там и распугать ничтожных существ, его населяющих. Можно сожрать, если мир совсем дохлый и никому не нужный. Я подтягиваю к себе разноцветный потрескавшийся мирок. Кому-то снится, что он (или она) Алиса. Алиса с помощью странного кристалла читает мысли какой-то зубастой твари. Несуразный сон и глупый мир: слишком много людей, слишком много бесполезных железок. Неудивительно, что он перестал сниться. Теперь ему место в моей пасти, хрум-хрум.Следующий мир почти рассыпается в моих лапах, когда я его извлекаю из аквариума. Забавно, еще кому-то снится, что он Алиса. Алиса бросает в зеркало небрежный взгляд, убеждаясь в том, что она прекрасна. Алиса садится в механическую повозку на колесах и болтает с рулевым. Алиса - ведьма, и ее любит самый могущественный мужчина в этом мире. А потом все заканчивается, потому что Алиса перестает существовать, и ее мир медленно разваливается, чтобы закончить свою короткую жизнь в моем желудке.Мир хаоса - не просто перевалочный пункт между прыжками в сновидческие миры. Тут есть еще пара загадочных существ, с которыми я веду неспешные беседы в перерывах между моментами, когда моя голова отрывается от шеи и катится под ноги очередному герою с ворпаловым мечом. Птица Джуб-Джуб яркрасна и преисполнена достопечали. На крыльях ее багралеют глаза - на каждом перышке. Брандашмыг злопастен, щюрок и соразумен. Иногда он делится с нами своей знамудростью.- Однажды мудрецу приснилось, что он бабочка, - неторопливо говорю я, обращаясь в основном к Брандашмыгу и предвкушая интересную дискуссию. - Он радовался, порхал с цветка на цветок, а потом проснулся и подумал: это ему снилось, что он бабочка, или бабочке снится, что она мудрец?Брандашмыг хмыкает.- Мудрецу снится, что он бабочка, а бабочке снится, что она мудрец. Все мы кому-нибудь снимся. Никакой реальности не существует, только сон. Все мы - просто чей-то сон. - Да, именно так, - вставляет Джуб-Джуб.- Даже наш хаос - чей-то сон, - добавляет Брандашмыг. - Но нас видит так много сновидцев, что мы можем перемещаться по мирам и даже поедать их. Кстати, вон тот шарик, кажется, совсем развалился. Джуб-Джуб, будь добра...Джуб-Джуб протягивает ему мертвый мир, и он оказывается в довольно улыбающейся зубастой пасти Брандашмыга. - Кстати, твое Зазеркалье, судя по всему, стало сниться кому-то еще, - говорит он в перерывах между вылизыванием лап и морды. - Смотри, трещин как не бывало.Я рассматриваю знакомый уютно мерцающий шарик и неожиданно даже для самого себя облегченно вздыхаю. - Ну, я пошел, - мне не хочется оправдываться, но в голосе слышны извиняющиеся нотки.- Я понимаю, - ехидно бросает Брандашмыг, - что тебя удерживает в этом Зазеркалье. Приятно быть тем, кого все боятся. Кого мечтают убить и прославиться. Самым пугасным и ужатительным существом в мире. Главным протагонистом.Я раздумываю над его словами.- Нет, - в конце концов говорю я. - Не в этом дело. Просто люблю быть кому-то нужным.И я спускаюсь по дереву Тум-Тум в Зазеркалье и замираю в ожидании очередного героя, жаждущего моей смерти.
Морж даже не утруждался придумыванием новой легенды: памяти пескарей хватало ровно на неделю. На восьмой день можно было повторять все сначала. - Я хочу... - он изображал смущение, мялся с ласта на ласт, шевелил опущенными усами. - Моржихе... понимаете?Они не понимали и мотали головами.- Ну, песню! Спеть ей песню! Чтобы она... услышала... поняла... Радостное бурление хвостов и плавников. - Но это сюрприз! Понимаете? Неожиданность!Про неожиданность они знали. - Поэтому тренируюсь я в гроте. В том, что под скалой Каракатицы.Настороженная неподвижность. Каракатицу они боялись.- Она сегодня в гостях. Прошу вас... умоляю... выслушать... оценить... Еще более радостное бултыхание. Слушать они всегда были готовы. Морж запустил стайку пескарей в грот. Все как всегда, из раза в раз. И даже Моржихи никакой не было, они с детенышами облюбовали золотистый пляж к северу от этих вод и не заплывали южнее. Но пескари не помнили даже прошлую неделю - откуда им помнить, что моржи каждый год с детенышами в северных водах?- Я должен распеться. Молчат, ждут. - Сом, известно, сомовит - И ужасно даровит.Он скрутил усами кильку -Ам! и снова умный вид.Пескари замельтешили. Каждый из них был знаком с десятком Килек (возможно, это был один и тот же десяток, кто их, этих Килек, поймет), и песенка им не понравилась. - Это не песня! Это только распевка!Мы, дельфины - игруны, Обожаем буруны.Посвисти-ка фьюить-фить, Мы идем пловцов топить! Краб морской клешнями щелк, Он известный морской волк. У него один ответ - Хвать, плюх, хрум-хрум. И привет. Рано утром на прогулку Выплывают три акулки.Вечер, утро, день и ночь -Выходи из круга прочь!Пескари молча слушали. Им явно не нравилось, но двинуться они не могли, завороженные звуком. Морж не питал иллюзий - его рык нельзя было назвать пением, но на пескарей почему-то он действовал всегда одинаково - они замирали. С каждым куплетом он все ближе придвигался к ним и раскрывал шире пасть. Вот, сейчас... Неожиданно клык застрял в расселине в камне. Морж дернул головой, пытаясь высвободиться, но только сильнее загнал его в трещину. - Стыыыте... Кдааа вы?! Пескари, сбросив песенное оцепенение, метнулись к выходу из грота. Морж ударил хвостом, взревел, потянул голову вверх, и, наконец, сумел расширить щель. Выдернул клык, рванулся следом за пескарями, но вдруг почувствовал, что его держат за хвост. Какая наглость! Да что они себе позволяют, в самом деле?! Он Морж, а это значит...Его потянуло вниз. Трещина стремительно расширялась, над ней закрутился водоворот, и именно он затягивал Моржа вглубь и вниз, в черноту. Резкий кивок... Клыки царапают камень, но скользят, скользят... Тщетно. Падение вниз и вниз, в черноту. Поначалу Морж пытался сопротивляться, бороться, цепляться за стены, даже попробовал встать поперек. Бессмысленно. Безнадежно. Бесполезно. Его тащило и тащило - сначала вниз, потом вдруг вверх и влево, прижимало к стенам и давило на поворотах. Морж прикрыл глаза и скрестил ласты. Если уж ему суждено погибнуть здесь, то хотя бы позу надо принять подобающую. Вдруг кругом просветлело и движение прекратилось. Морж осторожно, опасливо открыл один глаз. И тут же закрыл, не поверив. Потом открыл оба и быстро огляделся. Это могла бы быть раковина, если бы не гигантские размеры. Не та раковина, в которой спит Устрица, а другая, белая и чистая раковина. - Здесь ничего нет. Может быть, чего есть там? Морж осторожно полез вверх - заглянуть за край и сразу обратно. Кухня - вот как это называлось. Гигантская кухня, гигантские окна и плита, гигантский стол и гигантский нож на гигантской доске. По полу метались коты - тоже, конечно, гигантские. Котовьего Морж не знал, и был уверен, что они не знают моржиного, а потому не было смысла с ними разговаривать. Но они говорили между собой, вопили-кричали, метались и бегали. Особенно суетился один - и неудивительно. В белом треугольнике шерсти на его груди (какой глупый обычай у этих котов - обрастать шерстью!) торчал осколок стекла. За дверью кухни валялось еще стекло и даже, кажется, кто-то лежал. Что за странная манера - лежать на полу, среди стекла? Неужели нельзя лежать на песке? Морж слишком сильно высунулся за край, слишком навалился на ласты, и не заметил, что они занемели. А занемевшие ласты не смогли удержать его наверху. Морж соскользнул вниз... и снова вылетел в трубу. Следующей остановкой стала зеленая - слишком зеленая! - поляна. На поляне рос гриб. Нет, не так: рос Гриб. Таких Грибов Морж не видел никогда - при желании, им можно было укрыться с головой. На Грибе сидела Гусеница в странном наряде и со странной дымной трубкой в лапе. В лапах. Морж и сам не заметил, как откусил кусок Гриба.- А Гриб-то ничего! Оч-чень даже ничего!Он вдруг заметил, что Гриб стал чуточку меньше. А потом еще чуточку меньше. И неожиданно понял, что это он сам растет, а не Гриб уменьшается. - Вот и замечательно, вот и чудесно, больше я никуда не полечу. Буду сидеть здесь, под этим грибом...- Кхе-кхе, - подала Гусеница голос. Неожиданно низкий и хрипловатый. - Кхе-кхе. - Что - кхе?! - взъярился Морж. - Иди кхе в какое-нибудь другое место! Это мой Гриб! Меня на него выкинуло! Гусеница мягко соскользнула с Гриба и исчезла в зелени. А Морж, сытый и довольный собой, Грибом и жизнью, подумал, что неплохо было бы прикорнуть самую капельку. Проснулся он уже в клетке. В черной и маленькой клетке. - Отрубить ему голову! - верещали над ухом. - Отруби-отруби-отрубить ему голову!Морж торопливо перевернулся на спину. Если уж рубить - то пусть сначала по клыкам, они прочные.Ничего не происходило, и Морж снова уснул. Проснулся снова он уже в пруду. Вокруг плясали любопытные пескари. - А хотите, я вам спою? - оживился Морж.Они хотели.
Каждое утро начинается примерно одинаково.Лежать в кровати как можно дольше, чтобы успеть встать на рассвете. Взъерошить сильнее волосы, чтобы причесаться. Надеть правую туфельку на левую ногу. Порадоваться, что град побил белые кусты роз. Кривляться перед зеркалом как можно сильнее, чтоб показать воспитание. За завтраком опрокинуть на себя пару тарелок, чтоб прослыть аккуратной.Но, прежде чем сесть за стол, я медленно прохаживалась по коридору, заложив руки за спину. To do list: - В каждого, кто скажет "слова не ранят", метнуть из рукава остро отточенные ругательства, - Каждому приверженцу "истина где-то рядом" вручить подзорную трубу с надписью "тут тоже ложь" на линзе, - На каждое "время летит" показывать спящую гремучую змею по прозвищу Время, - Убедиться самой, что небо не голубое, деньги пахнут, под лежачий камень вода течет, а слово - воробей. Рекомендуется при этом поплевывать в колодец.Моя сестрица, Белая Королева, называла меня разрушительницей мифов, но ее мозг давно подобен мозгу Шляпника, ничего связного сказать не может. Кстати говоря, вот вам еще опровержение: Шляпник вовсе не Безумный на самом деле, просто дурно воспитан, весьма глуп, да координация движений нарушена.Сегодня я, как обычно, прогуливалась по коридору.- Ружье держи дулом вниз, голову себе отстрелить хочешь?- Шлем задом наперед надень - на затылке-то глаза не помешают! Королевскую армию желательно всегда держать в тонусе. Тонусом мы называли тренировочное поле за замком, но оттуда, если игра останавливалась, рыцари сбегали на другие клетки. Сейчас черные фигурки шатались по окрестностям, куда ни посмотри. Это мне не нравилось. Я скучала по порядку и дисциплине шахматной партии. В рамках ее не возникла бы такая ситуация, как та, что я наблюдала в данный момент – Серебряная Лилия, явно подражая Коню, старательно прыгала, закусив лепесток и взмахивая листиками.- Эй, растение! Ты что о себе возомнила? Цветкам здесь не место!Лилия приостановилась, вопросительно посмотрела на меня и безапелляционно заявила:- Иго-го!И продолжила свой задорный прыг.- А ну уходи прочь!В итоге усмирять мерзавку пришлось так, как усмиряют ослушавшуюся лошадь – и двое Офицеров за удила увели ее туда, где ей было самое место. Вот вам еще опровержение: на дне пруда лилиям живется намного лучше, чем в саду или на клумбе.Ужасно, что приходится терпеть такой произвол – никому, ни единой живой душе и ни единой неживой душе нельзя творить что угодно. Для этого, в конце концов, есть королева.- Анархия, если она, конечно, не м`Анархия, приводит к тому, что никто не приготовит мне завтрак!И от этой мысли стало так зябко, что я сбросила шаль и перчатки. Невозможно согреться, когда на тебе столько всего надето!И я просто обязана остановить произвол.На своем пути я встречала огромное количество вырвавшихся из своих предписанных мест созданий.Зефирка, которая восхищенно кричала, глядя в небо:- Смотрите, это облако похоже на меня!!Палочники, которые никак не могли сыграть в крестики-нолики по причине невозможности изобразить собой нолик.Газетный человек, который плакал, размазывая по себе типографскую краску, и приговаривал «А сам я не могу даже убить себя!».- Что за чушь! Как ты плачешь? Нужно плакать сильнее, тогда слезы разъедят твое бумажное тело, и тебе не о чем уже будет плакать! Или ты неправильно формулируешь желания? Тогда тебе стоит четче излагать свои мысли!- Да, моя королева, - лепечет он размякшими губами и неуверенно бредет куда-то к реке.Расталкивая толпящихся пешек, невесть откуда взявшихся додо, приветствуя мельтешащего Белого Кролика и отмахиваясь от Стрекозла, я почти дошла до пика на самом краю восьмой клетки. Здесь переливался и гулко позвякивал какой-то большой радужный шар. - Что за воспитание? – я возмущена таким поведением шара, тем более что никогда не встречала этого субъекта ранее. Наверняка будущий революционер и разбиватель Шалтая.И я делаю то, что умею лучше всех в этой стране – на всех парах несусь к нему, преподать урок дисциплины и порядка.В полупрозрачной радужной сфере, сладко посапывая, лежал Тру-ля-ля. Может, и Тра-ля-ля, Бармаглот его знает. Но, судя по блаженной физиономии, негодник спал тут уже давно. Сфера перекатывалась от его храпа, и ветер, выбрав удачный момент, загнал ее сюда, на цепкий Вороний пик, столь не любящий отпускать свою добычу.Я стучала по сфере максимально мягкими предметами, желая разбить ее, но получала в ответ разве что разные нелепые звуки вроде чириканья и ржания. Это настолько вывело меня из себя, что с криком «во имя королевского пудинга!» я расколола ее краем мантии, и от этого звука верхушки давно уснувших деревьев на той стороне зеркала пошатнулись.Свежий и румяный Тру-ля-ля, получив порцию пощечин и с десяток высокопоставленных проклятий, раскланялся и сообщил, что сейчас состоится коронация.- Я уже была коронована, толстяк. К чему такие церемонии, да еще по средам?- Не вас, моя королева, короновать нужно Черного Короля!Слухи о прибытии супруга ходили часто, но когда их приносит глупец, к ним нужно прислушиваться.И я поспешила во дворец – нужно было как следует растрепать волосы и перевернуть несколько тарелок. Разве что туфельки надеть так, как написано на подошве.Опровержение напоследок: короли просто обожают плохих девочек.
Алису волновали две вещи. Вещь первая и вещь вторая. Первой было то, что она никак не могла договориться с дорогой сестрицей, утонченной и благовоспитанной леди. Вернее, она-то могла, а вот сестрица с нею договариваться решительно не желала. А вторая вещь была настолько неинтересна, что меркла перед сестрицей, из-за которой была первая.— Смотри, — говорила ей Алиса. — Жить всегда увлекательно и чудесато. Вот даже если ничего не случается, то всегда можно закрыть глаза — и оно случится. Вот мне например снился Мартовский Заяц, и они пили чай с Безумным Шляпником. Представляешь? Вечное вечернее чаепитие, разве это не здорово?Но достопочтенная Мэри-Энн, без трех минут невеста, лишь хмурила свои подведенные брови, поправляла и без того идеальное платье, и чопорно отвечала:— Алиса, если ты будешь видеть такие дурные сны, тебя никто не возьмет замуж. Немедленно прекращай! Мы же не хотим, чтобы о нашем семействе ходила слава дурнопомешанных?Алиса огорчалась. Но очень уж любила она Мэри-Энн. Да и матушку, почтенную вдову, любила не меньше, а такая дурная слава ведь по ней в первую очередь и ударит! По крайней мере, так считала Мэри-Энн, но не могла же Алиса не верить достопочтимой без трех минут невесте. Или без двух? Кто этих невест разберет. Но, как бы то ни было, Алиса рассматривала подол своего собственного, совсем не идеального, платья, втайне мечтая утащить у кого-нибудь брюки и залезть на ближайшее дерево, и клятвенно обещала сестре исправиться.— Конечно, не хотим. Я честное-пречестное слово обещаю больше таких снов не видеть, раз уж они так мешают.— Умница, — кивала ей сестрица. — Глядишь, все же найдем мы тебе образованного и утонченного мужа, и он окончательно развеет ту дурь, что гуляет в твоей голове.Алиса озадачивалась. Ведь никто в ее голове не гулял, она принадлежала своей хозяйке целиком и полностью. Но на всякий случай соглашалась с сестрицей, опасаясь вызвать ее чопорный и холодный гнев. Мэри-Энн царственно кивала, не растрепав ни единого локона в сложной прическе, а Алисе оставалось только вздыхать о том, что договориться может только она с сестрой, но никак не сестра с нею.Зато сестрица ушла, кажется на какое-то важное мероприятие, куда Алису почему-то не позвали. (И хорошо, что не позвали, если подумать. Да и если не думать — тоже хорошо). И тогда Алиса обнаружила, что и матушка собирается ее оставить, поскольку хочет отправиться к мистеру Вильямсу, проверить его жалобно плачущего кота. Матушка была женщиной сострадательной, и то, что какое-то существо отчего-то плачет, казалось ей неправильным. Так Алисе выпал редкий шанс остаться дома без матушки и сестрицы, что невероятно ее обрадовало.Первое, что сделала Алиса, воспользовавшись временно обретенной свободой — отправилась к кошкам, чтобы погладить их и поговорить с ними. Ведь кошки так много могут рассказать! Жаль только говорить не умеют. Иначе бы их истории можно было слушать и слушать, и даже записывать потом, и рассказывать детям перед сном. — Вот, ты, Дина, — сказала Алиса, взяв на руки большую белую кошку, чуть растолстевшую и вальяжную, хитро глядящую на хозяйку разными глазами, зеленым и голубым. — Ты ведь наверняка рассказала бы множество историй о своих приключениях, да таких, что малютки Китти и Снежинка обшипелись бы от зависти! Правда, тогда им опять пришлось бы задавать трепку, но кошачьи истории того бы стоили.Алиса и сама не заметила, как оказалась сидящей в кресле возле камина, и чешущей довольную Дину за белым подранным ухом. Наверное, это басовитое кошачье мурлыканье усыпило ее бдительность и отправило ее в каминное кресло, словно в диковинный шатер у костра. Алиса снова задумалась, что бы Дина рассказала ей в таком шатре, и сама не заметила, как глаза ее начали слипаться, а потом… она посмотела на зеркало, и подумала, как здорово было бы устроить с кошкой Диной чаепитие. Или ежевечернее молокопитие? Кошки ведь не любят чая, в отличие от людей.Вдруг, Алиса озадаченно захлопала ресницами. Как же так? Почему только что она полулежала в кресле возле камина, а теперь вдруг стоит маленькая-маленькая на каминной полке, и может всунуть руку в зеркало, словно в озеро?Конечно, любопытная Алиса просто не могла не просунуть вместе с рукой и все остальное, но к ее удивлению, сразу же после этого вокруг начисто исчезло и зеркало, и камин, и ее милые кошки. Зато оказалось старое доброе Зазеркалье, по которому Алиса так соскучилась. Странно было даже для этой чудесатой страны лишь то, что доска не двигалась, словно какой-то великан взял и отложил в сторону и доску, и фигуры.И надо же такому случится, как только Алиса отправилась в путь по клеткам, то натолкнулась на Безумного Шляпника и Мартовского Зайца. И они все еще пили свой чай, тот самый вечный чай, что никогда не кончается— Нет. Ты не Большая Чашка Чая, — задумчиво произнес Мартовский Заяц, осматривая Алису.Потом посмотрел на гостью повнимательнее, и не менее озадаченно спросил:— Девочка, а ведь я тебя знаю? Ты была здесь, но ты была меньше, когда мы были больше и ты пила с нами чай. Вкусный чай с молоком, вечерний, вечновечерний чай! Молочай!— А вы все так же безумны, как были, или вы уже в своем уме?— Мы не можем быть в твоем уме, да и в своем не можем, — наставительно заявил Шляпник, подойдя к Алисе и Зайцу. — Ты ведь Алиса, не так ли? Больно стара ты для Алисы, хотя не так уж и взросла, как я боялся, ведь ты могла быть и совсем стара.— А, так вот она кто! А я-то думаю, знаю я ее или не знаю, ведь кажется, что знаю. Ну, Алиса, раз уж ты Алиса, то ты должна быть не здесь, а там.— Где же мне быть там, когда я здесь? И, кстати, где это, там?— На Церемонии, конечно же! — хором сказали Мартовский Заяц и Безумный Шляпник, и вдруг растаяли, словно их и не было. А Алиса оказалась на несколько клеток дальше, чем была, хоть и не знала, где и отчего. Она обернулась — и обнаружила, что Шляпник и Заяц есть, но уже не здесь. И снова пьют чай! Алиса пожалела, что не может пожелать им приятного чаепития, ведь тогда оно может быть и неприятным, а это как-то неправильно, чаепитие должно быть приятным, на то оно и чаепитие.А пока Алиса задумывалась над этим странным вопросом, она вновь оказалась там, где ее до того не было. И сад Герцогини ее озадачил. Розы в нем завяли, странной собачки не было, а посреди почти безжизненного сада лежали неходящие часы и круглое стекло, отложенное подальше. Алиса задумчиво накрутила локон на палец, на миг став похожей на чопорную Мэри Энн.Алисе показалось, что будет правильным вставить стекло в часы, ведь тогда они пойдут, и можно будет посмотреть, как сад оживет, розы побелеют и покраснеют, и снова объявится Герцогиня, либо с ребенком, либо с собачкой. Но это будет что-то такое родное и близкое, что Алиса не смогла удержаться. Она подошла к стеклу, и с видимым усилием вставила его. И тут же стрелки на часах забегали быстро-быстро, а сад стал самовостанавливаться. Прибежал Белый Кролик, и даже не узнав в Алисе Алису смешно задергал лапками и возмущенно спросил:— Что ты наделала?! Теперь время истекло, и мы не знаем, как же быть, и что теперь делать! Немедленно брысь отсюда, маленькая негодница!От топота кроличьей лапки Алиса снова оказалась где-то не там, где хотела. Но ее удивление не успело появиться, потому что ее встретила знакомая улыбка без кота.— Видала я котов без улыбок, но чтоб улыбка без кота… — радостно процитировала Алиса сама себя, встречая любимого знакомца.Тут же перед нею появился хвост, затем тело, и только потом голова, глаза и уши, и обладатель всего этого развернулся перед нею, улыбаясь.— Алиса! Как я рад тебя видеть, милая моя Алиса! Ведь это ты, не так ли?— Я-то я, но как же ты здесь появился, если живешь в Стране Чудес?— Я кот, я гуляю где вздумается, и хожу сам по себе, — вальяжно ответствовал Чешир, подмигивая. — Жаль только место, где ты живешь, чаще всего закрыто от чудес, а значит и от чудесатых котов оно тоже закрыто. Пойдем со мной, Алиса! Я чую, тебе понравится то место, куда я тебя сейчас отведу. Ты любишь красивые места, как мы, коты, любим места чудесатые.— Дина с тобой не согласится, — улыбнулась Алиса, протягивая Коту руку.— Зато Китти и Снежинка — еще как, — фыркнул Чешир, указывая Алисе путь своим путеуказующим хвостом.Вместе они вышли по тропинке из ожившего Часового Сада в другой сад, и оказалось, Кот вел ее не просто так, а притянул на неведомую церемонию, где собрались все жители Зазеркалья, каких помнила Алиса. Даже Труляля и Траляля, хоть она и ожидала увидеть их порознь, но не вместе.Там посреди толпы в кусте алых роз стоял на эшафоте человек, похожий на гигантскую газету. На него во все глаза уставился Шляпник, смотрели жители леса, благосклонно взирала крикливая Черная Королева, не пытаясь кричать про рубленье голов, и все взгляды были прикованы к нему, точно узник к своей темнице. Однако было светло, хоть свет и был каким-то больно розовым, словно бы предназначенным, чтобы на нем хорошо смотрелось красное.К человеку в газетах, Газетному Человеку, как про себя окрестила его Алиса, Труляля поднес красную мантию и красную корону, в то время как Траляля сорвал с него газетное одеяние, явив взору Алисы и прочих зрителей ярко-алые доспехи и весьма недовольное царственное лицо. Чем царственные лица отличаются от нецарственных Алиса не знала, но полагала, что они всегда должны быть недовольными, иначе их сочтут недостаточно царственными и лишат головы. Зато она быстро догадалась, кто перед нею.— Это же Черный Король! — закричала она возмущенно.— Да будет так! Начинаем новую партию! — эхом откликнулась Черная Королева, зычным голосом мигом всех разогнав. А Алисе только и оставалось, что разогнаться вместе со всеми, пока ей не отрубили столь любимую ею голову.«Да, — подумала Алиса мимолетно. — Не получилось у меня сдержать обещание, данное Мэри-Энн. Ну что ж, значит оно такое и есть. Несдерживаемое!»
