yaplakal.com - Константин Коровин о русской революции.

[Netochka]

Много букв.

Все были настроены против техников, мастеров, инженеров, которых бросали в котёл с расплавленным металлом. Старались попасть на железную дорогу, ехать было трудно, растеривались, не попав, отчаивались, когда испорченные вагоны не шли, и дрались из-за места в вагонах. Они не знали, что это создание техники и что это делают инженеры.

* * *
Весь русский бунт был против власти, людей распоряжающихся, начальствующих, но бунтующие люди были полны любоначалия; такого начальствующего тона, такой надменности я никогда не слыхал и не видал в другое время. Это было какое-то сладострастие начальствовать и только начальствовать.

* * *

Что бы кто ни говорил, а говорили очень много, нельзя было сказать никому, что то, что он говорит, неверно. Сказать этого было нельзя. Надо было говорить: «Да, верно». Говорить «нет» было нельзя — смерть. И эти люди через каждое слово говорили: «Свобода». Как странно.

* * *
Я сказал одному «умному» парню: «Слыхал, в Самарской-то губернии лошади взбунтовались, сели на пролетки, а народ заставили возить себя. Слыхал». — «Вот так штука, — сказал он и, посмотрев, добавил: — Неужто. Во ловко-то».

* * *
При обыске у моего знакомого нашли бутылку водки. Её схватили и кричали на него: «За это, товарищ, к стенке поставим». И тут же стали её распивать. Но оказалась в бутылке вода. Какая разразилась брань… Власти так озлились, что арестовали знакомого и увезли. Он что-то долго просидел.

* * *
Власть на местах. Один латыш, бывший садовник-агроном, был комиссар в Переяславле. По фамилии Штюрме. Говорил мне: «На днях я на одной мельнице нашел сорок тысяч денег у мельника». — «Где нашли?» — спросил я. — «В сундуке у него. Подумайте, какой жулик. Эксплуататор. Я у него деньги, конечно, реквизировал и купил себе мотоциклетку. Деньги народные ведь». — «Что же вы их не отдали тем, кого он эксплуатировал?» — сказал я. Он удивился — «Где же их найдешь. И кому отдашь. Это нельзя… запрещено… Это будет развращение народных масс. За это мы расстреливаем».

* * *
Учительницы сельской школы под Москвой, в Листвянах, взяли себе мебель и постели из дачи, принадлежавшей профессору Московского университета. Когда тот заспорил и получил мандат на возвращение мебели, то учительницы визжали от злости. Кричали: «Мы ведь народные учительницы. На кой нам чёрт эти профессора. Они буржуи».

* * *
Я спросил одного умного комиссара: «А кто такой буржуй, по-вашему?» Он ответил: «Кто чисто одет».

* * *
После митинга в Большом театре, где была масса артистов и всякого народа, причастных к театру, уборная при ложах так называемых министерских и ложи директора, в которых стены были покрыты красным штофом, по окончании митинга были все загажены пятнами испражнений, замазаны пальцами.

* * *
— Что бы тебе хотелось всего больше получить на свете? — спросил я крестьянина Курочкина, бывшего солдата.
— Золотые часы, — ответил он.

* * *
— В Дубровицах-то барыню, старуху восьмидесяти лет, зарезали. За махонькие серебряные часики. Генеральша она была.
— Что ж, поймали преступника? — спросил я.
— Нет, чего, ведь она енеральша была. За ее ответа-то ведь нет.

* * *
Один коммунист, Иван из совхоза, увидел у меня маленькую коробочку жестяную из-под кнопок. Она была покрыта желтым лаком, блестела. Он взял ее в руки и сказал:
— А все вы и посейчас лучше нашего живете.
— А почему? — спросил я. — Ты видишь, Иван, я тоже овес ем толченый, как лошадь. Ни соли, ни сахару нет. Чем же лучше?
— Да вот, вишь, у вас коробочка-то какая.
— Хочешь, возьми, я тебе подарю.
Он, ничего не говоря, схватил коробочку и понес показывать жене.

* * *
Нюша-коммунистка жила в доме, где жил и я. Она позировала мне. У ней был «рабёнок», как она говорила. От начальника родила и была очень бедна и жалка, не имела ботинок, тряпками завязывала ноги, ходя по весеннему снегу. Говорила мне так:
— Вот нам говорили в совдепе: поделят богачей — всё нам раздадут, разделят равно. А теперь говорят в совдепе-то нам: слышь, у нас-то было мало богатых-то. А вот когда аглицких да мериканских милардеров разделют, то нам всем хватит тогда. Только старайтесь, говорят.

* * *
Деревня Тюбилки взяла ночью все сено у деревни Горки. В Тюбилке 120 мужиков, а в Горках 31. Я говорю:
— Дарья (которая из Тюбилок, и муж ее солидный, бывший солдат). Что же это, — говорю, — вы делаете? Ведь теперь без сена-то к осени весь скот падет не емши в Горках-то.
— Вестимо, падет, — отвечает она.
— Да как же вы это? Неужто и муж твой брал?
— А чего ж, все берут.
— Так как же, ведь вы же соседи, такие же крестьяне. Ведь и дети там помрут. Как же жить так?
— Чего ж… вестимо, все помрут.
Я растерялся, не знал, что и сказать.
— Ведь это же нехорошо, пойми, Дарья.
— Чего хорошего. Что уж тут… — отвечает она.
— Так зачем же вы так.
— Ну, на вот, поди… Все так.

* * *
На рынке в углу Сухаревой площади лежала огромная куча книг, и их продавал какой-то солдат. Стоял парень и смотрел на кучу книг.
— Купи вот Пушкина.
— А чего это?
— Сочинитель первый сорт.
— А чего, а косить он умел?
— Не-ет… чего косить… Сочинитель.
— Так на кой он мне ляд.
— А вот тебе Толстой. Этот, брат, пахал, косил… чего хочешь.
Парень купил три книги и, отойдя, вырвал лист для раскурки.

* * *
Тенор Собинов, который окончил университет, юридический факультет, всегда протестовавший против директора Императорских театров Теляковского, сам сделался директором Большого оперного театра. Сейчас же заказал мне писать с него портрет в серьезной позе. Портрет взял себе, не заплатив мне ничего. Ясно, что я подчиненный и должен работать для директора. Просто и правильно.

* * *
Шаляпин сочинил гимн революции и пел его в театре при огромном числе матросов и прочей публики из народа.
К знаменам, граждане, к знаменам,
Свобода счастье нам несет.
Когда приехал домой, то без него из его подвала реквизировали все его вино и продали в какой-то соседний трактир. Он обиделся.

* * *
— Теперь никакой собственности нет, — говорил мне умный один комиссар в провинции. — Всё всеобчее.
— Это верно, — говорю я. — Но вот штаны у вас, товарищ, верно, что ваши.
— Не, не, — ответил он. — Эти-то вот, с пузырями, — показал он на свои штаны, — я от убитого полковника снял.

* * *
В Тверской губернии, где я жил в Островне, пришла баба и горько жаловалась на судьбу. Помер у нее сын, выла она, теперь один остался.
— Еще другой сын, тоже кормилец хороший. Не при мне живет, только приезжает.
— Что же, тетенька, он работает что? — спросил я.
— Да вот по машинам-то ездит, обирает, значит. Надысь какую шинель привез, воротник-то бобровый, с полковника снял. Этот-то хоша жив, кормилец.

* * *
В Школу живописи в Москве вошли новые профессора: Машков, Кончаловский, Кузнецов, Куприн — и постановили: отменить прежнее название. Так. Преподавателей называть мастерами, а учеников подмастерьями, чтобы больше было похоже на завод или фабрику. Самые новые преподаватели оделись, как мастера, т. е. надели черные картузы, жилеты, застегнутые пуговицами до горла, как у разносчиков, штаны убрали в высокие сапоги, все новое. Действительно, были похожи на каких-то заводских мастеров. Поддевки. Я увидел, как Машков доставал носовой платок. Я сказал ему.
— Это не годится. Нужно сморкаться в руку наотмашь, а платки — это уж надо оставить.
Он свирепо посмотрел на меня.

* * *
Один староста — ученик, крестьянин, говорил на собрании:
— Вот мастер придет в мастерскую (класс) и говорит, что хочет, и уйдет, а жалованье получает. А что из этого? Положите мне жалованье, я тоже буду говорить, еще больше его.
Ученики ему аплодировали, мастера молчали.

* * *
Один взволнованный человек говорил мне, что надо все уничтожить и все сжечь. А потом все построить заново.
— Как, — спросил я, — и дома все сжечь?
— Конечно, и дома, — ответил он.
— А где же вы будете жить, пока построят новые?
— В земле, — ответил он без запинки.

* * *
Один коммунист по имени Сима говорил женщине, у которой было трое детей, своей тетке:
— Надо уничтожить эксплуатацию детьми матерей. Безобразие: непременно корми его грудью. А надо выдумать такие машины, чтобы кормить. Матери некогда — а она корми — возмутительно.

* * *
Коммунисты в доме поезда Троцкого получали много пищевых продуктов: ветчину, рыбу, икру, сахар, конфекты, шеколад и пр. Зернистую икру они ели деревянными ложками по три фунта и больше каждый. Говорили при этом:
— Эти сволочи, буржуи, любят икру.

* * *
К доктору Краковскому на приём пришёл солдат, говорил, что болит голова. Доктор положил его на кушетку и стал выслушивать и пощупал живот.
— Глухой черт, — закричал солдат, — тебе говорю, голова болит, а чего ты в брюхо лезешь?

* * *
Больше всего любили делать обыски. Хорошее дело, и украсть можно кое-что при обыске. Вид был у всех важный, деловой, серьезный. Но если находили съестное, то тотчас же ели и уже добрее говорили:
— Нельзя же, товарищ, сверх нормы продукт держать. Понимать надо. Жрать любите боле других.

* * *
Когда не было дров, а были холода, то ломали в квартирах пол, паркет, топили им печи, а потом с трудом ходили по одной доске в квартирах. Женщины очень сердились на это.

* * *
Рыболов Василий Захаров, переплетчик, приятель мой, пришел ко мне. Смотрю, у него под глазом синяк.
— Что же это, Василий, с тобой, где это ты?
— Да чего, — говорит, — то же самое, что и было. Подошел я к милиционеру, говорю ему: «Товарищ хожалый, где бы тут пивца раздобыть, бутылочку?» А он как даст мне разá по морде, два. «Вот тебе, — говорит, — хожалый, а вот и пивцо».

* * *
Один молодой адвокат совершенно лишился голоса, ничего не может сказать, хрип один, и потому он стал писать на бумаге и написал, что на митинге адвокатов лишился голоса. Один из моих приятелей ответил ему, что это ему свыше, так как он, вероятно, все сказал, и больше, значит, не надо.

* * *
На кухню моего дома в деревне вошли вооруженные солдаты и спросили у служанки Афросиньи спички и папиросы. Собака моя, колли, Марсик, спряталась под стол и стала лаять.
— Ты что, подлая, лаешь? — и хотели ее стрелять.
Афросинья заступилась за собаку, кричала:
— Почто ее стрелять, собака хорошая.
— А чего она лает, — сказали солдаты.

* * *
В доме, где я жил, был комендант Ильин, бывший заварщик пирогов на фабрике Эйнем. Он говорил:
— Трудная служба (его, коменданта), куда ни гляди — воры. У меня два самовара украли и шубу. У меня, у коменданта. Чего тут.
Он забил досками все парадные входы дома: ходить можно было только через задние двери, выходящие на двор, где он поставил у ворот часовых с ружьями. Тут же, в тот же день у него украли опять шубу у жены его и дочери.
— У меня ум раскорячился, — говорил комендант Ильин. — Ничего не пойму, как есть.

* * *
— Вы буржуазейного класса? — спросил меня комендант Ильин.
— Буржуазейного, — отвечаю я.
— Значит, элемент.
— Элемент, значит, — отвечаю я.
— Не трудовой, значит.
— Не трудовой, — отвечаю.
— Значит, вам жить тут нельзя в фатере, значит. Вы ведь не рабочий.
— Нет, — говорю я ему, — я рабочий. Портреты пишу, списываю, какой, что и как.
Комендант Ильин прищурился, и лицо превратилось в улыбку.
— А меня можешь списать?
— Могу, — говорю.
— Спиши, товарищ Коровин, меня для семейства мово.
— Хорошо, — говорю, — товарищ Ильин, только так, как есть, и выйдешь — выпивши. (А он всегда с утра был пьян.)
— А нельзя ли тверезым?
— Невозможно, — говорю, — не выйдет.
— Ну ладно. Погоди, я приду тверезый, тогда спиши.
— Хорошо, — говорю, — Ильин. Спишу, приходи.
Больше он не просил себя списать.

* * *
Разные девчонки и подростки держались моды носить белые высокие чулки. Подруги ходили парами. Все парами: подруги, значит. В этом была какая-то особенность. Они были очень серьезные и сразу расхохатывались. Они ходили под руку одна с другой, и все куда-то торопились. Но если кавалер заговаривал, они останавливались.
— Я вчера вас, барышня, видел на Тверской, вы с кавалером шли, — говорил молодец.
— Извиняюсь, ничего подобного, — отвечала девица.
Видно было, что свобода в кавычках ах как понравилась девицам. Одна горничная, Катя, очень милая и довольно развитая и добрая, забеременела. Оказался любовник женатый, вроде комиссара: отбирал хлеб, который в деревне ее был, где она была временно на побывке.
— Катя, — говорили ей ее родные, — у тебя были хорошие женихи. Что ж ты замуж-то не вышла? А вот этот-то, женатый, тебя бросил беременной.
— Нешто я знала, что он женатый. Он не говорил. Мне понравилось, что все же он какой ни на есть начальник.

* * *
Были дома с балконами. Ужасно не нравилось проходящим, если кто-нибудь выходил на балкон. Поглядывали, останавливались и ругались. Не нравилось. Но мне один знакомый сказал:
— Да, балконы не нравятся. Это ничего — выйти, еще не так сердятся. А вот что совершенно невозможно: выйти на балкон, взять стакан чаю, сесть и начать пить. Этого никто выдержать не может. Летят камни, убьют.

* * *
Алешка Орчека со станции Титлы, где недалеко от станции была моя мастерская, пришел ко мне и рассказывал:
— Когда я на Лубянке служил, послали нас бандитов ловить на Москву-реку. Они там у реки держались. Мы идем и видим: кто-то трое в водосток лезет, большая труба-то к реке. Мы туда. Да. Они в трубу залезли. Мы их оттуда за ноги. Ну, что смеху-то было.
— Ну, они, что ж, — спросил я, — ругаются?
— Чего тут. Смеху что… — и он смеялся. — Чего ж ругаться. Они мертвые ведь. Мы их в трубе наганами всех кончили.

* * *
Во время так называемой революции собаки бегали по улицам одиноко. Они не подходили к людям, как бы совершенно отчуждавшись от них. Они имели вид потерянных и грустных существ. Они даже не оглядывались на свист: не верили больше людям. А также улетели из Москвы все голуби.

* * *
Ехал в вагоне сапожник и говорил соседям:
— Теперь сапожки-то, чтó стоят. Принеси мне триста тысяч, да в ногах у меня поваляйся — сошью, а то и нет. Во как нынче.

* * *
Товарищ комендант дома Ильин, мрачный, пришел ко мне.
— Что, — говорит, — товарищ Коровин, жить нельзя боле. Хочу уходить.
— Что же такое? — говорю я.
— Ну что… воры, жулики все.
— Да что ж это такое?
— Тебя еще не обокрали?
— Не совсем, — говорю я. — Украли шубу и пальто.
— Это хорошо, — говорит комендант. — Высоко живешь. А я не знаю, как и быть. Деньги ведь у меня разные, казенные тоже… не держу дома: нельзя… Своруют.
— Кто же?
— Все, все… И жена, и дочь, и отец, и все, кто зайдет, — никому веры нет.
— Да что ты, Ильин… Это безобразие.
— Чего тут. Держу деньги, товарищ Коровин, веришь ли, в дровах, в стружках, в помойке или где под камнем, на улице… и то хоронюсь, ночью прячу, чтоб не увидал кто.
— Но отчего же ты, Ильин, при себе не держишь, за пазухой или в сапогах?
— Что ты, нешто можно? Эк сказал. А узнают — непременно убьют. Все жулики. И чего их стреляют — мертво прямо. А их боле и боле еще. Да и то сказать — нельзя же весь народ перестрелять.
— Что же это, — говорю я, — как же тут быть?
— Я думаю так, — говорит Ильин. — Лучше бы все, что ни на есть, деньги, разделили бы поровну — ну и шабаш. Как хочешь потом. Хочешь, пей, хочешь, что хочешь, — и шабаш.
— Ну, а потом-то что ж, товарищ Ильин? — Ну, кто пропьет — значит, опять воровать начнет.
— Да, верно. Что тут делать?
И он, качая головой, с грустью ушел от меня.

* * *
«Повез я картошку, три мешка, в Ярославь продавать. А меня со станции-то в город и не пущают. Отряд, значит, стоит. Говорят мне: „Торговать нельзя боле“. Что тут. А мне какой-то человек и говорит: „Скажи, — говорит, — им про себя, что я, мол, помещиков грабил и жег. Пустят тогды тебя“. Я и подошел к отряду опять и говорю: я так-то и так-то, помещиков грабил, жег. Они глядят на меня, а старшой-то и говорит: „Ладно, — говорит, — óдень, значит, куда девал ты?“ А я не знаю, что сказать. „Ну, — говорит, — где у тебя картофель-то?“ А я, на мешки показывая, говорю: „Во“. А он приказывает, говорит: „Бери“. Те картофель тащут у меня. И говорит: „А его надо рестовать. Потому народные деньги, — говорит, — он утаил. Его, — говорит, — к расстрелу надо поставить“. Я бегом. Во бежал. И спрятался в яме. Беда».

* * *
— А чего ему не жить: дом железом крыт и крашен, одежи много.
— Но ведь он и грамотный, — говорю я.
— Что грамотный… Грамотой-то сыт не будешь. Его за дом-то сажали. Ишь, говорят, дом-то железом крыт. Ну и посадили. В тюрьме-то парашки носил. Выпустили. Все на дом-то глаза пялют: крашеный потому и железом крыт. Все к ему и идут: давай деньги. Не верят, что у него денег-то нет. Ну, двое со станции надысь ему рыло набили больно. Значит, что деньги не дает. Не верят. Дом-то крашен, железом крыт. А у Сергея-то рыбака дом без двора, лачуга, солома. И стекла-то нет в окне — прямо дыра, тряпкой заткнута. К нему никто и не идет. А деньги-то у его есть. Теперь все рвань одна. Нельзя чистую рубаху одеть. Наденешь — все глядят: богатей. Опасно. Ей-ей, опасно. Придут свечи («свечи» назывались отряды красноармейцев с винтовками). Ну и давай яйца, хлеб, масло, кто что. А к Сергею не идут. Чище дом выбирают. Вот надысь к Шаляпину в дачу приходили из Переяславля, пятеро с наганами. Казовые такие. Видно, что начальники.
— Где, — говорят, — у его тут брильянты лежат?
Ну, глядели. Стол у его в комнате заперт, значит. Ну его вертеть. А в столе-то, в ящике, что-то стукает, что-то лежит. Они говорят:
— Брильянты тут, значит.
Ковыряли гвоздем. Открыли. А там пузырек с лекарствием — боле ничего.

[Silvira]

А ведь в основе своей народ почти и не изменился х)

[Jylia]

Тяжело СССР строилось.

[Netochka]

КМП 100 лет назад.

[Kelin]

Что-то мне подсказывает, что начнись новая революция, все будет так же. И те, кто возмущённо орут про "власть на вилы" либо смоются когда начнется бардак либо сами выть будут, что их обижают. Ну либо присоединятся к воровству.

[Кичана]

Страшно читать. И да - ведь сейчас все так же.

[Netochka]

Биологический вид тот же.

[Terra incognita]

Это к тому, чтобы не рыпались, и не гнали на нынешнюю власть ?

[Netochka]

Гнать на любую власть можно: я разрешаю. Субъект гонева от этого не изменится.

[beholder]

— Надо уничтожить эксплуатацию детьми матерей. Безобразие: непременно корми его грудью. А надо выдумать такие машины, чтобы кормить. Матери некогда — а она корми — возмутительно.

Вот это хорошая идея.

говорю ему: «Товарищ хожалый, где бы тут пивца раздобыть, бутылочку?» А он как даст мне разá по морде, два. «Вот тебе, — говорит, — хожалый, а вот и пивцо»

А это вообще анекдот.

[Elf78]

Страшно читать. И да - ведь сейчас все так же.

Что так же?

[Garrus]

Возможно, придут сюда особо одаренные и начнут втирать, мол, смотрите на этот треш, это все ваш ужасный совок.
(Дисклеймер: я как адекватный человек, не оцениваю исторические события как строго негативные или строго позитивные).

Человек, сам по себе, возможно не так уж туп и не такое уж и говно. Но толпа - просто скоты. Кто бы что не говорил, но массы народные должны сдерживаться, и даже не репрессивными механизмами государства, а вообще осознанием факта, что закон и порядок существуют.

При революции вектор теряется. Нихрена не понятно куда идти и что надо, в отсутствие строгих механизмов вся скотская суть и проявляется. Особенно, под лозунгом того, что есть буржуи, которые должны по факту того, что они лучше живут. Не все ... не буржуйские слои - оглотелые маргиналы и разбойники, большинство - обычные люди. Не все "буржуи" - интеллектуальная элита, среди них скотов было не мало. Но этого достаточно, чтобы в отсутствии вектора и контроля в головах начать творить лютую херню. А в отсутствии контроля люди (да и другие биологические системы) вообще склонны к оптимизации - если блага можно получить простым путем, почему бы так не сделать. И в таких условиях трудно играть в благородство, даже если ты не законченный мудак, - не станешь мудаком, окажешься на обочине или вообще сдохнешь.

Да как же вы это? Неужто и муж твой брал?
— А чего ж, все берут.
— Так как же, ведь вы же соседи, такие же крестьяне. Ведь и дети там помрут. Как же жить так?
— Чего ж… вестимо, все помрут.

[vms]

Не все ... не буржуйские слои - оглотелые маргиналы и разбойники, большинство - обычные люди. Не все "буржуи" - интеллектуальная элита, среди них скотов было не мало.

А это не важно, кто они - хорошие люди или плохие. Правила игры известны - главное больше денег получить, капитал увеличить. Кто под правила не подстроился, тот вылетел с рынка. Поэтому результат - увеличивающаяся эксплуатация работников, немного предсказуем.


2Netochka - революции устраивает сама власть своим бездарным поведением, вопрос - могут ли те, кто взял власть после революции, восстановить страну? Эти смогли.

[Shisho]

Биологический вид тот же.

Угу. Их потомки, порода та же.

революции устраивает сама власть своим бездарным поведением

Нет. Революции устраивают профессиональные революционеры, вешая на уши лапшу вам, верующим в "свободу-равенство-бл*цтвобратство".

[Федя]

Нет. Революции устраивают профессиональные революционеры, вешая на уши лапшу вам, верующим в "свободу-равенство-бляцтвобратство".

Профессионалы устраивают госперевороты, меняя одних представителей элиты на других. Ничего другого при этом радикально не меняется.

А революция - это сложнейший исторический процесс, ее нельзя вот просто так взять и на ровном месте устроить.

[uvejourgen]

Революция это смена государственного устройства. Была монархия стала буржуазная республика, это революция. Потом социалистическая республика это тоже революция   А когда набежала толпа наемников сковырнули президента, немного пошумели и посадили в кресло другого, это госпереворот. Это в разы проще и требует только наличия денег и наемников. А революции это очень сложный процесс.

[GreyCat]

Нет. Революции устраивают профессиональные революционеры, вешая на уши лапшу вам, верующим в "свободу-равенство-бл*цтвобратство".

разумеется. это же Ленин и профессиональные революционеры довели страну до ручки в 1917, влезли вначале в русско-японскую войну, потом в первую мировую. потом еще и великомученика расстреляли!

[Lucky Cat]

Нет. Революции устраивают профессиональные революционеры, вешая на уши лапшу вам, верующим в "свободу-равенство-бл*цтвобратство".

Именно. А нормальные люди не поведутся на эту лапшу, только недоразвитое быдло. Вышеперечисленные истории как раз это подтверждают.

[GreyCat]

Именно. А нормальные люди не поведутся на эту лапшу, только недоразвитое быдло. Вышеперечисленные истории как раз это подтверждают.

возможно, три года в окопе под пулями, дождем и снегом (причем ты бы сама не могла сформулировать, зачем это нужно. ээ, помочь Франции? завоевать Константинополь?) изменили бы твой взгляд на необходимость революции в царской россии

[Shisho]

А революции это очень сложный процесс.

Процесс, конечно, и сложный. Организовать такой пздц - дело трудное и дорогое, абы кто не справится. Или вы думаете, что вот такие Дарьи и Иваны сами смогли скооперироваться? Ага, щаз.

разумеется. это же Ленин и профессиональные революционеры довели страну до ручки в 1917, влезли вначале в русско-японскую войну, потом в первую мировую. потом еще и великомученика расстреляли!

Вот без шуток, а тебе не кажется, что Николашка-великомученик бггг был с революционЭрами заодно, а потом они что-то не поделили и понеслась? С такой точки зрения его действия выглядят даже логичными.

[Федя]

Процесс, конечно, и сложный. Организовать такой пздц - дело трудное и дорогое, абы кто не справится. Или вы думаете, что вот такие Дарьи и Иваны сами смогли скооперироваться? Ага, щаз.

Ты термины путаешь и абсолютно не владеешь предметом.

Организовывать можно только восстание.

А революцию нельзя организовать, ее можно только возглавить.

[Shisho]

Я никого ни в чем не собираюсь убеждать. Меня там не было. Тебя тоже. Но ты действительно думаешь, что если назвать событие каким-то словом, оно станет соответствовать строгому значению этого слова?

[Сяо Му]

А революцию нельзя организовать, ее можно только возглавить.

Причем возглавить вполне может и действующее правительство, если у него хватает мозгов и смелости - можно припомнить Реставрацию Мэйдзи, которая фактически была буржуазно-конституционной революцией, снесшей старый феодальный уклад и построившая на его месте совсем другую страну.

[Terra incognita]

Мое мнение - хороши были и те, и другие.
С одной стороны, Николай с его помещечье-буржуазной элитой действительно довели страну до ручки. Иначе большевики, которых в 1917-м было всего несколько тысяч по всей стране, может быть, и смогли бы устроить октябрьский переворот, но не смогли бы удержать власть в Гражданской войне.
С другой стороны, то, что принесли большевики, было ничуть не лучше. Так что для обычного человека это был выбор между чумой и холерой.

Может быть будь большевики настроены менее радикально, не на "грабь награбленное", а на мирное решение конфликта с дворянством и буржуазией... Кстати, даже Ленин признавал впоследствии, что было бы намного лучше договориться с "эксплуататорскими классами" и предложить им компенсацию, не доводя дело до гражданской войны. Но это уже фантазии для любителей рассуждать "а что было бы если бы...".

[Коза с баяном]

эх не врал булгаков в "собачьем сердце".
абырвалг, товарищи.

[Killemall]

Коза, а кто, по-твоему, положительный персонаж в "Собачьем сердце"?

[vms]

С другой стороны, то, что принесли большевики, было ничуть не лучше. Так что для обычного человека это был выбор между чумой и холерой.

Ну конечно, да. Ликбез, гиена-Ги, последний голод по вине стихий в 30-х. Никакой разницы с РИ для простого крестьянина.

Может быть будь большевики настроены менее радикально, не на "грабь награбленное", а на мирное решение конфликта с дворянством и буржуазией...

Интересный вопрос - а как можно решить конфликт мирно, если другая сторона хочет взять всё?

Кстати, даже Ленин признавал впоследствии, что было бы намного лучше договориться с "эксплуататорскими классами" и предложить им компенсацию,

Какую компенсацию может предложить нищий крестьянин помещику? Обратно в рабство или детей продать?

[Коза с баяном]

Коза, а кто, по-твоему, положительный персонаж в "Собачьем сердце"?

мне жалко было этого шарикова. может он не хотел человеком становиться, ему собакой и так неплохо было. но он был явно не дурак, идею коммунизма тут же понял в свою пользу.
остальные кхм жертвы обстоятельств. пытались выжить в дурдоме.

[Netochka]

Революция Пандемос. https://www.youtube.com/watch?v=OyMA84-mowI

[Федя]

Но ты действительно думаешь, что если назвать событие каким-то словом, оно станет соответствовать строгому значению этого слова?

Нет, я думаю, что надо различать теплое от мягкого, тяжелое от круглого, мух от котлет и называть вещи своими именами.