Френ!
*написано неразборчиво*.
Иди ты... в цирк, вредная мышь!
Ненавижу птиц.
СВИННИ вкуснее.
А они тебя лююююбят. Кар. Кар. Кар.
Пытаясь укачать детей, я рассказала все сказки, которые помнила, пропела все песенки и уже перешла на сонеты Шекспира. Эльза давно и сладко сопела в креслице-колыбельке, а Кайл продолжал упрямо таращить сонные глазенки и требовать продолжения. Умом я понимала - ребенок устал, выбился из режима, капризничает, и все ему сейчас не то и не так, а я не имею права кричать на него за это. Но, признаться, очень хотелось.- Давай, ты закроешь глазки, и представишь полянку с феями, идет? И они зовут тебя полетать с ними...- Я не Питер Пэн, - резонно возразил не в меру начитанный сынишка. - Расскажи про Робина!Я обреченно вздохнула и начала:- Робин Бобин БарабекСкушал сорок человек...С обочины наперерез машине метнулся стройный силуэт - олень..? Десяток событий слился воедино: визг тормозов, врезавшийся в грудь ремень безопасности, тошнотворный кульбит неба, отчаянные вопли детей... Потом внезапно все стихло, только гулко застучала в ушах кровь. И перед машиной - я видела точно и ярко, словно под софитами - присела женщина в длинном бледно-голубом платье. Ни лица ее, ни фигуры, ни цвета волос я не запомнила. Почему-то в тот момент в глаза бросились только ее ноги: подтянутые икры, узкие изящные ступни... Босая.Она встала. Мир вдруг вспыхнул сверхновой... и сгинул в кромешной тьме.- Как вы себя чувствуете?- Отвратительно...Голова раскалывалась, меня мутило и кружило, как после "американских горок". Было жарко; ныла грудь и левая рука.Вдруг все вспомнилось: шоссе, сказки, олень, переворот. Дети!Я открыла глаза и дернулась в попытке сесть. Молодая худенькая медсестра в бледно-розовом костюме неожиданно сильной рукой удержала меня на месте.- Не двигайтесь, пожалуйста.- Что с моими детьми? Где они?- Детьми? - она недоуменно моргает. - Простите, вы сказали, детьми? Ваш сын жив и здоров, он здесь, в детском отделении. Пара царапин, да ссадина на коленке, вот и все. Не волнуйтесь.- А моя дочь? В машине еще была моя дочь.Девушка вмиг посерьезнела.- Боюсь, я не владею информацией о вашей дочери. Подождите немного, я свяжусь с полицией, а к вам приглашу доктора О'Мейла. Не волнуйтесь, пожалуйста.Не волнуйтесь. Не волнуйтесь, мамочка, медперсонал о вашей дочери не знает. Она осталась зажата обломками, но вы, главное, не волнуйтесь. Ее вытащили из машины, но забыли на обочине спасатели, а вы не волнуйтесь, вам вредно. Чертовы медики, чертово шоссе, чертова авария! Чертов олень!- Мама!Дверь в палату снова открылась, и вошел улыбчивый ирландец - рыжий, дюжий, в отглаженном халате. За руку он вел Кайла. Сынище, увидев меня, рванулся вперед, с лету запрыгнул на кровать и ткнулся лбом мне в ключицу.- Мама...Я обняла его и осторожно усадила рядом. От боли на глаза навернулись слезы, но Кайлу я улыбалась. Родной ты мой, котенок...- Как вы себя чувствуете, мэм? - доктор мимоходом поймал меня за запястье, глянул в карту и на экран возле моего изголовья, - пульс хороший, вы меня радуете. У вас сотрясение мозга, некоторое время вам придется поберечься, но потом все будет восхитительно прекрасно. Вы помните аварию?- Смутно. Доктор, что с моей дочерью?- Дочерью? - точно так же, как медсестра до этого, доктор нахмурился. - С места аварии забрали только вас и юного джентльмена... Ваша машина загорелась, и, боюсь, ваша дочь... Мне жаль, мэм. Я попробую выяснить в полиции, но... не хочу обнадеживать вас.Ему и правда было жаль. Кайл нетерпеливо ерзал на постели и теребил мою руку, явно желая и не решаясь вмешаться в разговор взрослых.Доктор торжественно вручил ему леденец, как по волшебству появившийся из рукава и удалился. Тогда, наконец, Кайл выпалил:- Эль забрала сова! Настоящая сова, мам! Как в Гарри Поттере! Анимаг! - Какая сова? О чем ты? - я осторожно коснулась его лба ладонью. Нет, не горячий. К фантазиям Кайл был не склонен, напротив, рос удивительно практичным материалистом. Весь в отца.- Ну такая... - Кайл взмахнул обеими руками, изображая крылья. Леденец был давно и прочно забыт, - сова! Вылетела из леса, покружила, обернулась леди! Забрала Эль и улетела. Фррр! Нету.- Кайл, милый... но так же не бывает. Люди не превращаются в птиц.- Прев-ра-ща-ются, - по слогам и очень настойчиво выговорил сынище. - Мам! Ты же сама говорила про фей! Они летают! Они живут в лесу и танцуют на полянах!Я прикрыла глаза. Наверное, ему что-то приснилось или привиделось от страха, и он путает грезы с реальностью. Хотя раньше такого никогда не было, стоит признать. Но и в аварию мы попали впервые...- Мам... там папа приехал, - вдруг совсем другим тоном сказал Кайл. - Он хотел к тебе прийти, но боится, говорит, вдруг ты его выгонишь.- Не выгоню, пусть приходит, - я снова обняла сына, прижала к себе. - Прости меня, маленький.- Я не маленький!- Хорошо, огромный. Прости меня, пожалуйста. Если бы я внимательнее следила за дорогой...- Ничего, мам, - очень серьезно ответил Кайл. - Ты, главное, лечись. А на машину ты еще заработаешь...На машину. А вот на дочь - уже нет...Я усилием воли подавила подкатившие к горлу рыдания. Плакать при сыне я считала недопустимым - он и так натерпелся, не хватало еще ему мою истерику наблюдать. Мы справимся, хороший мой, у нас все будет за-ме-ча-тель-но. Я тебе обещаю.Кевин принес мне чашку кофе и вполголоса сказал:- Ну съезди туда, съезди. Если тебе от этого полегчает. Вряд ли, конечно, но вдруг. Я благодарно кивнула. Разбежались мы с ним глупо и быстро - не сошлись характерами, что называется. Мой взрывной темперамент плохо соседствовал со спокойным, флегматичным Кевином, и в какой-то момент у нас обоих лопнуло терпение. Сразу после развода ему подвернулся контракт в США и он уехал, а теперь, едва узнав об аварии, мгновенно примчался.- Спасибо.Он молча сел рядом со мной, машинально взял за руку, потеребил кольцо на среднем - помолвочное, которое я продолжала носить несмотря на развод. Уж больно хорошо сделано - итальянские мастера потрудились, на заказ. Белое и розовое золото, тонюсенькая полоска маленьких бриллиантиков, скромное, но в то же время очень элегантное.- Я же вижу, как ты изводишься. И мне тоже кажется странным, что в машине не нашли остов креслица. Нет, - Кевин прижал пальцы к моим губам, не давая возразить, - хватит. Мы это уже обсуждали. Съезди и поставь все точки. С Кайлом я побуду, за домом пригляжу, Марка покормлю.Марком звали нашу улитку - большую, сонную и мокрую. Но Кайлу она отчего-то ужасно нравилась.- Хорошо.- Только... автобусом, я тебя прошу.Перед уходом я зашла в комнату Кайла и обомлела: весь стол был закидан листочками из блокнота, и все они были изрисованы черным карандашом. В корявых рисунках с трудом просматривались птичьи силуэты - крылья, клювы, круглые бусинки-глаза. Меня передернуло, и, не сдержавшись, я собрала все листочки в стопку и сунула в полку.Навигатор издевательски сообщил: "Не удается определить ваше местоположение, проверьте подключение к сети". Что за Богом забытый город, если здесь даже карты не работают?- Вам помочь?Я обернулась. Сзади меня топтался тинейджер, каких сотни на улицах городов: вылинявшая майка, непослушных хохолок на затылке, потертый скейт.- Я Колин, - дружелюбно сообщил этот городской Маугли, - а вы приезжая?- Мне нужна Бонни... - я глянула в блокнот, уточняя, - Бонни Тинс.- Это туда, - он неопределенно махнул рукой, - пойдемте, я вас провожу.На чаевые надеется, что ли?- А зачем вам Бонни? Если не секрет, мэм?- Не то чтобы секрет... Она мне жизнь спасла. Знаешь, авария.- А! Так вы - та женщина?Я и сама не заметила, как подросток легко и непринужденно выведал у меня подробности аварии, возраст и имена детей, факт исчезновения Эль... Потом вдруг спохватилась.- Знаешь, тебе прямая дорога либо в психологи... либо в журналисты.Он хмыкнул и указал на дверь небольшого магазинчика.- Вам туда, мэм. Доброго дня!Бонни показалась мне еще одним подростком - ни груди, ни бедер, серьги из птичьих перьев, платье в стиле бохо, звенящие браслеты, тоненький, почти детский голосок. И разговор с ней смахивал на птичий щебет - настолько быстро она тараторила. Простите, что не навестила, да-да-да, это я вас вытащила, из машины тек бензин, я испугалась, знаете, как это в новостях показывают - пожар и все, и вызвала спасателей... Дочь?! Не видела, Господи, как же так, неужели не заметила, простите, мэм, простите...- А вы не знаете, почему мой сын твердит про леди, которая превратилась в сову? Или наоборот?- Это же ваш сын, а не мой, - резковато ответила девушка и глянула на часы, - простите, мне нужно собирать заказы для почты. Мне жаль.В участке мне встретился только один инспектор - измотанный мужчина лет тридцати пяти в помятой форменной рубашке. С места в карьер я изложил ему историю с пропажей Эль, и спросила:- Как вы думаете, мог кто-то похитить ребенка?- А для чего? - устало спросил он. - Тут, знаете ли, торговля младенцами не развита, местность не та... Городок вымирает, мэм. Молодежь едет в Манчестер и Лондон, здесь остаются единицы. Хотя семь лет назад тут были два случая, пропали школьницы.- Их нашли?- Нет.- А разве пропажа детей - это не особо важное дело?- С чего вы решили? - он потер лицо ладонями, - дети имеют привычку лазить там, где не стоит. Река, откос, лес... Мы все прочесали, конечно, но никого не нашли.- И вы так спокойно об этом говорите? Никого не нашли и... что, просто закрыли сейф и пошли пить пиво?- Мэм, вы пока не интендант графства, - оборвал он меня, - и я был бы признателен, если бы вы позволили мне немного поработать. В тишине.Дурацкая традиция в этом городке - выставлять гостей за порог.Не зная, куда еще пойти, я решила поискать школу. Найти ее оказалось несложно - в сонной тишине улочек детские голоса разносились далеко.Во дворе бесилась малышня. Вокруг двух кирпичей скакал разноцветный хоровод, а на возвышении стоял мальчонка лет восьми и громко декламировал:- Ворон, Филин, и Сова,Слуги Чернобога,Ваша слава век жива,С вами вещие слова,Тайная дорога.Хоровод ринулся в обратную сторону, причем кого-то из цепочки выпихнули в середину. Это оказалась девочка, растрепанная и раскрасневшаяся. Она тоже взобралась на кирпичи, обняв для надежности мальчика за плечи, и они продолжили уже вдвоем:- Тот, кто Ворона видал,Знает силу мрака,Ворон к Одину летал,В вечный он глядел кристалл,Принял тайну знака.История повторилась, хоровод выплюнул еще одного игрока. Я с интересом ожидала продолжения стихов.- Тот, кто с Филином побыл,Знает тайну гроба,Филин — вещий страх могил,Знает, сколько скрыла силТайная утроба.Четвертым чтецом оказался пухлощекий пацан, который в моей школе обязательно был бы объектом насмешек. Но здесь он играл наравне со всеми. Вчетвером на двух кирпичах удержаться было сложно, но дети справились: тесно обнялись, кто-то поднял одну ногу, стараясь занимать как можно меньше места...- Кто беседовал с Совой,Знает силу Ночи,Знает, как в реке живойК полосе береговойСделать путь короче.Хоровод остановился и начал медленно сжимать кольцо, все плотнее окружая четверку. Последний куплет читался нараспев и уже всеми, хором:- Ворон, Филин, и СоваПтицы Чернобога,Но у темных мысль жива,В их зрачках горят слова,О, горит их много.На последней строчке куча-мала рассыпалась, разбежалась по полянке и снова собралась в круг, но уже с одним ведущим. Быстро кружась, он начал выкрикивать новую считалку, но я ее уже не слушала.Чуть поодаль, там, где начиналось школьное футбольное поле, на скамейке сидела женщина в длинном платье и очками на носу. Я подошла к ней, представилась и спросила, где я могу найти учительницу начальных классов.- О, вы ее уже нашли, - очаровательно улыбнулась она, - меня зовут Люсиль.- Вы... француженка? - ляпнула я прежде, чем успела подумать, что это невежливо.- Да, но давно уже живу здесь, - она продолжала улыбаться. - Присаживайтесь...- Что за странные у них считалки?- Знаете, Гилфорд - город с историей... Вы посещали воскресную школу?- Когда-то очень давно. В детстве.- Потому что вы христианка, - заметила Люсиль. - А они - язычники. И игры у них соответственные.- Но разве... так можно?- Почему нет? - она нахмурилась и с явным неудовольствием подалась вперед, - вас ведь не смущают еврейские школы с уроками традиций? А Закон Божий в начальной школе? Так почему эти дети не могут изучать ту веру, которая близка их семьям?- Вы правы, - я изобразила смущение. - А восемь лет назад вы здесь работали?- Работала. А что?- Помните пропажу детей?О да, она помнила. Исчезновение школьниц стало шоком для всех, родители требовали вызвать лондонских следователей, спецназ и чуть ли не Ми-5, но тогдашний инспектор яростно воспротивился, мол, нечего тревожить столицу из-за двух маленьких дурочек, которые заигрались в лесу. А спустя десять дней он погиб в пожаре и... как-то следствие заглохло. Большой был пожар, до сих пор пепелище не расчистили.- И что, никто не связал его гибель с расследованием?- А вы частный детектив? - неприязненно спросила Люсиль, - тут, знаете ли, народ простой живет. Ничего подозрительного в пожаре не было, дом был старый, все об этом знали... Но если вам больше всех надо, можете сходить, поискать доказательства. Спустя восемь лет. Я вам даже адрес дам.По названному Люсиль адресу действительно стояло пепелище. Обугленные сваи, слежавшийся пепел, кое-где - следы собачьих прогулок. Спотыкаясь об обломки, я лезла вперед, сама не зная, чего ищу. Вдруг земля под ногой дрогнула - что-то есть!Я присмотрелась и разгребла балки. Крышка люка - подвал?"Тебе что, делать нечего?!"Но голос разума быстро умолк. Я оттащила в сторону крышку, нашарила в рюкзаке брелок-фонарик и осторожно начала спускаться. Видимо, профессиональное любопытство взыграло невовремя.За спиной послышались шаги. Я обернулась и закричала, но успела только увидеть, как кто-то сталкивает крышку на место. Потом громыхнуло что-то тяжелое: меня заперли в подвале.Выбраться самой мне не удалось - не хватало сил. Мобильник, и без того капризный, отказывался работать в подземелье. И даже катакомб тут не наблюдалось - так, барахло какое-то, истлевший тряпки, пара лопат, какие-то коробки, ведро с потеками краски... Над ведром кто-то небрежно выцарапал два имени - Стефани и Энн. Точно так же звали пропавших девочек, но... имена-то не самые редкие. Мало ли Энн живет в Гилфорде?Почему-то ни страха, ни паники я не чувствовала. Только тягучую усталость. Выйду я отсюда, не выйду - да какая, в сущности, разница? Мир не пострадает, а Кайл... что Кайл? Уедет с Кевином в США. Наверное, с отцом ему будет лучше, чем с нервной матерью, не способной даже до дому доехать без аварий.
Что вы представляете себе, когда слышите словосочетание «маленький город»?Позвольте, я угадаю.Кукурузные поля, в лабиринтах которых дети играют в прятки, ориентируясь на пугала, похожие скорее на кукол вуду со швами наружу.Узкие выщербленные улочки среди покосившихся заборчиков высотой по колено взрослому человеку.Никуда не спешащие пешеходы, с виду такие дружелюбные и открытые.Мужчины носят жилеты, женщины любят шляпки.Учительница обязательно в строгом платье с воротничком под горло, врач всегда сосредоточен и с чемоданчиком, шериф самозабвенно начищает значок и скрывает, что никогда не стрелял, а падре улыбчив и говорит, соединив между собой кончики пальцев.Обрывки разговоров – четко, поставленными голосами, будто бы перед сном горожане репетируют свои речи у зеркала. «Доброе утро, мистер Рейнольдс, бесснежная зима будет в этом году». «Пустельга трижды кричала накануне, к беде». «Ах, Люси, ты чудесно выглядишь! Не хворает ли тетушка Петти?».Лавка со свежей зеленью, запах горячих вафель, водонапорная башня, охота на диких уток, сезонные ярмарки, обязательный юродивый, обилие вымышленных существ для запугивания беспокойных детей, тыквенные пироги и душистый кленовый сироп.А что вы представляете себе, когда слышите «тысячелетний маленький город?».Наверняка воображение дорисовывает вам заброшенное индейское кладбище, центральную ратушу, флаг у которой поднимает каждое утро сам мэр, мрачную внушительную церковь с многоцветьем витражей, приземистое здание с колоннами и городскими часами – музей или библиотеку, где пыли больше, чем достойных внимания вещей, памятник святому покровителю, которому молятся, чтоб дочь не принесла в подоле, а сын не погиб в хмельной заварушке.«Как там сегодня на реке, доктор Браунинг?» - «Неспокойно, мисс Лили, старый Ник гневается, так и норовит утащить кого-нибудь под воду» - «Это все из-за приезжих, не будет добра от них, окаянных».И вы промолчите, но обязательно подумаете о том странном домике, что держит смешливая пышечка в накрахмаленном фартучке, том самом, о котором так таинственно молчат все женщины города и о котором ухмыляются в усы мужчины.Да, Гилфорд именно такой. Из развлечений – пристань, откуда можно кидать камешки, старый маяк, в котором якобы водятся призраки, пустошь, где беспризорные школьники учатся стрелять и курить, кладбище автомобилей, куда лучше не ходить приличным людям, читальный клуб для домохозяек и пара недорогих баров для работяг.Раз в месяц приезжал цирк, порой даже с кукольным театром, и это было событие, к которому шились платья, гладились стрелки на брюках, чистились выходные туфли, завивались кудри и муштровались дети.А еще в Гилфорде очень много птиц. Здесь с неба постоянно раздаются жалобные крики, и зачастую вы могли потратить час на то, чтобы вытащить из волос запутавшееся перо, а в итоге остаться с испорченной прической и плохим настроением, но перо по-прежнему красовалось у вас над ухом, как украшение навахо. Мы даже пережили несколько нападений ворон – после первого из них, когда наша семья вышла к разграбленном урожаю, вся земля была покрыта тонким слоем засаленных черных перьев. Мама заплакала, а я вечером вышла на улицу и собрала все до единого перья, после чего смастерила из них маску.Мама была ужасно против того, чтобы я играла с ней, а уж тем более носила.- Одри, - говорила она, - птицы – грязные твари, выброси эту ужасную штуковину.- Но ведь божьи твари?Мама не знала наизусть ни одной молитвы, не осеняла себя крестным знамением и не ходила в церковь, за что частенько осуждалась соседями. Зато у нее были фигурки страшных лесных духов, которые она украшала мхом и вереском и которым всегда оставляла кусочек вареного мяса.- Почему ты не впустила Иисуса в сердце твое? – спрашивала я.Мама отвечала, что Иисуса если куда и нужно впускать, то совершенно определенно не в сердце. Я не понимала, что она имеет в виду, и вскорости перестала задавать вопросы.Скоро я вступила в возраст, когда пристань и маяк уже были неинтересны, а до книжного клуба были еще десятки лет, и я пару раз сходила на пустошь, где даже позволила брату своей подруги Кейт Герберту поучить меня стрелять.Но все это было не то.Я даже пыталась встречаться с Гербертом, чтоб скинуть с себя гнет этого городка, но все, до чего мы дошли в наших отношениях, - уменьшительное имя «Герти», букет анютиных глазок да тайник в западной части магазина их с Кейт родителей. Ладно, ладно, мы обжимались там с ним пару раз, около какого-то маленького алтаря с зелеными светящимися символами, но больше ничего между нами не было. Тем более что алтарь заинтересовал меня куда сильнее, чем жадные руки Герти.- Что это за штука? – спросила я, выдергивая край своего подола из его пальцев.- Это? Папа говорит, что пару сотен лет назад здесь прятался от святош пойманный на черной магии падре. Вон, видишь, знаков понарисовал, перья поразбрасывал.- Вы так и не убирались здесь двести лет что ли? – наморщила нос я. Если так, то лучше и не думать о том, чтоб выйти за Герти замуж – тут, небось, в каждом углу по горстке праха священника, а в каждом шкафу по скелету епископа.- К нам иногда приходят люди в красных мантиях и с рисунками на ладонях, они вроде поклоняются этому алтарю. Можно я тебя поцелую лучше?Но я не разрешила.Через несколько дней, когда мы со стайкой девочек-ровесниц в очередной раз маялись от скуки у лотка цветочницы («Молодым девушкам нужно смотреть на красивые вещи, это приводит организм в гармонию, детки родятся красивые и умненькие»), перебирая стебли тюльпанов, наша с Кейт подруга Бонни, смущаясь, отвела нас двоих в сторону и прошептала:- А вы когда-нибудь слышали о том, что моя бабушка ведьма?Кейт замялась, а я прямолинейно ответила «да». Слухи об этом и впрямь долетали до наших ушей достаточно часто, но о какой одноглазой сгорбленной старухе в черном так не говорят?- Я нашла ее записи, - громким шепотом продолжала Бонни. – Здесь в окрестностях есть два примечательных места, ради которых язычники и ведуны съезжались в Гилфорд. Это круг камней и бисерное дерево.- Бисерное дерево, - попробовала я название на вкус.- Может быть, сходим? Я даже могу взять записи с собой, проведем ритуал, чтоб не прогневать… ну… духов природы или кого там…Мы сразу же согласились – Кейт было интересно посмотреть на дерево, а мне страшно хотелось похвастаться перед подругами своей маской из вороньих перьев.Мы поехали туда тем же вечером – Кейт была за рулем, Бонни играла роль штурмана, а я… я выбирала музыку в магнитоле и смотрелась в зеркало.Ехали мы минут 30, и когда ровный лес, в котором все елочки-сосенки были словно выбраны по шаблону, вдруг сменился идеальной круглой поляной, мы опешили.На севере поляны стояло мертвое дерево, раскидистое, толстое, хоровод вокруг него наверняка могли бы водить разве что человек 30. Огромная крона, побелевшая кора со следами ножей, ветви все сплошь обвешаны какими-то бусами из ракушек и перламутровых пуговиц, лентами, потрепанными ветрами старинными игрушками, фонариками. А у корней – выбеленный временем череп, не разберешь даже чей.А в центре поляны – круг камней. Такой, словно бы его вчера купили в столице в интерьерном салоне и установили.- Наверное, так выглядел Стоунхендж, когда еще был молодой, - сказала Кейт. Вот сразу видно, что ее родители торгуют путеводителями.Первый ритуал мы провели немного зажато и скованно. Ко второму обряду Бонни тоже сделала себе маску – из перьев голубой сойки, а заодно сшила себе черно-голубую мантию. Сначала я аж заскрипела зубами от возмущения, но не могла не признать, что выглядела она просто потрясающе – тоненькая ведьма-блондиночка с вечно покрасневшими щечками и в голубом, ну разве не мило? Но Кейт тоже не отстала от нее – маску сделала из светлых перьев совы, а на плечи накинула длинную белую пелерину. И в итоге на ритуале одна я оказалась в простом закрытом платье!Зато к третьему обряду экипированы были уже все три. Порой мы пытались перещеголять друг друга в количестве мешочков с травами на поясе или редкости амулетов на запястье, но общая тайна значила куда больше, чем дурацкое соревнование.Я была чертовски рада, что наконец-то мне есть чем заняться в этом городе. По вечерам я целовала маму в щеку, говорила «мы с девочками у реки» и убегала к бисерному дереву, порой на всю ночь. Да я даже никак не отреагировала, когда пришла домой после полуночи и застала ее на кухонном столе с нашим хиппующим мельником, местным чудаком.- Понимаешь, я же говорила, что Иисуса нужно впускать по-другому, - смущаясь, говорила мать, запахивая халат.А мне было все равно. Я даже не сразу заметила, что почти месяц не общалась с Герти, хотя слышала от Кейт, что он бросил работу и почти не появляется в доме родителей. Движимая мнимой вежливостью, я набирала его номер несколько раз, но тот либо сбрасывал, либо вовсе не отвечал.В конце концов, я решила прийти к нему сама. Я почувствовала в Герти родственную душу после того, как прикоснулась к магии, ведь именно он показал мне тот тайник, приподнял занавес над скрытой историей Гилфорда.Я приехала вечером, оставив свой видавший виды плимут неподалеку от коттеджа, где снимал квартиру Герти. Меня сразу удивило, что свет у него не горел, – мы постоянно ругались из-за его стремления зажечь как можно больше светильников, в то время как я стремилась к полумраку и темноте.- Наверное, где-то шатается, - решила я, подумав о пустоши. Если он и правда сейчас в этой обители маргиналов и бездельников, то туда ему и дорога, непутевому.- А вдруг уснул? – предположила другая часть меня, и после недолгих боданий с самой собой я решила подняться наверх.Герти и правда был дома. Не спал. Сидел в кресле, полуголый, окутанный сладковатым дымом. Я невольно замахала ладонью перед собой и прижала к лицу пахнущий лемонграссом платок.- Что здесь происходит? – мой голос прозвучал так пронзительно, что тотемные вороны гордились бы им.- Смерть… Смерть везде! – сказала эта карикатура на Базза Лайтера.Я вздохнула и распахнула окно.- Твои родители знают, чем ты занимаешься? Где ты вообще достал эту дрянь? По-чему ты не на работе?- Претензии. Опять претензии. Герберт, принеси ящики, Герберт, разбери буклеты, Герберт, ты наследник семейного дела. И ты еще. Вопишь тут. Недотрога.Он выплевывал слова разжеванными, я едва могла сложить звуки в что-то понятное моему уху, и вся симпатия превращалась в омерзение, словно в алхимической колбе.- Кстати, траву-то я у тебя взял, - захихикал Герти, указывая пальцем на мой пояс с травными сборами. – Хорошая малышка, хорошая.Я поморщилась и автоматически перебрала пальцами оставшиеся мешочки.- Ты бы оделся хотя бы. Побрился. Посмотри, на кого ты похож. Шрамы вон какие-то, кровь запеклась.- Это неважно, Одри, поверь. Я убийца, и люди должны знать, с кем говорят. Видеть по моему лицу.- Убийца? Ты комара что ли прихлопнул, обкурившись?Он подскочил в кресле и наклонился ко мне так резко, что я ойкнула.Он заговорил быстро, глотая окончания, горячо, словно боясь забыть.- Послушай, Одри. Не надо ходить в лес, слышишь? Особенно остерегайся низины, там страшные места, ведьминские, там тебя одолевают бесы. Кровь, Одри, сколько было крови, все мои ладони в крови, рубашка, рубашка насквозь. Я ее где-то потерял, видишь, я голый.Преодолевая брезгливость, я задавала ему вопросы, но тот все повторял одно и то же, про убийство в лесу и кровавые следы, про полулюдей-полуптиц и каменных духов, в итоге расплакался и предложил мне переспать.Я выбежала так быстро, как только могла, но с того вечера начала следить за Герти – благо, моя новая колдовская одежда была неприметной. Как правило, день за днем повторялось одно и то же: он шел на кладбище автомобилей, покупал у беззубых громил пакет какой-то дряни и бутылку мутной жидкости, а потом возвращался домой, опустошая по дороге литровую емкость наполовину. Но в самый разгар собачьих дней Герти вышел на улицу трезвым. Судя по всему, у него были какие-то планы – он проверил почтовый ящик, улыбнулся солнцу, потом, напевая, поправил воротник рубашки под полосатым пуловером и не спеша направился к реке.
Я пожала плечами и поехала на ритуал – я и так мало времени провожу дома за практиками и зельеварением, Бонни вон вовсю уже любовные снадобья продает изголодавшимся вдовам, а Кейт бородавки сводит да порчу снимает с детей; не хватало мне еще и лесные обряды пропускать.- Что-то ты опаздываешь, - сказала мне Бонни, подбрасывавшая ветки в костер, разведенный среди круга камней. Когда это в ее интонациях стало столько яда, а в линии губ столько упрямства? Маленькая капризная сойка.- Простите, искала синий кристалл.- Вот я почему-то не теряю свои кристаллы, - продолжала Бонни, сжимая в руке магическую шкатулку так сильно, что побелели пальцы. – Но ты, видать, несерьезно относишься к нашему делу.- Давайте начнем уже, - не захотела спорить я и надела маску.- Сестры, - вдруг раздался встревоженный голос Кейт. – Посмотрите-ка.Дрожащая рука Сестры Совы указывала в сторону бисерного дерева, под которым стоял ребенок.- Что?! – я не могла сдержать удивления, а Сестра Сойка, отбросив маску и снова превратившись в Бонни, побежала к нему. Приподняла подол, присела, поворковала о чем-то, погладила по спине. И увела прочь.- Как он сюда попал? – спросила Кейт. – От жилых домов сюда идти и идти, разве что его выкинули здесь.- Да брось, кому понадобится выбросить ребенка?- А как еще ты объяснишь то, что он здесь? Еще и на жертвенном месте?Мы какое-то время неловко молчали – в последнее время мне стало сложно поддерживать отношения. А потом в ночном хлопаньи листвы раздалась Carmina Burana - у Кейт зазвонил телефон.- Бонни? Да, Бонни. Да. Серьезно? Уезжать? Ты точно в порядке? Хорошо, звони. Обязательно. Береги себя.- У нее что-то случилось? – я серьезно боялась, что обряд не состоится, поскольку не хотела терять хотя бы это общество.- Там авария на дороге. Скорая и полиция уже едут, Бонни с ребенком, просила нас не ждать ее и ехать домой.- Да, без нее нам тут не справиться, - вздохнув, я запахнула края накидки плотнее.Кейт затушила костер, и мы молча разошлись по машинам.- Спокойной ночи тебе, Сестра Ворон, - сказала Кейт на прощанье.- Удачи, Сестра Сова.Я проводила ее понтиак взглядом, а потом почему-то вернулась в круг камней.Мне было обидно, что мои подруги достигли в этом деле больше, чем я. Ладно Бонни, у нее бабка ведьма, но Кейт! Кейт ведь глупенькая бездарность, способная разве что художественно разложить книги на полке, а смотри ж ты.Я уже хотела совершить простенькую службу на укрепление дружбы и защиту близкого, но услышала голоса и топот ног. Какого лесного духа здесь происходит? Почему сегодня здесь, в одном из самых тихих мест, куда нужно не просто идти, а добираться, такой аншлаг? Здесь что, дает концерт редкий вид птиц? Или сюда приезжает кабаре, которое нужно спрятать от бдительных жен?Я спряталась за один из камней, пытаясь унять бьющееся сердце, и мимо меня пробежали двое парней. В сумраке наступающей ночи мне показалось, что их лица были раскрашены, а в руках блестели ножи. Сначала я подумала, что один преследовал другого, но потом сама не могла объяснить себе, с чего приняла это за погоню.Когда шум замолк, я помчалась к своему плимуту так быстро, как только могла, спотыкаясь, падая на колени, цепляясь за ветки волосами и подолом.- Тебе показалось, - приговаривала я. – Это просто твои вырвавшиеся страхи. Да, это твои страхи. Показалось.В следующие дни я почти не следила за Герти, зато отношения с подругами смогла выровнять и привести в норму.Через пару недель после событий в лесу Бонни позвала нас в кондитерскую тетушки Джулии, где рассказала, что виделась с женщиной, которую в ту ночь она вытащила из машины.- Представляете, я словно почувствовала прилив нечеловеческих сил! – Бонни поднимает ручки-тростиночки и широко открывает глаза. – Наверное, дух голубой сойки хотел, чтобы я стала спасительницей, и я смогла! Смогла!Потом свет в ее глазах тускнеет, и она шепотом добавляет, что в машине осталась полугодовалая дочь той женщины. Синие глаза Бонни наполняются слезами, став еще ярче, она смотрит вверх, стараясь не замочить ресницы, а потом аккуратно, мизинчиками, смахивает слезинки.- …и машина загорелась.Бонни трагически замолкает, потом обмахивает себя салфеточкой, мы с Кейт хором сочувствуем ее трагедии и шумно тянем огуречный лимонад через трубочку.- А вы, девочки, вы сразу уехали, как я позвонила?- Конечно, - говорит Кейт. – Мне было так неуютно, что оставаться в лесу, даже под защитой Совы, казалось скверной идеей.Я же не сказала ни слова.После того, как Бонни отыгрывает свой спектакль до конца, мы прощаемся и расходимся в разные стороны. Кейт спешит в родительский магазин, Бонни – на примерку нового голубого платья, а я подумываю о том, чтоб навестить Герти.Но мой телефон практически сразу оживает и оттеняет сумрачный день мелодией Dead Can Dance.- Сестра Ворон, - щебечет в трубку Бонни, явно не к месту используя ритуальное имя, - мне кажется, что ты сказала не всю правду, мой кристалл потемнел. Не хочешь рассказать мне все?Я вздыхаю и соглашаюсь.Через пару минут мы снова сидим в кафе, Бонни бледна и серьезна.- Никуда я не уехала, - говорю я и начинаю жалеть, что не курю. Занять паузу в разговоре и унять дрожь было бы как никогда кстати.Я рассказываю ей все, что видела, и с лица Бонни на время исчезает наигранная артистичность.- Как ты думаешь, Герти в этом замешан? – спрашивает она, вертя в руках маленький серебряный ножичек.- Не знаю.- Скажи об этом Кейт, - и наша светловолосая нежная Бонни вонзает лезвие в стол между своими указательным и средним пальцами. – Если Герти в банде, то она должна знать. Ей и проследить за ним куда проще.- Не думаю, что это знание ей что-то даст, - качаю головой я. – Разве что испереживается вся, но к чужим не пойдет.- Тогда давай спросим, что она уже знает, - Бонни набирает номер Кейт, но ее телефон не отвечает. Бонни повторяет попытку еще раз, и еще. Телефон абонента выключен.- Ты думаешь, с ней все в порядке? – Бонни даже лоб хмурит, как в учебнике по актерскому мастерству.- Думаю, нет.Мы обе начинаем звонить по всем возможным телефонам. Родителям, соседям. В магазины, в аптеку. Я добежала до фермерской лавки и до мясной. Заглянула в почту. Вернувшись, я вижу, что Бонни с потерянным лицом пытается дозвониться по очередному набору цифр.- К черту это все! – кричу я. – К черту эту магию! Бонни, к чему это все? Я научилась привораживать, вызывать дождь, накладывать проклятия, лечить раны, а зачем, если Герти в беде, Кейт в беде, а маленькая девочка сгорела в машине? Я могу научиться превращать воду в вино, но я никогда не смогу уберечь близких от ошибок!Бонни красивым движением опускает ресницы и теребит светлую прядь.Меня трясет, но я чувствую, что на мое плечо легла рука.- Кейт?! – я оборачиваюсь, но моя улыбка меркнет, когда я вижу учительницу, Люсиль Ану. Ту самую, в строгом платье с воротничком под горлышко.- Я слышала, что вы тревожитесь за Кейт, - немного неуверенно говорит Люсиль, сминая в руках бумажный платочек. – Не знаю, как вам поможет эта информация, но на днях Лина Уэст… Вы знаете Лину Уэст?Мы знали. Это та самая обязательная юродивая, которая стала таковой после изнасилования. Бог знает, как такая пакость случилась в наших краях, наверняка приезжие постарались, оставили свой след.- Лина плакала и говорила, что Кейт убьют.Бонни громко и не особенно правдоподобно вскрикнула.- Но почему?Люсиль пожала плечами:- Я пыталась ее расспросить, но вы же ее знаете, она ускользнула, как вода между пальцев, и ну бежать.Бонни вздыхает:- Я звоню шерифу.Да, тому самому, с начищенной звездой и нестрелявшим револьвером.Шериф заклинает Бонни, что разберется, а сам звучит так, будто выбирает, какой из пончиков вкуснее – шоколадный или вишневый.Мы прощаемся с Люсиль, и Бонни хватает меня за рукав.- В машину, - говорит Бонни. – Быстрее, я знаю, где Кейт.- Откуда?Бонни становится пунцовой-пунцовой. И как только она натренировалась краснеть по щелчку пальцев?- Магия, Сестра Ворон. Мне было видение. Доверься мне.Бонни ведет уверенно и быстро, порой даже жестко. Она везет меня куда-то, куда ноги не заносили меня – за кладбище автомобилей, где над оврагом тускло светится окно полуразвалившегося дома, окруженного десятком побитых машин. Площадка у дома сплошь усеяна битым стеклом и горящими покрышками, где-то на фоне надрывно кричат птицы, в свете фар угрюмо смотрит на нас бездомный пес.- Идем, - Бонни словно одержима, она идет прямо по стеклу, и пес испуганно отходит от нее, провожает взглядом, а потом убегает, скуля.Мы смотрим в окно.В комнате – человек 10 парней, молодых, темноволосых, с насмешливыми лицами. А в углу сидит Кейт, ее лицо изранено, она смотрит куда-то сквозь всех.- Я же говорила! – торжествующе шепчет Бонни и лихорадочно набирает номер шерифа. – Не отвечает. Этот сладкоедный дьявол не отвечает!Я набрала номер полиции Стюарта – ближайшего к нам крупного города.- Мисс, мы приедем не раньше, чем через… час-другой, - чертов сержант на том конце провода тоже страдал дилеммой пончиков. – Вы не переживайте, ваша подруга наверняка сама туда поехала.- Гори в аду, - фыркаю я в трубку.Бонни красиво сползает по стене, аккуратно прячет лицо в ладони и начинает вздрагивать плечами.- Ты была права, Одри, - говорит она, не забывая говорить зловещим шепотом. – Магия не действует. Магия – бред. Мы не спасем Кейт, мы не сможем одолеть их даже самыми мощными нашими заклинаниями!Я слушаю Бонни, и ее слова как кляксы для меня. Я встряхиваю головой, поднимаю руки к небу и начинаю свою молитву.- О Матерь Воронов, о мудрейшая, о чернейшая, о быстрейшая. Прими мой дар, раскрой мое сердце, загляни в мой разум. Даруй мне силы, даруй мне крылья, даруй мне злобу. Вступись за смертную, покарай злодействующих, восстанови баланс. Во имя оперенья твоего, во имя клюва твоего, во имя когтей твоих. Невермор!И едва я закончила читать, как тень накрыла нас. Я подняла голову и увидела стаю слетающихся ворон – как тогда, в день погибшего урожая и плачущей мамы. Черное облако растет и растет, принимая форму куда большей птицы. Матери Воронов.- Получилось! Бонни! Бонни! Магия есть! Магия действует!Я начинаю дергать двери всех машин, и в одной из них, незапертой, нахожу в бардачке пистолет.- …А иногда и мы действуем.И в этот момент облако словно стало частью меня. Словно я вдохнула в себя силы и смекалку тысяч других существ. Словно я смотрю за своими движениями со стороны.Вот я открываю бензобак, вот я сооружаю из собственной накидки фитиль, вот я поджигаю его.Краем глаза вижу испуганное лицо Бонни.- Бежим, бежим, - кричу я, освобождаясь от чужой власти над собой.Взрыв раздается, когда мы отбежали достаточно далеко. Мимо проносится перепуганный визжащий пес – слава Матери Воронов, с ним все хорошо.- Я пойду проверю Кейт, - говорю я Бонни, которая лишь молча кивает.Но Кейт вылезает из окна сама и бежит нам навстречу.- В машину, - повторяет Бонни, обретя дар речи. – Обнимемся позже, ладно?Мы поспешно залезаем в машину, и Сестра Сойка набирает максимальную скорость.Я оглядываюсь и вижу, как огонь перекидывается с машины на машину, как обнимает своими языками дом, как набрасывается на выбегающих людей.- Матерь Воронов, я говорю тебе спасибо, - шепчу я.
Одна машина оказалась открытой. Одри скользнула внутрь, я осталась снаружи, в волнении глядя на дом, где находилась Кейт. Казалось, что нас могут обнаружить в любую минуту.Одри выбралась из машины без блузки, в руках она держала пистолет. За стеклами машины плясал огонь, я не сразу смогла отвести от него взгляд. Одри воинственно выставила пистолет впереди себя и пошла к дому. Я хотела спросить, что она делает, неужели собирается штурмовать дом, там ведь около десяти человек, нам с ними не справиться. К счастью, Кейт вылезла к нам сама из окна первого этажа. Я взяла ее за руку, и мы побежали прочь. За нашими спинами взорвалась горящая машина, и огонь, должно быть, перекинулся на стоящие рядом машины. Я бежала вперед, не оглядываясь, позади кто-то кричал от злости и от боли, и я знала, что до конца своих дней не забуду отвратительный запах горящих машин, запах горящего пластика, шин, железа и бензина. Это будет сниться мне снова и снова, и в кошмарах я буду ходить вокруг горящей машины, не решаясь приблизиться, не в силах помочь тому, кто в ней, и рев огня и треск лопающихся от жара стекол будут перекрывать детский плач. Все это будет.– Бабушка, куда летят птицы?– Их зовет ветер.Птичьему богу он даритВсе карты на свете.Дар передавался в моей семье по женской линии, от бабушке к внучке. Когда-то, очень давно, все жители Гилфорда были колдунами, а Гилфорд был вовсе не Гилфорд, он назывался совсем иначе. Наши предки говорили с птицами, повелевали ветром и поворачивали реки вспять. Дар, которым они обладали, передавался из поколения в поколение, слабея раз от разу, человеческая кровь не способна к колдовству. Древние знания забывались и становились сказками, рассыпались в приметы, мельчали, тускнели. Все, что досталось мне от бабушки, это маска из перьев филина, знание нескольких ритуалов и предчувствие событий, которые случаться, но которые я не в силах изменить. Если летней безлунной ночью выйти из дому и пойти наугад в темноте, и ночная птица, пролетая низко, невзначай коснется твоей щеки крылом – вот такой он и был, мой дар, лишь прикосновение ночной безызвестной птицы. Грустно и думать, в каком виде дар перейдет к моей внучке.С подругами Кейт и Одри я ходила в лес. Мы надевали маски птиц и разыгрывали у костра ритуалы, ни на что особо не надеясь. Я никогда не говорила с ними о том, зачем мы это делаем. Казалось, стоит нам заговорить об этом, как последние крупицы колдовства утекут у нас сквозь пальцы и бесследно исчезнут. Большей частью мы просто сидели у костра и болтали о знакомых ребятах и о будущем, убеждая друг друга, что впереди нас ждет нечто незаурядное. Одри переживала тяжелые отношения с Герти, братом Кейт, и мы были озабочены этим. Вместо того чтобы наслаждаться любовью Одри и вести ее туда, где для них двоих зазвучат свадебные колокола, Герти предпочитал напиваться и принимать наркотики. Это не укладывалось в наших головах. Несмотря на предчувствие, что Герти уже конченный человек, я, как и Кейт, верила, что Одри способна ему помочь.В тот вечер мы кружились у чадящего огня, распустив волосы и надев маски птиц. Небо нависало над лесом, как ковш, высоко в ветвях деревьев хлопали крыльями ночные птицы, туман стелился над землей. Мы делали то, что когда-то делали наши бабки, а до этого – их бабки. Нашими волосами играл ветер, а на ладонях зажигались звезды. Близилась полночь.Вдруг я заметила среди деревьев маленького мальчика. Я вышла из круга, сняла маску и подошла к нему. Это был совсем малыш, не старше трех лет, и он был один в лесу. Он сказал, что мама его спит на дороге, и на этих его словах над нами закричала птица. Я попросила подруг закончить ритуал, это казалось важным, а сама пошла с малышом.Их машина стояла на обочине дороги, задняя часть покорежена и смята, двери распахнуты. Ночной темный лес шелестел от ветра за нашими спинами. Пахло бензином, бензин вытекал из-под машины и маслянисто блестел на земле, я испугалась, что машина может взорваться. Оставив малыша под фонарем, я побежала к машине.Женщина лежала на водительском сиденье без сознания. Мне казалось, что еще чуть-чуть, и машина вспыхнет, огонь коснется моих волос. Непослушными пальцами я расстегнула ремень безопасности и вытащила женщину из машины, бесчувственная, она была очень тяжелой. Позвонила в скорую и полицию. Мы ждали их под фонарем, вокруг была первозданная темнота, а женщина все не приходила в себя. Когда приехала скорая, машина все-таки загорелась.Спустя полторы недели та женщина нашла меня. Она сказала, что в машине еще была ее дочь-младенец. Ребенок, еще один ребенок, которого я не заметила. Я спрашивала себя, как такое могло произойти, и снова и снова вспоминала, как отстегивала ремень безопасности, как вытаскивала женщину из машины, как боялась, что машина сейчас взорвется. Казалось, что я все сделала так, как говорили в школе на уроках о первой помощи. Почему я не вернулась к машине проверить, нет ли там кого еще? Почему не попросила Кейт и Одри прийти ко мне, почему была уверена, что справилась со всем сама? Мой дар молчал, от него не было никакого проку.– Бабушка, куда летят птицы?– Их зовет ветер.Птичьему богу он даритВсе карты на свете.– А что бог дарит ветру?– Тоску в своем сердце.Я и Одри сидели в открытом кафе на рыночной площади. Прежде с нами была и Кейт. Мы встретились все втроем, и я рассказала о женщине из машины и о том, что она потеряла ребенка. Казалось, что я хорошо помнила события той ночи, но после разговора с женщиной ни в чем не могла быть уверена. Нужно было поговорить с кем-то, кто мог сказать мне, что все хорошо. Подруги сказали, что той ночью, после того как я ушла, они завершили ритуал, потушили костер и уехали домой. Меня же не отпускало ощущение, что Одри чего-то недоговаривает. В нашем городе все как на ладони и каждый что-то скрывает, к этому привыкаешь с детства и учишься не обращать внимания. Гилфорд как огромная сцена, где каждый играет свою роль и претворяется перед остальными, что верит им. Но теперь я была слишком взвинчена, чтобы относится к этому с пониманием, и хотела знать, что скрывает Одри. Поэтому, попрощавшись с Кейт, я и Одри завернули в кафе на рыночной площади.Одри рассказала, что недавно она застала Герти под дозой, и он признался, что убил человека и что это произошло в лесу. Я знала, что Одри увлечена им и когда думает о чем-то, первая мысль ее о Герти, а потом обо всем остальном. Должно быть, это и была любовь. Но в тот раз я разозлилась. История с Герти не имела отношения к тому, что произошло с женщиной из машины. Однако Одри продолжила свой рассказ, и я подумала, что поспешила с выводами. Она сказала, что в ту ночь Кейт уехала первой, а Одри отстала, и ей захотелось еще немного побыть в лесу. Я понимала ее, после ритуала не хочется возвращаться к людям. Одри пошла по лесу, было темно и покойно ровно до того момента, как она услышала шум. Так мог шуметь не зверь и не птица, а только человек. Она затаилась и видела, как мимо пробежали двое парней с ножами в руках, их лица были разрисованы какой-то краской. У нее сложилось впечатление, что они за кем-то гоняться, но кто они такие и кого преследуют, она не смогла понять. Зачем-то Одри пошла за ними следом, но не сумела догнать, и, может быть, это было к лучшему. Я думала, могли ли эти парни с раскрашенными лицами быть связаны с тем, что стряслось с женщиной из машины, и если да, то каким образом. Мой дар молчал, как обычно, и никаких предчувствий не появлялось.Одри вернулась к излюбленной теме и заговорила вновь о Герти. Если Герти по глупости впутался во что-то и случайно оказался замешан в убийстве, сказала я, то надо сообщить об этом хотя бы Кейт. В том, что Герти мог убить только случайно, я была уверена, не такой он был человек. Мы позвонили Кейт, но ее телефон молчал. Мы обе были подавлены и подумали об одном – о том, что с ней случилось что-то ужасное. Мы позвонили всюду, где она могла бы быть, но ее нигде не оказалось, и никто не мог ответить, где она и куда направилась. Одри в сердцах сказала то, о чем я думала, но не говорила. Какой прок от наших игр в колдовство, если в нужный момент колдовство не может нам помочь. Мы глупые дурочки, воображающие себя птицами в ночи. Если бы курицы обладали хоть толикой вдохновения и могли смотреть наверх, мечтая подняться в небо, как дикие птицы, они походили бы на нас. Уязвленная в самое сердце, я мысленно обратилась к тому, чье имя держат в секрете. И к нашему столику подсела учительница Люсиль Ану.Слухами земля полнится, говорила бабушка. Если у тебя важный вопрос, стань днем на площади, и ответ сам найдет тебя. Люсиль принесла тревожные вести. Лина Уайт по секрету сказала ей, что теперь Кейт убьют. Подробностей Люсиль не смогла от нее добиться. Увидев меня и Одри в кафе, она подошла узнать, все ли в порядке с Кейт. Я вовсе не была уверена, что с Кейт все в порядке, и наше с Одри беспокойство росло и росло. Я сделала то, что у нас было не принято – позвонила в полицию. В Гилфорде считалось последним делом вмешивать в свои дела посторонних и обращаться в полицию, и я решила, что происходящее как раз подходит под определение последнего дела. На мой звонок ответил Эштон Кларк. После, вспоминая события тех дней, я понимала, что полицейский мог принять мой сбивчивый рассказ за фантазию впечатлительной девушки и отмахнуться от меня. Но он пообещал, что займется этим и поищет и Лину, и Кейт.Мы сидели за столиком кафе, взволнованные, вцепившись в свои телефоны, в сердцевине угасающего дня. И я впервые почувствовала рядом присутствие чего-то большего, чем я сама. Кто-то непомерно большой встал за спиной и положил тяжелую руку мне на плечо. Тень огромной птицы упала перед мною. Появилась четкая убежденность, что нужно спешить. Бабушка никогда не рассказывала ни о чем подобном.Я попрощалась с Люсиль и потащила Одри к машине. Когда я села за руль, а Одри на сиденье рядом, я сказала ей, что знаю, где Кейт. Впервые колдовство вторглось в мою жизнь, и это не было похоже ни на что из того, что я чувствовала, когда мы разыгрывали ритуалы в лесу, закрыв лицо масками из перьев. В этот раз все было по-настоящему.Тень огромной птицы скользила перед колесами машины, она привела нас к одинокому дому на окраине Гилфорда. В этом доме уже давно никто не жил. А сейчас рядом с домом было много машин, чужих машин, ни одна из них не принадлежала жителям города. Мы с Одри спрятали свою машину поодаль и дошли до дома пешком. Стараясь быть незаметными, подкрались к окнами первого этажа и заглянули внутрь. Там были парни, много, человек десять. Кейт сидела на полу, в углу, на ее лице была кровь. Было очевидно, что они удерживали ее силой.Мы отошли от окна и спрятались среди машин на заднем дворе. Я позвонила полицейскому Эштону Кларку, он не брал трубку. Напуганная, я не знала, что делать дальше. Мы нашли Кейт, но как ей помочь. Тень привела нас сюда и больше ничего не подсказывала. Дар, что передавался в моем роду от бабке к внучке, кружил надо мной, как огромная птица, и по спирали поднимался все выше и выше в темнеющее небо. Я думала, что за столетия дар измельчал и стал ничтожным. Я ошибалась. Дар оставался таким же, каким и был тогда, когда предки одним словом сотрясали горы и кидали в небо молнии. Изменились мы. Мы стали такими маленькими, что не способны вместить его.– Бабушка, куда летят птицы?– Их зовет ветер.Птичьему богу он даритВсе карты на свете.– А что бог дарит ветру?– Тоску в своем сердце.– Скажи его имя.– Его имя держат в секрете.
Меня окружает дымка, красная, как кровь, что течет по моей руке и капает на пол. Ладонью я зажимаю порез на щеке, который оставил Герберт. Охренеть, старший братик! Нет, мы конечно никогда не были особо близки, а последнее время мне и вовсе казалось, что он конкретно долбанулся, но я и не подозревала, насколько права. Работу бросил, сидит целыми днями в темноте, курит и молчит. Но сейчас, когда я пришла в себя в заброшенной доме на отшибе и увидела десяток уродов вокруг и Герти с ножом напротив меня. Они требовали от него доказать, что он один из них, и Герти, несмотря на мои просьбы, резанул меня по лицу.Я-то думала, он тяжело переживает разрыв с Одри (если они вообще встречались) оказывается, он вляпался в дерьмо посерьезней. И я вляпалась.Я сижу в углу комнаты, куда меня толкнули. Голова кружится. Тупая боль в щеке. Все происходящее кажется бредом. Смешно, я столько раз встречала эту шаблонную фразу в книгах и кино, а теперь... Мозг отказывается верить в творящуюся вокруг хрень. После встречи с Линой я словно провалилась в кроличью нору, но вместо забавного детского сна Алисы оказалась в кошмаре.Лина уцепилась за мою руку и все твердила, что ребенок жив. Я возвращалась со встречи с девчонками и, под впечатлением от рассказа Бонни, почему-то решила, что Лина говорит о дочери той женщины. Я вспомнила странное выражение лица Одри, когда Бонни спросила нас, уехали ли мы из леса в ночь аварии сразу после ее звонка. Я не успеваю толком об этом подумать, потому что Лина не замолкая несет какую-то чушь и тащит меня за руку к моей машине. Под ее непрекращающийся бред мы доезжаем до края города , где у заброшенного дома стоит машина с лондонскими номерами. Лина, пучок корнуэльских пикси ей за шиворот, снова цепляется за мою руку и бормочет: "они украли, они". Видимо, помешательство заразно, потому что в моей голове проносится совершенно дебильная мысль - это я должна воровать чужих птенцов, ведь я сойка. Я выхожу из машины, тихонько пробираюсь к окну дома, заглядываю в него, вижу внутри компанию незнакомых парней, и тут кто-то зажимает мне рот рукой. "Хреновая из тебя сойка", - звучит в голове насмешливый голос, - "сойка первая в лесу обнаруживает опасность". "Что за бред", - думаю я, чувствую сильный удар по голове и растворяюсь в тумане синем, как небо...Не имею понятия, сколько времени я пробыла без сознания и сколько времени я сижу тут, зажимая порез. Красноватая дымка в глазах и белый шум в голове мешают сосредоточиться и понять, что именно говорят эти больные уроды. Новая охота? Жертва? Твою мать, сектанты что ли? Алиби? Люди наверху? Отмажут? Богатые охотники? Да лучше б сектанты! Ну точно кошмарный сон, но я почему-то никак не проснусь. Они называют меня "дичь". Мне становится так страшно, как никогда в жизни, и я делаю то, чего сама от себя не ожидала - начинаю молиться. Пожалуйста, пусть я сейчас проснусь, пусть это все происходит не со мной, это же бред, сюжет статьи из желтой газетенки, гребаный голливудский фильм, этого не может быть на самом деле! Пожалуйста, пусть они выйдут из комнаты, я смогу сбежать, я знаю окрестности, пусть только они выйдут, пожалуйста!! Сквозь туман в глазах я вижу сойку, присевшую на подоконник, белый шум в ушах внезапно стихает, как и голоса парней в комнате, а через пару секунд раздается взрыв снаружи. Они выскакивают из комнаты, а я выпрыгиваю из окна и бегу, не глядя под ноги, вслед за улетающей сойкой. Внезапно рядом со мной оказываются Одри и Бонни, и они тоже бегут вперед, не говоря ни слова. За спиной раздаются новые взрывы."Хочешь узнать, насколько глубока кроличья нора?", - раздается в голове все тот же насмешливый голос. "Хочу, чтоб этот кошмар наконец закончился", - думаю я и бегу, бегу сквозь туман, голубой, как перья сойки.
- Кейт мертва… Все мертвы... Все вокруг мертвецы… Кейт мертва... Все мертвы… Все вокруг мертвецы… - Герти сидит на грязном полу, обхватив голову руками и монотонно бормочет себе под нос эти слова уже битый час.- Герберт, выпусти меня, пожалуйста, - тихо просит Люсиль. – Я тебе помогу. Я никому не скажу, что ты меня здесь запер. Парень поднимает на нее затуманенный взгляд, и она испуганно прижимается к стене. Спиной она ощущает сырость, но это ее пугает гораздо меньше, чем Герти. Она пытается еще раз:- Выпусти меня, пожалуйста. Мы сможем помочь твоей сестре, если она в беде, - от напряжения голос срывается в крик. Герберт резко вскакивает и со всей силы бьет ее по щеке. Люсиль отползает от него подальше, держась за горящую щеку, а он кричит на нее.- Ты не понимаешь! Кейт мертва! Все мертвы! – он почти подходит к ней, но будто опять впадает в транс и, смотря в потолок, повторяет. – Кейт мертва. Все вокруг мертвы. Лучше бы она не подходила к нему там на площади. Нашла кого слушать – Лину Уэст. Все знают, что она умственно отсталая. А еще лучше, если бы мама десять лет назад не решила выйти замуж за местного и перетащить ее сюда, в этот чертов городок. Здесь явно какая-то чертовщина происходит. Даже в школе детей учат по особой программе. Про которую Люсиль в своем университете даже не слышала. Странные песенки, странные считалки. А зачем маленьким детям изучать латынь? Она вспомнила, как семь лет назад, когда только начала учить детей, из ее класса пропали две девочки Стефани Пенни и Энн Клайв. Сначала Стефани, а через неделю Энн. Город тогда бурлил, жители требовали, чтобы инспектор полиции обратился в столицу, но тот утверждал, что девочки заблудились в лесу. А через пару недель инспектор погиб вместе с мэром при пожаре. Так и не понятно, что их привело в отель на окраине, который сгорел еще до прибытия пожарных. Полицейские из соседнего, более крупного города, тоже искали девочек, но не нашли ничего. Все это Люсиль сегодня рассказала Сьюзен Кристалл, которая недавно попала в аварию рядом с этим чертовым городом. Поэтому и задержалась в Гилфорде. Когда та уходила, Люсиль и увидела в окно Лину Уэст. А ведь до этого Лины не видно было год. Люсиль окликнула ее, но девушка убежала. Но когда через несколько часов уроки закончились, Лина снова была около школы. Она плакала. Люсиль пыталась ее успокоить, но та говорит только, что она не хотела, что Кейт теперь убьют. Еле-еле удалось выяснить, что Лина говорит о Кейт Миддлс. Но на дальнейшие расспросы она уже не реагировала, а потом и вовсе вырвалась и убежала. Люсиль не знала, что делать. Она шла в раздумьях по центральной площади, когда в кафе увидела Одри и Бонни. Девушка воспомнила, что они дружили с Кейт, поэтому не раздумывая подошла к ним и рассказала, про Лину, про то, что та сказала. На лицах подруг отчетливо отразился страх, они тоже искали Кейт. Бонни сразу позвонила шерифу, и он пообещал расспросить Лину. Но потом девушки, сославшись на то, что их ждут дома, оставили Люсиль одну.« Что же делать?» - думала Люсиль. И вот тогда она увидела Герберта Миддлс, брата Кейт. Она догнала его уже в переулке. И почти сразу пожалела об этом. Потому что, когда начала говорить, увидела, что его взгляд будто расфокусирован, словно под большой дозой наркоты. Она пыталась распрощаться с ним, но он вдруг больно схватил ее за руку, и затащив в подъезд ближайшего дома. Она пыталась вырваться, но он ударил ее кулаком по лицу. И пока она, трясясь от ужаса, вытирала губы от крови, Герти взломал дверь в подвал и втолкнул ее туда. И вот она уже с ним здесь битый час. Время тянется медленно, а страх не покидает голову. - Отпусти меня, - опять тихо умоляет Люсиль. Но он, кажется, не слышит. – Герберт, мы должны помочь Кейт. Он встает, хватает ее за волосы и откуда-то в его руке появляется нож. Девушка завизжала от страха, одновременно пытаясь вырваться. И тут она увидела, как дверь в подвал приоткрывается. Люсиль стала еще сильнее вырываться, пытаясь дотянуться и ударить его в самое уязвимое место. Ей это удалось, и Герти скрутился на полу, прижимая руки к паху. Девушка вскочила и побежала к двери, слыша, как сзади пытается встать Герберт. Дверь распахивается и появляется полицейский Эштон. Он пропускает Люсиль к двери. На пороге она оборачивается и видит, как он сбил Герти с ног, и, навалившись сверху, надевает на него наручники.
