Агнес страшно. Так страшно, как никогда. Страх липкими холодными пальцами пробрался под одежду и медленно гладит по спине, заставляя ежиться от холода и дурных предчувствий. Кажется, она уже привыкла постоянно жить с ощущением опасности. Но все-таки ей не было так страшно тогда, в другой, дошкольной жизни. Ужас сковывал ее, когда старший брат пробирался к ней в комнату и шарил по еще не оформившемуся телу, тяжело дыша. Было стыдно и страшно проходить потом мимо родителей. Мама отводила глаза и поджимала губы, а папа смотрел на нее с отвращением. Было страшно в темноте выбираться из дома, подгибаясь от тяжести сумки, которую она собрала с собой. В одиннадцать лет не особо разбираешься, что может пригодиться, поэтому девочка взяла даже гантели. Было страшно идти к первому клиенту. Она поднималась по лестнице, и на каждой ступеньке сердце успевало простучать десять раз. Правда, и шла она медленно, плохо понимая, что найти путь назад почти невозможно. Агнес со страхом проглатывала первую таблетку, было неприятно и немного страшно вводить иглу под кожу в первый раз. Но потом страх отступил. Следующие почти пять лет она провела будто во сне, одурманенная. Иногда бывали минуты просветления, но она быстро находила новую дозу, чтобы не видеть, что творится вокруг и с нею. И чтобы не было больно. И страшно. Она не помнила, как попала в школу. Помнила только, что ей было ужасно страшно, особенно когда она почувствовала первые признаки ломки. Но ей давали какие-то таблетки, боль отступала, а потом и эти лекарства ей не понадобились. Впервые за долгие годы она была абсолютно чистой. Она давно не чувствовала себя так хорошо, не дышала полной грудью, не радовалась жизни. Ей нравилась школа, нравились другие ученицы, она была счастлива, что ей разрешают много рисовать, более того, поощряют это желание. Ей нравилась ее комната и соседка - Эмбер Картер. Но теперь в ее уже устоявшуюся спокойную и счастливую жизнь опять пробрался страх. Ее соседка и несколько других девушек любят ходить в лес ночью. Агнес с ними не ходила. Даже днем лес казался ей каким-то зловещим, а ночью она даже в окно предпочитала на него не смотреть. И вот недавно Эмбер с подругами опять ходили ночью туда. И вернулась под утро вся в слезах. Она упала на кровать, сотрясаясь от рыданий. “Я знала… Я знала… Боялась… Все должно было закончиться… Так боялась…” - шептала она между всхлипами. Разбуженная Агнес стала трясти ее и выспрашивать, что случилось, что может закончиться. Эмбер садится на кровати и смотрит на соседку пустыми глазами. - Безумный Арлекин. Я видела Безумного Арлекина. - Это же из школьной страшилки. Маньяк с топором в маске Арлекина. Дурь какая-то. Может, тебя разыграли? Как он выглядел? Или ты боишься, что он тебя убьет? Эмбер смотрит на Агнес, в ее взгляде удивление. - Ты что, ничего не помнишь? - спрашивает она. И берет с тумбочки перочинный нож и режет себе запястье. Агнес с изумлением видит, как выступает кровь, но уже в следующие секунды рука Эмбер заживает. - Что-то грядет, - говорит соседка, вытирая остатки крови о подол платья. И страх опять возвращается к Агнес. Она выбегает из комнаты, пробегает по темным коридорам школы, еще больше пугаясь от звука собственных шагов, гулким эхом отдающихся от сводов в пустых коридорах. Подгоняемая страхом, она бежит к башне, где они изучают астрономию, взлетает по лестнице на крышу. И останавливается. Перед ней раскинулась темная громада леса во всей его мощи. И там видно тени, которые двигаются, будто живые существа, хаотично, но в их движение есть какой-то порядок, какой-то смысл. В голове Агнес мелькает мысль, что она забыла очень большой кусок своей жизни. Но ей не хочется вспоминать. Ей хочется сделать вид, что ничего не было. Покинуть школу - это лишиться защиты, это опять возвращаться к старой жизни, а этого Агнес не хочет больше всего на свете. Агнес вернулась в комнату и легла спать. А она принимает решение. Она не будет расспрашивать Эмбер о лесе, об Арлекине, о том, что случилось и что там грядет, почему заживают раны. Она не будет спрашивать ничего. Чем меньше она знает, тем лучше. Она не хочет ничего знать, она просто хочет дальше спокойно жить дальше в школе и рисовать. Она засыпает, но где-то уже на краю сознания, мельком, она понимает, что ей опять тревожно. Страх опять вернулся. И липкими холодными пальцами пробрался под одежду и медленно гладит по спине.
"Мышка, стоя на задних лапках, передними скребла одну из потускневших кафельных плиток. Протертый ею уголок сверкал, как прежде.— Вот это да! — воскликнул Николя. — У тебя получается!.. Невероятно!.. Мышка остановилась и, тяжело дыша, протянула Николя свои стертые в кровь лапки.— О, ты себя изувечила!.. — сказал Николя. — Брось это. В конце концов, здесь и так немало солнца. Пошли, я тебя полечу.Николя сунул мышку в нагрудный карман, а она, все еще задыхаясь и полузакрыв глаза, выставила наружу свои бедные, израненные лапки.Борис Виан. «Пена дней»Лорен ласково провела пальцами по чуть шероховатой палитурке. Дивная вещь – книга. Вереницы черных символов, древесный терпковатый запах старой бумаги, гладкость послушно скользящих под пальцами листов - лишь обрамление этого чудесного портала в другие миры. Миры, в которых нет места замусоленным занавескам и грязным склизким губкам для посуды, липким столешницам, переполненным воняющим пепельницам; нет постоянных криков, ругани и мерзкого визга. В которых детей забирают из детского дома не ради пособия, а потому что хотят сделать частью семьи, любящей и заботливой. Где такому ребенку не нужно постоянно искать потайное укромное местечко, просто чтобы побыть в тишине, с жадностью проглотить очередную книгу, придать переполняющим пытливую голову мыслям, эмоциям и переживаниям форму стиха или рисунка…После посещения очередного чудесного мира привычная реальность казалась ещё более безрадостной и грязной. И тогда у Лорен появилась Мышь.Мышь была упрямой, деловитой и очень хозяйственной. Она очень хотела жить в просторном чистом доме и ясно представляла себе это прекрасное место с большой тихой библиотекой, отдельной мастерской, напоенной запахами свежей выпечки, корицы и меда кухней, увитой цветами верандой. Простор, чистота, свежесть, уют. Комфорт. Все, чего так не хватало Лорен. Она хотела вырваться из окружающей грязи и нищеты. Теперь Лорен никогда не опускала руки – Мышь призывала трудиться, не обращая внимания ни на что. Каждая книга, каждый стих, каждый рисунок, каждый выигранный грант или конкурс – все это крошечными, действительно мышиными шажочками приближало её к цели. А приглашение в «Хайдерс» стало настоящей удачей.Бесплатное обучение в частной школе с развитием творческих способностей. Лорен ликовала, Мышь довольно потирала лапки. ________________________ ________________________ ________________________ _Первый день в школе, она только успела поселиться и перевести дух – и уже вызов к директрисе. Мышь заволновалась. Оу, тесты на получение стипендии. Спокойно, Лорен, спокойно, дыши. Ты справишься. Тебе ведь очень нужна эта стипендия – Ма и Па привыкли получать деньги за приемных детей, а не тратиться на них. Сосредоточься, Лорен. Очередное маленькое испытание, ты обязательно справишься.Ну вот, молодец. А теперь осталось только дождаться результатов. Всего день, один день.Пока можно расслабиться и поболтать с Хизер. Хорошая девушка, Мыши она нравится. Может, они даже смогут подружиться. У Лорен ведь никогда не было подруги.Библиотека? О, разумеется, я с удовольствием пойду с тобой. Да, Хизер определенно очень славная.________________________ _________- Лорен, ты отлично написала тесты. Поздравляю – директриса тепло улыбалась ей. – И, разумеется, включена в список стипендиатов.Лорен улыбнулась в ответ и начала смущенно благодарить миссис Кэмпбелл, но осеклась на слове, заметив неприязненный взгляд одной из старшеклассниц. Мышь заволновалась. Выпендрежников никто не любит – один из главных уроков Па, которые он с удовольствием вколачивал в странного приемыша. Но ведь она так надеялась, что здесь, в такой школе сможет найти друзей и стать «своей»…Ужинать здесь было одно удовольствие. Просторный зал, чистые столы, потрясающе пахнущая вкусная еда, смех и веселые разговоры. Лорен изо всех сил старалась сдерживаться и не давиться едой, убеждая Мышь в том, что всего вдоволь и можно не бояться голода. Но Мышь беспокоилась.- Вы посмотрите-ка на нашу новоиспеченную стипендиатку! Ты что, приборами нормально пользоваться не умеешь? Хмм, странно, мозгов не хватило элементарные правила поведения выучить, а тесты прошла. Наугад галочки ставила, что ли... Обычно таким тупеньким стипендия не достается. А что же ты не ешь? Неужели я порчу тебе аппетит? А давай-ка я тебе помогу, вот, держи, пожалуйста, твой … Ну надо же, какая незадача, стакан из рук просто сам вывалился. Наверное, твоя дивная ловкость заразна! – продолжая ехидствовать, Джудит отошла от столика Лорен и вернулась к ухмыляющимся подружкам.Мышь обреченно вздохнула. Лорен знала таких девочек, как Джудит Моррис. Красавицы, популярные, успешные. Пестующие самодовольных жестоких Кошек. От них надо держаться подальше. - Лорен, не обращай ты внимания на эту стерву Джудит. Хорошо, что хоть чай остыл, ты не обожглась. Не переживай, я тебе говорю. Она же просто тебе завидует. Сама тесты с трудом прошла, вот и бросается на других стипендиаток. А тебя сама директриса похвалила!Лорен благодарно улыбнулась Хизер. Её поддержали - какое непривычное чувство. И очень приятное._____________________Черные ветви старых деревьев были похожи на обожженные руки, изогнувшиеся от боли. Они тянулись к ней через окно, грозясь схватить и утащить в темноту…Лорен подскочила на кровати с бешено бьющимся сердцем. Мышь была в ужасе и судорожно сжимала лапки. Ну что за глупости. Приснится же тако,а. Девушка несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоиться. И наконец отважилась посмотреть в окно. Отвела глаза и посмотрела снова.У границы леса стояла группка девушек; лиц не было видно, но Лорен почему-то была уверена – они все смотрят прямо на её окно. - Хизер… Хизер, ну проснись же…. Соседка не отзывалась. Лорен стало жутко; она поспешно накинула халат и выскочила в коридор. Звуки собственных шагов в тишине напугали её ещё больше. Надо попасть к миссис Кэмпбелл, скажу, что плохо себя чувствую… Отлично, Лорен, отлично. Хороший план. Знать бы ещё, где ночует миссис Кэмпбелл…Что же делать? Не лучше ли вернуться и попытаться заснуть, чем выставлять себя перепугавшейся невесть чего дурочкой? На радость Джудит Моррис.Но Мышь решила идти в кабинет директора. А вдруг там кто-то дежурит?Странно, кабинет не заперт, но внутри никого нет. Расстроенная Лорен уже собралась уходить, как вдруг заметила на столе папку с надписью «Стипендиаты». Мышь убеждала повернуться и выйти из кабинета, но Лорен решила взглянуть одним глазком на собственное дело. В этом же нет ничего плохого, Мышь, ну правда.Одно неловкое движение – и бумаги выскользнули из папки, веером разлетевшись по всему полу. Лорен испуганно принялась собирать их обратно…Однако…Странно. Лорен Морс, Джудит Моррис…А больше – ни одной знакомой фотографии, ни одного знакомого имени…Может, это стипендиаты прошлых выпусков? Нет, вот же годы обучения - они должны быть с нами….Мышь испуганно затихла. Лорен внезапно почувствовала, как саднят и болят её собственные ладони, абсолютно неповрежденные. Чистый кабинет показался грязным и тесным, наполненным знакомым удушливым запахом прокисших кухонных тряпок и переполненных пепельниц.Куда же ты попала, глупая Мышь?
Wake me up inside. Wake me up inside. Call my name and save me from the dark. Bid my blood to run. Before I come undone. Save me from the nothing I've become. Когда я поставила "Bring Me to Life" звонком на будильнике, мне это казалась забавной идей. Будильник, который будит тебя словами "разбуди меня". Но сегодня меня это раздражало. Я нехотя открыла глаза и посмотрела на календарь. Ещё один день прошёл. Ещё одним днём меньше до летних каникул, до того дня, когда мне придётся покинуть школу. Всё время думаю о том, что надо будет искать себе работу. Я пыталась устроиться во все театры и посылала видоеролики на все кастинги в округе, но в ответ пока было лишь молчание. Я что, настолько хуже других? Ведь я не от балды попала в "Регис", я тут, потому что я умею играть. Так почему меня не берут даже на самые коротенькие рекламные роли? Почему у меня не выходит? Что я делаю не так? Я даже не заметила, когда появился ком в горле и боль в груди. На глаза навернулись слёзы. Я не хуже других. Через две недели премьера нашего спектакля, в котором я играю одну из главных ролей. Нам сказали, что на представлении будет несколько влиятельных агентов, которые ищут талантливых актёров и сценаристов, но, конечно, нам не сказали, кого пригласили. Остаётся лишь репетировать свою роль снова и снова, оттачивать её до совершенства. Она станет моей самой лучшей, моей самой убедительной ролью. Она откроет мне двери. От этой мысли моё настроение резко улучшилось. Ещё ничего не потеряно. Я хорошо играю, я уже несколько месяцев репетирую, я идеально знаю текст, и порой мне кажется, что я даже мыслю как моя героиня, хотя она ещё та сволочь, и мало чем на меня похожа.-Не ты ли сказал, что тебе ничего не нужно. Что ты скорее умрёшь, чем примешь мою помощь, - надменно улыбаясь, говорю я. Я ощущаю свою власть. Я могу спасти жизнь моего несчастного племянника, молящего меня о помощи, но я не буду этого делать. Я это знаю, а вот он надеется. И я уже предвкушаю момент, когда он поймёт, что никто ему не поможет. "Но как только твоя жизнь в опасности, ты валяешься у меня в ногах и молишь о помощи, - Я не скрываю своего презрения. -Глупый мальчишка, выкручивайся сам!""Я знаю, что ты презираешь меня, но помоги ради моей матери. Разве ты не говорила, что любишь сестру? Моя смерть убьёт её..."Я рассмеялась: "Что ты знаешь, наивное дитя? Я... "- И только сейчас я поняла, что что-то не так. Ведь я одна. Поскольку я знаю практически весь сценарий наизусть, то я во время тренировок обычно представляю себе реплики остальных, но на этот раз голос был не только в моём представлении. Что это? Галлюцинации? "Эли!" - Я содрогнулась и осмотрелась. У двери стояла Хизер. "Всё-таки не галлюцинации", - облегчённо подумала я. Но что Хизер тут делает? И как побыстрее отделаться от неё? Не знаю почему, но она мне не нравится. Она вообще странная девчонка, одиночка, и как будто не от мира сего. Она может внезапно встать посреди урока и просто уйти, может даже покинуть школьную территорию, и ей это всегда сходит с рук. При этом у неё нет никаких примечательных талантов, да и учится она средне. Лично мне кажется, что попасть в школу ей помог витамин Б. Но это не основная причина, по которой я её не люблю. Что-то в ней меня пугает, но я не могу сказать, что. И откуда она знает текст, ведь она не участвует в спектакле?-Здравствуй, Хизер, - осторожно начала я. - Чем могу тебе помочь? - Блин, я сейчас, наверное тупо выгляжу, но мне всё равно. Главное - быстро отшить её.-Прогуляйся со мной, - улыбнулась Хизер.Я недоуменно на неё посмотрела. Прогуляться? С Хизер? Сейчас? -Прости, - быстро сказала я, - Но мне нужно репетировать. -Ты тут уже три часа. Пора отдохнуть. До обеда ещё час, как раз время пройтись, развеяться, - Хизер всё ещё улыбалась. Она выглядела как простая девчонка, так почему у меня такое чувство, что ей не стоит отказывать. -Хорошо,- кивнула я и спустилась со сцены. - Куда пойдём?-В лес. -В лес? - переспросила я. Некоторые ученицы ходят в лес, собирают травы, проводят какие-то ритуалы. Я не верю в потусторонние силы, и предпочитаю расслабиться с книжкой, но если им нравится, то почему нет. Но Хизер никогда не была в их компании, так с чего она хочет в лес, да ещё со мной?-Да, в лес. Я хочу тебе кое-что показать, - улыбка Хизер стала ещё шире.-Хорошо, - сказала я. Это всего лишь на час. Что за час может случиться?Мы вышли из школы и направились к лесу.-Ты же хочешь быть особенной? Отличаться от других?- спросила Хизер, и этот вопрос мне не понравился. -А разве не все мы особенные?- кто-то мне сказал, что отвечать вопросом на вопрос невежливо, но сейчас это не имело значения. Хизер засмеялась. - Да, мы все особенные, - согласилась она.-Но некоторые особеннее? - настороженно спросила я. И к чему она клонит? Вроде вопрос и безобидный, так почему мне кажется, что за ним скрывается нечто большее?Хизер не ответила, и мы продолжили наш путь молча. Через некоторое время мы пришли на небольшую поляну. Вроде ничего примечательного, если бы не крупная галька, которой скорее место на берегу реки, чем на поляне. -Мило, - сказала я, чтобы хоть как-то прервать молчание. -Ага,- хмыкнула Хизер и, присев на корточки, начала класть камни друг на друга, игнорируя меня. Я бы с удовольствием ушла, но я не имела не малейшего представления, где я, хотя обычно я хорошо ориентируюсь. Да и не могли мы за это время зайти уж очень далеко. Пока я пыталась понять, что здесь происходит, Хизер уже построила довольно высокий столб из камней. Я с любопытством рассматривала его. Не все камни были плоскими, но несмотря на это, они не падали. Разве можно так точно рассчитать центр тяжести камней, и положить их один на другой, чтобы они держались без всякой опоры?-Присоединяйся! - сказала Хизер и протянула мне камень. -Я так не умею, - ответила я. -А ты попробуй! - улыбнулась Хизер.Неуверенно я положила камень на столб, в полной уверенности, что он рухнет, как только я к нему прикоснусь. Но, к моему удивлению, столб стоял непоколебимо. -Попробуй ещё, - сказала Хизер. Похоже, она была довольна. Я взяла ещё один камень и положила его на столб, потом ещё один, и ещё. Последний я специально положила так, что он должен был упасть, но он остался лежать. -Что ты сделала с камнями?- недоверчиво спросила я. Единственное, что мне пришло в голову - это что камни намазаны клеем. Но даже с клеем последний камень не мог удержаться.-Это проявление моей силы, - сказала Хизер. - И твоей тоже. -Силы? - спросила я. - Как в звёздных войнах?-Не глупи, - теперь в голосе Хизер были нотки раздражения. -Прости, - испуганно сказала я. - Просто я не пониманию...Как?..-Я потом расскажу, - быстро ответила Хизер. - Скоро обед. Пока попробуй сама.Я присела на землю и взяла камень, положила его на землю, взяла ещё один, положила его сверху. Хоть я выбираю плоские камни, я понимаю, что рано или поздно, а скорее рано, этот столб упадёт. На пятом камне он рухнул. -Неплохо, - сказала Хизер. - Но я думаю, ты сможешь сделать столб с семью камнями. Давай! Это уже очень сильно смахивало на приказ, но я не осмелилась перечить. -Представь себе и делай. Я начала, но уже на четвёртом камне столб упал. - Ещё раз. На сцене ты же тоже представляешь себе героя, и становишься им. Сейчас тебе надо представить столб...-И быть им? - спросила я. - Звучит как эзотерическая фигня.Я почувствовала холод, до того как увидела ледяной взгляд Хизер. И тут я поняла, что я боялась её не зря. - Это не фигня, - тихо сказала она. -Прости. Просто я не понимаю...-Тебе не надо понимать, - перебила меня Хизер. - Чем меньше ты думаешь, тем лучше результат. Я с опаской посмотрела на неё и начала строить столб. Сама не знаю как, но мне удалось положить все семь камней друг на друга. А ещё мне начало казаться, что я уже это делала. Дежавю? -Думаю, на сегодня хватит, - сказала Хизер. Прошло четыре дня. Четыре дня школы, тренировок и упражнений с Хизер. Она рассказала мне, что счастье - эта та сила, которая не даёт камням упасть. Тогда я спросила, что она делает, когда ей грустно. Хизер ответила, что тогда она идёт к озеру, сосредотачивается на отрицательном чувстве, переносит его на один из камушков на берегу, и кидает его в воду. Звучит, конечно, интересно, но я сомневаюсь, что это работает. Мне даже сложно поверить в то, что камни держатся друг на друге, хотя я каждый день в этом убеждаюсь. А ещё я заметила, что когда мне грустно, или я особо напряжена, то стоит пойти в лес и построить несколько столбиков, и мне становится легче. Как будто эти чувства остаются в лесу. А ещё мне скучно строить просто столбы, поэтому я решила построить дом, а лучше замок. Я уже построила две стены, примерно два метра высотой и три метра длиной. Когда столб становился слишком высок, то стоило подкинуть камень, и он падал на верхушки столба, и оставался лежать. Я подкинула один камень...-Мама, мамa, смотри!- Я подбегаю к маме, хватаю её за руку, тяну в ту сторону, где я играла. На земле стоит маленький столбик, из шести камней. Мне понадобилось несколько попыток, чтобы положить камни так, чтобы они удержались, но я сумела, и я очень горжусь. Но мама только смотрит на меня усталым, пустым взглядом и продолжает сидеть. Её живот сильно выпирает. Наверное, поэтому она всегда усталая. Сестра вытягивает из неё силы. Я ненавижу сестру. Если бы не она, то мама играла бы со мной.- Почему ты тут?- Мама вздрагивает и оборачивается. Быстрым шагом к нам идёт отчим. - Ты же знаешь, что я в это время прихожу с работы, так почему ужин не готов?- Мама быстро встаёт. - Прости, я не следила за временем...- Дома не убрано! - продолжает отчим.- Но Эли не сиделось, и мы вышли погулять...- Эли не сиделось? Значит, у нас Эли главная. Я зарабатываю деньги, я обеспечиваю вас, и когда я прихожу с работы, то дома должно быть убрано, а ужин стоять на столе. Если тебе это не нравится, то можешь идти.Я испуганно прячусь за маму и смотрю на отчима.- Прости, - говорит мамa и идёт к дому. На меня она даже не смотрит.Мама лежит на диване, рядом несколько бутылок. - Мама, я хочу кушать, - хнычет Сэлли. - Мама...Я беру её за руку и отвожу на кухню. Достаю хлеб, масло, колбасу и делаю ей бутерброд. Сэлли просит маму помочь с уроками, но та игнорирует её и продолжает готовить. Печень с луком. Мы ненавидим печень, но это любимая еда отчима. Я отвожу Сэлли в комнату и объясняю ей задачку по математике. Крики, звук бьющегося стекла. Сэлли испуганно прижимается ко мне. Это не первый раз, когда мама и отчим ссорятся. Чтобы отвлечься от этих мыслей, я подкидываю два камня. Они падают на верх одного из столбов, они не удерживаются, срываются, а сам столб начинает шататься. Я сосредотачиваюсь на столбе, удерживаю его. После этого я беру два камня, кладу их друг на друга и начинаю строить новую стену. Но мне не удаётся положить даже четыре камня друг на друга. Да что происходит? Я же умею. Я всегда это умела. Так почему у меня на выходит? В чём ошибка? Что я делаю не так?Мелкая, никчёмная и глупая. Мой отчим всегда считал меня хуже других, что бы я ни делала, но я-то знаю, что он просто ненавидит меня. Считает меня обузой. Но я не глупая! Я умная! Я почти четыре года прожила без него, и ничего. Я сумела. Сэлли...Крики, Сэлли прибежала ко мне в комнату. Она плачет, а на щеке красное пятно. Я хватаю рюкзак, сую туда одежду, мою и Сэлли, и мою копилку, беру сестру за руку и выхожу из квартиры. Никто этого не замечает. Мы нашли заброшенный дом. В нём даже есть мебель. А в магазинах поблизости так легко украсть еду. У нас всё хорошо. Я справляюсь, ведь я большая. Я всё могу.-Что вы здесь делаете? Где ваши родители? Полицейские. Как они нас нашли? Я хватаю Сэлли за руку и бегу к двери. - Стойте!Ну уж нет. Мы не вернёмся домой. Я бегу, не оглядываясь, и тяну Сэлли за собой. - Я устала, - хнычет Сэлли. - Ещё немного, - задыхаясь говорю я. Мы добегаем до улицы, на которой плотное движение. Когда мы перебежим, полицейские не смогут последовать за нами. Я смогу, ведь я большая. Я выжидаю момента и перебегаю улицу. На полпути Сэлли отпускает мою руку, я пытаюсь схватить её, но машины приближаются, и я бегу дальше.Я не заметила, как оказалась на берегу озера. Может, это то озеро, о котором говорила Хизер. Какое-то оно странное. Почему вода такая тёмная, почти чёрная? Ведь сегодня солнечный день. Это озеро меня пугает, но одновременно оно притягивает меня. Поэтому я медленно подхожу ближе и приседаю на корточки. Поверхность озера гладкая и скорее напоминает нефть, чем воду. Интересно, что будет, если я до неё дотронусь. Я присматриваюсь к воде, пытаясь рассмотреть, что скрывается под ней, но чем дольше я смотрю, тем сильнее становится чувство тревоги. Как будто озеро скрывает что-то. Мне лучше уйти, но озеро не отпускает меня. И чем дольше я смотрю в воду, тем чётче я вижу лицо Сэлли. А ведь я никогда не задумывалась, что с ней стало. Я надеюсь, что её не вернули домой. Если она попала в приют, то её точно удочерили. Она ведь была такая милая, такой смышлёная. Наверное, она сейчас в любящей семье, и у неё всё хорошо. Когда я заметила, что почти касаюсь носом воды, чувство страха накрыло меня. Я вскочила и попятилась прочь от озера. Я не помнила, как пришла сюда, и не знала, в каком направлении школа. Но я примерно представляла, где на территории школы расположен лес. Если я пойду на запад, то относительно быстро выйду из леса. В любом случае, я надеюсь на это. Примерно прикинув направление, я пошла к школе.Ещё три дня до выступления, а мне уже не терпится. В последнее время я плохо спала. Не знаю почему, но независимо от того, сколько я сплю, я не высыпаюсь. От этого я стала раздражительной. Хизер отстранилась. Мы всё реже ходим вместе в лес, и хоть мы и обедали вместе, но она не особо охотно отвечала на мои вопросы. Мне начало казаться, что я её разочаровала, но я не могу сказать чем. Зато я всё чаще хожу к тому озеру. Оно привлекает меня. Я хотела раскрыть его тайны, но одновременно оно меня пугало.
Мне надо искать жильё и думать, что дальше. Что если я недостаточно хорошо сыграю? Что если меня не сочтут достаточно талантливой, чтобы предложить мне работу? Обучаться дальше? Но где взять на это деньги? К тому же я не представляю другой работы, кроме актёрской. Я даже не хочу стать звездой Голливуда и получать миллионы. Мне хватит работы в небольшом театре, с зарплатой, на которую я смогу прожить. Главное, чтобы быть на сцене. Разве я недостаточно хорошо играю? Но ведь я моих способностей хватило, чтобы получить стипендию, да и тут меня хвалят. Тогда где я недотягиваю? Чем я не устраиваю агентов и режиссёров?Я стояла на поляне, но дальше строить свой замок мне не хотелось. Какой толк от этой груды камней? Почему Хизер не научила меня чему-то полезному... Чему-то, что могло помочь мне. Вряд ли за территорией школы кого-то интересует, что я умею делать столбы из гальки. Да и тут никого это не волнует. Я подняла камень и кинула его в замок. Столб, в который попал камень, опасно зашатался, но не рухнул. Какой смысл от ещё одной башни? Это красивая, но бессмысленная постройка. Она не даёт мне ровно ничего. Вот если бы у меня была возможность убедить директора, или пройти кастинг, вот это было бы полезно, но как бы я ни старалась, я не дотягиваю. У других, кто работает намного меньше, всё выходит. Почему, почему на меня никто не обращает внимания? Я ведь не хуже! Я талантлива! Я работаю и стараюсь! Так что же со мной не так?Опять я стою у озера и смотрю на гладкую чёрную поверхность. А может, прыгнуть? Может, узнать, что за секреты скрывает озеро? Может, под чёрной поверхностью сокрыт иной мир, полный красок и возможностей? Может, стоит в него окунуться? Я подошла к озеру, присела на корточки, и опустила руки в воду. Прохладно, не неприятно, а вода в руках не такая уж и тёмная. Может, здесь моё место? Может, здесь меня понимают? Я всматриваюсь в воду, пытаюсь найти ответ на мои вопросы, но единственное, что я вижу, это лицо Сэлли. Чувство страха и опасности накрывает меня. Я вскакиваю и бегу. Бегу не останавливаясь. Вдалеке я слышу звук резко тормозящей машины и крики, но я не останавливаюсь, не оглядываюсь. Я бегу дальше к входу школы, и только тогда я останавливаюсь.Наконец этот день настал. Сегодня премьера нашего спектакля. Я смотрю из-за кулис на полный зал и гадаю, кто же в нём может осуществить мою мечту. Я не спала ночью, но не смотря на это, я полна сил. Скоро начало, и я чувствую как стираются границы между мной и моей героиней, как я становлюсь ей. Я готова, и мне не терпится выйти на сцену. Свет прожекторов и чувство власти. Здесь и сейчас я решаю судьбы, у мня власть над жизнью и смертью. Я это знаю, я этим нарождаюсь. Чувство отчаянья и страха, когда я понимаю, что меня предали. Кинжал вонзается мне в грудь. Я чувствую эту боль и падаю под бурные аплодисменты на сцену. Спектакль прошёл на ура. Мне много кто говорил, что я отлично сыграла свою роль. Сегодня вечером я в центре внимания, и я не сомневаюсь в том, что я справилась, что меня заметили.С премьеры спектакля прошла неделя. Неделя, полная ожиданий. Я даже думала спросить у других участвующих в спектакле, слышали ли они что-то про агентов, которые должны были присутствовать на спектакле, но я боялась ответа. Я стою на поляне и смотрю на свой замок. Он получился красивым. Башенки, завитки, балконы. Мечта диснеевских принцесс и маленьких девочек. Но какой толк от него? Зачем я его строила? Я могла потратить это время на оттачивание своей роли. Если бы я была чуточку лучше, то агенты заинтересовались бы мной. Мне не хватило немногого. Если бы я использовала своё время умно, у меня были бы перспективы. Но теперь поздно. Я упустила свой шанс, и ничего уже не вернуть. Я подняла с земли камень и кинула его в замок, а за ним ещё один, и ещё. Столбы опасно зашатались, но я не стала стабилизировать их. Вместо этого я кидала в замок один камень за другим. Первый столб рухнул, увлекая за собой все остальные. За пару мгновений замок превратился в груду камней, но мне было всё равно. На берегу озера я разделась до нижнего белья и вошла в воду. Она была холодной. Слишком холодной для лета. Я отплыла на середину озера и нырнула. Под водой я пыталась разглядеть хоть что-то, но у меня не выходило. Я повернулась в воде и посмотрела туда, где, как мне казалось, должен быть верх, но увидела лишь темноту. Разве я не должна видеть свет солнца? Я же не так глубоко нырнула. Я повернулась в другую сторону, потом ещё, но света нигде не было видно. Я снова повернулась в ту сторону, где, как мне казалось, должен быть верх, и поплыла. Но несмотря на то, что я уже давно должна была вынырнуть, меня окружала лишь тьма, а мои лёгкие начинали болеть. Долго я не протяну. Изо всех сил я плыла туда, где должен был быть верх, но ничего не меняется, кроме боли в лёгких и чувства страха, которое становится всё сильнее. Мне критически не хватает кислорода, и если я не выплыву в ближайшее время, то я не выплыву вообще. Вдалеке я увидела свет, и это придало мне сил. Я устремилась к свету. Вот он всё ближе. Осталось совсем немного. Совсем немного. Ещё чуть-чуть.Передо мной стояла Сэлли. Её тело было единственным источником света в кромешной тьме. Я смотрела на неё и не могла поверить своим глазам. За все эти годы она ничуть не изменилась, а ведь ей должно было быть четырнадцать лет. Так почему она всё ещё шестилетняя девочка? Я продолжала смотреть на неё, пытаясь понять. И тут я вспомнила.Шум машин и приближающиеся полицейские. Надо лишь перебежать улицу, и они не поймают нас. Я выждала момент и побежала. Мы добежали до середины улицы, и тут Сэлли спотыкается. Падая, она отпустила мою руку, но я замечаю это слишком поздно. Сэлли лежит посреди улицы, а на меня несётся машина. Я рванула в сторону, достигла тротуара. Звук тормозов, я оборачиваюсь и гляжу на улицу. Водитель пытается затормозить, но уже поздно. Сэлли не вернулась домой и не попала в приют, где её удочерили добрые, хорошие люди. Она осталась лежать там, посреди дороги, в луже крови, а я, я убежала, даже не пытаясь ей помочь.- Прости меня, - шепчу я, - Пожалуйста, прости.Сэлли улыбается и протягивает мне руку. - Хизер, ты не видела Элис?- Нет, - отвечает Хизер.- Меня просили передать ей письмо, но я не могу её найти. Вы же дружите. Можешь передать его ей?- Хорошо, - кивает Хизер. - Как только я увижу Элис, я его передам.
Why are there so many songs about rainbows and what’s on the other side?Rainbows are visions, but only illusions,and rainbows have nothing to hide.Часть 1. Красный.Я ела рисовый пудинг с вишневым вареньем, когда отец сказал, что не будет больше жить с нами. Мне было шесть или семь, и я до сих пор помню, как тягучее варенье медленно сползало вниз по стенке тарелки, оставляя за собой причудливые разводы. Я злилась. Потом появился мистер Пибоди, который пах сигаретами и вечно ходил в майке с "Вестерн Сидней Уондерерс". Мистера Пибоди сменил человек-костюм мистер Гейл, на смену мистеру Гейлу пришел "милашка" Родни. Они все были такими разными и их объединяло одно - они спали с моей матерью. И все как один говорили мне, как я на нее похожа. Это мне льстило, ей восхищались, и я хотела того же. Я всегда была в центре внимания среди сверстников. Я все еще хотела стать актрисой как она, до тех пор пока мне не исполнилось четырнадцать.Мистер Кламп сказал мне то же, что и другие: "Ты так похожа на мать, Джуди..." Он продолжал повторять это, когда приближался ко мне, обдавая волной дорогих духов вперемешку с запахом пота. Он замолчал лишь когда впился губами в мою шею, до боли сжимая запястья. Он ушел, оставив меня глотать слезы и застирывать пятна крови на своем белье.Я ненавижу мужчин. Часть 2. Оранжевый.Я люблю раннюю осень. Как будто кто-то разлил коробку с красками. Понимаю, это звучит глупо.Эта осень была не такая, как все. Новая школа - новая жизнь. Хайдерс - это закрытая школа для девочек. Дочка самой Шейлы Моррис в где-то на отшибе в глубоком лесу, о, просто предел мечтаний... Дело в том, что меня снова выперли из бывшей школы со скандалом. Не понимаю, что я такого сделала? С сынком Менакера и его дружком ничего ужасного не случилось, их уже выписали, а уж уроки и другие ученики постоянно пропускают... Ах, ну они же мальчики.Этот мир - мир мужчин. И я подумала тогда, может Хайдерс - не так уж и плохо?...Экзамены дались мне легко (мне даже предложили стипендию), так же легко я нашла подруг. Сложно было, пожалуй, только привыкнуть к школьной форме - если надеть мою любимую красную блузку под форменную кофту, выглядеть будешь как заправское пугало. Правда, моя соседка по комнате Эрин уверяла меня, что серо-голубой цвет формы мне к лицу. Может и так, самой-то Эрин явно не повезло - форма просто чудовищно не подходила к ее огненной шевелюре. Слава богу, после обеда можно было влезть в привычные джинсы и толстовку - по крайней мере их не страшно заляпать красками. Как-то раз, кстати, наша директриса, миссис Эпплет, во время одной из проверок сказала, что мои работы имеют странный подтекст, я тех пор я старалась изображать что-то нейтральное. Осенние листья, например.Впрочем, это не мешало мне рисовать карикатуры на миссис Эпплет и других преподавательниц, пока никто не видит.И продолжать сходить с ума по рыжим волосам и веснушкам Эрин.Часть 3. Желтый.В Хайдерс мою жизнь стали определять правила. Нельзя опаздывать на занятия.Нельзя не носить школьную форму.Нельзя пользоваться сотовыми телефонами.Нельзя выходить за территорию школы (это правило еще и подкреплялось страшилками про то, что тот, кто пойдет в лес, уже никогда не вернется).Нельзя подходить к комнате в конце коридора на втором этаже.Нельзя. Нельзя. Нельзя.Я как-то раз пришла в себя в больничном крыле, после того, как бродила по второму этажу. Обморок. Совпадение? Или правда... нельзя?Ночь в больничном крыле не стала исключением для моих снов, которые преследовали меня с момента поступления в Хайдерс. Они всегда начинались одинаково - ночь, полная луна, тишина и тропинка, которая манит в лес. Я иду и иду вперед, пока Хайдерс не скрывается из виду, а холодный желтоватый лунный свет едва пробивается сквозь кривые ветви старых деревьев. Мне кажется, будто вокруг кто-то ходит, но кроме теней ничего не вижу. Я не могу найти дорогу обратно.Первые лучи утреннего солнца стирали впечатления, но мне все равно было как-то не по себе. Видел ли кто-то такие же сны?Может быть, Эмили Томпсон? Когда она проходила мимо меня, она всегда провожала меня взглядом, как будто хотела заговорить. Но рядом неизменно оказывался кто-то из преподавателей.Помимо снов меня обеспокоила самовольная отставка миссис Эпплет. Место директора посреди учебного года заняла миссис Кэмпбелл, мрачный вид и каркающий британский акцент которой не вязались с ее канареечным пиджаком точно так же, как и она сама не вязалась с Хайдерс.Часть 4. Зеленый.Мне так и не удалось поговорить с Эмили. В один прекрасный день она просто пропала. Впрочем, на лицах учительниц и миссис Кэмпбелл не было и тени беспокойства, все шло как и шло - своим чередом. Конечно же, в соответствии с опостылевшими уже правилами.Но что-то было не так. Какое-то напряжение витало в воздухе.Накануне ведь все было как обычно? Уроки, обед в общем зале, Эмили как всегда сидела со своей подругой Марси в углу, дальше свободное время, ужин... А вот за ужином Эмили повела себя необычно. Нет, она частенько сверлила меня взглядом, но в этот раз, клянусь, она подняла бокал с чаем за меня! По крайней мере, это выглядело именно так. Я отбросила эту мысль подальше, отчасти из-за неосознанного страха, отчасти из-за того, что решила, что сама уже накручиваю себя. Я стояла и смотрела в окно на приехавшие машины с поисковыми группами. Мужчины уходили в лес. Неужели Эмили отправилась туда? Зачем? Или... ее "отправили"? Я невольно вспомнила слова Марси (с ней мне как-то чудом удалось поболтать) об озере в лесу, куда водят стипендиаток. Таких, как Эмили. И я.Два дня спустя миссис Кэмпбелл будничным тоном объявила, что Эмили нашлась - она просто сбежала к родителям. Я почувствовала облегчение, а затем укол зависти. Какой бы была моя жизнь, если бы я эти пару лет училась бы в обычной школе?На следующий день я получила зеленый конверт от дежурной - в нем было мое новое расписание, каждый день был добавлен новый урок. Ни Эрин, ни мои подруги не имели понятия, что это. Кабинет не был указан, но меня встретила миссис Бакстон.И мы пошли к лесу.На берегу озера нас ждали еще несколько преподавательниц. Миссис Перк прочитала мне небольшую лекцию о том, что девочки более восприимчивы к исскусству и умственным упражнениям, упомянув о том, что мужчины, которые пытались жить в школе, даже в качестве учителей, здесь долго не задерживались. Потом мне предложили посидеть на берегу и "распахнуть сознание". Я присела на траву, ощущая кожей настойчивые взгляды. Я подавила желание обернуться.Озеро завораживало и пугало одновременно. Оно утопало в зелени, но вода была темной, мутной, тягучей на вид. Я достала кисти и краски, с минуту помедлив, ожидая неодобрения, стала рисовать.Походы к озеру стали ежедневными, но я абсолютно не видела в них смысла. Со временем я заметила то, что показалось мне странным - учителя сменяли друг друга, но у озера я ни разу не видела миссис Кэмпбелл. Спросить об этом я не решилась. Однажды, разговорившись с молоденькой еще мисс Уоррен, преподавательницей математики, я узнала, что все преподавательницы здесь - выпускницы Хайдерса, кроме миссис Кэмпбелл, которую пригласили из Англии. На закономерный вопрос, для чего вообще ее пригласили, был загадочный ответ: "Две капли воды, если соединятся, станут одной каплей воды".Что за бред?Часть 5. Голубой.Походы к озеру каждый день в любую погоду меня порядком достали. Неудивительно, что Эмили сбежала. Я как-то сказала об этом Эрин перед сном, а она в ответ просто взорвалась. "Эмили, Эмили, Эмили - сколько можно? Ты только о ней и говоришь. Да про озеро, думаешь, ты особенная?" Я даже не подумала, что мой интерес к Эмили может вызвать ревность у Эрин. Да до такой степени, что она попросила нас расселить. Моей новой соседкой стала Хелена, серая мышь из параллельного класса, с вечно заложенным носом. Блеск.И я не выдержала.Рюкзак, семьдесят долларов в кармане, порванные джинсы и поцарапанные руки - такой я стояла на автовокзале ранним утром. Сидней. Вот куда я направлялась. В большом городе найдется место для семнадцатилетней девчонки, а там - будь что будет. Меня испепелял гнев. Я злилась на Эрин, на мерзкий Хайдерс, на несправедливость. На собственную мать, которой никогда не было до меня дела. На отца.Сидней встретил меня шумом, скоростью и пестрыми красками. За годы в Хайдерс я отвыкла от автострад, рекламных щитов, модной одежды. И от мужчин. События сменяли друг друга, и я не успевала за ними. Вот дешевенький мотель, вот кафе, вот магазин одежды, лазурное небо, улыбки. Ночь. Никаких кошмаров - я выспалась как никогда раньше.И...Полицейский участок.Сквозь подступившие слезы я вижу только голубую рубашку офицера, который сидит напротив и что-то мне говорит, я не слышу, что. Я не вижу мать, которая отчитывает меня с другой стороны. Я не вижу ничего.Всего два дня на свободе и здравствуй, Хайдерс.Небо перестало быть лазурным.Часть 6. Синий.Я проснулась под утро от привычного кошмара про лес. Рядом кряхтела и сопела Хелена. Я подошла к окну и посмотрела на иссиня-черное небо, усеянное звездами. Наверное, нигде ночью не бывает так темно, как в Хайдерс. Ночь в мотеле казалось сном. И тут я поняла. В мотеле я не видела снов. В голове пронеслись Эмили, лес, тени и чай. Они что-то подсыпают в чай. Вот о чем хотела намекнуть мне Эмили!Если не пить чай, то не заснёшь. Странные сны с тех пор прекратились. Им на смену пришла реальность. И в ней лес не давал покоя. Во тьме ночи тени продолжали тянуться ко мне, проникали в комнату, а за окном, на границе леса стояли девочки в школьной форме и смотрели прямо на меня, хотя я была уверена, что снаружи меня никак нельзя увидеть. Я пыталась разобрать их отливающие синевой лица, но тщетно.Куда же ты пропала, Эмили?Часть 7. Фиолетовый, почти черный.Прошел год.А кажется, целая вечность. Вечность из страха и отчаяния. Я всячески пыталась сделать так, чтобы меня выгнали из Хайдерс. Бесполезно. Ничем, кроме очередного головокружения это не заканчивалось. Чем они нас травят?- Знакомьтесь, это Лорен, - чопорно произнесла миссис Кэмпбелл за завтраком, - Наша новая стипендиатка.У меня комок встал в горле, и я поперхнулась. Новенькая смущенно улыбнулась всем. Беги, глупая, беги отсюда - хотелось закричать мне. Я не знала, что делать.Она попадет в тот же капкан, что и я. И Эмили. Если уже не попала.Из Хайдерс можно уехать, наверное. По своей воле. Что ж, в обед Лорен здесь явно не понравится....- Привет, я Лорен.- Я в курсе, - напустив злобу, говорю я, - И как такая тупая курица получила стипендию? Поди папочка заплатил?У Лорен задергалась губа, но она промолчала.- Что молчишь, пигалица? - я не нахожу ничего лучше, чем вылить на неё стакан чая, - Взбодрилась? То-то же.Миссис Кэмпбелл, поджав губы, смотрит на меня, и я отхожу от стола.Давай же, Лорен. Заплачь. Убеги.Если нет, завтра я продолжу.
Когда моя соседка в первый раз собиралась вместе со всеми в лес на пикник, я окинула ее взглядом и насмешливо поинтересовалась:- Ты в этом намерена идти гулять? Правда?Сама я нарядилась соответственно случаю: брезентовые штаны, высокие ботинки на шнуровке, безликая футболка и плотная куртка. Ее прикид годился только для вечеринки: скинни с модными прорехами, маечка на одно плечо, босоножки на платформе. Конечно, пара браслетов на руке. Конечно, легкая укладка, конечно, тушь для ресниц. - Тебе что-то не нравится? - правильно, и губки надула. Этакое фи маленькой принцессы по отношению к смертным. - Видишь ли, - я подтянулась на подоконник, закинула ногу на ногу и перешла на тон доброй мамочки, - леса в Австралии - это не те леса, которые растут у вас. Здесь в лесу нет ни егерей, ни мусорок, ни наглых прикормленных белок. Здесь нет гладких тропинок и указателей. И даже мороженого здесь нет. Зато здесь есть пауки размером с ладонь, - я пошевелила растопыренными пальцами, - многоножки и змеи. И каждая тварь в этом лесу, неважно, ползает она, бегает или летает, мечтает только об одном, - я выдержала драматическую паузу и рявкнула, - сожрать тебя и обглодать твои кости!!!Ее передернуло. Я, довольная эффектом, продолжила миролюбиво:-И если ты не хочешь вернуться с пикника на носилках, лучше переоденься.Она думала, что я ее просто пугаю. Она думала, это глупая шутка. Она жестоко ошибалась. С пикника в школу она бежала без оглядки и еще пару недель жаловалась, что ей кажется, будто под майку заползла сколопендра, в волосах притаился паук, а по ногам скользит упругое змеиное тело. Жить со мной в одной комнате она больше не смогла, да я и не очень-то переживала. Терпеть не могу избалованных фифочек. В остальном школа меня устраивала. Не могу сказать, что сильно нравилась, но устраивала. Школа нового стиля - так, кажется, пишут в рекламе. Новое - это хорошо забытое старое, верно? Вот и у нас новый стиль - это хорошо забытый режим пансиона для благородных девиц. Помимо общеобразовательных предметов нам устраивали так называемое эстетическое развитие - сценическое искусство, танцы (никакого хип-хопа, что вы, только классическая программа), музыка, ораторское искусство и даже философские семинары. Проходили они в атмосфере птичьего базара - попробуйте, соберите в одной аудитории десяток девочек-подростков и бросьте им тему "Психологические отличия женщин от мужчин". Через десять, самое большее пятнадцать минут вы не сможете находиться в кабинете без хороших экранирующих наушников. И это при том, что про мужчин мы знаем не так уж много. В лесу, знаете ли, дефицит мужского внимания. Семинар про молодость завершился в нашей комнате вечером страшных историй. Я как будто снова очутилась в скаутском лагере после отбоя, и старшие девочки рассказывают про маньяка с пилой, индейские проклятия и призрак Безголового. В этот раз мы доболтались до безумного Арлекина - якобы, бродит тут такой по коридорам, девочек убивает. Хотя все мы знали, что родители "убитых" просто-напросто не могли оплатить дальнейшее проживание дочерей в пансионе и забирали их в государственные школы, история все равно звучала жутко. Представьте: темная, беззвездная ночь, ветер свищет за окном, деревья кажутся мрачными великанами, помаргивает люстра, и тут еще заунывными голосами вам рассказывают про безумного Арлекина. Вообще, по-моему, свихнуться в таком лесу вполне естественно. Еще пара пикников вместе со скорпионами - и меня тоже не минует эта участь. Желая разрядить обстановку, Эми с наигранным смехом заявила:- А я знаю, кто убийца!- Дворецкий? - спросила Лили.- Директор! Ты заметила, она каждый день в новом платье? Это чтобы на старом пятен крови никто не увидел!- Или просто она заказывает из Китая новые шмотки на те деньги, что твой папа перечисляет на счет школы. - Да ну тебя, - отмахнулась Эми, - с твоей рациональностью только страховым агентом работать! Я тебе говорю, она убийца и прячет трупы за той потайной дверью, в которую нам нельзя заходить.- А я тебе говорю, что за той дверью склад поломанной мебели, старых швабр и прочего хлама. Были бы там трупы, пахло бы на весь коридор, а еще трупная жидкость разъедает перекрытия и...- Хватит! - взвизгнула Лили. - Откуда ты столько знаешь? Может, ты их туда и прятала?! - Нет, - я объясняла это уже в третий раз, но память у Лили как у золотой рыбки, - мой драгоценный папенька - старший детектив нью-йоркской полиции, криминальный отдел. Я засыпала, можно сказать, под полицейские отчеты. ... Конечно, про развод папеньки с мамой и мои мотания между Нью-Йорком и Сиэтлом я умолчала. Спустя пятнадцать минут мы отправились на операцию "Вскрой дверь". Конечно, у меня не получилось вскрыть замок гнутой шпилькой, и мы остались с носом. Но дух приключений уже вытеснил здравый смысл, и мы решили взломать кабинет директрисы. Интересно, почему я, дочь полицейского, не подумала о наказании за проникновение со взломом? Может, потому, что верила в добросердечие и плюшевость мисс Николс?Дверь поддалась на удивление легко, но ничего особенного в кабинете мы не нашли. Компьютер, книжный стеллаж, полки с тетрадями, какие-то папки с унылыми этикетками: "Счета", "Семестровые планы", "Отчеты", "Попечительский совет", "Убийства"... ЧТО?!Я быстро раскрыла папку. Газетные вырезки, надо же, какой архаизм. Пожелтевшие уже, кое-где помятые. Бла-бла, полиция делает все возможное, привлечены специалисты Скотланд-Ярда... Англия, значит. Размытое фото, явно с камер уличного наблюдения, но видно, что женщина - лет пятидесяти, с темными волосами до плеч, на директора не похожа совсем. Мать ее, что ли? Девчонок вырезки не напугали, а мне почему-то стало не по себе. Ну, кто в здравом уме и твердой памяти в двадцать первом электронном веке будет вырезать из газеты фото и хранить его вместе с отчетами на рабочем столе? Как сказал бы мой папа, "тут есть над чем подумать". - Пойдешь с нами? - азартно предложила Эми. - Куда это?- Как куда? К камню друидов!- В лес? Ночью? Вы свихнулись?- Да ладно тебе!- Я не пойду. Идите, куда хотите. Мне вдруг захотелось позвонить отцу и рассказать ему эту историю. Пусть он не контактирует со Скотланд-Ярдом, но накидать мне пару-тройку успокоительных версий он точно сможет. Но телефон отец не брал. Такое часто случалось - на совещаниях или допросах он выставлял беззвучный режим и перезванивал позже. Почему-то и мама трубку не взяла, хотя она не работала и сидела дома с моими сводными братьями. Ее второй муж зарабатывал в два раза больше полицейского детектива и мог себе позволить неработающую жену. Не взял трубку и мой лучший друг, и подружка детства, не расстававшаяся с телефоном даже в ванной... Трубка в моей руке однообразно гудела, и никому во всем мире не было дела до затерянной в австралийском лесу девочки. Сволочи они, все-таки. Сплавили меня сюда и даже разговаривать не хотят. Сво-о-о-олочи... Забыли меня и разлюби-и-и-или...
Каждый вечер в окно стучатся ветки деревьев. Это не скромное царапанье о стекло, как было дома, – нет, это глухие и жутковатые шлепки мясистых листьев, словно огромные жабы хотят запрыгнуть внутрь, но натыкаются на преграду. Я боюсь включить свет и смотрю за игрой теней на полу, забившись в дальний угол комнаты. Витиеватые змеи в лунном свете, схлестывающиеся в бесконечном агрессивном танце. Иногда они затихают, и я осторожно касаюсь пальцами темных пятен на полу, и тут же силой ветра агонизирующие движения теней продолжаются, к моему вящему ужасу.Я не так давно в школе «Хайдерс». Сначала я думала, что мне очень повезло оказаться здесь: наконец-то вырвалась из-под домашнего гнета. По мнению учителей и родителей, я никогда не славилась хорошим поведением, по моему же мнению – я просто отчаянно хотела хоть немного свободы. Порой, конечно, мое желание выходило из-под контроля и превращалось в крупные стычки с ровесниками, а пару раз дело и до полиции доходило. Звучит скверно, но ничего серьезного, так, перегнула палку в стремлении вкусить запретного плода. Поэтому, когда учительница из общеобразовательной школы послала мои стихи на конкурс, в результате чего мной заинтересовались в «Хайдерс», я готова была бить витрины от радости. Да что там, я и впрямь расколотила одну – у мехового магазина. Все равно подумают на активистов-зоозащитников, так что вполне можно выпустить свои эмоции наружу за их счет.«Хайдерс» же оказалась такой же тюрьмой, как и отчий дом, разве что чуть менее строгого режима. Здесь из нас пытаются мимоходом воспитать творческих личностей, на уроках привлекают ко всяким философским спорам и всячески стараются показать, что мы несколько выше простецкого образования обычных школ, но мне это кажется нелепым. Они думают, что если я сплету тугую прочную корзину или нарисую натюрморт с чертовыми яблоками с учетом свет-светотень-тень, я возвышусь над обывателями, ха. А еще они хвалят мои стихи, отыскивают какие-то там аллитерации, обращают внимание на литоты и метафоры, говорят о сочных ярких образах. Эй, о чем вы вообще? Я просто записываю мысли, а они ложатся в строки, это НЕ искусство, это даже не особо-то творчество! Просто у нас такой язык, в котором зарифмовать две строки – обыденность, сложнее этого не сделать. Когда я не выиграла стипендию школы, я даже почувствовала удовлетворение – выкусили, искусствоведы? Главная красавица, а по совместительству моя вялотекущая врагиня Джудит Моррис попыталась со своей компанией поднять меня на смех по этому поводу, но, завидев мое полнейшее равнодушие, вернулась к той схеме отношений, что мы обычно предпочитали, - брезгливо фыркать друг на друга с расстояния в сотню ярдов. На том мои литературные приключения и затихли.А еще «Хайдерс» окружена лесом. Густым гигантским лесом, которого я боюсь всей душой. В первый же день, как я приехала, меня привлекли к поисковой операции: какая-то безрассудная ученица, очевидно, сгинула в дебрях этого зеленого ада. Мы искали ее два дня, шарахаясь от каждого камня и в каждом мшистом стволе видя притаившегося убийцу – и дай-то бог, из плоти и крови! – а потом получили весточку от ее родителей, что она просто сбежала домой. В тот момент я желала проклятой беглянке всех бед, таких страшных, каких только могла придумать. В том числе – чтоб ее растерзали все те демоны, которых я намыслила себе, считая каждый шаг в бесконечной череде шагов по этим болотистым тропам. Чтоб она тоже забыла, как дышать, чтоб облегчение от «вроде ничего не случилось» тут же сменялось страхом «а вдруг случится сейчас», чтоб все органы чувств работали на «только бы не ошибиться» и «только бы не закричать».Директриса, миссис Кэмпбелл, созвала нас всех в конференц-зал и объявила, что поиски завершены: Эмили-или-как-там-ее-зовут в порядке («чтоб тебя олень на рога поднял, змеи изжалили и птицы глаза выклевали», - прошептала я). Позже Кэмпбелл сказала, что видела, как я молилась за несчастную, как переживала за нее и как блестели слезы на моих глазах. «Это ненависть», - невнятно пробормотала я. Директриса мне не нравилась – она напоминала иссохшую рептилию, - и ее похвалы были мне неприятны. Я размышляла о том, как она выползает из своей кожи по ночам, а утром надевает ее обратно – мятую, ставшую чересчур большой и слишком темной. Наверняка она и слышит этой же кожей, поэтому так часто переспрашивает. Где только выискали эту престарелую амфибию с тщательно скрываемыми мыслями о мировом господстве? Говорят, она заступила на этот пост недавно, внезапно сменив молодую и активную даму, желавшую сделать окружающие леса более дружелюбными и менее пугающими. Куда она делась – неизвестно. Откуда взялась Кэмпбелл – тоже.Вскорости после событий с потеряшкой-которая-нашлась я наткнулась на компанию из трех девиц, которые, несмотря на подчеркнутую строгость нашей формы, умудрялись выглядеть неформально даже в ней: у одной под блейзером пододета блуза с черно-розовыми блестящими черепами, на другой красуются едва заметные проколы по всей левой ушной раковине, а третья словно бы случайно демонстрирует хвостики татуировки из-под рукавов и воротничка. Эта славная троица заперла кого-то в темном чулане и всячески потешалась, выкрикивая через дверь обидные слова в адрес запертой, а также рассказывая истории про жертву призраку болот, который обязательно придет поиметь ее – «слышишь, слышишь шаги?». Несчастная плакала и умоляла ее выпустить, но мучители лишь смеялись громче. Чувствуя бегающий холодок по позвоночнику, я все же решила вступиться и , возможно, тем самым победить наши страхи. Сначала троица встретила меня презрительным «а ты кто вообще такая?», но, едва я пригрозила расправой (а татуированной-таки пришлось отвесить оплеуху, чтоб отдала ключ), как они отступили с псевдо-воинственным «мы еще увидимся». В чулане оказалась некая Бекки Кларксон, которая бросилась мне на шею, шепча какие-то глупости и признательности.…С тех пор прошел год. Я боюсь стука листьев по-прежнему и по-прежнему не выхожу в лес. Но я никогда не говорила об этом Бекки – она слишком тонкая, хрупкая и чувствительная, ей нужна моя поддержка, и ради нее я изображаю из себя невозмутимого бесстрашного союзника. По ночам она рассказывает мне о своих родных, которые ее доводили вплоть до того, что она резала себе вены, а я держу ее за руку. Она не знает, что это скорее она держит меня. Это она забирает мой страх, когда я не в силах отвести глаз от пляшущих теней на полу. Но – она думает иначе, она думает, что это я ее смелый спаситель.С тех пор, как мы поселились вместе, я узнала от Бекки десятки историй про окрестный лес. Естественно, это не прибавило мне смелости. Но моя славная спутница обожала, дрожа от нетерпения и страха, рассказывать о заблудших мертвых душах на топях, о висельниках на раскидистых ветвях, о давно вымерших чудовищах, восстающих в полночь. Казалось, только в те моменты, когда ее звенящий голос повествовал очередную страшилку о бестелых, она была действительно счастлива. Помимо историй о лесе, она знала несколько легенд о таинственной двери на втором этаже. Их она рассказывала сбивчиво и не так самозабвенно, путалась в описаниях, но мне все равно нравилось ее слушать, хоть я и старалась не вникать в сюжетные линии – они мне аукались бессонными ночами и рваными болезненными кошмарами.А днем полуночная сказительница Бекки, вдохновенная и звонкая, превращалась в бледную дерганую девочку, застенчиво мнущую подол клетчатой юбки. Она тоже боится – боится звонков из дома. Ее родственники словно соревнуются в том, чтоб довести ее до истерики как можно скорее. Мы обе ненавидим, когда телефон оживает. Мы обе надеемся, что он будет молчать как можно дольше. Но в один из вечеров мы слышим звонок, и обе рефлекторно сжимаемся в ожидании неприятностей. Бекки, с поникшими плечами и краснеющими глазами, внимательно слушает то, что ей говорят, а потом кладет трубку и говорит, что ее забирают из школы. Она даже не сразу понимает, что хочет плакать, но когда начинает – ее не остановить. Я пытаюсь утешить ее, но не могу заглушить и удержать этот водопад слез и эмоций.Я говорю ей, что за пределами «Хайдерс» тоже есть жизнь. Пытаюсь убедить, что там тоже есть хорошее. Ровные улицы, солнечный свет, горячие вафли. Но Бекки только плачет сильнее. Цветные платья, воздушные шары, стеклянные бусы. Но Бекки не прекращает. Наконец, отстранившись, она на одном дыхании сообщает мне – сухо и безжизненно, - что дома ее насилует отчим, а матери нет никакого дела до этого, «он же мужчина».Я предлагаю ей пойти к властям (кто бы мог подумать, что я пойду к ним добровольно) или сообщить учительницам, но та лишь упрямо мотает головой и твердит «нет».Потом она обнимает меня, обещает обсудить все, когда успокоится. Мы засыпаем рядом, но, проснувшись, я не нахожу ее ни в комнате, ни на этаже. Я боюсь спрашивать о ней у окружающих – вдруг слухи дойдут и до семьи Бекки? – и, пересилив себя, отправляюсь в лес.Дорога сквозь лес одна – мы зовем ее «путь к цивилизации», именно по ней нас привозят сюда; но выглядит эта дорога так, словно ведет она через индейское кладбище, смертельный серпантин и полосу препятствий с циркулярными пилами, отравленными стрелами и выскакивающими кольями. Я решаю идти по ней – по крайней мере, меня вряд ли утащат чудовища сквозь трещины в старом асфальте, да и мой зов будет слышно с обеих сторон леса. То время, что я шла, казалось мне бесконечностью. Стук сердца заглушает мои шаги, прерывистое дыхание и влажное похлопывание леса. Я боюсь, что не услышу подкравшегося убийцу с бензопилой, настолько оглушающе пульсирует кровь. Тем не менее, девичий крик со стороны затопленного и затянутого в топь амбара я слышу.Я бегу на звук так, словно от меня зависит мир во всем мире, ну или, по крайней мере, жизнь Бекки Кларксон. Я перепрыгиваю через ветки и какие-то цветные обрывки в траве, отталкиваю от себя свисающий плющ, отмахиваюсь от встревоженного роя насекомых.На поляне, откуда доносились крики, я почти наступаю на какое-то кровавое пятно. Наконец-то остановившись, я перевожу дыхание, отшатываюсь и пытаюсь сфокусировать свой взгляд на… на трупе. Черт побери! Передо мной, совершенно определенно, лежит труп. В форме, мать его, «Хайдерс». И я знаю это лицо. Я знаю его, несмотря на то, что сейчас оно разрублено напополам и еще кровоточит, словно спелый грейпфрут. Я видела его на том совещании. «Она в порядке». «Спасибо, что молишься за нее». «Прекращаем поиски». Эмили, да. Теперь я абсолютно уверена, что потеряшку звали Эмили. Эмили Томпсон. Вот она, лежит передо мной. В одной руке – горсть вырванной с корнем травы, в другой – край смятой в последнем хвате юбки. Гольфы сползли, обнажив изодранные колени. А блуза теперь ярко-красная, как раз того цвета, который «лучше не надевайте, будете выглядеть как чучело».«Да чтоб ее разорвали демоны».И, пока я пытаюсь сдержать рвущиеся всхлипы (как же щиплет в носу, невыносимо), с другой стороны поляны происходит какое-то движение.Еще. Одна. В форме. «Хайдерс».Это становится несмешно. Это становится настолько страшно, что я просто срываюсь с места и бегу, бегу в такой звериной панике, что не замечаю бьющих по лицу веток, промокших туфель и укусов мошкары. Я бегу до тех пор, пока не спотыкаюсь о какой-то корень и не падаю прямо под ноги испуганной, плачущей и живой Бекки. Схватив ее за руку, я успеваю лишь сказать «некогда, некогда, скорее!», и мы выбегаем на дорогу, чтоб вернуться в школу.В школу.В безопасность?
Привет, дорогой дневник.Давно собиралась начать вести что то такое. Девочки говорят, что это здорово помогает упорядочить мысли и взглянуть на события со стороны. Пожалуй в таком случае мне стоит пересмотреть очень много событий. Стоит вкратце описать всю мою жизнь? Поскольку кроме меня это вряд ли кто-нибудь прочитает – опишу.Сколько себя помню мне очень нравилось танцевать. Я всегда выступала с танцами на детских праздниках, днях рождениях.. папа покупал мне платья и всегда говорил, что танцуя, я становлюсь похожа на настоящую принцессу. Он даже устроил меня в кружок занятий танцами. Учителя хвалили меня, говорили, что у меня талант. К школе я уже занималась с профессиональным тренером. Выступала на городских соревнованиях по танцам и мечтала, как выйду на международный уровень. Мама редко посещала мои выступления. Только вечно ругалась, что костюмы дорогие и за тренировки приходится отваливать кучу денег. Ей было плевать на мои увлечения. Сейчас я думаю, что и на меня ей было плевать.Я танцевала все лучше, а родители – все хуже. Их брак трещал по швам, как говорят в кино. Мать становилась все раздражительнее, отец пропадал на работе. Я старалась как можно меньше проводить времени дома. Тренировки в танц-классе, прогулки после школы, занятия в библиотеке – что угодно, лишь бы не видеться с матерью. Когда наконец то грянул развод это было похоже на первую весеннюю грозу – мгновенная разрядка так долго копившегося напряжения. К сожалению, отец не смог взять меня к себе – он уехал по делам фирмы в Америку. Мне пришлось остаться с матерью, но я все равно была благодарна уже за то, что тягостное ожидание подошло к концу.Мать тут же оповестила меня, что мои занятия танцами нам теперь не по карману. Так что я старалась заниматься самостоятельно, как могла. Повторяла старые номера, старалась не расклеиться и не потерять форму. Совсем плохо мне стало, когда я подслушала ее разговор с отцом. Она визжала в телефонную трубку: «Ты потащил ее на эти чертовы танцы! Так теперь будь добр раскошелиться на «свою маленькую принцессу»! мне нужны средства на удовлетворение ее непомерных запросов!! Чертовы платья стоят как машина!». Это предательство и было последней каплей. На следующий день мы страшно поругались и не разговаривали несколько недель. Вспоминаю, и до сих пор меня просто трясет! Она вымогала у отца деньги под предлогом моих занятий, а потом спускала их неведомо куда!Когда в середине лета мне пришло приглашение от школы «Регис» я не могла поверить своему счастью. Послание было весьма лаконичным:Уважаемая Клэр Гамильтон,Руководство школы для одаренных девушек «Регис» уведомляет Вас о том, что ваша кандидатура одобрена попечительским советом и для Вашего обучения выделена стипендия.Список необходимых документов для оформления прилагается.Ждем Вас 31 августа в школе «Регис», Восточное побережье Австралии.Директор мисс НиколсТогда я поняла, что это мой шанс! Вот где я смогу заниматься танцами!!! Уговаривать мать практически не пришлось. Как только она услышала, что мне досталась стипендия и ей не придется содержать меня – она тотчас же согласилась. Даже не спрашивала, когда я успела выслать резюме в эту школу. Я, кстати, и не высылала. Вообще не представляю, как они меня нашли. Может быть заметили на одном из последних конкурсов? Если честно, мне абсолютно все равно. Я очень рада, что попала сюда! Это моя путевка в жизнь.И вот, уже который семестр я здесь. Совершенно не скучаю по дому. У меня появились три хорошие подруги – Кристин Нельсон, Эми Томпсон и Лили Хэммет. Кристин в добавок ко всему еще и моя соседка по комнате. Мне с ними очень нравится, мы веселая компания. Мы частенько собираемся у кого-нибудь в комнате и развлекаемся. Играем, обсуждаем философские вопросы, поднятые кем-нибудь из преподавателей на уроке, ставим сценки для школьного театра. Но я не всегда посещаю эти сабантуйчики. Частенько я ухожу заниматься в танц-класс. В школе на ночь отключают электричество, впрочем на том контроль за учащимися и заканчивается. Так что я без проблем беру пару канделябров и иду танцевать. Мне нравится как я выгляжу в бесконечных зеркальных тоннелях в свете свечей и одиночества. Почему бы и нет? Мне 17, я прекрасно танцую и хороша собой!Частенько на наших посиделках девчонки со старших курсов травят страшилки про окружающий школу лес. Эти истории частенько пробирают меня до мурашек. Хотя днем лес – красивейшее место! Мы часто ходим туда с экскурсиями. Вопреки всем страшилкам, парами или группами девочки ходят в лес и ночью. Думаю им просто нравится там гулять. Сама я предпочитаю прохладную тишину танцевального класса на третьем этаже. Смотрю на гуляющих из окна, когда отдыхаю.Недавно мы собирались и довольно бурно обсуждали тему утренней лекции «Для чего нам может пригодиться бессмертие?». Я даже немного повздорила с Кристин. Она поддерживала позицию преподавательницы, утверждала, что если есть какое то хобби, в котором можно бесконечно совершенствоваться – вечная жизнь просто отличная штука. А вот я думаю, что любое хобби успеет надоесть за целую вечность. К тому же, человек не приспособлен к бессмертию. Наша психика просто не выдержит. Получится вечный сумасшедший и только.Пару дней назад девчонки опять собирались на ночные посиделки. Я передумала в последний момент и ушла танцевать. Во время очередного перерыва я разглядывала школьный двор и ворота, ведущие в лес. Тут то я и увидела как Эми и Лили выходят через ворота. Я немного удивилась, что Кристин с ними нет, а потом забыла об этом и продолжила свои занятия. Когда утром Лили не спустилась к завтраку я просто решила, что девочки загулялись и теперь она отсыпается. Не встретив подругу и на обеде, я всерьез заволновалась и решила расспросить Эми. Та невнятно отбрехивалась, дескать, они с Лили гуляли по ночному лесу, ближе к рассвету опустился довольно густой туман и она потеряла Лили из виду. Решив, что та замерзла и ушла спать, Эми повернула к школе. Мне эти сказки не показались очень убедительными. Да и логика в поступке Эми отсутствовала напрочь. После разговора с Эми я отправилась в комнату, где застала Кристин. Тогда я решила у нее узнать, как так получилось, что полуночничали они втроем, а в лес ушли только двое. Кристин, болезненно морщась, сказала, что прямо перед выходом у нее возникло чувство, что она забыла сделать что то очень важное и срочное. Она вернулась в нашу комнату, но определиться с тем, что именно такого срочного ей нужно так и не смогла. А догонять девчонок было уже поздно.Признаться, меня и саму гложет какое то чувство.. будто я тоже не могу вспомнить что то очень важное. Но я никак не могу понять что же это.Так или иначе чуть позже я нашла директрису Николс в школьном саду. Там у нас состоялся очень странный разговор. Я немного вспылила и на повышенных тонах начала требовать, чтобы Лили срочно начали искать. «Почему ее никто не ищет?!» кричала я. Мисс Николс осталась совершенно спокойной. Сказала, что ее не нужно искать, что это бессмысленно, ведь Лили скоро вернется сама. Потому что Лили очень хочет вернуться. Директриса сказала, что наш лес прислушивается к искренним желаниям. Что если хотеть чего-либо больше жизни – оно так или иначе воплотиться.Вот, теперь я пишу все это, чтобы осмыслить произошедшее. Потому что я в полнейшем замешательстве. Когда я спросила мисс Николс живали ли Лили, она сказала мне, что я сама знаю ответ. Я убежала из сада.Наверное стоит позвонить в полицию. Или матери. Попросить ее забрать меня отсюда.Если я позвоню в полицию наверняка меня лишат стипендии и вернут к матери.Если я позвоню матери, она уже никогда больше не даст мне заниматься. Танцы и впрямь немало стоят, я не смогу зарабатывать на занятия и заниматься. А с возрастом драгоценное время будет упущено.Мне нужно решить здесь и сейчас. Конечно, я могу просто танцевать для себя перед зеркалом. Как я делаю это почти каждую ночь. Но я не уверена, что видеть себя в отражении достаточно. Мне хочется видеть себя в тысячах и тысячах глаз восхищенных зрителей. Я так хочу славы. Признания. Я годами упорно работала ради этого. Не могу же я добровольно отказаться от заслуженной награды. Похоронить дело всей моей жизни из-за одной глупой девчонки, которая сама во всем виновата.И мисс Николс сказала, что заветные желания сбываются в этом месте. Школа даст мне отличный старт. Я даже смогу уехать к отцу в Америку. Выступать там. Или в Европе. Подмостки всего мира будут открыты для меня. Миллионы людей смогут увидеть, как я хороша.О, я не заметила, что уже стемнело. Что ж, по-моему, решение принято. Плевать на Лили. На всех плевать. Есть только я и танцы. В таком случае мне стоит подняться в танц-класс и поработать.Прощай, дорогой дневник.
Лали-лала, лали-лала… Я убийца, но туда ему и дорога. Я убийца, и мне не стыдно и не страшно. Так забавно… Лали-лала, лали-лала… Нет, мне не страшно.Девушка напевает себе под нос, так, чтоб не слышали мистер и миссис Хендриксон, что везут ее в эту странную новую школу, в которой, кажется, нет смысла. Девушку зовут Белла и ей кажется, что белокурая и голубоглазая миссис Хендриксон чем-то похожа на ее бабушку в молодости. Ту самую бабушку, за которую она отомстила…Лали-лала, дядя толкнул бабушку в колодец… Лали-лала, дохлый мерзкий протухший уродец… И это сделала я! Я горжусь собой!Когда Белла напевает, она выглядит не жутко, как должна бы, а скорее мечтательно. Никому бы и в голову не пришло, что с этой милой, легкой полуулыбкой на пухлых девичьих губках, окрашенных светло-розовым блеском, она вспоминает. Как сбежала из приюта за сутки до поездки сюда, в новую школу, и поехала к мрази, оказавшейся способной убить родную мать ради наследства в виде симпатичного фермерского домика, где Белла провела большую часть детства. Ту, которую помнит. Ведь время в приюте – это уже не детство, это – школа выживания, или как минимум место, где она не захотела бы появиться, если бы ей дали выбор.Она приехала в тот самый домик, ведь как оказалось, дядя все еще жил там. На попутной машине, где ей пришлось расплатиться за проезд не самым приятным способом. Но она не жалела и об этом. Главное, что дядя открыл ей утром, когда она, наконец, подошла к двери. И даже не подумал, что она видела. Пыталась отправить его за решетку даже в семь лет, проклиная равнодушных взрослых, просто не веривших семилетнему ребенку. Главное, он даже не удивился.— Я уезжаю в интернат, — сказала Белла ему, обосновывая цель своего приезда. — И мне бы хотелось перед этим погулять по родным местам, запомнить их. Так будет чуть легче пережить несколько месяцев вдали от всего, что я знаю. Вы же позволите мне эту малость, Виктор?Дядя тогда посмотрел на нее с удивлением в таких похожих на ее болотно-зеленых глазах. Он-то думал, девчонка явилась скандалить с ним, орать за то, что он не забрал ее из приюта, когда бабка померла. Но кто бы ему дал под опеку семилетнюю девочку, которая непонятно почему обвиняет его в убийстве, признанным судьей несчастным случаем? А она просто хочет экскурсию и потом уедет… Почему бы и не дать ей экскурсию? Так думает он, но Белла этого не знает. Она просто пританцовывает на месте и напевает себе под нос тихо-тихо, так, что нельзя различить слов.Лали-лала, лали-лала… Его я уронила, и в приют ушла… Лали-лала… Толкнула, посмеялась, и в приют ушла… Несчастный случай! Да!Дядя ведет ее везде, где она когда-то играла в детстве. Показывает свинарник, и Белла жалеет, что не всякой свинье можно скормить человека. Показывает сарай, где она когда-то строила домики из досок и играла в кукольное царство, ныне заполненный всяким инвентарем. Показывает сам дом, провожая ее даже в бывшую бабушкину спальню, хотя та теперь совсем не похожа на себя. Исчезла старинная резная кровать с коричневым балдахином, и на ее месте стоит дешевая поделка из «Икеи», нет больше грузных деревянных тумбочек, пахнущих лаком. Нет белого пушистого ковра, на котором было так приятно лежать и мечтать, а вместо него лишь громкий и неприятный на ощупь паркет. Белла жалеет, что не может зарубить дядю топором и забрызгать этот дорогущий паркет, выложенный в шахматном порядке, кровью. А ведь красное так хорошо смотрится на бежевом!Наконец, показал он и тот самый колодец, в отличие от всего остального, почти неизменный. Только воды в нем, по словам дяди, теперь было больше. Вот и отлично, — думает Белла в тот момент, — если ты не сломаешь шею, как она, то хотя бы захлебнешься. И вдруг начинает плакать.— Там пахнет затхлостью, — говорит она дяде. — Совсем как в тот день. Посмотри, пожалуйста, не зацвела ли вода, мне страшно. Я не хочу вспоминать про ее смерть!Дяде кажется, что девчонка чокнулась, и говорит странные вещи. Ему кажется, что надо бы вызвать полицию, и он чешет бритый затылок в задумчивости, но он решает, что она и сама скоро уберется, так почему бы и не уважить бедную больную Беллу? О, он никогда еще так не ошибался! Потому что как только он выполняет просьбу племянницы и подходит ближе к воде, рассмотреть, не зацвела ли она, девушка с силой, которую сложно заподозрить в хрупкой мечтательной бледной воспитаннице приюта, толкает его. И он не удерживает равновесие, падая прямо в колодец!На его беду, он падает удачно, не ломая шеи. И он умеет плавать, и потому сразу начинает держаться на воде. Она холодная, даже ледяная, одежда тянет вниз, и он кричит Белле:— Что ты наделала?! Что ты наделала, ненормальная девчонка! Позови соседей, я же утону здесь!А Белла просто разворачивается и уходит. Ловить машину обратно в приют. И плевать, чем за это придется платить на сей раз. Она лишь улыбается и поет околесицу уже в полный голос, зная, что дядя живет один и никто ее не услышит.Лали-лала, лали-лала… Бабушка Нэнси умерла… За это никого не наказали, но наказала я! Лали-лала, лали-лала… Но наказала я! Все приходится делать самой… А дядя кричал, захлебывался и звал на помощь, уже понимая, что от Беллы он ее не дождется. И этот звук был музыкой для ее ушей! Он лег в мелодию ее вечной песенки, что она так часто напевает себе под нос. Песенки, не имеющей постоянных слов. Песенки, что не давала ей сойти с ума и позволила дождаться подходящего момента, и узнать адрес, который семилетней Белле был неведом. Об этом она вспоминала, подъезжая к школе по асфальтированной дороге, ведущей глубоко в лес. Наконец, похожая на бабушку в молодости голубоглазая мисс Хендриксон замечает странную полуулыбку своей подопечной. Она спрашивает, перед тем как выпустить девочку из машины перед школой:— Что с тобой, Белла? Тебе так нравится возможность учиться в школе «Хайдерс»?— Да, мисс Хендриксон. Там я буду на своем месте. Я ведь творческая личность. Вы читали мой последний рассказ?— Он очень милый, Белла. Не скучай тут без нас, хорошо?Белла улыбается в ответ и кивает, говоря что-то о своей благодарности и тепле по отношению к ней, хотя миссис Хендриксон не вызывает у нее почти никаких чувств, и если Белла и будет по ней скучать, то лишь потому, что она похожа на бабушку. Женщина в ответ растроганно плачет, и нехотя отпускает воспитанницу, высаживая. Белла смотрит вслед уезжающему зеленому «Ниссану» и смутно надеется, что он попадет в аварию. Очень милый, надо же! Это рассказ о том, как четырехлетняя девочка выдавила глаза младшему брату — милый? Так бы и сказала, что не читала…Белла идет в здание и видит хорошенькую девочку. Вздернутый носик, пухлые щечки, красивая элегантная одежда, какой у нее никогда не было, и длинные золотисто-каштановые волосы, завитые в кудри и залитые лаком. Девочка похожа на открытку или картинку и нравится Белле с первого взгляда. Хотя ее хочется оставить такой навечно, поместив в хрустальный гроб, как Спящую Красавицу. Красавица подходит к ней, и Белла понимает, что они ровесницы, просто та выглядит младше. Она говорит:— Привет, ты новенькая? Меня зовут Доминик. Скажи, у тебя есть телефон? Мне нужно позвонить, срочно! Пожалуйста, скажи, что у тебя есть телефон!Белла замечает, что Доминик кусает губы и переминается с ноги на ногу, а в глазах у нее плещется странная паника. Белле это не нравится, но она привычно изображает нормальную. Ей не хочется пугать Красавицу, как она мысленно зовет теперь Доминик.— Я Белла. И у меня нет телефона, никогда не было. Извини.— Вот черт! — Доминик всплескивает руками. — А машина, та, что тебя привезла, она еще здесь? Тут нет связи, она пропала недавно, и мне это не нравится.— Насколько я видела, Хендриксоны уже уехали. Они не особенно хотели тут задерживаться.— Ну что за невезение! Ладно… Ладно. Я что-нибудь придумаю. Ты иди, я попозже подойду. Тебе во-он туда, — Доминик неопределенно махает руками куда-то вглубь здания и Белла идет по указанному направлению. Ей все равно, куда идти. И она поет, тихо-тихо, чтобы никто не услышал.Лали-лала… Странная школа, детей не берегла… Лали-лала, лали-лала, лали-лала…Наконец, ей встречается женщина. Полная, уродливая, одетая в черный строгий костюм. Негритянка. Белле не нравятся негритянки, потому что в приюте они часто ее колотили, но она вежливо здоровается и на всякий случай старается при ней не петь.— Добрый день, ты Белла? Зови меня Софи, я преподаю алгебру. Прости, тебя не смогли встретить. Сейчас как раз обед, я провожу тебя в обеденный зал.Белла не пытается возразить или намекнуть, что тяжелую спортивную сумку, которую она несет, неплохо бы где-то уложить. Она просто идет следом за учительницей прямо в большую залу с кучей длинных столов. Там она садится на первое свободное место и ставит сумку за собой. Белле немного неуютно на новом месте, да и есть она не хочет, но улыбается и ест вместе со всеми. А «все», разномастные девочки в одинаковых стильных нарядах, видимо, местной форме, смотрят на одиноко сидящую в углу бледную темноволосую девушку с топорщащимся ежиком вместо прически. Рядом неожиданно садится Доминик и без просьбы указывает рукой на ту, что так привлекла всеобщее внимание. И говорит своим звенящим слегка высоковатым голосом, который дрожит:— Это Лили. Несколько месяцев назад она пропала из школы, а сегодня вернулась. Не знаю, где она была и почему вернулась. Никто не знает, на самом деле.— Ты из-за нее так искала телефон, да? Она тебя пугает?— Нет, что ты, она просто девушка, ученица, — Доминик даже качает головой, отрицая. — Здесь нашли труп одной из нас, в лесу. И я хотела вызвать полицию, потому что меня никто не хочет слушать. Словно не верят в ее смерть! Не понимаю, почему, но я этого так не оставлю!Лали-лала… И здесь справедливость никого не сберегла… Лали-лала…Тихо напевает Белла себе под нос, а вслух замечает:— Если они ничего не хотят делать, то, может, они в этом и виноваты?Доминик вздрагивает и ничего не отвечает, а Белла продолжает есть. Все спрашивают Лили, где она была столько времени, и на новенькую никто не обращает внимания. Это даже хорошо, но немного скучно, и Белле начинает надоедать новая школа, хотя она еще даже не училась в ней. Когда обед кончается, миссис Кэмпбелл, ранее представленная как директриса, приходит к Белле и предлагает проводить ее до комнаты. Белла кивает, но не особенно слушает директрису. Она ее рассматривает. Сухонькая низкая старушка с седыми локонами и круглыми очками на носу картошкой все время улыбается, но ее льдисто-голубые, будто выцветшие глаза, напоминают Белле о дяде. Ей не нравится миссис Кэмпбелл, но она вежлива. И не поет при ней. Ей кажется, что эта — услышит. И все поймет, даже мелодию смерти.Когда Белла входит в маленькую комнату и обнаруживает, что в той две убранные кровати, стоящие напротив друг друга, директриса успокаивает ее:— Ты будешь жить одна. А после обеда у нас свободное время и я хотела бы, чтобы ты поучаствовала в деятельности театральной студии. В твоем личном деле написано, что ты талантливая девочка и мне бы хотелось, чтобы ты это продемонстрировала.Белла понимает, что с этой женщиной лучше не спорить и кивает. Она складывает свои вещи, переодевается в выданную директрисой форму, и покорно идет за ней. Только не может скрыть своей досады, сжимая губы и недовольно глядя прямо перед собой. Она хотела отдохнуть и освоиться, и она не любит театр! Никогда не любила. Зачем играть чужие роли, если можно написать свои?В театральной студии учительница наконец-то нравится Белле. Она высокая, статная, темно-рыжая и чем-то похожа на валькирию. У нее раскосые большие глаза и полные губы и она видит, что девушку привели к ней насильно. Бодрым, низким и веселым голосом она говорит Белле:— Ты ведь у нас новенькая? Хочешь, будешь нашим Ромео в спектакле?Белла улыбается, мнет передник форменного платья и благодарит. Мужские роли ей всегда нравились чуть больше женских, и это единственная положительная новость за весь первый день. Хотя она все равно предпочла бы просто не играть в театре. И удача улыбается ей! Из помещения студии уходит директриса, зато входит Лили, и все набрасываются на нее с вопросами. Гомон голосов настолько громкий, что у Беллы болит голова, и она почти сочувствует Лили, не понимая, зачем она вернулась. Белла поет себе под нос, понимая, что ее никто не услышит.Лали-лала… Зачем ты вернулась, если ушла?.. Они не отстанут, им до всего есть дела… Лали-лала, лали-лала, лали-лала…Лили не отвечает ни на чьи вопросы, и ее кто-то толкает, пытаясь заставить обратить на себя внимание. Белла видит только то, что толкнувшая была полноватой. И что Лили это явно не нравится. Тем более, что вскоре после этого другие девочки начинают кричать и требовать ответов, чуть ли не допрашивая Лили. У Беллы начинает болеть голова. Лили же в слезах убегает от соучениц, а они бросаются за ней. Белла выбегает вместе со всеми, краем глаза замечая, что валькирия даже не пытается вмешаться в происходящее. А сама бежит в свою комнату, запирает дверь и просто смотрит в окно, даже не пытаясь петь. Ей хочется покоя и больше ничего. Она устала. Но чтобы убить время, она достает карандаш и лист бумаги и рисует бабушку по памяти, сидя на широком подоконнике и поглядывая в окно.В какой-то момент вечереет и почти одновременно начинается с этим ливень. Белла видит силуэт девочки и понимает, что это та самая Лили. Ей становится интересно и она хочет догнать ее. Белла вспоминает, что у нее есть дождевик и надевает его, не забывая напевать почти в полный голос.Лали-лала… Если вернулась, зачем же ушла? Лали-лала… В дождь побежав, себя не сберегла… Лали-лала… Лали-лала… Лали-лала…Белла понимает, что бежать нужно быстро, и вылетает на улицу. В толще дождя ничего не видно, к тому же он ледяной и она почти сочувствует своему дяде, но бежит, ведомая неведомым чутьем, словно она знает, где искать Лили в гуще леса. Спотыкаясь об коряги и едва не падая, она отчего-то думает, что бежать надо быстро, иначе беглянку можно и не найти. И, что удивительно, она замечает темный ежик волос несмотря на потоки воды. На Лили дождевика нет, и она похожа на мокрую дворовую кошку в поисках пищи, но в глазах у нее паника, и вызвана она совсем не лесом вокруг и не дождем. Не сразу, но Белла обнаруживает милую старушку миссис Кэмпбелл напротив Лили. И та, хоть и мокрая насквозь, а все так же внушает ужас, безотчетный. И совсем не похожа на мокрую кошку, скорее уж на пантеру, вышедшую на охоту. Несмотря на это Белла ожидает, что директриса просто отчитает их за выход из школы и велит выпороть или что-нибудь в этом духе. И когда старушка вытягивает из-за спины топор, Беллу охватывает ужас, а перед глазами проносится видение собственного трупа в гуще леса. Как той девушки, о которой говорила Доминик!— Бежим! — Белла хватает Лили за руку, выдергивая ту из ступора и они в самом деле несутся вдвое быстрее, чем Белла бежала сюда. В лицо попадают ветки, несколько раз они вдвоем падают и поднимаются вновь, исцарапанные, грязные и испуганные. Белла проклинает свой дождевик, потому что он мешает ей бежать, она постоянно норовит запутаться в нем. Будь это платье, его хотя бы можно было оборвать! А вслед им доносится крик миссис Кэмпбелл:— Девочки, я просто хочу вам помочь!Белла знает, какая это помощь. Примерно такая же, какая была у нее по отношению к дяде. И ей совсем не хочется, чтобы ей так помогали. Наконец, они с Лили отрываются от неожиданно резвой старухи и Белла запирает дверь в школу, находя ключи на посту охраны. Та бьет топором в дверь как в дешевом фильме ужасов и Беллу разбирает истерический смех. Хорошо хоть дверь достаточно прочна, чтобы топор ей был нипочем. Белла напевает, пытаясь успокоиться.Лали-лала… Бабка топор свой берегла… Лали-лала… На фарш ученицу разобрала… Но не меня! Лали-лала… Лали-лала… Лали-лала… Лали-лала…Она уже не боится, что ее услышит Лили, да та и не слышит, она уже куда-то убежала. Сама Белла не бежит уже, не хватает дыхания. Она идет, слегка прихрамывая, по школе и видит почти одинаковых учительниц и учениц, прилипших к окнам. Она не понимает, что они надеются высмотреть, ведь ничего кроме леса и дождя за пределами школы нет. Даже миссис Кэмпбелл со своим топором там не видна! Но у Беллы уже нет способности удивляться. Она просто идет на второй этаж мимо комнат и вдруг замечает, что огромный кусок обоев отошел от стены. Белла подходит к нему, думая поправить обои, потому что сделала бы так в любой другой ситуации, но за ним оказывается не стена, а дверь. Девушка заходит в нее, и оседает на пол от ужаса. Все, на что ее хватает, это спеть в полный голос:Лали-лала… Девочка в школе свою смерть нашла… Лали-лала, лали-лала, лали-лала, лали-лала…Лали-лала… Девочка в школе свою смерть нашла… Лали-лала, лали-лала, лали-лала, лали-лала…Лали-лала… Девочка в школе свою смерть нашла… Лали-лала, лали-лала, лали-лала, лали-лала…
десять-девять лили-птица леса ночью не боитсяО, не клянись луной непостоянной, луной, свой вид меняющей так часто...Луна, какая же сегодня яркая луна, как хорошо все видно. Двое направляются к лесу. Там ведь бродит убийца с топором, все знают эту легенду! Сьюзи рассказывала ее так, что становилось сладко и жутко одновременно. Еще Сьюзи любила говорить о комнате за дверью - той, что на второй этаже. Не знаю , верю я в эти истории или не верю, но я никогда не трогала ручку той двери - и никогда не ходила с ними в лес по ночам. А девочки на улице все ближе к нему. Это же Эми и Лили? Вторая оборачивается и смотрит так, словно видит меня за окном в темном зале. Они уходят, а я чувствую, что что-то забыла. Что-то важное, очень важное. Воспоминание колыхается, мучая меня, а потом тонет в мутных водах памяти. А я выбегаю из театрального зала, а потом из школы и направляюсь в лес, вслед за девочками. восемь-семьа сьюзи жалко, стала озеру подаркомВ лесу тихо...слишком тихо, и эта тишина, пожалуй, пугает меня больше, чем напугал бы звериный вой, скрип деревьев или шорох за спиной. И тут раздается девичий крик, громкий, полный ужаса. Я выбегаю на поляну и вижу Эми. Тело Эми, лицо, раскроенное топором и лужу крови. А на другой стороне поляны девочка, незнакомая девочка в форме нашей школы. Она смотрит на меня, я смотрю на нее, а потом снова вижу труп Эми и кидаюсь прочь. Кажется, я шла по лесу всего несколько минут, но путь обратно занимает, кажется, несколько лет, наполненных страхом. Деревья превратились в чудовищ, которые тянут ко мне руки-ветви, и топот убийцы-с-топором, и легкие шаги Эми слышатся за спиной. шесть и пятьгде наша эми? на поляне иль в постели?А в школе мисс Николс не спит, а словно ждет меня (или не меня?) у окна на первом этаже. Ни дать, ни взять - Джульетта на балконе, по крайней мере, именно так я пытаюсь ее сыграть на репетициях: голова запрокинута, горящие глаза, губы дрожат в предвкушении. Я рассказываю ей все, но она словно не слышит, и в конце концов, ведет меня в спальню Эми. А там, на кровати, Эми без всяких следов жуткой раны. Я смотрю на нее, и мне кажется, что я почти вспомнила то, забытое. Но тут Эми открывает глаза, убеждая меня, что с ней все в порядке, и воспоминание снова тонет, так и не показавшись.четыре-тримоя отрада, не гуляй одна, не надоДо утра у меня так и не получается заснуть. На завтраке я снова вижу Эми и, не сдержавшись, разглядываю ее, желая убедиться, что... Эми поворачивается, будто почувствовав мой взгляд, и грустно улыбается. Но тут объявляют, что Лили пропала. Я вновь бегу к мисс Николс и прошу ее вызвать полицию. Скоро все само закончится, говорит она, просто требуется, чтобы последний кусочек встал на место". Но я не успокаиваюсь, и тогда мисс Николс спрашивает, помню ли я озеро в лесу. Скоро озеро примет последнее подношение, продолжает она, и круг завершится. два-одина дверь открыта. джени, детка, загляни-каЯ не помню озера, но иду в лес искать его. И нахожу - гладкое, абсолютно черное. может быть, Лили там, на дне? я смотрю на свое отражение в поверхности озера и кажется, снова почти вспоминаю что-то, но тут страх, куда больший, чем прошлой ночью, охватывает меня и я бегу обратно в школу. Я бросаю попытки понять, что случилось. А к вечеру над школой собираются тучи и льет дождь. Почти все наши учительницы и мисс Николс зачем-то вышли на улицу и теперь стоят там, глядя на лес. А девочки облепили окна. "Уже скоро", слышится отовсюду. Меня тоже тянет подойти к окну, но я иду дальше по коридору. Та дверь, заклеенная обоями, впервые открыта.Я распахиваю ее и заглядываю внутрь.нольи вот замкнулся круг.повторим? зови подруг!
Увидела редактирование сообщения Кейли. Никаких трупов, никаких роботов. Первая версия относительно комнаты была абсолютно верной.
Насчёт Кейли я не зря затапливала мастеру-детективщику личку восторгами с кучей притяжательных местоимений, уменьшительно-ласкательных суффиксов и няшных зверюшек.
К моему великому удивлению со мной ты пролетела.
