Текстовушки. Архив

[Sashetta]

Я не сижу на кмп 24/7.   А у нас как раз последний текст, очаровательно-поучительный. Всем цыц, щас будет выкладка!

[Sashetta]

Авторы:
Шинанай
Шебуршунчик
Cressa
[Begotten]
Anabelle
Succin
Next

У одного автора два текста. Рецензии раздам завтра

[Sashetta]

Даарен

Драконья память значительно точнее человеческой. Хоть мы и живем много дольше людей, но, сосредоточившись, можем припомнить все в мельчайших деталях: истории, цвета, запахи, звуки. Собственно, на комбинации этих двух фактов – памяти и долгожительства – и зиждется легенда о мудрых, всезнающих драконах. Казалось бы, такая память – это великолепный дар, но у всякого дара есть неприглядная оборотная сторона, а если ты живешь достаточно долго, рано или поздно она превращается в настоящую пытку.

Моя память предпочитала терзать меня старой колыбельной, которую когда-то давно пела моя старая подруга:

Я пел о богах, и пел о героях, о звоне клинков, и кровавых битвах;
Покуда сокол мой был со мною, мне клекот его заменял молитвы.
 Но вот уже год, как он улетел - его унесла колдовская метель,
Милого друга похитила вьюга, пришедшая из далеких земель…

Песня преследовала меня днем и прокрадывалась в мои сны ночью, заставляя меня проигрывать те воспоминания без остановки, снова ощущать боль потери. Чего я только не пробовал: крушил все, попадавшееся под лапы, пытаясь грохотом лишить себя возможности слышать; пытался отвлечься, заглушить чертовы воспоминания новыми ощущениями. Бесполезно. Стоило лишь на миг остановиться – и воспоминания снова поглощали меня.

Эта история произошла во времена, когда я был еще молод и работал профессиональным драконом. Знаю, звучит забавно, но времена, когда можно было позволить себе налететь на село, пыхнуть пару раз огнем и сожрать обитателей нескольких хлевов при полном непротивлении испуганных хозяев, давно прошли. Теперь они строят каменные хлева, имеющие наглость не гореть, а чуть рискнешь показать характер – тыкают острыми железяками, запускают в тебя камни и вообще ведут себя непочтительно. Вот и пришлось наниматься сторожить девичью честь принцесс, благо, корольков, которые больше заботились о так называемой «чести», чем о комфорте собственных дочерей, в мире хватало. Многих из них тогда посетил просто, но богато одетый человек, предлагавший им услугу: за определенную плату (исключительно золотом и драгоценными камнями) дракон будет сторожить башню, в которой принцесса будет ждать храбреца, не побоявшегося победить чудище ради ее руки и сердца. Забавно, но хорошо если половина из них интересовалась вопросом, не сожрет ли сие чудище драгоценное продолжение королевского рода. Впрочем, человек был готов к этому вопросу и неизменно отвечал, что дракон зачарованный и принцессе навредить не может. Затем человек получал свою плату и исчезал, а башню с принцессой действительно охранял дракон. Рано или поздно, когда тщательно отобранный королем кандидат прибывал для битвы с чудовищем, дракон неизменно проигрывал в битве и исчезал, оставив в трофеи победителю лишь коготь или зуб. Принцессу из башни выводил тот самый человек, представляющийся ее слугой, после чего драконоборец и принцесса жили долго и счастливо, ну или как повезет.

Как вы понимаете, работа была непыльная, а принцессы часто оказывались довольно умными и начитанными девицами. Неудивительно – других дочерей обычно выдавали замуж без помощи драконо-башенной стратегии, да и в башне чем-то тоже надо было заниматься. С многими из них мы становились друзьями и ночами напролет обсуждали старые мифы и новые достижения алхимиков. Жизнь была прекрасна, но на свою беду я взял заказ от короля Тридании и обязался охранять его дочь Аделаиду.

Аделаида изначально очень отличалась от тех девушек, которых я охранял раньше. Она была единственным выжившим чадом короля – остальные погибли еще детьми во время Кровавой лихорадки. Королю совсем не хотелось запирать единственное дитя в башне, но традиции и ветвь достаточно знатных дворян Севера, которая в случае нарушения
традиций могла бы устроить бунт и претендовать на трон, сыграли свою злополучную роль. Сама же Аделаида – хрупкая, коротко стриженная по южной моде блондинка - не возражала против такой судьбы, ведь годы уединения давали ей прекрасную возможность заниматься любимыми делами: чтением и пением. Мы довольно сильно привязались друг к другу: я любил по вечерам класть ей на колени голову, а она читала мне или же пела колыбельные, поглаживая жесткую изумрудную чешую. Именно ее голос хрустальной чистоты отказывался покидать мои мысли:

Просыпайся, королевна, надевай-ка оперенье,
Полетим с тобой в ненастье - тонок лед твоих запястий;
Шелком - твои рукава, королевна, ясным-золотом - вышиты перья;
Я смеюсь и взмываю в небо, я и сам в себя не верю

Однако, в один черный день королевне не было суждено проснуться. Очередной идиот-рыцарь (а какие еще будут рождаться в близкородственных браках?) не решился выйти против дракона и предпочел воспользоваться достижениями современных алхимиков: метнул под башню емкость с подожжённым порохом. Эффект получился несколько иным, чем он думал – я успел прикрыться крыльями и жесткая чешуя выдержала удар, а вот башня накренилась и рухнула, погребая под собой все, имевшее неосторожность оказаться в радиусе падения. Все, включая Аделаиду. Я на мгновение забыл обо всем, включая высокородного кретина, и бросился разгребать камни лапами, но было слишком поздно. Мои магические познания были велики, но даже я не мог вернуть кого-то с того света. В этот момент сзади меня раздался дрожащий голос: «Ты убил ее, презренное чудище! Ты за это ответишь!». Молниеносный удар хвоста, движения лап – а в глазах черно, как ночью…

Когда я пришел в себя, во рту был одуряюще омерзительный вкус человеческой крови. Я позорно бежал, оставив оплату, данную мне королем Тридании и, похоже, породив этим миф о драконах, спящих на своих сокровищах, и поселился в Вольных Землях на Севере, в пещере в горах, где и жил многие столетия – благо, мне довольно быстро стали поклоняться местные селяне, и подносить овец, моля о защите. В благодарность я отгонял огнем местных разбойников и бандитов, количество коих после моего прибытия резко пошло на убыль. Поводов покидать пещеру становилось все меньше, а желания и вовсе не было, поэтому я проводил свои дни, лежа на каменном полу пещеры и утопая в музыке боли. Все реже и реже я поглядывал в магическое зеркало, призванное предупредить меня о случаях, требующих моего вмешательства, ибо картина, которую я там видел, абсолютно меня не радовала: старый, серый камень, который едва шевелился и лишь по какой-то глупой случайности еще не умер. Возможно, и стоило бы наконец взмыть в небо – и камнем вниз, но это требовало сил, которых не было. Я все реже открывал глаза и моими буднями стала полудрема-полуявь, в которой не было ничего, кроме хрустальной песни, пока однажды меня не разбудил какой-то резкий шум. Я искренне старался его игнорировать и вернуться к манящим объятиям песни, но шум настойчиво продолжался. Я раздраженно открыл глаза и взглянул в волшебное зеркало, после чего брови сами подскочили вверх.

Воистину, картина была презабавнейшая: молодая девица в недозашнурованной верхней части доспеха и очаровательных панталончиках с рюшами, с двумя узкими саблями, кованными явно южными мастерами, отбивается от банды ребят, зарабатывающих на жизнь неправедным трудом. Обращаться с острыми зубочистками девицу точно учили, ибо сабельками она махала бойко, и нападай на нее двое или трое, она бы отбилась, но против шестерых у нее было мало шансов удержать панталончики на положенном месте. Стоило бы вмешаться, да и в девице было что-то неуловимо знакомое, вызывающее симпатию. Ладно, так и быть, прогуляемся – и, оттолкнувшись лапой от входа в пещеру, я махнул крыльями.

Дорога до полянки в лесу была недолгой. Я аккуратно приземлился за спиной девушки и грубым от долгого молчания голосом сказал:

– Здравствуйте, девочки.

«Девочки» моего вмешательства в диалог почему-то не оценили и ретировались на скорости, которая заставила бы завидовать жокеев на королевских скачках. Девица же развернулась ко мне и умилительно попыталась прикрыть саблями панталончики, но мое внимание привлекли совсем не они, а ее лицо. Тонкие, аккуратные черты, коротко стриженные светлые волосы...злая насмешка судьбы!

– Благодарю вас, господин дракон, за спасение моей жизни, – поклонилась девушка.

Я постарался отогнать наваждение призрака и сказал:

– Да ты вроде бы и сама неплохо справлялась. Я мимо пролетал, так, полюбопытствовал.

– При всем уважении, господин дракон, неправда это, – а девочка не из пугливых. – Мать говорит, вас давно не видно, беспокоилась, не оставили ли вы нас.

Я хмыкнул:

– Это кто же у нас такая беспокойная мать?

– Верховная ведьма Каринха.

– А, что-то слышал, но не особо в курсе. Ну, топай домой и поблагодари матушку за столь приятную заботу, – мда, фраза вышла определенно саркастичнее, чем я предполагал. А, не все ли равно!

– Насчет домой… господин дракон, а раз уж мы с вами встретились, – замялась девица, – возьмите меня в ученицы! Мать меня волшбе учит, но человеческая волшба ни в какое сравнение с драконьей магией не идет!

Я всхохотнул:

– А наглости тебе не занимать! Пожалуй, стоило спросить ребят, чем ты им насолила, прежде чем их прогонять. Иди, говорю, домой, я учеников не беру, – и, не слушая ее дальнейший лепет, я взмыл в небо.

Эта легкая вылазка неожиданно сильно утомила меня, и я заснул, едва улегшись на пол пещеры. Проснувшись, я долго не мог определиться, сколько же я спал, но легкое блеяние овец, доносившееся откуда-то снизу, подсказало мне, что прошло не менее двух дней. Есть хотелось очень, и, не тратя время на размышления, я спикировал вниз, к подножью горы, куда селяне приводили жертвенных овец. Отделив собой одну из овец от остальных, я уже собирался начать завтракать, как вдруг…

– Бу! – подскочила за моей спиной одна из овец. Признаюсь, я опешил, и абсолютно недостойным дракона образом подскочил в воздух. Из-за спины раздалось довольное хихиканье и, обернувшись, я увидел недавнюю знакомую, сбрасывающую с себя овечью шкуру.

– Я вот одного понять не могу: у мамы вас много и ты лишняя, или как? – недовольно буркнул я, несколько стесняясь своего подскока. – Чего приперлась? А вдруг я бы тебя сожрал?

– Ой, да не сожрал бы, вы милый, – девица довольно нахально уселась и начала рассматривать мой хвост. Я недовольно дернул им. Наглость. – А мама не знает, что я тут, да и вообще, я уже взрослая девушка, сама решаю, чем мне заниматься! А я хочу у вас учиться, вот.

– Да ты еще и глуховата: я же сказал, учеников не беру. Тем более тугоухих тугодумов, – съязвил я, – Тебе лет-то сколько, взрослая девушка? Да и зовут как?

– Я не тугодум! Зовут меня Лорелея, – она исполнила презабавнейший книксен и я фыркнул, – а лет мне уже аж 14!

– Речная нимфа, – задумчиво проговорил я и она вопросительно взглянула на меня. – Да так, знавал я одну наяду с таким именем. Так вот, Лорелея, я последний раз повторяю: не. беру. я. учеников. Точка. Ступай откуда пришла.

– Что последний раз говорите – это хорошо, наконец покончим с этими глупостями и перейдем к делу. Никуда я не пойду: мама говорит, что если ведьма чего достигнуть хочет, так она целеустремленной должна быть. Хотите, господин дракон, так дайте мне задание и я вам докажу, что я достойная!

Откровенно говоря, стоило бы гнать ее на все четыре стороны, но она начала меня забавлять. В голову назойливо лезла мысль, что ведьма, достигшая высшего уровня мастерства, ненамного уступает дракону в продолжительности жизни.

– Ты заканчивай «господиндраконкать», у меня так-то имя есть. Можешь называть меня Дааррен, – наконец буркнул я, приняв решение, – Хочешь задание – будет тебе задание. Помнишь тех бандитов, от которых ты отбивалась, когда я тебя впервые увидел? Применишь все свои магические познания и узнаешь, как звали прабабку главаря и каким по очереди ребенком он был, считая мертворожденных и погибших с младу. Узнаешь – приходи, нет – чтоб я рожу твою больше здесь не видел.

Девицу как ветром сдуло. Еще бы: задание, которое я ей дал, могла бы исполнить лишь очень талантливая ведьма или та, кто уже достигла пятой ступени мастерства, чего люди обычно не осиливают минимум до тридцатилетия. «Вот так тебе и надо», – мстительно подумал я, – «кто, кроме овец, овечью шкуру носит!».

С уходом девицы пещера вновь стала серой и постылой. Я улегся на каменный пол и вернулся к полудреме. Казалось, не прошло и пяти минут, как меня снова разбудили. Потрясающе. Я недовольно открыл глаз и выяснил, что источником шума снова стало зеркало. Один взгляд – и я сорвался с места.

Да, пожалуй, летать стоило бы чаще, раньше я куда быстрее гонял. В этот раз я приземлился перед Лорелеей, за все четыре конечности привязанной в одних подштанниках к колесу. Передо мной были все те же разбойники, мать их за ногу дери.

– И снова здравствуйте, – сказал я, решив оставаться вежливым. Разбойники заметно оробели, но не отступили, видать, девчонка сильно их достала. Главарь нервно подступил на шаг и сказал:

– Вы это, летайте отсель, у нас не с вами счеты! Один раз мы из-за вас девчонку отпустили!

Я усмехнулся:

– Не то, чтоб я чисто по-человечески вас не понимал: девица действительно назойлива, как чирей на заднице, но что конкретно она натворила?

– Коня она у нас сперла, иродиха, и в лес его выпустила.

– Да вы ж его сожрать хотели! – не выдержала Лорелея.

– Ты молчи лучше, дьяволово отродье, щас мы тебя по-своему накажем! – осмелели разбойники.

– Ребята, давайте успокоимся, – решил вмешаться я, – Никто никого наказывать не будет. Хоть сколь бы я вам ни сочувствовал, профессиональная репутация, сами понимаете. Давайте так: пойдете отсюда подобру-поздорову и никто не пострадает.

Разумеется, они не послушали. Один взмах хвостом, один ффффуш! огнем, пара рыков – и вот их уже и след простыл. Я подошел к Лорелее:

– Вот оставить тебя тут и поделом тебе будет. Черт бы с ней с лошадью, но второй раз ты зачем к ним поперлась! – Я поковырял когтем узел. Хорошо привязали, что сказать.

– Ну задание же выполнить! Я не вижу магического пути, как его выполнить, а вы не сказали, что можно только маги…ой!

У болтушки явно перехватило дыхание, когда вместо огромного изумрудного дракона перед ней оказался сухощавый седой мужчина средних лет. Я усмехнулся и стал развязывать узлы.

– Ладно, веди к матери, поговорим с ней, что она о твоем обучении думает.

Верховная ведьма Каринха была женщиной с характером. Уламывать ее пришлось долго, и она согласилась лишь при условии, что я приму участие в ритуале при следующей полной луне. Я остался в человеческом обличье и занял одну из комнат в ее доме.

[Sashetta]

Даарен:

Весь следующий месяц я обучал Лорелею премудростям драконьей магии. Девочка оказалась смышлёной и быстро училась, а я с радостью передавал ей знания. Хоть мне и несколько надоедало быть человеком все это время, ее живой ум и бесконечная энергия с лихвой окупали все неудобства. Впрочем, я не собирался оставаться здесь навсегда: после того, как я приму участие в ритуале – что на самом деле значило: выделю недостающую Каринхе силу – я заберу девочку с собой и мы улетим куда-то подальше, где на нее не будет влиять мелочная политика местных ведьм и узколобость крестьян. Нет, мы расположимся где-то на окраине ученых городов, например, в Оксенфурте, где я смогу улетать в горы и покупать нужные припасы в лавках города. Хорошо, что ритуал уже этим вечером.

Центральная зала дома верховной ведьмы Каринхи была освещена множеством свечей. Весь пол был испещрен ломанными линиями и кругами, нарисованными мелом, а в центре комнаты, там, где все линии сходились, был установлен огромный фиолетовый кристалл. М-да, а Каринха не промах, замахнулась на заклятье высшей группы!

– Заходите, господин Дааррен, все уже готово, – Каринха взмахнула рукой и младшие ведьмы, послушно ждавшие указаний у стены, начали занимать свои места в меловых кругах. – Вас мы просим занять место у кристалла.

Я прошел к кристаллу, внутренне вздрогнув. Не нравится мне все это.

– Что за магия требует такой кристалл, Каринха? Решили вызвать богов? – сухо хмыкнул я.

– Нет, господин Дааррен. Призываем каменного голема – надо же нам какую-то защиту, когда вы улетите.

– Это вы молодцы, мыслите наперед, – я положил руки на неожиданно теплый кристалл, – Ну, быстрее начнем – быстрее закончим.

Младшие ведьмы начали шептать заклинания, а тяжелый горловой голос Каринхи заполнил залу. У меня заломило в висках – не люблю я человечью волшбу. Большинство драконов вообще стараются держаться подальше от человеческих ведьм, а тут на тебе, угораздило связаться. Я так увлекся внутренним ворчанием, что слишком поздно

среагировал, опоздав всего на мгновение. Обманула, чертовка! Провела, как только что вылупившегося несмышленыша!

– Аааааргх! – я упал на пол, не в силах пошевелиться. Мое тело начало сводить страшными спазмами. Зрачки судорожно сокращались и расширялись.

– Расслабься, – Каринха подошла и стала с обратной стороны кристалла, – Боли будет меньше, если прекратить сопротивляться.

– Что… ты… задумала… дрянь…

– Всесильный древний дракон, а наивен, как мальчишка! – она широко улыбнулась. – Ты думал, никто не знает, кто ты такой? Никто не знает о твоей паршивой шлюшке, смерть которой ты оплакиваешь уже несколько сотен лет? Вы, драконы, так высокомерны, что не сочтете за труд запоминать и отличать людей. Ты ведь не узнал во мне бывшую советницу короля Тридании? А мне понадобилось всего несколько сотен лет, которые ты провел, жалея себя, чтоб узнать всю правду о том, что случилось с принцессой Аделаидой и выследить тебя. Дальше же проще некуда: усынови визуально похожую несчастную сиротку, выпестуй ее несколько лет, подложи ее тебе в нужный момент – и выжимай одного из древнейших и могущественнейших драконов досуха! И ты отдашь мне все, всю силу, которой владеешь.

– Но… ведь... она… могла… погибнуть…

Конвульсии усиливались. Могущественная иллюзия с легким звоном лопнула – и вот на деревянном полу уже лежал содрогающийся и хрипящий дракон.

– Подумаешь, потеря! – Каринха подошла ближе, носком заостренной замшевой туфельки откинула кончик моего хвоста и коснулась руками кристалла, поглощая мою силу. – В мире много подходящих сироток. Или ты думаешь, что это была моя первая попытка?

Судороги участились. Дыхание перехватывало. Кристалл высасывал всю мою силу, еще немного – и конвульсии перейдут в предсмертную агонию. Как же можно было так глупо…

Помощь пришла нежданно. Мир превратился в ряд картинок, набор звуков, одуряющий набор ощущений. Боль. Крик. Летящий камень. Звон рассыпающегося кристалла. Крик на пределе человеческих возможностей. Запах горелого мяса. Горящее извивающееся тело Каринхи, которое выжигает поток недоступной ей магии, уже не сдерживаемый медиатором. Я пытаюсь пошевелиться, но бесполезно. Дом содрогается под силой магической волны, возвращающейся в источник, и начинает рассыпаться. Младшие ведьмы, пережившие первоначальный всплеск, бегут, пытаясь спастись, но ни одна из них не может выбраться из-под тяжелой кровли. Рядом падает кусок балки, а все, о чем могу думать я – это отброшенная волной сокрушений Лорелея, силящаяся встать. Речная нимфа, остановившая поток боли. Судорожным рывком я делаю единственное, на что хватает сил – переворачиваюсь и накрываю крыльями себя и Лорелею, защищая нас от падающих камней. Мир повергается в хаос, и я наконец теряю сознание.

Эпилог. Месяц спустя.

– Ты опоздала, – ворчу я, приземлившись у основания ставшей за это время родной горы, – я хотел вылететь, как только стемнеет.

– Ну я же не знала, что нам пригодится, вот и собрала всего понемногу! – Лорелея сдувает с лица отросшую прядь светлых волос и подтягивает здоровой рукой свисающую с плеча сумку.

Она садится в уже затянутое седло, и я мощным движением ног отталкиваюсь от земли.

– Спой еще раз ту песню, пожалуйста! – просит она, нервно наблюдая за удаляющейся от нас землей. И мы поем вместе:

Дороги сплелись В тугой клубок влюбленных змей,
И от дыхания вулканов в туманах немеет крыло...
Лукавый, смирись -
Мы все равно тебя сильней,
И у огней небесных стран
Сегодня будет тепло.

Хурраша

Михей хороший. И красивый. У него светлые волосы и большой рот. Он не очень высокий, есть люди выше. Но он все равно красивый. Харриша говорит, он урод мелкий. Харриша просто глупая. Маленький муж не обидит, по голове дубинкой бить не будет, чтобы тролленка сделать. Гаррош сказал, что не позволит мне выходить замуж за человека, но уж я его уговорю. А не уговорю, так сбегу. Уж потом-то меня простят. Хорошо иметь большую семью, много братьев и сестер. Все меня любят. Но считают маленькой. А я уже не маленькая, выросла. Скоро соседи прибудут приводить своих сыновей. Сыновья большие, вонючие. Михей тоже немного пахнет. Но мало. Тролли пахнут сильнее. Мне не нравится. Только Михей нравится. Он рассказывает интересные истории. Говорил, у его хозяина дочка есть с волосами золотыми. Это ж какая голова тяжелая у девки? Бедная она. Видать своих не выросло, пришлось делать из золота. Так лучше б с овец шерсти настригли и на голову приделали. Михей говорит, хозяин злой, любит командовать. Все хозяева любят командовать. Как моя бабушка. Бабушка почти хозяин всей семье. Она говорит, старую нужно слушать. Старая - умная. Папа как-то не послушал - она его так скалкой по голове огрела, день и ночь лежал. Я бабушке хотела про Михея рассказать. Начала, сказала, что он рыцарь. А она как завопит! Зарычала. Не смей, говорит, с рыцарями ходить. Подлые они и злые. Потом мама сказала, бабушка была молодой и знала рыцаря. Дюже красивый был. Бабушка хотела замуж за него. Рыцарь тот назвал ее дурой гигантской. Сказал, она страшная и вонючая. Теперь бабушка рыцарей не любит. Но Михей не такой! Он добрый. Он говорит, я очень милая. Говорит, у меня интересная внуш… внеш… Интересная я, говорит. Я точно ему нравлюсь. Поженимся. Тролленка родим. Или двух. Тоже хочу большую семью. А как не нравлюсь? Он просто добрый? Зачем на эту поляну позвал? И сказал, не приводить никого. Значит буду ждать. Не люблю ждать. Михея подожду.

Марыся

— То не пыль по дороге ветром вечерним носится – то соседи к порогу идут моему за околицу! – воскликнула Марыська, выйдя из избы. Рушник на плечо закинув, подперла она кулаками крутые бока и усмехнулась, когда деревенские начинают неуверенно притормаживать, так и не дойдя до ее забора. Все ж таки не первый год она у них под боком живет, знают, что недооценивать ее нельзя.

— Так и что молчите, родимые? Погода и впрямь спортилась нынче, — сказала она, покачав головой, — тревогу вашу понимаю, только способ обогреть меня вы странный выбрали, ей-ей. Уж ты-то, Веслав, мог и что другое придумать.

Под тяжелым взглядом Марыси лицо Веслава-кузнеца потускнело, а пальцы его побелели, ухватившись за факел.

— И слышать не хочу твои эти… — процедил он.

— Да уж знаю я, чего ты хочешь да как, — перебила она и перевела взгляд на негромко зарокотавшую толпу. — Так чего явились-то на ночь глядя, болезные?

Немытый белобрысый «ответ» суетливо маячил где-то в центре, на почтительном расстоянии от дородного старосты и мрачного кузнеца. С первого дня, как этот Лех лядащий явился в село, стало понятно, что добра нет в его мешке заплечном. Хоть нес околесицу, вроде как, бестолковую да безобидную, да только дурные слова – как лебеда: чуть отвернись – махнет выше головы и удавит все, на что только силы положил. Божий, мать его ети, человечишка… Как же хохотала Марыся, когда стонота эта под юбку к ней полезла! С каким удовольствием выволокла из избы, ухватив за плешивую бороденку, да пинка дала, на потеху прохожим в красках расписав его, Леха, несостоятельность и мужицкую, и жреческую, и человеческую!

В одном только она ошиблась, слово держать подлюка умел: обещал привести все село с вилами да факелами – привел.

— Ты бы… это… — медленно начал староста. — Ты бы, в общем, уходила, пока… это… Не хотим мы тебя тут, понимаешь?

— А еще вчера, значит, хотели? — поинтересовалась Марыся, неторопливо подходя к забору. — А когда я дочерей ваших от горячки родильной выхаживала, хотели? Когда коров ваших у смерти из лап вытаскивала, хотели? Когда…

— Не хотели, — перебил Веслав. — Уходи.

— А что ж будет, если не захочу?

— Петуха тебе пущу. Своими руками.

Хмыкнув, Марыся запрокинула голову. Темные локоны тяжело скользнули по плечам, будто змеи прыснули из-под камня. Вечернее осеннее небо стремительно теряло остатки солнечного тепла, с каждым мгновением будто бы опускаясь ниже.

— Предложила б я тебе попробовать, — помолчав, сказала она и наклонилась к земле, подхватив камушек. — Да жаль дурака.

Никто и моргнуть не успел, как камушек врезался кузнецу в лоб, рассекши кожу над бровью. Хлынула кровь, выпал из ладони факел, что-то изменилось в разъяренных зеленых глазах — Веслав отшатнулся, зажимая рану, и Марыся удовлетворенно кивнула. Вновь наклонившись, загребла она горсть пыли да бросила в толпу. Взвился вихрь под ногами селян, заставляя глаза слезиться, вымывая наведенный морок, выжигая болью. Метнувшись в разные стороны, люди сбили жреца с ног. И подняться ему уже не удалось — вьюн цепко оплел запястья и щиколотки, распиная Леха на земле, стянул горло, лег поперек захрипевшего рта.

Марыся присела на корточки и с некоторым сочувствием посмотрела в темные от боли глаза Леха.

— Понимаешь, — вздохнула она, — что ты там соседям говорил, оно ж все правда. Да только любила я село это и людей этих. Зря ты лихо разбудил.

Коснувшись ладонью плотного травяного ковра, что пробился сквозь лежащее на земле тело, она поднялась и горько улыбнулась Веславу.

— Видишь, — тихо сказала она, — чем был человек славен, то и выросло.

Веслав с болью и отвращением смотрел на Марысю, игнорируя лебеду, плотно вставшую там, где раньше было лицо Леха.

[Sashetta]

Саеман

    Старый дед присел и всматривался в воду реки. Ему всё чудилось что-то, но тут луна полностью вышла из-за облаков, и он увидел плещущегося в реке волка. Не может быть! Вот так дела!
    - Ааааа! Волк! Волки! - закричал он будто на пожаре.
    На крик из соседних домов повываливали заспанные соседи посмотреть, что это случилось. Но дед в исподнем уже только тыкал пальцем в сторону реки, а потом бросился в дом за вилами. Что тут началось!

    Маленький Саеман привычно свернулся калачиком и уткнул голову под руку. Мальчик наконец согрелся и расслабился, хотя ему по-прежнему было страшно, обидно и чудовищно одиноко. Теперь он один, совсем один на белом свете.
«Уходи от нас!», «Прочь!», «Волчара!», - большие глаза мальчика наполнились влагой, вспоминая, как ещё вчерашние соседи и друзья, вооружившись вилами, топорами и лопатами, выгоняли его прочь из деревни. Он и курицы в своей жизни не тронул, но рассерженные селяне не хотели ничего слышать. изрыгая проклятия тот самый дед ткнул вилами в бедро Саемону, и оборотень кинулся опрометью куда глаза глядят. Рана от вил на ноге ныла, брючки испачкались в грязи и пропитались кровью, а майка была вся порвана колючим кустарником. Всю ночь и весь день он бежал через лес прочь из родных мест.
    Наконец лес расступился, и мальчик оказался на открытой полянке с маленькой избушкой посередине. Из трубы шёл дымок, окошки были чистыми, а в саду перед домом росли дивные цветы. На крыльце в кресле сидела красивая женщина и вязала какой-то большой свитер. Увидев Саемана, она всплеснула руками и помогла ему подняться в дом. Больше часа она слушала его историю, обмывая тело и обрабатывая раны, не переставая охать и причитать: «Ну, как можно!», «Какие бессердечные люди!», «Ты же не сделал ничего плохого!». Хозяйка накормила Саемана вкусной гречневой кашей с маслицем и медовыми слойками с чаем, и вот теперь паренёк свернулся на печке. Ему снилась мама. Он никогда её не видел, но всегда улыбался после того, как она ему снилась.
    Наступил вечер, взошла полная луна, Саемон проснулся и не найдя в избушке женщины, что его приютила, вышел за околицу. Тут же по его рукам и ногам побежала шерсть, он упал вперёд на руки, заболтал телом, будто собака, стряхивая капли воды и превратился в серенького симпатичного волка.
    Потянув воздух носом, он сразу взял след и затрусил по тропинке, куда вёл запах хозяйки. Сделав всего десяток шагов он услышал протяжный вой и увидел её — его маму! Как он мог её не узнать! Большая серая волчица с белым пузом и изумрудными глазами смотрела на него с добротой и любовью.
- Ты сам нашёл меня, малыш, - она подошла и ткнула в него лбом, а потом положила голову на шею. - Когда ты родился, люди забрали тебя у меня и унесли в деревню. Они думали, что воспитают тебя как человека, и ты никогда не станешь волком. Я очень скучала, но надеялась, что тебе и вправду будет лучше среди людей. Поселилась здесь и иногда наведывалась к вам в деревню посмотреть, как ты растёшь. Столько слёз выплакала, и вот ты пришёл. Прости меня! Но теперь мы сможем жить здесь вместе.
Крупные слёзы счастья покатились из глаз Саемана. Он не знал, но он её нашёл! Ту, что всегда ему снилась, такую добрую, нежную и любящую маму! Луна была уже высока и полна, когда два волка, побольше и поменьше, постарше и помладше, затрусили бок о бок в лес.

Иллоуриан

- Дядя Дракон, дядя Дракон! Расскажи про то, как ты у нас оказался! - кажется этого человеческого драконенка зовут Лила. Они все похожи и мелкие, но у нее ярко-рыжие волосы, как пламя, так что ее отличаю. Ну и она самая громкая.
 - Драконьи яйца, Лила! Я только заснул. Сейчас я тебя съем!
 - Не съешь, дядя Дракон. Я не вкусная и костлявая, - Лила смеется, не веря моим угрозам. Маленькая егоза. Рядом с ней стоят еще несколько чумазых драконят, в смысле, ребят.
 - Ну хорошо… Жил да был молодой, сильный и красивый дракон по имени Иллоуриан…

Больше всего на свете это дракон любил вкусно поесть. Но, вопреки всеобщему мнению, людей он есть не любил. Пробовала несколько раз, да все попадались ему то костлявые, то воняющие чем-то противным, то слишком жирные. А об латы одного слишком ретивого рыцарька дракон чуть не сломал зуб. Прознал он, что в одной близлежащей стране есть замечательное место, где люди выращивают свиней (а вот свининку как раз дракон очень даже уважал), и решил поселиться там рядом, чтоб совершать свои набеги на крестьянские поля. Ему-то много не надо, он и не только домашний скот может есть - и сам поохотиться горазд. Но хочется же иногда чего-то домашнего.
 Задумано-сделано. Лететь было не так чтоб далеко. Всего-то половина от половины дня. И вот, пролетая над большим городом, дракон не выдержал и решил покружить над ним, не то красуясь своим бронзовым чешуйчатым брюхом, не то высматривая нельзя ли чем-то подкрепиться. Ничего подходящего не нашлось, зато его прекрасную тушу высмотрели королевские солдаты, которые смекнули, что такую прекрасную тушу можно продать алхимикам, а также не менее прекрасные зубы, замечательные когти и прочие красивейшие драконьи составляющие. Кинув общий клич они быстро выстроились не то в свинью, не то в еще какую неприличную фигуру, и отправились на охоту за драконом. Дракон не сразу понял, то толпа людей с яркими тряпками, на которых нарисована корона, мечтает о слишком близком знакомстве с ним. И даже немного покружил еще над ними, для устрашения, так сказать. Может, конечно, большая часть и устрашилась, о чем свидетельствовал некий неприятный запах, начавший исходить из этой воинственно-настроенной толпы, но несколько смельчаков осталось. Вот один-то и выпустил роковую стрелу, которая попала дракону прямо большое пузо. Смертельной эта рана не была, но дракону все равно было больно, и страшно, что уж греха таить. Заревев от избытка разнообразных нечеловеколюбивых эмоций, дракон взлетел выше, чтоб ни одна коварная стрела не сумела до него добраться, выпустил струю пламени прямо в гущу отряда, и разбрызгивая шипящую раскаленную кровь, помчал прочь из города. Сил и злости на полет у него хватило еще на пару четвертей часа, после чего он, приметив небольшую деревню и, главным образом, большой лес за ней, направился в этот самый лес. В лесу он нашел большой ручей, около которого он приземлился и попытался выдрать из брюха стрелу. Но только от малейшего прикосновения к древку ему становилось так больно, что решимости становилось все меньше. Дракон чуть не взвыл от отчаяния, но тут внезапно услышал дребезжащий голос. Человеческая самка, - он сразу определил это по запаху еды. Так пахнут именно те, кто часто готовит. Женщина была маленькой, меньше чем остальные люди, с белыми волосами. Она, будто ни чуточки не боясь, подошла к раненому.
 - Что, чешуйчатый гад, чудище поганое, больно тебе? Могу помочь, но и ты мне помоги в ответ.
 - Что тебе надо, человек? - говорить дракону было трудно. Мало практики, да и форма челюсти не слишком приспособлена.
- Я помогу тебе, а ты мне, - сказала человечка. - Я старая Герда.
- Я согласен, - дракон очень хотел избавиться от стрелы. А помощь? Что люди могли попросить у дракона? Сокровищ? Да у него все равно их нет, но он что-нибудь придумает. Главное, вылечиться.
 Старуха подошла вплотную, схватилась за стрелу и, неожиданно сильно дернула так, что стрела выскочила. И мигом приложила к ране какую-то мокрую тряпку. Дракон хотел было возмутиться, что его не спросили, не предупредили и вообще ему больно, но почувствовал, что боль утихает, а от тряпки будто исходит приятный холодок, от которого становится совсем хорошо.
 - Что чешуйчатый, лучше стало? - Герда посмотрела на дракона, дружески похлопав его по морде. - Сейчас я тебе пузо помажу мазью. Завтра уже от раны и следа не останется. Вот тогда и потолкуем об ответной помощи.
 На следующий день дракон с удивлением понял, что человечка его не обманула и рана действительно затянулась и уже не беспокоила его. Он попил воды из ручья, слетал на охоту, съел вкуснейшего молоденького оленя, полетал вокруг деревни, около которой оказался и с радостью понял, что именно здесь и выращивают свиней, о которых он так мечтал. На закате к нему пришла старая Герда, да не одна, а с целой толпой. Рядом с ней особо выделялся очень толстый человек. Явно местный главный.
 - Здравствуй, чудище поганое, - ласково поздоровалась старуха. - Это вот староста наш деревенский, и вот еще несколько важных сельчан.
 Староста храбро вышел вперед и поклонился.
 - Господин дракон, - церемонно начал он, что очень польстило дракону. - Мы вынуждены просить вашей помощи. А эта ведь… госпожа Герда сказала, что вы теперь не откажете. Значится.. У нас тут деревня большая, хорошая. Люди дружные, поросей мы выращиваем. Это животные такие. Так вот в нашей Свиновке (так деревня наша называется) свиньи самые лучшие, чем во всей стране. Даже король только ее и ест. Но вот как старый король умер, от нового молодого коз… его величества, конечно, совсем житья не стало. Только налог отдадим, он другого сборщика присылает. И все больше и больше требует. Теперь и дюжину свиней каждый месяц, и десяток золотых с каждой проданной свиньи. А свиньи сами-то столько не стоят. Так к чему это я? Подумали мы, что надо как-то отвадить отсюда всех этих крово… уважаемых людей. А вы уж, говпосди дракон, будьте так добры - посодействуйте.
 - Мы уже все придумали с умными людьми, а ты уж подыграй, будь добр, чудище поганое, - попросила старая Герда. Вот там вон за лесочком спрячешся, огонь пустишь - мы кругом сеном разложим, да в эту трубу порычи грозненько. Она твой рык переделает так, будто здесь целая стая твоих сородичей.
 Дракону идея показалась забавной.

  Из письма главного сборщика налогов Юлиуса Хитрого:
"Спешу доложить Вашему Величеству, что деревни Свиновки к глубокой скорби больше нет, так как захватили ее чудовища мерзкие поганые, драконами именуемые. Лично видел собственными глазами, как кружили они огромной стаей над поселением этим, охваченном огнем. Полыхало так, что за несколько верст видно было. А уж как рычали при этом - вообще не передать. Таким образом, разумею, что больше незачем туда посылать наших сотрудников ибо вряд ли там остались люди или свиньи. Касательно же драконов не разумею что делать и полагаюсь на Вашу умнейшую мудрость и величие, хотя смею заметить, что стая там просто драконов там не одна дюжина".

 Из подслушанного разговора между придворными.
 “Говорят, что наш хитрый налоговик Юлиус внезапно снялся с места, продал дом, и уехал вместе с женой в неизвестном направлении. За несколько дней до этого кто-то видел его выходящим из лавки алхимика. Уж почему этот добрый человек так внезапно уехал неизвестно, но мальчишка-посыльный из этой самой лавки уверяет, что дескать хозяин заплатил господину целый мешок золота за маленькую бутылочку с какой-то темной жидкостью. И выглядел при этом чрезвычайно довольным… Точно говорю вам, уехал в южную страну этот Юлиус, заведет там себе еще несколько жен и будет жить припеваюче!”

[Sashetta]

Зоряна

В главном зале было шумно, гости общались, не глядя хватая дешевые закуски, которые разносили ребята. Непыльная работа, в прошлом году Зоряна и сама так лавировала между людей, а под шумок можно и стащить парочку с подноса. На месте не съешь, заметят, но можно потихоньку проглотить в туалете или ночью, перед сном.

Сегодня, впрочем, Зоряна в зал не пошла, и закуски проводила равнодушным взглядом. За неделю до приёма некоторых воспитанников начинали кормить лучше, чтобы они не предстали перед гостями изможденными скелетами. И на сей раз Зоряна была в их числе.
Это был тот самый год. И тот самый день. Когда она выйдет туда не как разносчица, а как …
Девушка подумала об этом и поморщилась. Хозяйка говорила про это: «Представим вас господам, на которых, может быть, вы будете работать, если у вас хватит совести вести себя прилично». Но в шестнадцать лет уже перестаёшь верить в сказки, особенно когда встречаешь на базаре тихую тень, в которую превратилась бывшая подруга после того, как покинула приют.
Ты не получишь денег на этой работе. И ты не сможешь с неё уйти. И тебе останется только молиться, чтобы твой господин был добр. А это бывало редко.

Зоряна потеребила тонкий холодный браслет с единственной горячей нитью, скользящей по металлу. У неё ещё были шансы. Её родителей не порадовал ребёнок, который заставляет игрушку лететь к нему по воздуху. Не порадовал настолько, что они отнесли её в приют совсем ещё крохой, где на руке защелкнулся тот самый злосчастный браслет, надежным колпаком прикрывший магию, которая бурлила в ней.
Но она подслушала, как хозяйка говорила с помощником. И оказалось, что её силу можно продать дороже, а тот, кто платит… не станет же он портить дорогой товар? Она знала, что иногда люди только и делают, что тратят, чтобы испортить, но всё равно надеялась на лучшее.

– Идём, – хозяйка надавила на её спину, подгоняя. – И улыбайся!

Толпа притихла, глядя на Зоряну. Та, в свою очередь смотрела на толпу.
Хозяйка привычно рассказывала, что сегодня приют выпускает из-под своего крыла ещё одну малышку, которой нечего будет кушать и негде работать, а ведь у неё завидный магический дар, который мог бы пригодиться в хозяйстве.
Зоряна её не слушала, скользя взглядом поверх голов, – воспитанников хозяйка ставила на небольшой постамент, чтобы их можно было рассмотреть даже из самых дальних уголков.
Она могла немного видеть, но с этим нужно было быть осторожнее.
Зоряна прижала к бедру руку с браслетом, но всё же взглянула ещё раз. Темная масса колыхалась красными всплесками. Где-то усталость, где-то раздражение, где-то липкий тёмный интерес.
И тут, короткой вспышкой, среди людей мелькнуло что-то интересное.
Зоряна повернулась туда, распахнув бледные, почти бесцветные глаза, из-за которых её в приюте прозвали «дохлой рыбой». Точнее… пытались прозвать. Впрочем, это всё равно уже было в прошлом.
Она присмотрелась, и мягкие губы расползлись в едва заметной робкой улыбке. Она уже знала, с кем она уйдет сегодня из приюта, и это было её спасением.

***
– Хозяйка приюта сказала, что в детстве у тебя был дар, – Маг был стар: седые волосы подстрижены коротко и сквозь них просвечивала кожа, лохматая борода, напротив, топорщилась почти до груди.
Не настолько хорош, чтобы продлить свою жизнь или считал, что такой вид будет производить впечатление на клиентов? В любом случае, даже если бы Зоряна спросила, он не ответил бы.
– Да, господин, – девушка склонила голову, замирая в неловкой покорной позе. – Меня поэтому и отдали в приют. Но теперь на мне браслет. Бра… бло… – она сбилась, силясь выговорить слово, но не справилась, заменила: – Закрывающий.
– Блокирующий, – поморщился маг. – С возрастом магия уходит, скорее всего в тебе и не осталось уже ничего. Может, будет всплеск, если браслет снять, но это старое будет. Впрочем, посмотрим.
Он прошел вглубь коридора, махнув Зоряне, чтобы шла следом. Дом у мага был небольшой, двухэтажный, в лесу подле города. В самом городе селились только лучшие, а так, за воротами те, кому места не хватило. Или денег. Были ещё и травники, но что-то подсказывало Зоряне, что нет у её нового хозяина сушеных связок на чердаке.
Немножко, для себя, это вполне вероятно, но не для продажи.
– Браслет я пока снимать не буду, мудрёный он, посмотреть надо, как оно делается, – маг прошел в гостиную и опустился в глубокое обшарпанное кресло перед камином, кивнул на камин Зоряне. – Разожги давай. Да и рано его снимать. Тебя б грамоте пока обучить, а уж потом может, и покажу пару фокусов. А пока по хозяйству будешь хлопотать. Дело-то тебе привычное, я надеюсь?
– Конечно, господин, – она проворно разожгла огонь, задвинула тяжелую решетку и украдкой отряхнула руки. Решетку надо бы почистить, а то ещё за сажу на платье отругает. – Мыть-убирать, постель перестилать обучена. Готовить только простое что-то умею, у хозяйки свой повар имелся, а мы только на общей кухне работали.
– Ничего, – маг отмахнулся. – Разносолов тут и не надо. Сама есть будешь что осталось, поняла? Дом чистый должен быть. Потом с клиентами помогать начнешь, как освоишься. Жить… а жить на чердаке можешь. Дам уж тебе одеяло, может и подушку какую найду.
Зоряна склонилась, принимая волю мага.

Чердак был завален старым хламом, но маг разрешил его разобрать. После приюта это казалось королевскими покоями. Там можно было вытянуться на полу, – твердом, холодном, зато лежать можно было долго. Неспешно одеться, даже умыться из приготовленного с вечера тазика. Маг вставал далеко после полудня, а завтракал и того позже. Ложился, правда, тоже заполночь, но вечером он не любил горячей еды. А поставить закуски и принести бутылку вина, совсем не то, что возиться на кухне.
Без дела, впрочем, Зоряна не сидела. Дом хоть и был небольшим, но за последние годы маг успел его запустить. Особенно ей нравилось убираться в библиотеке: потертые обложки и тусклые буквы завораживали, влекли за собой. Так и хотелось провести рукой, открыть и вдохнуть этот теплый затхлый запах.
Если маг замечал, что она смотрит на книги, то смеялся:
– На привороты смотришь, даром что неграмотная, а всё девка. Научу тебя читать попозже, а коли силы будут, можешь и парням головы в деревне крутить.
Зоряна смущенно улыбалась, опуская взгляд в пол и крепче сжимая древко метлы. Она знала, что он не будет её учить.

Шло время, шутки становились всё реже, а маг всё меньше замечал свою помощницу. Она постепенно становилась на свою роль, для которой её и брали. Молчаливая и миловидная тень, которая подносит гостям чай, и про которую можно небрежно говорить:
– А это помощница моя, приютская. Вот грамоте обучу, и в ученицы пойдет, видели браслет? Магичка!

Гостей было немного. У мага не было ни жены, ни детей, ни друзей в городе. Только изредка заходили клиенты за какой-то мелочью: кашель, ребёнок беспокойно спит, муж налево посматривать начал, сны страшные мучают, сил нет. Всё то, с чем справится каждый маг, будь у него хоть толика силы, но за что городские берут не в пример дороже.
Зоряна слушала и запоминала. И смотрела, что делает маг, старательно повторяя пассы у себя на чердаке.

Так продолжалось несколько лет, пока, наконец, она не принесла своему хозяину очередную бутылку ночью. В тот раз это было не вино. Настойка. Зоряна сама делала их летом, часть они продали, часть маг оставил себе, согреваться зимним вечером. Дешевый самогон, кое-как почищенный магией, на котором она и настаивала ягоды, стоил не в пример меньше вина, а голову дурманил куда как сильнее.

Всё как обычно. Но в тот вечер тихое потрескивание поленьев в камине прервал мягкий, уже женский, не девичий, голос:
– Сегодня приходила жена мельника с младенцем. Сказала, что уронила, а тот всё кричит и кричит. Вы ещё дурман на него наложили.
– И? Орать-то перестал, – маг недовольно покосился на работницу, наливая себе настойки и беря с подноса кусочек вяленого мяса.
– Но он же не просто так кричит, значит болит что-то…
– Бабы, – презрительно хмыкнул маг, делая большой глоток. – Одна дура роняет, другая жалеет. Помрет он, помрет. Ниче, нового родит, у вас это просто выходит. А мне книжку искать, рецепты смотреть, смотреть, что там у него… так у самого голова разболится.

Зоряна проследила, как движется кадык на шее, загоняя настойку глубже в старое тело.
Тихо звякнул об пол тонкий браслет. Горячая нить, надежно скреплявшая давно треснувший металл, втянулась в гладкую мягкую кожу. Книжек про лечение у мага было больше всего, и они даже не стояли на полке, пылились в дальнем углу. Их Зоряна прочла первыми.

Воспитанников приюта никто не учил читать. Их учили работать, их учили убирать, вежливо улыбаться старшим и терпеть, но читать и писать – это был удел богатеньких домашних детишек, которые могут тратить на это время: сидеть в теплых комнатах за деревянными столами, и слушать важного учителя.
Но мужу хозяйки очень нравились миленькие светленькие девочки. А Зоряна хотела знать, что делать с силой, которая уже тогда начала просачиваться через браслет, и которая разорвала его пару лет спустя.

Она молча смотрела, как начинает корчиться старый дурак в кресле. Как безвольно опадают дряхлые руки бесталанного мага, а выцветшие глаза стекленеют. Легче всего замаскировать яд горечью дешевого пойла.
Зоряна бросила несколько слов, и тело перед ней рассыпалось пеплом. Убирать придётся, но уже для себя, а это приятно даже.

Она достала мешочек, где лежали волосы – с живого ещё срезанные, правильные. Надолго хватит.
Один тонкий волосок лёг на ладонь. Она прошептала тайные слова и поморщилась, чувствуя, как обвисает кожа, как начинают ныть старые кости. Повернулась, посмотрев в длинное зеркало у стены.
На неё смотрел старый маг, её хозяин.
Только глаза были чуть ярче, чем прежде.

Лаенна

Сухие сучья громко трещат, объятые пламенем, и я сонно жмурюсь, глядя на костер. Огонь разрывает воздух в своей отчаянной пляске, вьется, оседает и вновь взмывает вверх, и так хорошо лежать рядом с этим воплощением страсти и борьбы, лениво посматривая то по сторонам, то в усыпанное звездами небо.

Ты сидишь напротив меня, по другую сторону костра. Огонь разделяет и соединяет нас, его отблески прячутся в твоих светлых волосах, сверкают из твоих темных глаз, ласкают твою загорелую шею. Ты наслаждаешься этой ночью, жаром костра, шорохом ветвей, запахом трав... мной.

Даже много лет спустя ты будешь вспоминать этот вечер с нежностью и щемящей сладковатой тоской. Ты будешь приходить на эту полянку, когда тебе нужно будет развеяться, ты будешь вспоминать загадочную девушку с волосами такими длинными, что они стелятся по земле, в тонком платье, в котором ей не холодно даже в самую прохладную ночь. Ты никогда не поймешь, почему не можешь забыть меня, хотя все, что ты знаешь обо мне — мое непривычное имя, травянистый вкус моих губ и то, что я предпочитаю слушать, а не говорить.

Ты будешь помнить обо мне, и ты навсегда свяжешь в своем воображении мой образ с этой полянкой, со старой мохнатой елью и молодой сосенкой, с острым запахом хвои и нежным ароматом фиалок. Ты будешь приводить на эту полянку своих детей, а после — внуков.

Ты будешь ценить лес, будешь любить его, и никогда не срубишь здесь ни одного дерева. Даже на Рождество ты предпочтешь нарядить елку прямо в лесу, вместе с хохочущими ребятишками, которые придут вместе с тобой. Вы развесите на ее ветвях золотые банты и красные блестящие шары, вы будете бережно касаться ее колючих игл, вы будете счастливы, как и всегда в этом лесу. А потом вы пойдете домой, к теплому камину, легко касаясь по дороге веток кустов и стволов деревьев, как будто поздравляя с Рождеством старых друзей.

Ах, мой милый, если бы ты знал. Если бы ты знал, что еще так недавно не было здесь этой полянки, и не было этого прекрасного густого леса, и только несколько старых деревьев помогали мне не отправиться в Подземный мир. Так недавно, совсем недавно для меня, и так давно, невозможно давно для тебя, ведь ты смертен и не знаешь так многого.

В те времена я не была так прекрасна, как сейчас. Мои чудесные темные волосы не доставали до плеч. Моя золотистая кожа была испещрена царапинами и порезами, похожими на следы от пил и топоров. Рваное платье едва прикрывало мое исхудавшее тело.

Мои деревья, мои чудесные, полные сил и жизни деревья были безжалостно срублены, спилены, повалены, уничтожены.

Ах, мой милый, если бы ты знал, как я была зла, как я была несчастна. Боюсь, если бы тогда ты появился рядом со мной, ты бы не вернулся домой. Многие не вернулись. Их тела находили на вырубке, пугались, объявляли это место проклятым, но возвращались снова и снова, стругали доски, строили дома — корысть всегда была сильнее страха.

И тогда я вспомнила свой зеленый солнечный лес, я приникла к старому тополю, взяв от него силу — ровно столько, сколько нужно было, чтобы зажили раны и порезы, чтобы затянулись прорехи в моем платье. И я вышла к людям, осторожно, начиная с маленьких и беззаботных, с тех, в ком еще не угасла любовь ко всему, что живет и цветет.

Я научила их играть в тени старого дуба. Я подала им идею, и их отцы повесили на одну из его ветвей легкие качели. Я подсказала им, что если крепко обнять древесный ствол и закрыть глаза, то можно услышать проророчество. Я шептала им в маленькие ушки, приникшие к грубой коре.

И когда они выросли, когда они пришли сюда с молодыми саженцами и лопатами, я знала, что все сделала правильно.

Ах, мой милый, если бы ты знал, как я танцевала среди свежих, только что вкопанных, содрогающихся на ветру прутиков. Как я дарила им силу, любовь и жизнь, пока не начинала кружиться голова. Как я берегла их в жару, укрывала от ветра, согревала горячими пальцами в морозы.

Мой лес вернулся, и вернулась я — сильная, молодая и прекрасная. Ты очарован мною, и это именно то, что мне нужно. Я улыбаюсь тебе, любуюсь твоим красивым лицом и сильными руками. Ты очарован мною, и хоть ты никогда не получишь меня, я позволяю себе очароваться тобой в ответ, пусть и ненадолго.

Ведь я — лес, я — жизнь, я — любовь.

[Sashetta]

Барроузи

Осенний лес был немногословен и плотно укрывал хвойными лапами от суеты поселений и дорог. Барроузи шагнул в многослойный мох, и ель, опустив за ним вечнозеленый занавес, отсекла все ненужные звуки.
Предзимний лес увядал с величавым достоинством - Барроузи же просто старел. Он искал здесь отзвук того, что происходит в душе, но деревья порицали его. Сосны возвышались, гордо выпрямив спины, а плечи Барроузи поникли под тяжестью слабости, и сплетенные в косы седые волосы коснулись земли.
Ремесло наемника забрало у Барроузи многое - возлюбленную, друзей, покой родителей, уважение соплеменников, твердую почву под ногами и еще много возвышенного из ученых свитков. Возраст безжалостно отнимал остальное - зрение, ловкость, гибкость суставов, твердость памяти, привлекательность в чужих глазах. И с каждым днем потери становились существеннее.
Следы Барроузи никогда не остывали - за ним постоянно следовал кто-то из наполненного смертями прошлого: мстящие подельники, горюющие любовницы, остерегающиеся творители судеб. Начеку следует быть всегда, а Барроузи на днях осознал, что толком не видит цель на расстоянии пятидесяти шагов. А ведь началось все с того, что девушки в тавернах перестали наматывать на пальчики локоны, бросая игривые взгляды на молчаливого блондина, да только поначалу Барроузи оправдывал это сменившейся модой - теперь всем жгучих южан подавай. Но все объяснялось проще - некогда густая белая грива пожелтела и свалялась в куцые хвостики, пронзительно-синие глаза потускнели и почти затерялись в морщинах, могучие мышцы спрятались под сухой иссеченной кожей цвета талого льда, а руки скорее напоминали лапы дьявольской птицы или гигантской ящерицы. Прямо скажем, только на очень изголодавшуюся хозяйку постоялого двора такой гость. Но долго оплакивать внешность не пришлось - сначала Барроузи не разглядел безопасную тропку и по колено угодил в топь, а несколькими днями позже не успел увернуться от прыжка взбешенной лисы. И впервые за долгие годы Барроузи стало страшно.
Он думал обрести успокоение в лесу, где и скрыться от света проще, и дышать легче, но чувствовал себя мятущимся чужаком даже в знакомых местах. Однако ногам терзания были неведомы, и они несли его все глубже и глубже в чернолесье.

...На третий день дороги, наполненный чертыханиями и настороженностью, Барроузи вышел к невиданной глуши - словно окаменевшая паутина прикинулась цепкими ветками, словно заморская вязь шипами застыла в воздухе. Потрогал рукой - будто намертво зарешечен участок леса. Хотел было обойти странное место, да словно вокруг огромной клети шел - все плотнее плетение, все мудренее кружево. И уже готов был он в обратном направлении двинуться, как раздался из самой сердцевины жалобный плач.
Не раз слышал Барроузи народные пересуды о болоте-пересмешнике, что голосом человеческим стонет, да о лихих колдуньих песнях, что гибель пророчат, но только смеялся над суеверными. А плач тем временем все громче становился - словно почуял страдалец,  что есть кто-то рядом.
Недолго боролись в Барроузи осторожность и сердце - размял огрубевшие руки, вытащил нож из голенища и давай прорубать себе путь в чащобу. Все ладони изранил, все лезвие затупил, но пролез-таки через преграду, а на побуревшей листве волчонок исхудалый лежал и поскуливал. И задумал Барроузи выходить несчастного - разбил лагерь поодаль, разведал заросли в поисках лечебных трав, вынес звереныша из мрачного логова.
И быстро на поправку волчонок пошел, крепчал на глазах, костра не боялся да смотрел так смышлено, будто вот-вот заговорит. И поддался Барроузи мысли шальной, начал понемногу с волчонком беседы вести. Сам, бывало, разговор начнет, а потом будто бы отвечает ему зверь, а Барроузи ему рраз - и возразит что-нибудь, и так пока слова не иссякнут. А после почешет между ушей найденыша, похвалит, угостит остатками дичи и спать завалится. И так день за днем. И никогда не было Барроузи так благостно, и будто бы одиночество отступило, и страх забылся.
Пока однажды не проснулся Барроузи - а волчонка и след простыл, а у костра сидит взъерошенный мальчонка с глазами цвета облепихи и в углях жарит что-то. И вскочил Барроузи, не в силах свой гнев выразить, и из огня голыми руками начал куски вытаскивать, а мальчишка знай смехом заливается. Это я, говорит, волчонок, дяденька. Это меня вы, говорит, выходили.
Не сразу мальцу поверил Барроузи, лишь когда угроз и проклятий запас исчерпал и окрестности обшарил, пригляделся - а у парнишки шрамы точь-в-точь, как у волчонка под шерстью прятались. Подивился-подивился да за расспросы принялся.
Оказалось, не волчонка наемник из клети вызволил, а малолетнему оборотню свободу дал. Сокрушался сначала Барроузи - думал, доброе дело сделал, а не пособником дьявола сделался, да только высмеял нещадно его мальчонка. Тебе ли, говорит, забиравшему жизни, овечкой прикидываться. Тебе ли, говорит, жаждой наживы движимому, другого обвинять.
Задумался Барроузи крепко, целый вечер сидел, голову обхватив, и маячили перед ним глаза опаловые, и мелькали перед ним воспоминания ранящие.

...Чем закончилась та история, спросите?
Барроузи и свои грехи припомнил, и верфольфу злодеяний придумал, но никак решить не мог, как поступить ему с отродьем зла. Убить - жалко. Убежать - невозможно. Скрепя сердце, предложил парнишке сотрудничать. Так и быть, мол, всему научу и глаза на твои особенности закрою, ведь пропадешь ты один, неразумный. Ничего не ответил волчонок, но куда ж ему деться - поймет, что не главный, да пойдет в подмастерья.
А на утро очнулся Барроузи в середине той самой клети, но стянулись разрубленные ветки и стали еще крепче прежнего. Заметался наемник в панике - а никак за пределы не выбраться, ни оружия, ни силы, ни магии. Только парнишка хохочет, из-за плотной решетки невидимый.
Смеялся оборотень, что его, благородного хищника, Барроузи счел ниже себя, стареющего наемника. Волк против шавки! Немыслимо.
- Так пускай примет жертву болото, - сказал на прощание мальчик.
И, едва затух костер, оставил он Барроузи в самой глуши. В темноте и тишине, как тот и мечтал.
Вот только покой помаленьку откусывала подступающая топь

[Sashetta]

С вас угадайка, а либо ночью, либо утром, получите, кого рецензировать

[Next]

Какая прееееелесть.) И я сегодня что-то любитель видеть всякие отсылки к книгам и фильмам (или фантазировать, что я их вижу?)

Автор первого текста, кажись, читал "Ритуал", мою любимую книгу у Дяченок. Ну, или Сашетта читала.

Автору пятого спасибо за отсылочку к "Пятому элементу"

Автор текста про Зоряну, возможно, читал Громыко.

А троллиху из второго текста мне жалко. Прирежет ее этот Михей, как пить дать, а за ее голову ему эту телочку с золотыми волосами в жены дадут.

А в общем, текстовушка мне нежнейшим образом нравится. Пожалуй, перечитаю еще на раз.

[Nat_nat]

Aw, как мило получилось Мне очень хотелось "теплых сказок", и таки да. Хотя где там сказочный свет надежды в последнем рассказе - я не знаю)
Хурраша прекрасна, что тут еще сказать.
Спасибо автору Иллоуриана за много улыбок)
И Лаенна - любовь просто.

[Next]

Хотя где там сказочный свет надежды в последнем рассказе - я не знаю)

У пацаненка он.

[Nat_nat]

У пацаненка он.

Ну да, это как "А я несу вам весть о четвертом тексте, теплом и трогательном, как новорожденный волчонок:" и картинка волк пасть оскал РРРРРРР)
(я не знаю, к этому ли тексту она была))

[Next]

Да, кстати, мне тоже понравилось сочетание описания и картинки.) Думаю, именно к этому тексту.)

[Succin]

Какая прееееелесть.) И я сегодня что-то любитель видеть всякие отсылки к книгам и фильмам (или фантазировать, что я их вижу?)

а Марыся чистый сюжет "шоколада" Харрис)
кстати книжку оч советую

[Sashetta]

Я наконец раздала всем рецензентам по тексту) Как только напишите рецензии - будет угадайкооткрывашка и обратносвязь Рекомендую это сделать до завтра, ибо завтра у меня тоже выходной, а потом работа и зомбилежим.

[Next]

Я завтра напишу, сегодня не успеваю уже.

[Sashetta]

Ну, главное, чтоб все сдались до вечера завтра, иначе неизвестно, когда я смогу вас отбратносвязить. У меня все смены утренние, а я после них хочу только спать.

[Cressa]

Сашетточка, рецензии сдавать тебе в ЛС или можно здесь?

[Sashetta]

Можно здесь. Даже лучше, если здесь.

[Succin]

Саеман

Сказка получилась сказковой. Счастливый финал, счастливые волки, все дела.
Бегущая по рукам шерсть испугала. Не стой на пути у шерсти, а то несдобровать тебе!

Но как бы ни была мила и счастлива сказочка, не хватает здесь ещё одного зверька, что меж действий кроется и краешком хвоста всю суть поменять может. Обоснуюшкой его ещё ласково кличут. Без него половину очарования сказка теряет.

Ведь если вспомнить классические сказки, даже для самых маленьких, то там всегда есть причина, по которой всё именно так, а не иначе.
Да, герой может идти-идти и наткнуться на какой-то волшебный предмет. Но этот предмет не будет финалом, а чтобы финал был и был счастливым, герой что-то делает, смекалку свою проявляет, загадки всякие решает. Вон сколько маленький мамонтёнок в мультике прошел, чтобы найти себе маму.

Так что сказка милая, но мне не хватило чего-то между уходом волчика от селян и встречей с мамой.

[Cressa]

Лаенна

Что-то это мне напомнило из кинематографа. Что-то витает в воздухе, не уловлю никак, где-то между Малифисентой и Золушкой как ни странно. В первой были могучие деревья-лешие на её стороне, а вторая была столь добра в общении братьями нашими младшими, что наверное вместе напоминает.
Очень добрый поучительный текст к финалу, полностью собран из описаний, ощущений, дыхания и чувств леса. Хотя я предпочитаю тексты с выраженным экшном, этот захватывает интерес читателя благодаря дымке, вуали, не сразу открывая, что или кто стоит за Лаенной, от чьего имени идёт повествование. В общем, текст оставляет благостное впечатление и доброе настроение с ноткой грусти за то как мы ухаживаем за нашей матушкой природой.
Авторство? Возможно, Шинанай? Видишь тёплый ламповый текст? Ткни в Шинанай!

[Sashetta]

Авторство? Возможно, Шинанай? Видишь тёплый ламповый текст? Ткни в Шинанай![/size]

Мимо

[[Begotten]]

Ну, главное, чтоб все сдались до вечера завтра,

Нервно хихикнулось.

Мне досталась Хурраша.
Мне прям понравилось, что она мне досталась, потому что само имя звучит дико вкусно.
Чем хорош текст - в отличие от некоторых тут выдержана стилистика прям на ура. Кстати, ожидала, что последняя фраза будет "Не люблю ждать. Михея люблю", но это было бы уж слишком не по-тролльски.
Вот вообще не представляю, что сказать, автор, не обижайся, это скорее хорошо, чем плохо, тут только завистливо вздохнуть "было круто, оставило послевкусие и небольшой - в меру - голод". И фраз немного, а картинка полная, ну красота.

[Next]

Иллоуриан

Хороший дракончик. Я ему сразу начала сопереживать, пассаж о свининке вызвал горячий отклик в моей душе. Безотказный прием, знаете ли - заставить лирического героя разделять общечеловеческие ценности.

Впрочем, и до этого было хорошее начало с разговора с детишками - яркое, забавное, сразу расставляющее все по своим местам. Тут и "дядя Дракон", который дает нам понять, насколько герой дружелюбен и безобиден для ребят. И путаница в голове дракона между драконятами и человеческими ребятишками. И Лилу из "Пятого элемента", ну да же, да? И прекрасное начало рассказа, которое, с одной стороны, переносит нас в атмосферу сказки, а с другой - заставляет хихикнуть над завидной драконьей самооценкой:

Жил да был молодой, сильный и красивый дракон по имени Иллоуриан…

Ну, а тут свининка, да. А еще динамичный сюжет и много прелестного юмора. Особенно мне понравились вот эти моменты:

они быстро выстроились не то в свинью, не то в еще какую неприличную фигуру

- Здравствуй, чудище поганое, - ласково поздоровалась старуха.

И мелочи, которые поддерживают стилистику, напоминая нам, что дело происходит в сказке. Например, "половина от половины дня". Вроде, малозаметная деталь, а классная же.

А теперь пора признаться, что я туплю. Конец текста я не поняла, и боюсь, дело тут не в том, что написано сложно, а в том, что я не блещу интеллектом. Впрочем, у меня есть оправдашка - насморк, голова болит, вот это все.) Так что прошу пояснения для несчастных и болезных: что за бутылочку купил у алхимика Юлиус и почему уехал?

[Шебуршунчик]

Даарен
 История этого дракона и принцессы напомнила мне "Случай из практики" Киры Измайловой, правда, там трагично закончили оба, здесь же дракон выжил. А еще там драконы тоже могли принимать человеческий облик. Хотя, возможно, двуипостасные драконы не редкость в фэнтези, но мне запомнились именно у Измайловой.
 Понравилась идея с работой профессиональными драконами, интересное обстоятельство.
 В целом текст очень ровный, выдержанный, очень хорошо написанный. Правда колыбельная в начале какая-то странная, не похожая на колыбельную. Кстати, вот эта вот Каринха мне сразу показалась подозрительной, тут же подумала о подставе.
 А вот в финале мне показалось, что то, что Даарен успевает прикрыть крыльями Лорелею это что-то вроде... Мне сейчас не приходит в голову нужное слово, а "компенсация" несколько не подходит. В общем, я рада, что тут он успел, и жаль, что не смог этого сделать тогда, с принцессой.

Марыся
 И снова текст напоминает мне что-то из прочитанного. На сей раз про Бабу-Ягу Никитиной. Там тоже крестьяне к ней приходили. Правда, там главным оружием колдуньи была самонаводящаяся клизма, да и веселее все заканчивалось, а здесь как-то не до веселья. Жесткая вышла история.
В самом тексте понравилась стилизация в начале, думала, там и дальше будет в таком стиле, но это нелегкая была задача в данных условиях. Хотя жаль. А еще интересно, был ли у ведьмы какой-то иной выход, как было в наводке? Впрочем, это мне зачастую хочется все свернуть к благополучному исходу)

 И немножечко из гаданий:
Даарен - Френ
Зоряна - Кресса
Лаенна - Айнанэ
 

[Succin]

Даарен - Белль, я её сразу в личку спалила)

и агаа, теперь-то мы знаем у кого два текста!

Я потыкаю пальцем в небо
Некст - Лаенна
Кресса - Барроузи
Один из текстов Шебуршунчика - Иллоуриан

[Cressa]

Со мной пока мымо

[Nat_nat]

Так что прошу пояснения для несчастных и болезных: что за бутылочку купил у алхимика Юлиус и почему уехал?

как я поняла: Юлиуса Хитрого провести было не так просто, поэтому его просто подкупили бутылочкой драконьей крови. Вот тебе, мил человек, денег мешок, а ты постарайся, чтобы нас больше не беспокоили. Ну и кто бы после такого не свалил на его месте?

Я Френ куда только не пристраивала уже, теперь, вроде, дошло, что она - Зоряна?
А Кресса - Саеман?

[Succin]

Я думаю Френ - Саеман, которому не очень зашла наводка

[Шебуршунчик]

Нат абсолютно права. Мне подумалось, что помимо "спектакля" будет надежно еще и подкупить кого-нибудь ответственного.  

Некст, к сожалению, имя было выбрано случайно. Во всяком случае, о "Пятом элементе" я и не вспомнила...  

Может, Марыся - Френ?