Текстовушки. Архив

[Todo Uno]

Два.

[Todo Uno]

Три.

[Todo Uno]

Четыре.

[Cressa]

*потирает ручки в предвкушении

[pysh000000]

Свинни!

[Frenesi]

*умиляется традициям*

[Todo Uno]

Пять.

[Gorioann]

подпишусь

[Кейли]

ждинни  

[Todo Uno]

Шесть.

[Todo Uno]

Предупреждение: не читать за едой. Противопоказано людям со слабой психикой. Строго 18+.
Восприятие данных текстов - исключительно под вашу ответственность, на ваш страх и риск.
Вы предупреждены.

Список авторов:
Cressa
Frenesi
pysh000000
Кейли
Снайпер
Шинанай

[Todo Uno]

1. БАРБАРА ФЕЛЛЕР.

Круг за кругом, день за днем, по одному и тому же маршруту. Этот светофор напротив школы Барбара проезжает двести восемьдесят четвертый раз за год. По одному и тому же сценарию. Загорается зеленый, время жать на педаль газа, но она медлит. Сзади гудят, несколько автомобилей проносятся справа, кто-то крутит пальцем у виска, кто-то вздыхает с неиссякаемым сочувствием: автомобиль Барбары известен всему городу, как и сама Барбара.

Стук в окно заставляет ее вздрогнуть и разжать пальцы, до боли стиснувшие руль. Патрульный жестом просит опустить стекло и, когда Барбара подчиняется, задает привычный вопрос:
– С вами все в порядке, миссис Феллер?

– Я… Да, – отвечает она, хрипло кашлянув. – Да, Антонио, в порядке. Насколько возможно.

Как-то раз Барбара доверилась и рассказала, что в эти застывшие светофорные мгновения она видит, как взлетает над асфальтом тонкое детское тельце, приземляется на голову с мерзким, сводящим зубы хрустом, и исчезает под колесами следующего автомобиля, не успевшего затормозить. Обратно за руль ее пустили, кажется, просто чудом.

И это она не никому не говорила о своих снах!

– Никаких новостей? – тихо спрашивает Барбара, глядя в теплые добрые глаза полицейского. Тот сочувственно сжимает ее плечо и качает головой. Дежурный вопрос, отточенный и машинальный, как реплики актеров на сотом выступлении с одной и той же пьесой. Дежурный ответ. Иногда Барбара действительно чувствует себя участницей дурацкого спектакля под названием «Моя дочь пропала год назад». Сегодня почему-то особенно остро хочется услышать уже чертовы аплодисменты, увидеть, как опускается занавес, и как на сцену выходят остальные игроки с Милли в первых рядах.

Ладно, можно без аплодисментов, просто увидеть дочь.

Попрощавшись с патрульным, Барбара трогается с места. Юджин уже, наверное… Салон оглашается трелью мобильного. Вот и Юджин.

– Барбс, милая, где ты?

– Уже рядом, – устало отвечает она. – Проехала школу.

– Ох, хорошо. Я волновался, – мягко упрекает он. Барбара сжимает телефон в ладони, вмиг вспотевшей, и выдыхает сквозь зубы, глотая взрыв ярости и рвущиеся с языка плохие слова.
Мягко. Ласково. Успокаивающе. С тех пор, как пропала Милли, люди вокруг разучились говорить с другими интонациями. Даже саперы с бомбой обращаются менее аккуратно.

И ведь она даже не рассказывала им о своих снах.

– Я скоро буду, – говорит она и кладет трубку.

Припарковавшись у дома, Барбара несколько минут сидит в машине, глядя на детскую площадку неподалеку. Год назад она чувствовала счастье и всепоглощающую нежность, едва зацепив краем глаза любимые качели Милли. Теперь она чувствует пустоту и видит вспышки под веками, рисующие варианты того, что могло случиться с девочкой.

Но хуже всего – там, в снах. Когда она врывается в комнату и видит истерзанное тело дочери. Сломанные кости, брызги крови, разорванная кожа.
Или – навзничь, вывихнутые бедра, сорванные ногти, кровавое месиво… там, внизу.
Или – истощенный невесомый труп, волосы осыпаются от прикосновения.
Неизменно одно – полный боли и ужаса мертвый взгляд Милли и собственный оглушающе-звериный вой Барбары.

И снова стук в окно заставляет ее вздрогнуть и вернуться в реальность.

‒ Барбс?..

  Ей не сразу удается сфокусировать взгляд на муже; Юджин встревоженно смотрит на нее, прижимая к груди стопку листовок. Барбара кусает губу: сколько еще он продержится? Сколько еще он будет поддерживать ее в этом фарсе? Ведь он наверняка считает еженедельное расклеивание объявлений фарсом, бессмысленной ерундой, год прошел… Никто в здравом уме не может считать, что эти чертовы бумажки могут как-то помочь, да еще и спустя год. Никто. Даже сама Барбара в это уже не верит, а ее ум с той проклятой ночи определенно повредился, это понимает даже она сама.

Барбара вдруг замечает седину, пробившуюся в волосах мужа, и суровые морщины, обрамившие его рот. И вдруг думает – может быть, эти листовки нужны ему самому? Так же, как ей, та коробка в детской?  И выходит из машины, в который раз подавив желание газануть и исчезнуть за горизонтом, растворившись в клубах пыли из-под колес.

Юджин делит стопку бумаг надвое, Барбара берет свою часть, и они в молчании отправляются вверх по улице. Кисть, клей, взмах, шлеп, на следующем листе повторить. Рутина. Барбара расклеивает объявления о пропаже машинально, наизусть проговаривая текст: темно-русые волосы, карие глаза, 12 лет, пропала тогда-то и там-то, сообщите по такому-то телефону… Мысли вновь возвращаются к коробке: потрепанная тетрадь с первыми стихами дочери, кривая собачка из бисера, недовязанные митенки, кукла Джинни, пустой флакон из-под цветочной воды… Каждый вечер Барбара вынимает их, любовно перебирает, расчесывает волосы куклы, поправляет петли вязания. И кажется, что звучит перезвон спиц, и звенит смущенный смех, и льется дочкин голос, неуверенно декламируя стихи. И кажется, что она рядом. И кажется, что все хорошо. Ведь, вот, вот ее запах.

Что-то шлепает Барбару по голым лодыжкам. Опустив взгляд, она видит листовку. Судя по свежему клею, ее только что сорвало со столба.

– Юджин, – зовет Барбара, сглатывая тяжелый горячий камень, зародившийся в горле и подпирающий нижнюю челюсть. – Юджин, мы ее не найдем. Понимаешь? Не найдем.

Весь мир превращается в размытое дрожащее пятно, когда слезы наконец льются, словно прорвав плотину. Юджин обнимает супругу, шепчет, что просто нужно верить, что Милли вернется, просто думай, думай, что она уехала, будто бы в другую школу, будто бы в колледж, она вернется, Барбс, обязательно вернется.

Подняв голову, она заглядывает в его глаза, когда-то – изумрудно-зеленые, а сейчас – будто бы пылью подернутые:
– Ты в это веришь?

Юджин молчит.

[Todo Uno]

2. ШАНА ЧАВИНСКИ.

Стук капель по полу.
Одна за другой.
Кап.
Кап.
День за днем.
Непрекращающейся чередой коротких мягких ударов об пол.
Кап.
Он был здесь всегда – как и я. Возможно, мы зародились вместе, я не уверена. Но в этом звуке я чувствую что-то привычное и родное.
Кап.
Кап.
Размытой бесконечностью дней.
Кап.

Я просыпаюсь и вижу перед собой ровно то же, что и всегда – деревянные стены, деревянный пол, неустойчивая стопка из одиннадцати книг. Почти полная темнота. У моего истертого матраса стоит свеча, и я берегу ее так, как берегут самое ценное. Сплю урывками, просыпаясь от шальной мысли «она потухла!». Под матрасом я храню коробок спичек и упаковку  толстых свечек – я очень боюсь остаться здесь без единственного источника света. Даже несмотря на успокаивающий перестук капель (так со мной разговаривает мой Бог).
Братец Тед смеется надо мной. Говорит, что я глупая и что я боюсь ерунды. Говорит, что тьма не должна меня пугать, во тьме не видно грязи этого мира. Говорит, что поэтому ночь благословенна.
А я не знаю, что такое «ночь». Не знаю, что такое «день», «утро», «закат», «рассвет», «звезды», «трава», «ветер», «солнце», «ромашки», «окно», «часы». Я никогда этого не видела.
В одной из книг, что братец Тед дал мне почитать, «Коллекционер», говорится о девушке, которая, как и я, живет в созданном специально для нее мире. Но я с трудом продираюсь сквозь слова. Я не знаю, что такое «бабочка», и представляю себе пушистое квадратное чудовище, отдаленно напоминающее камень, лежащий в дальнем углу моей комнаты. Я не понимаю, чем живет героиня и что ее окружает. Я теряюсь в догадках, почему она живет среди неизвестных мне приятных вещиц, которые ей при малейшем капризе приносят, а мне достаются лишь хлеб, оборванные тряпки и пустое ведро.
Братец Тед, находясь в благодушном настроении, рисует мне ответы на вопросы «А автомобиль как выглядит? А медведь? А на что похожа конфета?», объясняет, что такое образование и этикет, а еще учит меня словам – «Чуешь этот запах от меня? Он алкогольный. А видишь, какое настроение у меня сейчас? Игривое. А сейчас я попрошу тебя снять трусики, и ты будешь какой? Послушной».

Кап.
Кап.
Братец Тед часто собирает мои волосы в кулак, вжимает меня лицом в угол комнаты или в матрас и яростно трется продолговатой твердой штуковиной между моих ягодиц, пока теплая жидкость не начнет течь по моим ногам.
Кап.
С кончиков пальцев.
Кап.
Перестук на время становится неровным.
А потом братец Тед засыпает, чтоб при пробуждении увидеть то, к чему я так привыкла.
Кап.
Кап.
Пока я плачу по непонятным мне самой причинам.
Кап.

Братец Тед часто придумывает игры.
- Проглоти этот пакет, - говорит он, показывая кулек на его ладони. Под целлофаном медленно шевелятся десятки червей. Безглазо тычутся друг в друга, извиваются.
- Я не буду этого делать, - я надеюсь, что мой голос звучит твердо, но он хрипло  дрожит: сказывается недостаток общения. Иногда я пытаюсь петь то, что читаю, чтобы дать голосу окрепнуть, но все тщетно, я едва могу связать несколько слов.
- Если ты не сделаешь этого, я скормлю их тебе по одному, - братец Тед наклоняется ближе, и его пьяное дыхание ласково шевелит мои волосы. – Представь, как они выходят из тебя. Только ты думаешь, что кошмар закончился, как нет, еще один скользкий, гладкий червь выскальзывает из твоей узенькой попки и падает на землю.
Я представляю себе звук одновременно упавшего десятка капель – наверняка именно так звучит выпавший червь, и поспешно соглашаюсь. Мой бог говорит мне слушаться.
И я проглатываю пакет, давясь, неумело ругаясь, вместе со слезами, задыхаясь и пытаясь подавить тошноту.
- Хорошая девочка, - говорит братец Тед, гладя меня по голове – все более быстрыми движениями. Я знаю, что сейчас будет. Я знаю, что сейчас мне снова терпеть странное прерывистое сопение. Я знаю, что скоро опять морщиться от специфического запаха.
Я читала в одной из книг, что у человека пять чувств. У меня с ними все было просто: вижу древесину, слышу стекающую воду, дотрагиваюсь до ткани, ем хлеб и обоняю сперму. Кажется, это называется именно так. Когда я дотрагивалась до белой лужицы кончиками пальцев, я вспоминала описание медузы в атласе, который порой из любопытства листала. Тед словно бы приоткрыл мне дверцу в мир, который мне неведом. Более того – я даже не особенно верила, что есть какой-то другой мир, я воспринимала все написанное как красивую выдумку.
- Такого ведь не бывает, верно? – спрашивала я, показывая обложку «Снежной королевы».
- Конечно же, нет, - хрипло смеялся в ответ братец Тед.
Меня даже не интересовало, откуда он приходит. Я видела очертания лестницы, ведущей вверх, и люк, сквозь который иногда пробивалось тусклое свечение, но не испытывала никакого желания подняться или хотя бы спросить, что там.

На днях со мной случилась какая-то неприятность – по бедрам начала течь кровь и никак не останавливалась. Похоже, это взбудоражило братца Теда – его глаза блестели, запах алкоголя становился все отвратительнее, и он то и дело прибегал проверить, не затянулась ли моя рана. На все расспросы он лишь отмахивался и приносил новый лоскут ткани.
Сегодня утром все прекратилось, и пахнущий вином братец Тед трется об меня спереди, неуклюже раздвигая края давно бесцветного платья.
- Ты же такая сладкая, - повторяет он бессвязно. – Такая теплая и податливая, ну не упрямься же. Сколько времени прошло, в самом деле. Не каждый мужчина будет столько ждать, а ты счастливица.
Накануне он заставлял меня изображать лошадку, весело смеялся и, хлопая себя по бедрам, бросал мне под ноги непонятные семена - «овес». Когда я недостаточно высоко поднимала колени, он ударял меня кнутом, и я плакала от неожиданности и обиды.
- Лошади не плачут, дура, - и кнут снова опускался мне на плечи, на спину, обвивался вокруг голеней.
А потом он привязал меня к балке, заткнул рот и оставил без еды – за непослушание. Поэтому сегодняшнее утро было для меня не таким, как все: вид изменился.
Кап.
Кап.
Хоть что-то как раньше.
Кап.
А сегодня он принес с собой садовый шланг – с лишь ему известной периодичностью братец Тед решал меня помыть.
Иногда он просто окатывал меня водой и уходил. Порой же просил принимать разные позы или надевать принесенные им вещи. Когда я это делала, он резко и быстро дергал рукой, пока не появлялась уже знакомая мне белесая жидкость; когда же я отказывалась, он окатывал мои ноги кипятком, а потом бил по ним пряжкой ремня.
И вот, сегодня он заставил меня раздеться, обошел вокруг несколько раз, облил водой, а потом прижался вплотную, лицом к лицу, и я впервые подумала, что братец Тед – очень взрослый, намного старше меня. Я была так удивлена этим открытием, что почти не почувствовала, как у него набухает ниже пояса. Видимо, моя растерянность пришлась ему по вкусу - он схватил меня за бедра и прижал к себе так, что я закричала.
- Почувствуй его, малышка, - бормочет он, расстегивая одной рукой штаны. – Ты уже достаточно взрослая, чтобы принять его внутрь, давай же.
Я не понимаю толком, о чем он, но прошу остановиться. Я пытаюсь сопротивляться, но удерживающая меня за талию рука слишком сильна.
Когда он набрасывает ремень от брюк на мои запястья, я начинаю кричать.
Невыключенный шланг заглушает стук капель, и я впервые не слышу поддержки своего Бога.
- Не нужно так, сладкая, - братец Тед тянется к моим губам, и я испуганно ударяю его лбом в лицо.
- Ссссука, - он отшатывается и падает, поскользнувшись на мокром полу. – Когда я доберусь до тебя, ты пожалеешь!
Но я уже взбегаю вверх по лестнице – голышом, как есть.
На пороге мне кажется, что я слышу приглушенное капанье. Добрый знак. Я улыбаюсь и с замиранием сердца шагаю в неизвестность.

[Todo Uno]

3. ТЕД ЧАВИНСКИ.

- Ну, что же, давай начнем. Какое сегодня число?
- Семнадцатое, - охотно ответил испытуемый. Называть его пациентом пока нельзя, а официальный термин "арестованный" доктору  никогда не нравился.
- Хорошо. А день недели?
- Вторник! Док, у вас календарь на столе.
- Да, конечно. До сих пор к нему не привык.
Вторник был выставлен на календаре сознательно. На самом деле за окном изолятора было тридцатое мая, четверг. Испытуемый продолжал жить вторником. Тем самым вторником, в котором, словно комар в янтаре, застыла его жизнь.  
Доктор, конечно, читал полицейскую сводку. И даже общался с детективами - старший горел пламенной яростью и шипел что-то про Сан-Квентин, младший брезгливо и нервно оттирал и без того чистые ладони. Именно они проводили первые допросы - с девочкой и с арестованным. Но почему-то только государственный адвокат, которого обязали явиться на первое слушание, заявил о необходимости психиатрической экспертизы ввиду полной невменяемости подозреваемого. Детективы явно пытались довести дело до суда и обойтись без всяких экспертиз.
Впрочем, без экспертизы мог обойтись и доктор. "Опасный психопат" буквально светилось на Чавински. В его натянутой, приклеенной к губам улыбке, как у хостесс в дорогом отеле, в медленном переборе пальцами складок на одежде, в долгом, немигающем, выцеливающем взгляде. Не спасала даже грамотная, хорошо поставленная речь актера.
- Кем ты работаешь, Тед?
- Волшебником.
- Поясни?
- Мы устраиваем праздники детям. Дарим подарки, веселим их. И я - волшебник.
Все встало с ног на голову в этой обезумевшей стране. Несчастный ребенок вырос и стал дарить счастье другим детям. Счастье, о котором сам он и представления не имел.
- А почему ты выбрал это занятие? Тебе нравится работать с детьми?
- Очень, док, - улыбка стала шире, обнажив неестественно белые зубы. - Я всегда хотел иметь сестренку, играть с ней, но не сложилось... Вот и решил наверстать.
Наверстал, с лихвой. От души. Искалеченной и больной, правда, но это частности.  
- Но ведь у тебя была сестренка.
- Недолго, док. Она... - Тед поморщился, улыбка погасла. - Она утонула. Несчастный случай.
Про это доктор тоже знал. После смерти девочки за семьей начали наблюдать - были подозрения, что в домашнем бассейне она захлебнулась не сама. Во дворе были отчим и старший брат - девятилетний Тед; с трудом верилось, что никто не заметил, как Шана ушла под воду и больше не вынырнула. Но полиция не смогла ничего доказать.
Из отчета школьного психолога: мальчик замкнут, депрессивен, на контакт не идет. А чего вы ждете от мальчика, у которого буквально на глазах утонула сестренка?  
Родители считали, что Шану утопил именно Тед, и за это превратили его жизнь в ад. Лишили игрушек - привет, склад полусгнивших плюшевых медведей в мокром подвале. Били - и он бил пленницу, если она вела себя "плохо". Иногда не кормили - вот они, кукольные чашечки. При этом мальчик старательно задушил в себе злость на родителей, убедил себя в их правоте, занавесился своей улыбкой и выпорхнул в мир этаким Безумным Шляпником. Вот только в зеркале перед Шляпником отражался Бармаглот.
- Ты давно работаешь волшебником?
- Три года.
Хотя на самом деле шесть. Те три года, в которые он чаще был надзирателем, чем волшебником, почему-то в памяти Теда не отложились. Потому и не бежал он от полиции - просто не помнил, что есть, за что его преследовать. Интересно, а его коллеги, соседи, почтальон, наконец? Никто не замечал, что у парня каждый день - семнадцатое марта? Или все брезгливо отворачивались, как детектив Сантос во время слушания?
- Ты знаешь, почему тебя здесь держат?
- Держат? Мы ведь только приехали, док.

[Todo Uno]

4. БАРБАРА ФЕЛЛЕР.

"- Мне нужна твоя одежда, ботинки и мотоцикл.
    - Ты забыл сказ..."
   "... дцать тысяч долларов. Эту сумму грабители..."
   "Только у нас, не пропустите! 20% скидка каждому, кто купит два набо..."
   Юджин как обычно бесцельно переключает каналы. Раньше я ворчала на него за это, а сейчас... Юджин снова щелкает пультом, и на экране появляются смазливый бледный парень и девушка брюнетка, постер с которыми до сих пор висит в комнате Милли. "Ну переключи же канал!" - клокочет внутри меня, мне невыносим этот фильм, который Милли засматривала до дыр, но Юджин почему-то откладывает пульт.
   Не выдержав, я выхожу на кухню выпить стакан воды, а затем иду спать. Так заканчивается 998 день.
   ***
   - Барбара, Юджин, спасибо, что пришли! - мой младший брат Саймон суетливо забирает мое пальто, он взволнован и безмерно счастлив, но я вижу, как он подавляет это в себе, когда встречается со мной взглядом. Не надо, Саймон, все таки не каждый день твоего первенца привозят домой. Я ободряюще улыбаюсь ему, и он бежит дальше встречать гостей.
   Саймон-младший с серьезным лицом сопит в своей кроватке. Я невольно отмечаю про себя, что нос у него в точности как у брата, а вот пухлые губы явно не его. С Милли было с точностью до наоборот - наверное, это наш фамильный нос. Правда с возрастом Милли стала больше походить на отца. Интересно, какой бы она... нет, нет, нет. Какая она сейчас? Где она? С кем?
    Мы возвращаемся домой на такси. Юджин молчит, хотя обычно он любит бормотать обо всем понемногу в дороге, это успокаивает. У меня ни с того, ни с сего наворачиваются слезы, но я сдерживаюсь. Ради него.
    - Барбс... - говорит он, когда я ложусь в постель, - мы еще... относительно молоды. Может, нам стоит попробовать еще раз?
   999.
   ***
   Я стою перед комнатой Милли, не решаясь войти, но спустя пару минут все же толкаю дверь. Комната все такая же, как и год назад. Как и два года назад. Полиция осматривала ее, но, видимо, сжалившись надо мной, сделала это очень аккуратно. Я не трогаю вещи нашей дочери, только изредка протираю пыль. Кровать застелена все тем же бельем, на котором спала она. На полке до сих пор прилеплена бледно зеленая изрядно пожеванная жвачка. Потрепанный мистер Бигсби все так же сидит в кресле, буравя окружающих одним безумным глазом, потому что второй закрыт длинным плюшевым ухом. Голубой айпод лежит на стопке учебников, а наушники беспомощно свисают вниз. Если его включить, то там будет Кэти Пэрри или, быть может, Рианна. Но он наверняка давно уже сел. Дверца шкафа для одежды слегка приоткрыта, из нее торчит рукав оранжевой толстовки - Милли не особенно любила раскладывать вещи по полочкам. Моя маленькая неряшка... Не маленькая уже.
   Я открываю ящик стола и кладу туда конверт с большой цифрой 15 и поздравительной открыткой. В ящике сиротливо лежат неоткрытые конверты с прошлого и позапрошлого года. А я то думала, что подписывать открытки куда тяжелее, чем просто открыть ящик.
   Звонок телефона буквально взорвал мое сознание. Он был спасением, и в то же время был так... невовремя. Юджин взбудораженно что-то говорил в трубку, а я с трудом понимала что. Полиция, нашлась девушка, похожа на Милли, вроде бы Милли, но нужны дополнительные проверки, и мы не можем поехать к ней прямо сейчас, но сможем поехать завтра.
   Прошла 1000 дней.
   Что еще можно назвать чудом, если не это? И что можно назвать большим кошмаром?
   ***
   Эта ночь, казалось, была длиннее всех дней, которые нам пришлось пережить. Мы так и не смогли заснуть.
   В участке нас встретил молодой офицер полиции... не могу вспомнить его имени. Он сообщил, что наша девочка была похищена каким-то ублюдком, по имени Тед Чавински, который почему-то выставлял ее своей сестрой Шаной, господи, что за имя? Ей каким-то образом удалось вырубить его и сбежать, после чего он был арестован. Зачем он это сделал? Что он с ней сделал?
   Потом, все потом.
   Главное, Милли жива. Она здесь. Мы сейчас увидим ее.
   Я так ждала этого момента, и оказалась совершенно к нему не готова. Я представляла ее совсем другой, хотя все же прошло три долгих года, так? Я ищу на ее лице что-то родное, знакомое... ну вот же, ее голубые глаза, слегка вздернутый нос, да? Да она, выходит, переросла меня на полголовы. Меня окатывают эмоции, и я не могу сдержать слез, когда мы с ней совершаем несколько деревянные объятия.  
   Юджин стоит бледный и не знает, что сказать. Да и что тут скажешь?
   Отсчет прекратился. Все закончилось.
   ***
    Но Милли изменилась. Настолько, что с каждым днем мне все сложнее убеждать себя, что это - мой ребенок. Она мало что помнит из своей прошлой жизни, но психолог сказал, что это последствия травмы и рекомендовал нам с Юджином быть терпимее, пока в полиции разбираются, что с ней произошло.
   И я стараюсь. Видит Бог, стараюсь!
   Но я тоже человек.
   Она почти не отзывается на свое имя! Что ей вбил в голову этот Чавински?
   Впрочем, к черным футболкам и тяжелой музыке я отнеслась философски - Милли подросток, подростки протестуют, да еще и после всего, что с ней произошло. Я позволила ей быть собой.
   А через неделю обнаружила возле мусорного бака мешок со смятыми постерами и... мистером Бигсби. Его подарила Милли бабушка на ее 10-летие, перед своей смертью, Милли очень дорожила им. Моя Милли. Но не... Шана.
   ***
   Юджин задумчиво мнет кролика в руках. Вот сейчас он мне скажет, как обычно, что это просто игрушка, что Милли тоже тяжело, что она не понимает, что творит, что не только она изменилась, но и мы отвыкли жить с ней, а я только накручиваю себя, и почему бы нам всем вместе не съездить в пригород на пикник.
   - Мы должны заказать генетическую экспертизу, - Юджин бережно положил кролика на кровать и, не глядя на меня, вышел.
   Я бессильно осела на пол.

[Todo Uno]

5. МИЛЛИ ФЕЛЛЕР.

Потому что стены сжимаются, а потолок давит, и нечем дышать.
Стены подвала в прошлом, но объятия той, которая считает себя матерью Шаны, — тоже стены.
Как и надежда в ее глазах.
Забота и любовь (на самом деле они не для Шаны, а для той девочки, Милли) - стены.
Ежеминутные проверки, что Шана здесь и никуда больше не денется, - стены.
И недоверие того, который не считает себя отцом Шаны, - стены.
Тяжелый, разоблачающий взгляд.
Хочется закричать, что она не виновата, она не обманывает, она и не думала притворяться их Милли.
Но закричать не получается.
Потому что стены сжимаются, а потолок давит, и нечем дышать.
Она не помнит ничего, кроме подвала.
Это темное клубящееся Ничто, вытеснившее ее память о прошлом, - тоже стены.
А самые толстые стены — это настоящее имя Шаны — Милли Феллер.
Старые фотографии, где Барбара и Юджин обнимают смеющую девочку, - стены.
Любимые игрушки той девочки (куклы, лего, нелепый плюшевый кролик) — стены.
 И неотступное чувство вины, за то, что Шана никак не может почувствовать себя той девочкой — стены.
Тяжелое, грызущее чувство.
Хочется закричать, что она не виновата, она не обманывает, она и правда не может вспомнить.
Но закричать не получается.
Потому что стены сжимаются, а потолок давит, и нечем дышать.
Шана не любит выходить на улицу днем. Без стен она кажется себе совсем маленькой, уязвимой и беззащитной, ярчайшая лампочка по имени Солнце невыносимо слепит, и видно, что небо — всего лишь стеклянный потолок.
Но по ночам она распахивает окно, залезает на подоконник и. Наконец-то, дышит.
Потому что звезды — это прорехи в стеклянном потолке ночного неба.

[Todo Uno]

6. ЮДЖИН ФЕЛЛЕР.

Сквозь прозрачную гардину в спальне я смотрел во двор, где укрывшись пледом в кресле качалке сидела и читала Шана. Три долгих года мы с женой не находили себе места, ждали. Ждали, что однажды она вернется. Каждый раз засыпая ночью я прокручивал в голове события того дня, когда исчезла Милли, надеялся снова увидеть её во сне, надеялся, что мироздание подскажет нам, где искать. Полиция с ног сбилась, ища нашу дочь. Но новостей не было: ни хороших ни плохих. Я уверял свою супругу, Барбару, что у нас есть надежда, что мы обязательно найдём Милли, не позволял ей опускать руки и даже в мыслях прощаться с нашей девочкой. Но сам плохо верил в то, что говорил: подобные случаи редко имеют счастливый финал. Если пропавших находят, то, как правило, спустя небольшое время. А здесь тянулись дни, недели, проходили месяцы. Как-то раз по дороге с работы я зашёл в тир и провел там 2 часа. Снова и снова целясь по мишени я представлял невидимого врага, укравшего у нас дочь, прелестного юного ангела. Потом я купил ружьё и стал регулярно стрелять по банкам в поле за нашим двором. И снова я представлял призрака похитителя, которому непременно вышибал мозги. Пуля попадала то в глаз, разрывая внутренности, я видел как кровь брызжет в стороны, орашая зеленую траву, как похититель удивленно вздрагивает, как раскалывается череп и как уже бездыханное тело немигающим одним глазом уставившись на меня, падает будто мешок картошки. Другой раз я попал ему ровно в переносицу, крови почти не было, лишь обугленная пулей дырочка с чуть рваными краями свидетельствовала о ярости, копившейся у меня внутри. Иногда я срывался и делал несколько выстрелов подряд, накачивая грудь ублюдка горящими пулями, быстро перезаряжая ружьё.
И вот она здесь. Спустя три года, когда надежда почти угасла, когда дни стали протекать тускло и уныло, сменяя друг друга, мы получили звонок из полиции, что наша дочь Милли нашлась, живая и невредимая. Ошарашенные и неверящие мы помчались в участок. Полицейский рассказал нам, что Милли сбежала от своего похитителя, ударив его найденным и спрятанным обрезом трубы под ванной. Похититель, некто Тед Чавински, уже задержан, и с ним работают полицейские. Похоже, человек не вполне здоров психически. Он похитил Милли и удерживал её, потому что считал девушку своей сестрой Шаной. Несколько раз ему приходилось переезжать с места на место, увозя с собой Милли-Шану с завязанными руками и глзами. Вот переехав на очередное место Милли нашла обрубок стальной трубы, улучила момент и вырубила похитителя, когда тот не ожидал. Она обратилась за помощью и оказалась в полиции. Милли вполне здорова, похититель не издевался над ней, не насиловал, кормил и всё надеялся, что Милли начнёт откликаться на Шану и что они станут одной семьёй.
Мы забрали Милли-Шану и вернулись домой, деньки потекли прежним чередом. Жена всячески окружила Милли любовью и заботой будто пытаясь компенсировать то время, что Милли была не с нами. Сначала я был счастлив, а потом... Потом мне стали сниться странные сны: я видел в них прощающуюся со мной Милли и возникающую Милли-Шану, другую, взрослую. Я стал присматриваться к вернувшейся девушке и чем больше я наблюдал за ней, тем больше меня посещала навязчивая мысль, что это не она, не наша дочь. Да, несомненно есть какое-то сходство с нашей Милли, исчезнувшей три года назад, но есть что-то едва неуловимое иное. Исчезли милые хитрые складочки в уголке глаз, когда она заливисто смеялась, нет больше открытой и доброй улыбки, обнажающей белоснежные зубы, движения стали более резкими и порывистыми: Милли двигалась плавно, будто плыла. Прежняя Милли была очень любознательной и буквально засыпала нас с матерью вопросами, у неё есть целая коллекция энциклопедий, к которым Милли-Шана больше не притрагивается. Забыты стали игрушки, которые Милли так любила. Плюшевый кролик мистер Бигсби, с которым она всегда засыпала и который ждал её на кровати все три года, теперь пылится в углу. Её прикосновения стали чужими, смех настораживать, а присутствие - пугать.
- Юджин, как ты можешь так унижать нашу дочь после того, что она пережила?
- Барбара, мне это нужно, понимаешь? Я должен быть уверен. Иначе это сомнение сожрёт меня изнутри. А что касается унижения, тут я с тобой согласен. Нельзя допустить этого. Но мы же можем это сделать как-нибудь, чтобы Милли, чтобы она ничего не узнала?
- Да, но...
- Что «но»? Я наконец повернулся лицом к супруге и посмотрел ей прямо в глаза. Её губы дрожали.
- А ты думал о том, что мы будем делать, если твои сомнения... Словом, если ты окажешься прав?
Я тяжело вздохнул. Я не знал, но продолжать жить и делать вид, что всё по-прежнему, что мы — семья, не было сил. Мы были слишком измотаны поисками на протяжении трёх лет. Мне нужно было это доказательство, чтобы успокоиться и перестать мучиться сравнениями прежней Милли и вернувшейся Милли-Шаны. Я был сам себе противен, что приходится загонять жену в угол:
- Вот видишь. Ты сама допускаешь мысль...
Я подошел к Барбаре и крепко обнял. Её тело дрожало, дыхание сбилось тихими всхлипами.
- Не бойся, дорогая. Мы вместе. Нам послали испытание, и нам было не просто его пережить, но всё почти позади.
- Хорошо, Юджин. Я помогу сделать это, можно взять её волосы с расчёски. Но знай, - жена отстранилась и взглянула на меня, слёзы высохли, а взгляд был черствым и сухим, - я не позволю тебе лишить меня дочери снова.

Я с ужасом ждал результаты генетической экспертизы, понимая, что, если мои сомнения подтвердятся, то останусь и без жены и без Милли. И вот долгожданный пакет с результатами был у нас в руках. Затаив дыхание мы с Барбарой вскрыли его: результат не оставлял сомнений — Милли-Шана и есть наша Милли, наша доченька. Слёзы отвращения к себе самому, что заставил жену пройти через это, хлынули из глаз, смывая напряжение и очищая истерзанные сердце и душу.

[Кейли]

/)_(\

а я-то думала, что мне досталась жуткая наводка..

[Todo Uno]

Я думаю, что сейчас все, кому не досталось наводки, тихо радуются.

[Todo Uno]

Я на пятом тексте. Причём в момент его получения.

[pysh000000]

Тот случай, когда история страшна своей реальностью.

[Frenesi]

Палаником запахло.

[Todo Uno]

Как вы понимаете, разгадывать тут по сюжету нечего, всё предельно понятно. Угадывать можно авторов текстов.

[Todo Uno]

Милли угадана, Юджин нет. Я не заморачивалась на гендерные совпадения в этот раз.

[pysh000000]

Шана - Френ?
Снайпер - Юджин?

[Frenesi]

Шана - Френ?

Йа.

*сидит, обняв колени, в уголке*
Что мы написали-то, а.

[pysh000000]

Я заметил совпадение мелких деталей, видимо Тодо передавала их от игрока к игроку, ибо таких совпадений невозможно добиться. Но это делает картину более целостной.

[Frenesi]

Например?)

[Todo Uno]

Шана угадана.
Юджин не Снайпер, а вот Шинанай вполне себе снайпер - 4 и 6 безошибочно.

Все мелкие детали писали игроки. Я только плюшевые игрушки привела к единому знаменателю (медведя и жирафа заменила на кролика), и имя мужа Барбары в первом тексте поменяла, потому что тупо забыла дать его игроку в наводке.

[Cressa]

Не, я не по гендеру, по стилю похоже. Тогда ткну еще №6 в Крессу.

Тыкай в меня, тыкай сильнее   мну разгадали
Мой текст как-то выбивается из общей картины